— Был бы умнее, выбрал. Посмотрел бы на стены, прикинул, как горы себя вести будут. И выбрал бы нормальное место.
— Тебе легко сказать.
— Я этому научился у Старшего. Лет за двадцать. Если бы он не сбежал, нам бы не пришлось тут кротами работать.
— Сколько лет ты птенцом был?
— Сто восемьдесят четыре, кажется. Вспомнить надо. Я года-то считать научился лет в тридцать.
— Человеческих?
— Нет.
— Сколько лет тебе было, когда тебя обратили?
Усмехаюсь.
Достаточно интимный вопрос. Могу не отвечать.
— Четырнадцать. Или пятнадцать, не уверен.
— Всего?!
— Это по нынешним меркам — "всего". А по тем — я был уже мужчиной, воином, добытчиком. У меня было три женщины, из которых двоих захватил я сам в набеге на соседнюю деревню. В твое время было не так?
Задумывается.
— Так. Мой старший брат женился в пятнадцать. Через год у него родился сын. Сестру выдали замуж в тринадцать, а еще одну — в двенадцать.
— Ну вот.
Выкатываю еще один камень.
В пятнадцати метрах от нас — двое испуганных людей, жмущихся друг к другу. Руки стянуты веревкой.
Запас.
У нас много работы.
* * *
—
* * *
! — говорю с чувством, оглядывая небольшую пещеру. — %%%! ###!
Спящих — не несколько. Их несколько десятков.
Заострившиеся черты лица, бледная, словно мраморная, кожа, по твердости не уступающая тому же мрамору, истлевшая за целый век одежда.
Индийцы, китайцы. Четверо европейцев и даже три негра. В основном мужчины, но женщины тоже встречаются.
— Несколько, говоришь? — поворачиваюсь к Апрелю. — Сразу сказать было нельзя количество? Я тебе говорил, что не люблю подобные сюрпризы?!
Отскакивает на пару метров.
— Я не знал, клянусь! Аугусто при мне прятал только вот этих, — тычет пальцем в некоторых спящих. — Потом мы перебрались в другое место. Он иногда отлучался, но я не знал, что он продолжил...
— И в течение какого времени они будут пробуждаться? — спрашиваю сам у себя. — Если в течение хотя бы лет двадцати — это еще ничего. А вот если все восстанут за год... Апрель, ты точно не знаешь, где этот ... Аугусто?
Мотает головой.
— Клянусь. Не знаю.
— Жаль. Ох, жаль. Я бы его...
— Мне стыдно, что он был моим Старшим, — вдруг говорит птенец. — Почему это был не ты?
— Потому что если бы тебе встретился я, то ты бы так и остался человеком, — резко бросаю. — Так. Тебе задание. Сосчитать их всех.
— А ты куда?
— За едой.
Разворачиваюсь к выходу.
* * *
На этот раз лечу в Индию.
Одной охотой дело не ограничивается. Покупаю сотовый телефон, звоню домой.
— Как вы там? — спрашиваю Андрея.
— Нормально, — чуть медлит.
— Алена с тобой?
— Передать ей трубку?
— Нет, не надо. Как она?
— Хорошо.
— А Маша?
Голос меняется. Очень слабо, но я чувствую.
— Тоже хорошо.
— Вам привезти чего-нибудь?
— А вы где?
— Между Индией и Китаем.
— Не знаю... Как пожелаете.
— Кошка как?
— В порядке. Ест, спит, бегает за фантиком.
На этот раз я слегка улыбаюсь.
— Мы будем через неделю.
Разговор оставляет ощущение чего-то потерянного.
В одной из сувенирных лавочек покупаю статуэтку слоноголового бога Ганеши.
* * *
— Сорок два, — приветствует меня Апрель.
Присвистываю.
— Но они пробудятся не за год. Я помню, что отлучки Аугусто случались в течение нескольких лет.
— Нескольких... это сколько? — спрашиваю с опаской.
— Семь или восемь, точно не уверен.
Семь лет. Все же не год. Сорок два птенца за год — можно сразу в рассвет выходить.
Тщательно исследую каждого спящего.
Никаких признаков скорого пробуждения.
