Сказка - ложь...

Кощей вначале подосадовал на заминку, но в следующий момент до него дошел возможный смысл фразы, и чародей замер, судорожно вцепившись когтями в резной декоративный карниз.

— Ты прав, — после минутной паузы, несколько устало прозвучал родной голос. — Я все понимаю, и мне очень жаль. Я вижу, что она замечательная хорошая девушка...

Дальнейшего перечисления Ваней достоинств очевидно своей будущей жены Кощей дожидаться не стал, да и не смог бы, — в глазах темнело, а гул крови в ушах оглушал. Он и вздохнуть-то смог только когда упал в каком-то подлеске, в беспамятстве скребя скрюченными пальцами горло и грудь. Зацепились за цепочку, и Кощей дрожащей рукой поднес кулон к глазам насколько позволяла длина: значит сам... Сам!

Со следующим полузадушенным болезненным вздохом понимание накрыло полностью, как неумолимая штормовая волна утлую лодчонку.

Нет! Нет, нет, нет... Что же это, Ванечка? Как же так!

Рад бы ошибиться, а как? Почему он тогда вообще говорил об этой девушке, ведь чтобы отказаться от свадьбы — разве недостаточно было бы сказать, что сердце твое занято без остатка? И имени называть не обязательно! Ваня никогда в таких вопросах за словом в карман не лез... А тут не заикнулся даже!

Почему?! В чем вина моя...

Чего не хватило? Чего не достало, чтобы не удержать рядом, но охранить и сберечь то, что видел к себе в синих озерах... Как вернуть его?..

О, право слово! Выбор у Бессмертного чародея был весьма обширным! Самое очевидное — извести со света пресловутую девицу, да и весь род царский, раз уж они Ване дороже оказались, — не станет их, останется только он, Кощей.

Ну, или же, заявиться на свадьбу, прилюдно стребовав когда-то даденое Слово. Тоже, чем не выход, как в подробностях ославить Ивана как Кощеева полюбовника да еще и беглого?! Конечно, выход, — сразу вернется возлюбленный, потому что после такого стыда идти больше некуда будет. Чудный способ выказать свою любовь, разве нет?!

Хотя нет, мелко все это, склочно, будто сварливую бабу завидки берут. Более достойно чина Кощеева и славы поднять войско мертвецкое, окружить, пожечь что, порушить, полоняников набрать, и ультиматум выдвинуть — Ванечку-царевича себе залогом... Он ведь наверняка сам прибежит, первым, впереди любых послов и переговорщиков.

А там уже и чарами опутать можно, чтобы не рыпался больше и приказы исполнял... Как, хороша перспектива? Куда лучше, одно сплошное веселие на сердце! Что лучше — видеть в его глазах тупую покорность зачарованной куклы, или усталую ненависть и досаду? Ваня же не поймет никогда ничего подобного, не простит, какая уж тут любовь! Наоборот такое и самую великую ее убьет вернее серпа Мары.

Не говоря уж о том, что если он способен был бы всерьез желать нечто подобное, то давно мог бы обойтись и без Вани. А уж Ваня и вовсе не заслужил.

Он ведь не предавал и не обманул ни в чем. Все, о чем говорил, то и выполнил. 'Я по-другому смогу'... И ведь смог! Ванечка, никогда никто мне еще того не дарил, не давал того, то что ты один смог.

'Вы не пожалеете'... Ты прав, не жалею! Разве можно жалеть о том, что счастлив был? Хоть узнал каково это...

'Вы достойны большего'. К чему оно то достоинство...

Честный ты мой, Ванечка! Вот и уехал, как понял, что остыл, что недостаточно в нем чувств, чтобы соответствовать словам и обещаниям. А что не сказал прямо — может еще сомневался, обдумать собирался, а может и опасался...

'Ваня — меня?!' — горькой волной взметнулось недоумение.

'Да разве бы я мог когда ему что худое сделать?!' — раненным шепотом согласно отозвалось сердце, но было жестко осажено.

Почему бы и нет, мог. Василису же проклял. Правда, больше из-за уязвленного самолюбия, в досаде за обман, что дураком выставила, но все же повод для осторожности...

