По имени Шерлок. Книга 3 (Черновик Закончен!)

— О, эти неблагодарные люди! Только от них можно ожидать подобного — я спасаю ему жизнь, а он, мало того, что пинает меня ногой, как ненужный хлам, так еще и собирается убить!

Пинает ногой? Да ладно, не может быть!

Я подошел к так небрежно отброшенному мной округлому предмету, равнодушно перешагнув через лежащее на пути тело. Откатившись, тот повернулся другой стороной, и я понял, что это не что иное, как голова. Латунная, когда-то отполированная до блеска, покрытая сложной вязью узоров, а теперь измятая, изцарапанная, варварски, "с мясом" оторванная от туловища механическая голова ягуара.

Немного подрагивающими руками я поднял голову и поставил ее вертикально, лицом к себе на груду обломков.

— Разочарован?

Прежде, чем ответить, я поневоле задумался. Придя сюда в поисках виновника всего произошедшего, я не видел в этой роли никого иного, кроме кровавого Тлалока. Безумный бог, который, в моем представлении, должен был восседать на горе из черепов и закусывать сердцами своих жертв, валялся среди куч механического мусора в заросшей пылью и грязью комнате, больше напоминавшей тюремную камеру. Был ли я разочарован? Скорее растерян.

Видимо, приняв мое молчание за согласие, голос продолжил:

— Впрочем, я могу тебя понять. Не всем нам удается соответствовать ожиданиям. Я так полагаю, прежде чем удовлетворить свою жажду отмщения, ты меня выслушаешь? Кстати, могу тебя уверить, что я вовсе не хозяин этому несчастному.

Голос по-прежнему раздавался у меня в голове, и было странно ассоциировать его с этой безжизненной, искореженной частью механизма, которая теперь возвышалась на груде ей подобных.

На самом деле, я вовсе не был уверен, что именно этот кусок металла и является Тлалоком, признаюсь, не сильно бы удивился, если бы оказалось, что это лишь спектакль, призванный меня запутать.

Но, стоило лишь мелькнуть в голове этой мысли, как механическая голова с тихим щелчком подняла веки, и я увидел глаза, очевидно вырезанные из какого-то драгоценного камня, если, конечно, в то время, когда они были изготовлены, не умели варить стекло.

— Поспешу развеять твои сомнения, это действительно я, — тихий, невыразительный голос, который издавала голова, звучал неприятно, вызывая своим тембром самый настоящий мороз по коже.

Был еще некий диссонанс в том, что я видел открывающуюся звериную пасть полную зубов, а слышал ровный и спокойный человеческий голос. Но это были уже детали. Самым главным было то, что говорила действительно голова, сомневаться в этом не приходилось.

— Ты что, мысли читаешь?

— Отнюдь! — голос снова начал вещать только мысленно. — Просто ты не умеешь контролировать эмоции, и твое недоверие было просто написано на лице.

Потихоньку, я начал ощущать злость. Да! Не буду скрывать, я шел сюда с определенными мыслями и конкретным настроем, а убедившись, что родители Шерлока и его дядя действительно погибли, собирался в первую очередь наказать виновных, чего бы мне это не стоило.

По многим косвенным признакам, которых к концу моего путешествия скопилось уже неприлично много, я сделал вывод, что это действительно все, финал. И цель, к которой я шел все это время — именно тут, а не где-то еще.

Но этот несчастный обломок некогда сложного механизма, никак не тянул на роль главного злодея в этой истории, так значит ли это, что она еще не закончилась? Или все вовсе не так просто, как мне казалось изначально?

— Ну что, малыш, готов ли ты выслушать мою сказку? — на этот раз в голосе прозвучала неприкрытая насмешка.

Я, решив не реагировать на его подначки, бросил куртку на пол и уселся прямо на нее. В кармане звякнул таймер, напомнив о времени. Впрочем, его было еще много, уж, по крайней мере, должно было хватить на рассказ.

— Я готов. И кстати, почему забытый туземный божок крохотного племени в горах, разговаривает так грамотно? Как-то это неестественно, — я не старался обидеть его специально, но прозвучало обидно.

— Бог говорит с каждым на его языке. А я, все-таки бог, хоть и такой, — мне показалось, или в его словах послышалась горечь? — Ну так что, ты готов выслушать мою историю?

— Начинай.

— Итак, эта история началась почти пятьсот лет назад, по крайней мере, за этот период, свидетелем которого мне довелось быть, я могу отчитаться. Я был создан людьми, лучшими мастерами племени вайтукку, которым были подвластны и не такие чудеса. И, если бы ты, мой друг, не сбежал сломя голову из крипты совсем недавно, то мог бы увидеть своими глазами то благословенное время.

— У меня был приступ клаустрофобии, — почувствовав жар на своих щеках, я разозлился. Еще не хватало, чтобы меня заставлял краснеть какой-то древний кусок меди.

— О да, я в курсе того, насколько вы, люди, нефункциональны, — мне показалось, или в его голосе действительно прозвучало превосходство?

И кстати, а откуда он знает о том, что происходило в крипте? И вообще, как он получает информацию о мире, находясь в этом каменном мешке? Не забыть бы спросить.