— Точную дату первого обращения знаешь?
— Пятое сентября тысяча девятьсот десятого. Вот этот китаец.
Вглядываюсь в фарфоровое лицо.
Глаза закрыты, губы плотно поджаты.
Похож на хорошо сделанную куклу.
— Что бы мы делали, если бы он восстал в течение марта? — бурчу под нос. — Апрель, ты помнишь о сроках?
— Помню. Но Аугусто говорил, что в первый месяц редко кто просы...
— Тьма тебя побери, Апрель! — рявкаю. — Твоего Аугусто надо на осиновый кол посадить! Я проснулся в первый месяц! "Редко" — не значит "никогда"! Полгода "до" и полгода "после"! Полгода, а не пять месяцев!
— Ну он же не восстал!
— Слава Тьме, — успокаиваюсь. — Хоть в чем-то повезло.
* * *
Стою на склоне рядом со входом в недра горы.
Над головой — звездное небо.
Нахожу Полярную звезду. Висит над самым острием одной из гор.
Перевожу взгляд выше и левее.
Кохаб.
Еще выше и еще левее.
Тубан.
Еще выше.
Ед Асик.
Когда я появился на свет, полярной звездой был именно он. Затем его сменил Кохаб, потом Тубан, затем — Киносура. Та самая, которую люди этой эпохи называют Полярной.
И названий у этих звезд не было. Звезды да звезды. Это сейчас придумали.
— О чем думаешь? — спрашивает Апрель.
— О полярных звездах, — честно признаюсь.
Смотрит на Киносуру.
— Она же одна.
— Да. Но раньше была вон та звезда — Кохаб. Еще раньше — Тубан. А еще раньше — Ед Асик.
— А еще раньше?
— А еще раньше была звездочка, ныне именуемая Тау Дракона. Но меня тогда еще даже в проекте не было не только у моего Старшего, но и у моих родителей. И родителей не было.
— Ого! — только и может сказать.
* * *
— Люди на такой высоте не выживут. Им слишком холодно, — задумчиво произносит Апрель, глядя на промерзший бок горы.
— Не выживут.
— Что ты будешь делать?
— В смысле? — интересуюсь.
— Твой слуга тут замерзнет.
— Замерзнет, — соглашаюсь. — К тому же его опасно держать рядом со сворой только что пробудившихся птенцов.
— И куда ты его денешь?
— Я думал сделать деревню недалеко отсюда.
— Деревню? И кого ты туда поселишь?
— Людей.
— Каких людей?!
— Разных.
— А они согласятся?
— Не забывай, где мы. Мы — между Китаем и Индией, самыми населенными странами на планете. Нищих, готовых продать себя за кусок хлеба — вагон и маленькая тележка. И факт, что им придется пожертвовать парой-тройкой своих детей из имеющихся десяти-пятнадцати ради сытой жизни их ничуть не смутит.
— Ты их прокормишь?
— Апрель, меня сейчас занимает другой вопрос — прокормлю ли я стадо птенцов. Сорок два голодных рта. Раз в неделю. Сорок два человека на неделю. Шесть человек в день. Я, конечно, унесу за раз и шестерых, и даже десятерых, но проблема в том, что тут лету часа четыре от ближайшего населенного пункта с таким грузом. Я не смогу заниматься ничем, кроме снабжения.
— А запас сделать?
— Вот я и хочу сделать деревню. В часе пути. Чем думал Аугусто?!
— Ну... может, он хотел как-то по-другому...
— Плевать на идиота. Дальше. Сорок два человека в неделю. Сто восемьдесят за месяц. Почти две тысячи за год. Охотиться придется по всей территории Индии и Китая, иначе такое количество пропавших без вести насторожит кого угодно, пусть даже и в перенаселенных странах. А это — время.
— И ты хочешь деревню, чтобы не охотиться?
— Именно. Но тут тоже не все гладко. Смотри. В год — две тысячи человек. То есть нам нужно как минимум три тысячи женщин и триста-пятьсот мужчин, если не брать во внимание, что некоторые из людей придерживаются моногамии. Двести-триста человек — резерв. Почти четыре тысячи. Апрель, четыре тысячи — это шесть пятиподъездных девятиэтажек. Две восьмиподъездных шестнадцатиэтажки, если в квартире по четыре человека. Можешь представить размеры поселения, даже если селить в одноэтажные?