Или побоялся, что удерживать стану, не отпущу? И ведь правильно боялся! Начни они отношения выяснять, мог и натворить чего, — с неудовольствием признал Кощей. — Вот и выходит, что не в чем тебе его упрекнуть.

Не в чем. Вон, прежде чем о свадьбе объявить — вернул подарок, которому придавал до поры столько значения. И впрямь, нет чувств — нет смысла и в подарке, и тем более — кто ж собираясь под венец, украшает себя драгоценностями от бывших любовников!

Это просто ты горе-колдун не понял. Потому что не хотел ничего понимать, забылся и правда в сказки верить начал, — про то, где навсегда и вместе.

А раз до сих пор не можешь понять, чего же не достало, чего мало оказалось, чтобы сберечь самое дорогое, и как это теперь исправить, как вернуть, — то вот он и ответ. На поверхности лежит.

Просто нет в тебе чего-то нужного и важного, без чего даже такая светлая любовь, как была к тебе у Ванечки — гаснет. Только и всего. Не про тебя это счастье, вот и все...

Что ж, все возвращается на круги своя. Будь счастлив, Ванечка! Молодец — ни чудесами, ни сокровищами не прельстился. Не променял свою семью, свое будущее на колдовского выродка!

Горький шепот перемежавшийся сухими надрывными смешками, наконец смолк, и черная тень снова поднялась в небо, тяжело, будто через силу, рывками двинулась в обратном направлении.

Как и когда он вернулся в замок Кощей не помнил, да и не задумывался. А вернувшись — слег на три дня. Точнее, едва переступив порог, мужчина просто не раздеваясь повалился на постель, — апатия накрыла такая, что даже дыхание сохранялось должно быть лишь потому, что оно не требует осмысленных усилий.

Пока рассудок болтался где-то между явью и забытьем, из глубин памяти как нельзя вовремя всплыла еще одна короткая беседа: тогда боль сосредотачивалась еще только в руках, плечах, спине, из раны на голове все еще сочилась кровь, но человека перед собой чародей различал отчетливо. С губ само собой сорвалось:

— За что?

— О, ничего личного, — с показным сожалением усмехнулся Иван-царевич. — Просто таково было условие прекраснейшей королевны ради скорейшего заключения нашего с нею брака.

У мужчины достало сил презрительно скривить губы:

— Что, надеешься получить от нее больше?

— Надеюсь? — переспросил царевич, похоже, с искренним оскорблением. — Отнюдь, не менее чем верный расчет! Согласись, быть законным супругом и соправителем совсем не тоже, что слыть любовником и мужеложцем! Фи!

— Мразь же ты...

За последние слова он тоже расплатился, как и за собственную глупость в целом. И до сих пор испытывал некоторое подобие стыда за отсутствие должной прозорливости, ведь особых иллюзий относительно того Ивана Кощей никогда не питал, но опрометчиво считал, что раз дело заключается всего навсего в совместном времяпрепровождении ко взаимному удовольствию, то причин для опасений быть не может. Жалел о своей удивительной беспечности? Безусловно, а кто бы не пожалел!

Зато ни об одной минуте с Ванечкой — не жалел и не пожалеет, как бы больно сейчас не было...

Да, именно этого он и боялся, но даже тогда представить себе не мог, что потом может быть настолько худо! Кощей даже всерьез задумался, существует ли зелье отнимающее память, однако тут же содрогнулся от такой перспективы и заставил себя подняться, заполняя пустоту своего существования рутинными делами.

Наткнувшись в мастерской на брошенный кораблик, посмеялся над собой, но сломать рука не поднялась и забросить в дальний угол не вышло. Последние детали, завершающие штрихи — ложились не менее любовно, чем до катастрофы. Оглядев результат, Кощей со вздохом признал: что бы ни было, а все-равно, — артефакт вышел таким как следовало.

Достойный подарок на свадьбу, — он-то от своих слов не отказывается, значит, ему вот как покровителю, например, положено молодоженов одарить.

И... пусть Ваня знает, что... я не сержусь, беды не ждет...

Да что же больно-то так?! В сердце будто игла застряла, не унять никак!