Тлалок, тем временем, продолжал, судя по всему, полностью погрузившись в воспоминания:

— Люди вайтукку в то время были действительно очень сильны, и будь они хоть на малую толику воинственны, без труда захватили бы в свои руки власть далеко за пределами этой долины. Но племя вайтукку было народом мастеров, которых не прельщала ни сила, ни власть, ни жажда наживы.

— Им было знакомо древнее искусство создания живого, ради постижения которого молодые мастера совершенствовались всю свою жизнь. Но давалось это умение далеко не всем, и частенько бывало, что и на склоне лет, потратив годы и годы, мастер не мог его постичь.

— И тогда, видя, что древнее мастерство столь капризно, и все меньше становится людей, готовых отдать жизнь ради овладения им, лучшие искусники племени вайтукку решили создать бога. Бога, основным стремлением и единственной радостью в жизни будет служение племени. Бога, которому они решили передать свое умение создавать жизнь. Бога, который и послужил, в итоге, причиной гибели своих создателей.

— Так, они создали меня, — голос умолк на несколько секунд, как будто заново переживая те события, или набираясь сил для дальнейшего рассказа. Затем, продолжил:

— Первые десятилетия с момента моего рождения были временем максимального расцвета культуры вайтукку. Вместе с моими создателями и лучшими мастерами племени, мы постоянно работали над улучшением жизни людей. Механические охотники загоняли и сами ловили дичь, крохотные механические обезьянки собирали фрукты, с помощью изобретенных мной резаков и погрузчиков были построены каменные дома и эта пирамида, которая впоследствии стала моим склепом.

— Впоследствии? А чем же она была раньше?

— О, это была обсерватория, мой друг.

Очевидно, мои широко открытые в изумлении глаза выглядели забавно, так как голос явственно хихикнул:

— Неожиданно, да? А ты думал, тут всегда людям животы пороли?

— Нет, но... Обсерватория? Это же... Должны быть линзы, телескоп, — я попытался представить когда-то виденную картинку.

— Все это было. Тут много было того, чего давным-давно нет. Не забывай, сколько лет прошло. Это было время настоящего благоденствия. Да только не прошло и жизни одного поколения, как все начало разрушаться.

— Люди вайтукку, привыкшие жить в сытости, не прикладывая для этого никаких сил, окончательно забыли не только искусство создания механизмов, но и еще более древнее — охоты и выращивания маиса. За них все делали механические помощники, которых было создано превеликое множество. И пока их было достаточно — в том не было беды. Но прошли годы, и ситуация начала меняться.

— Закат начался с того момента, когда истощилась жила самородной меди, которая была единственной в этих горах. С этого момента производство новых механизмов стало невозможным. Но, сказать честно, работы было полно и с тем, что осталось. Ведь к тому моменту, когда это произошло, живых мастеров-механиков уже не было, и все приходилось делать мне самому.

— Тебя послушать, так звучит так, будто ты вовсе и не бог, так какая-то прислуга, — я не смог удержаться от еще одной подначки.

Примерно с полминуты Тлалок молчал, потом, вздохнув, ответил:

— Видишь ли, мой друг. Когда меня создавали, важно было соблюсти тонкий баланс, чтобы сил, которые мне дают, было достаточно для служения народу вайтукку, но недостаточно для того, чтобы повелевать им. В итоге это вылилось в то, что возможностей у меня было не так уж и много — я мог создавать механизмы, но не мановением руки, а таким же тяжелым, кропотливым трудом, как и мои создатели. Разница была лишь в том, что я делал это быстрее, и мог работать круглые сутки. Но даже этого времени мне не хватило, чтобы удержать на вершине камень судьбы вайтукку, стремительно катящийся под гору.

— Следующее столетие все балансировало на грани, мои механизмы, число которых все быстрее и быстрее сокращалось, пока обеспечивали комфортное проживание племени, хотя уже не такое сытое и беззаботное. Но, в один из дней, произошло еще одно событие, которое действительно стало началом конца.

— Один из мужчин вайтукку обнаружил неподалеку от деревни новое растение, которого никогда раньше не видел. Очевидно, семена были занесены снаружи недавно прошедшим ураганом. Не знаю, зачем он решил начать жевать его листья, но сделав это, через несколько минут внезапно ощутил себя самым счастливым человеком на свете, и продолжал быть им на протяжении двух часов. С этого момента жизнь племени круто изменилась на ближайшие двести лет.

— Если до страшной находки вайтукку хотя бы напоминали людей, то теперь они превратились практически в растения. В этот период, помимо добычи и переработки пищи, на моих плечи легла задача кормления, так как те, кто попробовал траву хоть один раз, не могли думать больше ни о чем другом. За жизнь трех поколений количество жителей долины сократилось вчетверо. Мне уже вовсе не хватало времени на то, чтобы чинить механизмы, но теперь их и нужно было гораздо меньше.

— Погоди, — снова перебил я. — Это что же такое выходит, ты — бог. Твои люди у тебя на глазах превращаются в наркоманов, а ты ничего не делаешь, только кормишь?

