Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— У нынешней ведьмы есть старая булла папы Григория VII, где её прабабке прощаются все грехи и ее потомству — вплоть до 20-го колена... По слухам, она вылечила Папу от простатита и наладила ему... то, что у него не работало.
— А потом она приобрела землю, и в скором времени обосновалась тут крепко — дворянство, связи, богатство... Мужчинам они продают стимулирующие средства, женщинам — омолаживающие и возбуждающие. Плюс — лекарства, помощь при родах... Одно время мы надеялись, что удастся поймать ее при производстве абортов, ибо Si ille, qui conceptum in utero per abortum deleverit, homicida est! Но — не удалось, хорошо скрывается или же не делает... Хотя, верится слабо.
— А еще — косметика, натуральная, у нее закупаются все женщины маркграфства и из других земель приезжают...
— И сами маркграфы Шведта пользуются их услугами, как повитухами и лекарками...
Курт уважительно присвистнул. Ведьмы чертовски хорошо устроились, окопались крепко и — буквально на века. Но, почему же Конгрегация ее не выковыряла из этого гнезда?
— А она точно ведьма?
— По крайней мере, на помеле летает и довольно часто. Замечена много раз, на Вальпургиеву ночь и на другие... Летает — просто загляденье! Отличные виражи!
— И почему же ее не захватили из-за этих полетов?
— Это не запрещено.
— Полеты... На... Помеле... Не... Запрещены?!!
— Не разрешены, а значит — не запрещены. Ubi jus incertum, ibi nullum.
— И все же, — после долгой паузы, к Курту вернулись силы и здравый смысл, — я не понимаю, как эта ведьма прошла мимо внимания Конгрегации...
Его спутники переглянулись и потупились — ни дать, не взять — пара мальчишек, которым стыдно в чем-то признаваться. Шрадер откашлялся:
— Она не проходила. Даже напротив — напрашивалась на это внимание.
— Буквально кричала — обратите на меня внимание, уважаемый Совет Конгрегации!
— Иначе — хуже будет...
— Как хоть ее зовут?!!
— Не по-нашему.
Её звали Таня фон Дегуршаф. По настоящему ее фамилия звучала, как (Шрадер прочитал по слогам по бумажке) то ли Дергачёва, то ли Дегтярева (а может иначе — ведьмы всегда прятали свои истинные имена). Пятнадцать лет, как уже было сказано (дважды), но по уму, хитрости и язвительности — она вполне могла дать фору всем коллегиям кардиналов, Папе и Антипапе вместе взятым. Золотые волосы, небесно-голубые глаза и очаровательная улыбка обещали скорое превращение ее в красавицу, но ее будущего мужа оставалось только пожалеть — как-то мужчины в роду фон Дегуршаф не заживались надолго...
И четыре года назад, когда ей было всего одиннадцать, маленькая Таня умудрилась выесть плешь у всего Совета Конгрегации.
По большему счету, Конгрегация сама была виновата — отсутствие опытных кадров не является уважительной причиной для оправдания. Fide, sed cui fidas, vide. Все произошло из-за старого кладбища, возле разрушенного женского монастыря, на берегу Одера. Берег все более оседал, поэтому город решил перенести старые захоронения на новое место. Гробы уже изрядно подгнили, поэтому первый же выкопанная могила сестры Беатрисы — жившей лет двести с лишним назад, очень благочестивой и доброй монахини, обогатила Шведт нетленным телом возможной святой. Тело сохранилось прекрасно, будто ее похоронили вчера. Да еще и источало сладкий аромат благодати...
Паломничество к телу устроила вся округа. Духовенство мигом подготовило все бумаги для беатификации и канонизации, отправило нужные посольства, и село подсчитывать грядущие прибыли от праздников, паломников и et cetera...
Инспекция Конгрегации, прибывшая по горячим следам, ограничилась поверхностными исследованиями, и в целом согласилась с выводами местных, да и собственно — что её могло насторожить?