Трет нос.
— Могу. Офонареть.
— Вот-вот. И это количество — едва будет себя воспроизводить. Увижу Аугусто — убью.
— Чем ты людей кормить будешь?
— Пока не знаю. Первое время можно еду покупать, а дальше надо выращивать самим.
— И что ты на этих высотах вырастишь?
— Апрель. Я пока не знаю. Это надо думать, считать. Я вот думаю, может, гнездо вообще перенести куда-нибудь.
Смотрит пристально, отворачивается.
— И куда?
— Не знаю я. Вообще не представляю куда.
— Может, в пустыню?
— Ага, а воду ты будешь в ладошках из моря таскать.
— Ну, на остров тогда.
— На какой?! Знаешь подходящий? Чтобы лет сто, как минимум, там никого не появилось?
Задумывается.
— Вот-вот, — иронично кошусь в сторону птенца. — Но можно и над островом подумать. Надо вообще все варианты рассмотреть. Я первый раз в такой ситуации. У меня никогда больше трех птенцов за раз не было. И то я их обращал с промежутком в пятьдесят-семьдесят лет.
— Сорок два...
— Да, а теперь сорок два, — соглашаюсь. — И пробуждаться они будут примерно каждые два месяца. Увижу Аугусто — убью.
— Я тебе помогу, — кивает. — Если что.
— Надеюсь, больше подобных сюрпризов нет? — подозрительно поглядываю на Апреля.
— Нет.
— Точно?
— Точно, точно. Или, если и есть, я о них не в курсе.
— Смотри мне.
— Шеш, кровью клянусь.
Хмыкаю.
Серьезная клятва.
— Ладно. Будем думать, как быть. Пара недель у нас есть. Никто просыпаться не собирается, и это хорошо. Собирайся, домой полетим.
Кивает, складывает в углу инструмент.
* * *
Домой возвращаемся ближе к полуночи. Приземляюсь в углу двора. Апрель расцепляет руки и слезает с моей спины.
Делаю шаг в сторону двери.
Посторонний запах.
Замираю на секунду, но потом расслабляюсь.
Знакомый запах.
Причем других посторонних в доме нет.
— ...вдруг сердиться будет...
— Буду, — говорю, входя в кухню.
При моем появлении вскакивают все трое — Алена, Андрей и Саша Морозов.
Сзади хмыкает Апрель.
— Ты откуда здесь взялся? — спрашиваю подростка.
— Он тебя искал, — говорит Алена.
— А я не тебя спрашиваю. Его, — резко обрываю женщину.
Саша смотрит куда-то в пол.
— Я к вам приехал, — выдавливает в итоге.
— Явление Христа народу, — произношу театральным тоном. — И на кой ляд ты мне сдался?
— Вы добрый...
Делаю медленный вдох и медленный выдох. Отодвигаю стул, сажусь за стол.
— Дед знает, что ты тут?
— Дед... умер. Полтора месяца назад.
Голос Саши — отрывист. Чувствуется, что прилагает немалые усилия, чтобы не заплакать.
— Как давно он здесь? — спрашиваю Андрея.
— Два дня...
— Почему тебя нельзя оставить одного, Андрей? Каждый раз ты чего-нибудь вытворяешь! Что будет в следующий раз?
— Хозяин... Я не хотел... Я... — бледнеет.
— Это я настояла, — приходит на помощь Алена. — Марк, ты бы выслушал Сашу, а потом бы ругался.
— Я не ругаюсь, — пожимаю плечами. — Просто вы забываете, кто в этом доме хозяин. Алена, я не горю желанием заводить себе еще людей. У меня своих хлопот хватает.
— Марк! Я еще раз прошу, выслушай Сашу...
— Ладно, — сдаюсь. — Выкладывай.
Ерзает, собирается с духом...
Почему люди никогда не могут изложить свою проблему четко и по порядку? Вот и Саша Морозов — мямлит, запинается, перескакивает с одного на другое. Следить за нитью повествования не очень удобно.