— Да. Именно так. Все дело в ограничениях, которые были наложены на меня при создании. Я не могу навязать свою волю ни одному человеку народа вайтукку, это непреложный закон. Я не могу сопротивляться воле человека народа вайтукку. Но при этом я обладаю собственной волей и могу мечтать, так как иначе не сумел бы создать жизнь.

— То есть, ты просто не мог ничего сделать?

— Именно так, мой друг, именно так. Люди моего народа хотели такой жизни и такой смерти, и я мог только беспомощно наблюдать.

— Но откуда тогда взялись эти черепа? Жертвоприношения? Откуда такая жуткая слава за пределами долины, если это было мирное, медленно вымирающее племя?

— Это началось с появлением в долине человека из-за гор. В то время пришельцам было нечего опасаться за свою жизнь. Вайтукку и раньше были дружелюбны к чужакам, а теперь вовсе не обращали внимания на то, что происходило вокруг них. Но скалы были действительно высоки, и люди снаружи были такой огромной редкостью, что вызвали интерес даже в затуманенных травой мозгах.

— Человек, который пришел в долину, был великим шаманом. Он умел заставить других видеть то, чего не существовало на самом деле, и мог сломить волю любого. Привлеченный отзвуками моей силы, которые почувствовал издалека, он пришел в долину, в надежде отыскать ее источник. А нашел лишь вымирающее племя и их механического прислужника, которого они называли своим богом.

— Не разобравшись в моем предназначении и поначалу увидев лишь конкурента, этот человек попытался уничтожить меня, так как я единственный, кто не подчинялся его воле. И ему это удалось.

— Да что же ты за бог, если тебя так просто могут сломать!

— Я не могу причинять вред человеку племени вайтукку...

— Но это же был пришелец, разве нет?

— Перед тем, как попытаться убить меня, он женился на женщине племени вайтукку и стал его частью. Я не мог поднять на него руку. Он пришел ночью с моим собственным молотом и разбил меня на куски. Какая ирония! Он сбросил меня в шахту обсерватории, из которой я когда-то наблюдал за далекими звездами, и, стоя на ее вершине, провозгласил себя новым богом вайтукку. А мне оставалось лишь бессильно валяться тут, в пыли.

— Но, как оказалось, мое служение вайтукку сблизило нас больше, чем я мог предположить. После того, как те механизмы, которые еще были в состоянии передвигаться, по приказу чужака уничтожили всю дурманную траву в долине, вайтукку вспомнили обо мне и наотрез отказались признавать пришельца богом. Во всем остальном он легко подчинял их, но в вопросе божественности ему так и не удалось их сломить — богом мог быть только я.

— После чего и была придумана легенда о Тдадоке, который был настолько поврежден в сражении с другим богом, который захотел захватить долину, что больше не мог заботиться о ее жителях. А для того, чтобы вернуть ему силу, нужны были жертвы, много жертв.

— А жертвы действительно могли бы вернуть тебе силу? — я не удержался от вопроса, хотя и понимал его абсурдность.

— Конечно, нет. Жертвы были нужны ему. Каждая смерть добавляла капельку могущества, совсем крошечку, но добавляла. По сути, этому человеку несказанно повезло, что он повстречал вайтукку. Его силы не хватило бы на то, чтобы держать в подчинении такое количество обычных людей, но для тех, чья воля уничтожена, ее было достаточно вполне.

— Теперь, все мысли вайтукку были устремлены на то, чтобы добыть как можно больше жертв. Ведь им внушили, что лишь от этого зависит, как скоро божество вернется. А сил захватчика вполне хватало на то, чтобы показывать им медленно выздоравливающего бога, в то время как настоящий Тлалок валялся в куче хлама.

— Хотя, надо сказать, один день из этого непрекращающегося кошмара показался мне почти прекрасным. Дело в том, что через пару десятков лет после своего появления, чужак завел дурацкую привычку спускаться ко мне, и подолгу рассказывать о том, как мучительно умирала очередная жертва. Очевидно, это доставляло ему особое удовольствие, что и не удивительно, ведь запах его безумия чувствовался издалека и искажал мысли людей и даже вещи вокруг него.

— И вот в один, поистине замечательный день, он поднялся на пирамиду. Затем каким-то чудом оступился и упал прямо в центральную шахту с тридцатиметровой высоты. Кстати, если бы ты как следует покопался вот в том дальнем углу, то обнаружил бы то, что от него осталось.

Я невольно поежился, бросив короткий взгляд на темный угол.

— Но, насколько я понял, этим дело не закончилось?

— Конечно, нет. Это было бы слишком просто. У него остался сын, который с удовольствием подхватил знамя, выпавшее из рук отца. Не обладая отцовскими силами, он требовал увеличить количество жертв, а заодно и решил достроить бывшую обсерваторию на свой вкус. Первые черепа сюда принес именно он.

— Но, как оказалось, из змеиного яйца может вылупиться только змея, поэтому не успел он сравняться силами с отцом, как был прирезан во сне собственным сыном. Которого, кстати, ты и убил полчаса назад.