А спустя месяц, в Академию пришел почтой трактат юной Тани фон Дегуршаф (напомню, ей было одиннадцать лет!), где она с юношеской непосредственностью разнесла все расследование святости сестры Беатрис в клочья, сожгла грядущую беатификацию со смолой и серой, и развеяла дым святости в предгрозовом небе будущего возможного Великого Скандала.
Данные события как-то обошли Курта стороной, и он оцепенело слушал, как Шрадер и Бреннер в лицах и красках повествовали о том, что творилось на Совете при заслушивании этого сочинения: гробовая тишина, наступившая в зале, прерывалась редкими, восхищенными смелостью автора кряхтениями почтенных старцев; а с каждым параграфом остолбенело выпученные глаза секретаря, ведущего протокол, грозили покинуть его лоб.
Ибо молодая девушка убедительно доказала, что тело сестры Беатрис сохранилось не благодаря ее святому поведению, а благодаря диким зарослям вишни, сливы и черешни, вкупе с зарослями белены, заполонившими кладбище после того, как о нем перестали заботиться. Содержащиеся в белене, а также в плодах этих деревьев вещества, сотни лет оседали в почве, пропитывая ее своим соком. Заодно они бальзамировали тела, которые в данной почве... ээээ... маринуются длительный срок.
Весьма увесистым аргументом к трактату был приложенный труп известного разбойника Саймона Грубера, долго терроризировавшего весь Бранденбург, который в конце концов под деревней Нагатомом был пойман безвестным шотландским наемником (местные боялись разбойника до смерти) и торжественно четвертован в Шведте восемьдесят три года назад... и пять кусков тела которого остались нетленны до нынешнего времени. И они также источали благоухание...
Это было изящно, красиво и ставило Совет в безвыходное положение. Не мстить же? Это выглядело бы... очень по-инквизиторски. Кроме того, Совет Конгрегации состоял из умных людей, которые умели читать между строк — так вот, они сообща прочитали в трактате девицы фон Дегуршаф простой ультиматум: "Я предупредила вас о возможном страшном скандале, который повредил бы авторитету вашей организации — и у меня остались копия записей. Жду ответной любезности — оставьте меня в покое. Навечно".
Совет молчаливо согласился с её ультиматумом. И даже наказывать не стали комиссию инспекторов, легкомысленно отнесшуюся к своим обязанностям. Просто вручили им части тела Грубера в качестве вечного укора — и качество их работы выросло сразу на порядок.
Как тогда выразился Сфорца:
— Да, нас накормили нашим же дерьмом. Это еще ничего. Но вот если нас второй раз накормят тем же — значит, мы ничему не научились и ничего не запомнили.
Незримое статус-кво сохранялось до нынешнего дня.
— Она что — святых не любит?
— Она и простых людей тоже, того...
— И, майстер Гессе, вам придется с ней беседовать в одиночку.
— Почему же?
— Наше присутствие нежелательно, поскольку четыре года назад именно мы допустили ошибку с останками сестры Беатрис, и госпожа фон Дегуршаф нас запомнила...
— Очень хорошо запомнила. И если мы попадем ей на глаза, она нас съест!
— Ну не съест, но понадкусает изрядно. Эта девица отменно язвительна и крайне остроумна.
— И посему, я должен стать ее единственной жертвой? Ну, хорошо, к тому же, это сэкономит нам время.
— Главное, что это сэкономит нам нервы!
— И самолюбие.
— И гордость...
Хотя Курт и мог похвастать знакомством с не одной ведьмой, а также — наличием весьма грозного прозвища, Таня фон Дегуршаф произвела на него неизгладимое впечатление.
Ведьма жила в прекрасном трехэтажном особняке, в центре города Шведт, совсем рядом с резиденцией маркграфа Вальтера, и бок-о-бок с храмом. Ведьма если и скрывалась от представителей духовенства, то очень избирательно.
А еще в большой зале ее особняка было множество крестов.