После того, как я вернул Сашу полковнику, Александр Евгеньевич загорелся желанием встретиться со мной еще раз. Несмотря на то, что я четко дал понять свою позицию по этому поводу. Расспросил Сашу и выяснил два момента. Первый — я живу в Хабаровске. Второй — я вылечил дочь Андрея.
Даже не удивляюсь. Зная, что у моего слуги очень длинный язык...
По своим каналам полковник сумел найти адрес общежития Андрея. Собирался приехать, да не успел. После его смерти родители Саши отправили сына в интернат. Саша там не пробыл и дня — сбежал. И не придумал ничего лучше, чем приехать ко мне.
Барабаню пальцами по столу.
— Саша. Вот скажи честно — на что ты рассчитывал, явившись сюда?
— Ну...
— Тебе дед про меня рассказывал?
Кивает.
— Да.
— Что именно?
— Ну... Что вы... не человек, — пытается подобрать слова, чтобы никто не поднял его на смех. Осекается, видя серьезные лица.
— Так это... правда? — моргает, обводя взглядом людей и моего птенца.
— Что еще?
— Что вы представитель иного разума... Вы с другой планеты, да?
— Ага, — киваю, обдумывая ситуацию. — С Марса.
К сожалению, мои слова принимаются за чистую монету. Взгляд исполнен благоговения и восхищения.
— Брось, это чушь, — приходится пояснить.
— А кто же тогда?
— Кто... Эта тайна может стоить тебе жизни. Ты действительно этого хочешь?
— Да!
Апрель усмехается.
— Юношеский максимализм, — подытоживает. — Старший, он не понимает всей серьезности ситуации.
— Не понимает, — соглашаюсь. — Что с ним делать будем?
— Не знаю, — пожимает плечами. — Он к тебе пришел.
... — Граф, позвольте принести вам присягу.
Вытираю клинок.
— Идите к черту.
Громкий смех.
— Граф, так, как вы бились... Мы думаем, мы уже пришли.
— И не боитесь присягнуть? — смотрю на говорящего.
Размазывает по лицу пот вперемешку с кровью.
— Нам некуда больше идти.
Оглядываю всех.
Пятеро крепких мужчин. Один зажимает ладонью рассеченное плечо, но через силу улыбается.
— Черт с вами. Приносите.
Серьезнеют...
— Я назад не вернусь! — возмущается мальчик.
— Это решать мне, — произношу холодно. — Ты пришел сюда, я тебя не звал. И, чтобы остаться, тебе придется доказать свою полезность.
— Я докажу!
Перевожу взгляд на Андрея. Мой слуга бледен, в глазах — напряжение.
— И чем же ты докажешь? — спрашиваю немного в сторону.
— Чем угодно!
Смотрю в глаза взъерошенному подростку.
Жаль, что сейчас люди перестали понимать смысл того, что они говорят.
... Шаги отдаются гулким эхом от стен.
— ...рю тебе, пятнадцать тысяч полновесных дукатов! Ты хоть раз в жизни держал в руках такие деньги?
Голос незнакомый, с хрипотцой.
— Не держал. Но я вряд ли могу быть вам полезен.
А это — голос Тома.
— На эти деньги ты купишь себе все, что захочешь. Только подсыпь своему хозяину в еду...
Поворачиваю за угол.
Мой слуга беседует с каким-то мужчиной.
Видят меня.
— Мышка сама пришла в мышеловку... — произносит человек.
— Преданность не всегда покупается за деньги, — отвечаю. — Томас, убей его.
Окончание моей реплики совпадает с предсмертным хрипом.
Резким движением Том выдергивает из шеи кинжал.
— Слушаюсь, хозяин, — говорит запоздало...
...— Почему ты не взял деньги? — спрашиваю.
— Я не дурак, я знаю, что вас нельзя отравить.
— А если бы было можно?
Останавливается.
Делаю по инерции два шага и тоже останавливаюсь. Поворачиваюсь.
— Если бы я вас предал, у меня были бы эти золотые. Но только они. А так у меня есть вы, хозяин. И гораздо больше, чем жалкие пара десятков фунтов золота. Весь мир.