Игла!!! — внезапно измученный мозг пронзила новая мысль. Ну конечно, игла! Если чего-то не существует, то это еще не значит, что несуществующее нельзя сделать!

А в данном конкретном случае даже изобретать и выдумывать ничего не придется. Чары по типу сонного гребешка Яги широко известны. У кого другого вряд ли вышло бы, но он же свою силу ведает! И вкладывать в иголку будет именно ее, кровную, и резерв у чар подпитываться будет от него же, а постоянный контакт с телом уже наверняка не даст прерваться цикличности. Это безусловно не смерть Кощеева, но глубокий сон без сновидений и без пробуждения — это несомненно то, что максимально к ней приближено.

И даже над деталями возиться нет необходимости: всевозможные саркофаги и прочие хрустальные гробы пользуются популярностью и соответственно подробно описаны. А для поддержания границы достаточно будет поставить несколько связующих узлов и запитать их хоть на тот же саркофаг. Так что почему бы и нет!

Он же никого тем самым на произвол не покинет, в горе не ввергнет... А что малодушно это, так судить его тоже некому.

После принятия подобного решения, Кощей испытал если не облегчение, то по крайней мере ощутил подобие спокойствия. Так лучше будет, довольно уж на белом свете сказок про Кощея Бессмертного. И с него самого довольно...

Ничего, скоро уж, осталось вот последние дела доделать, со всякими мелочами разобраться. И так старательно он загонял себя в некое близкое к медитативному состояние, стараясь приглушить острую боль в душе, словно каждый миг она рвалась на мелкие ошметки, срасталось вновь и снова рвалась, что испытал только глухое раздражение, когда его отвлек как всегда незваный гость.

— Кто на этот раз и зачем? — без приветствия поинтересовался Кощей, не вставая с трона.

Серый в явном недоумении оглядывался.

— Да никого. Я так заглянул, уточнить, а Ваня когда вернется? А то вон Василиса уже беспокоится начала...

Кощей дернул губами в бледной усмешке, безэмоциональным тоном сообщая:

— Зря беспокоится. Ваня дома, у родных. И не вернется больше.

Серый крякнул в кулак от неожиданности.

— А... ну... раз так, не взыщи, что я тебя побеспокоил. Пойду я, ага.

— Подожди, — голос чародея остановил его у самого выхода. С отстраненным видом он поднялся и не оглядываясь пошел куда-то вглубь замка. — Это хорошо, что ты зашел.

Окончательно сбитый с толку Волк двинулся за ним следом и передернулся даже, когда чародей не то, что не остановил его, но кажется именно этого и ожидал. Что-то отыскав на полках в лаборатории, пока Серый недоуменно и настороженно оглядывался, борясь с желанием расчихаться от едких запахов, Кощей развернулся к оборотню с двумя соединенными между собой флягами.

— Вот... Ты же все-равно навестишь Ваню. Отнеси ему. А то я, — мужчина чуть виновато улыбнулся, — не подумал сразу. Вдруг, случиться что и понадобится, пусть под рукой будет.

Серый посмотрел на фляги, заглянул в бесстрастное лицо чародея, — и опять на фляги. Сглотнул, покивал и осторожно высказался:

— Ты это, если что, не держи на меня зла...

— Что? Ах... — спохватился Кощей, точно вынырнув откуда-то из глубины, — да, точно. Ты тоже не поминай лихом...

— Ну я пойду, передам? — тихо уточнил пришибленный Волк.

— Да, теперь иди, — безразлично согласился Кощей,

Игла была уже почти доделана.

* * *

Как ни странно, первой 'ласточкой', встряхнувшей Ивана и вырвавшей его из рутинной череды будней, — стал Змей. Сначала пополз слух о чудище, затем уже служилые люди честь по чести доложили, что на Змеиной горке у Кривого лога видели змея, летает, огнем плюется, однако жертв и разрушений пока не было. Ваня задумчиво поглядывал в облака.

И не зря: на следующий день обнаглевшая гадина летала прямо над кремлем. Стоя в сторонке от причитающих женщин и объявленной для стражи тревоги, Иван нехорошо щурился. Змеиная горка, значит? Ну-ну!