— Просто поразительно...
Курт не верил своим глазам — целая стена, от потолка до пола, была заставлена полками, на которых, аккуратно стояли множество крестов и распятий — самых разных форм: петровские, андреевские, классические; выполненных из различных материалов: дерева, камня, металла, даже кожи; многие из них были причудливо раскрашены, многие — были весьма древними.
— Все мы несем крест, мейстер инквизитор.
Ведьма фон Дегуршаф выглядела гораздо моложе, чем на приписываемые ей пятнадцать лет. Тонкая и хрупкая, она казалась моложе — лет на одиннадцать-двенадцать, очаровательной куколкой, которую очень легко сломать — если бы не её взгляд. С виду — девочка, но по взгляду бледно-голубых глаз можно было смело давать ей лет сто. "Или двести", — подумал Курт.
— Верно, несем, — он извлек четки, постаравшись сделать это как можно более непринужденно. — Кто для дров, кто до гроба...
В ее пальчиках также появился розарий. Крест явно был очень древним.
— Кто для вящей славы Божьей.
Некоторое время они молчали, ограничиваясь внимательными взглядами.
— Ой, бросьте, мейстер Гессе. Вы сейчас так явно думаете, как бы меня облить святой водой, что эти мысли сейчас у вас на лбу проступят. Мне предоставить вам воду, чтобы вы ее освятили? Или сами сбегаете в церковь?
— А поможет?
Таня фон Дегуршаф торжествующе оскалилась:
— НЕТ.
Через пару минут, наблюдая, как маленькая ведьма опрокидывает в себя святую воду стопку за стопкой, Курт Гессе, Молот Ведьм, признался, что в мире есть много такого, что ему и не снилось.
— Все дело в вере, господин инквизитор. В вере и... верности вере.
Было крайне странно слушать лекцию по спорным вопросам теологии из уст маленькой девочки, утопающей в кресле, которое балансировало на двух ножках — одной родной, деревянной, принадлежащей креслу и второй — маленькой ведьмовской, которой она отталкивалась от стола. Кресло опасно балансировало, оставаясь на грани падения, но ее это ничуть не волновало.
— Когда вера крепка, то достаточно капли святости, чтобы прикончить роту стригов. Когда веры нет вообще или от нее отвернулись, можно целый Одер святой воды вылить на Сатану, он только поблагодарит за помывку.
Это уже была девятая или десятая чашка святой воды, которую выпивала ведьма. Пила она весьма издевательски — выдыхала перед приемом внутрь, залихватски опрокидывала жидкость в рот, как заправский выпивоха, цыкала зубом или выдыхала в сторону — в общем, как могла изображала завзятую посетительницу кабаков.
— В моем же случае, вы имеете дело с христианской ведьмой, искренне приверженной Святой Католической Церкви. Я верующая, господин инквизитор, регулярно посещаю службы, причащаюсь и исповедуюсь. Верую в Христа и et cetera... Так что меня святой водой не пробьешь. Как и прочими атрибутами христианства...
— Невероятно. И вы ведьма? — Про себя Курт подумал, что скорее, идет сплошной обман — девочка — НЕ ТА, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕТ. Не ведьма.
— Да. Единственная в мире (и надеюсь, буду оставаться таковой) христианская ведьма. Мне произнести символ веры? Или же предпочитаете, чтобы я сделала какой-нибудь ведьмовской поступок, чтобы вы мне поверили?
— Возможно, второе.
Курт был в замешательстве, но старался скрыть свое смятение за бесстрастной физиономией. Таня фон Дегуршаф была ведьмой, как его уверяли. И одновременно она ведьмой НЕ БЫЛА, так как четкам отца Юргена он верил. Ведьма вполне могла посещать храм Божий, если у нее есть купленный или совращенный священнослужитель — вспомним Маргарет, но четки и вода?! Почему они не проявили себя? Что за бред насчет "христианской ведьмы"?!!