Выбирался за город из дворца он очень осторожно, а уж как по лесу ходил — Георгий только диву давался. Если б не один смышлены паренек, которого догадался прихватить с собой Матвей, — потеряли бы. Хотя нет, не потеряли — сомневаться куда именно целенаправленно направляется младший братец не приходилось. Совсем близко они подходить не рискнули, чтобы не спугнуть, однако погода стояла тихая, ясная и голос Ивана был отчетливо слышен.

— Горыныч, что случилось? Ты с какого дуба рухнул, что у моих золовок с племянницами под окнами рассекаешь?

— А как я еще тебя позвать мог, умник? — огрызнулся второй голос.

— Ладно, — примиряюще согласился Иван. — Так с чего тебя вообще сюда понесло?

— Понесло, — взвился Змей, — с того, что Василисушка-свет-Премудрая с Ягой на пару благословляющего пинка дали! Отчего-то они на тебя очень серчают, Яга еще ничего, больше тревожится, а с Васьки — разве что искры не сыпались. Требовала доставить тебя в лучшем виде пред ясны очи.

Иван фыркнул, но несколько растеряно заметил:

— Что ж их так разобрало-то?

— Мне почем знать! За что купил, за то и продаю, — отрезал Горыныч.

— Что ж, — Иван поднялся с земли, досадливо вздохнул, что не прихватил для письма чего-нибудь, не подумал, — дело ясное, что дело темное. Ты лети-ка обратно, передай, что так мол и так, жив, здоров, но пока занят, прощения прошу если как-то обидел. И поторопись, — облаву уже подготовили почти.

— Я вам что, голубь почтовый? — справедливо возмутился Змей.

— Лети-лети, сизокрылый! — усмехнулся Иван, злясь на себя за упущенную возможность хоть письмецо черкнуть любимому чародею. Отчего не сообразил, не догадался вовремя? Эх, Ваня, голова садовая!

Возвратился во дворец он так же скрытно, как и отлучался, не представляя даже, что его вылазка уже не была тайной. Федор внимательно выслушал брата со помощники и их соображения на сей счет, распорядился.

А к вечеру вызвал их снова, поинтересовавшись в крайнем раздумии:

— И как, улетел Змей?

— Похоже на то, государь, — подтвердил исполнительный Афонька под одобрительными взглядами начальников. — Не видели его больше. У купца Антипа, того, который кожами торгует намедни дочка пропала. Искали, вот только нашлась она на сеновале, и не со Змеем, а с конюхом Никиткой. Правда, в туже ночь двоих коней и корову свели. Но лошади у цыган найдены, а корову того, в таборе уже съели... Больше никаких происшествий.

Федор раздраженно махнул рукой: дескать, сами знать должны, что с виновными делать, не о том спрашивал.

— Что думаешь, — поинтересовался он у Георгия, — не прост наш братец, ох как не прост, ежели к нему посыльным Змеи летают!

И порешил:

— Вот что, чтоб с его головы волоса не упало! — на удивленные взгляды неохотно объяснил. — И поосторожнее. Он залог того, что не только Кощей на наши земли войной не пойдет, но и прочие Яги со Змеями вести себя будут прилично и вредить нам не станут.

Как бы ни замысловат был ход его рассуждений, но вывод понравился всем присутствующим. Георгий еще раз напомнил своим людям, что молчать обо всем случившемся нужно не хуже печной заслонки, похмыкал про себя относительно Василисы, на том слежка за не подозревающим о ней Ваней почти закончилась.

Между тем, Иван серьезно раздумывал над странным визитом, не собираясь выбрасывать его из головы. Какой стати Василисе на него негодовать? Что уехал надолго и не предупредив? Так ведь они так, друзья-приятели, не более, единственный, кого он должен был спрашивать о чем-либо и предупреждать, это Кощей. Да и Вася бы из-за такой мелочи, все же бушевать не стала бы, да еще так, чтобы Горыныча за тридевять земель слать. В свете того, самое вероятное, что приходило на ум, — так это то, что Василиса могла что-то узнать. Поделилась с ягой, чтобы та помогла поднапрячь Змея... Но что она такого могла узнать, что не пожелала передать на словах или той же запиской, а лишь требовала его обратно?