Нет, она не ведьма. Просто притворяется. Косметика, лекарства, помощь при родах — все это вполне осуществимо и без магии. Полеты на метле? Слухи, просто слухи. И внушаемость толпы.
— Заказывайте, герр Гессе фон Вайденхорст. Любой христианский колдовской акт за ваши деньги. Счет я отправлю кардиналу Сфорца.
— Деньги?!
— Когда вы поспорили на деньги в Ульме, это никого не удивило. Стоило бедной маленькой ведьме попросить оплату своих услуг — великий Молот Ведьм утратил контроль за эмоциями. Да, деньги. Они здорово облегчают жизнь. Серебро — потому что я не стриг...
— Хорошо. — Решился Курт. — Мне нужна ваша консультация, и, надеюсь, вы проявите свои ведьмовские способности. Во что мне это обойдется?
— Магия бесценна.
— Значит, я разорен?
— Не переживайте, разберемся. Со Сфорцей разберемся.
— Итак, вот что произошло в деревне Цорндорф. Вот материалы следствия, которое провели наши агенты. Любопытно, что они сделали вывод о происхождении этой магии с Востока, а конкретно...
— Из России. — Ведьма давно перестала играться с креслом, изучала документы вдумчиво и тщательно. — Надо же, а я готова была подумать, что ту парочку из следствия надо отправить чистить нужники, после их эпического провала с кладбищем...
Курт вспомнил как его коллеги дружно отказались даже заходить в дом ведьмы, не говоря уже о том, чтобы беседовать с ней. Похоже, они были правы.
— В принципе, они правы. — Таня фон Дегуршаф сложила ладони "домиком" и с удовольствием хрустнула пальцами. — Эта магия имеет русское происхождение. Точнее — русское и балтийское, леттское или латгалльское.
— И вы знаете, виновника? — Курт не верил своим ушам. Так быстро?!
— Да. Во всем виноват Чубайс[116]!
Чубайс — так в низшей мифологии россов и латгалллов именовался маленький зловредный дух. Материальным воплощением Чубайса был образ пузатой рыжей крысы "с лицом вроде человеческого". Чубайс был истинным воплощением материального зла — он не мог ничего созидать и возводить, его деятельность была направлена только на уничтожение, гниение, запустение... В том числе — и в головах людей. Фактически, Чубайс являлся специалистом по людскому разорению.
Маленький Чубайс вселяется в дома по воле злых колдунов, меченых Богом, тушит огонь в очаге, требуя выкуп зерном ("все в амбарах поберет, из сусеков заметет") и животными ("что мычит и блеет, квохчет и лает, корову и собаку — гони в буераки, курку и козлищу — ко мне в логовище"), но не потому, что хочет есть, а затем, чтобы заставить людей голодать. "Не ест он ни жита, ни мяса, не пьет ни пива, ни кваса, а питается людской бедою". Чубайс сначала поселяется в одной избе, но если его не выжить, может "цельную волость запустошить".
Огромный гримуар ведьмы (по её словам — ТОТ САМЫЙ Grimorium verum) включал в себя огромное количество информации — но на дикой смеси самых разных языков: латыни, древнегреческого, еврейского, щедро разбавленного кириллицей и арабской вязью. Без ведьмы Курт не понял бы ни слова.
— Известен цикл сказок о победе странствующего героя над Чубайсом. Герой (кузнец, солдат или просто "человек прохожий") попадает в дом (в село), где бесчинствует Чубайс.
— "Пошто, добры люди, в холодной избе в потемках сидите, сухую корку едите?"
— "Чубайська огонь засцал".
Герой решает сразиться с демоном и в полночь зажигает свечу. Появляется разъяренный Чубайс и требует выкуп, угрожая потушить огонь. "Спробуй, — говорит герой, — небось, и в наперсток ховаться не умеешь". Чубайс залезает в наперсток, герой залепляет его свечой, "у Николина образа горевшей", а затем плющит молотом и бросает в болото (кузнец) или заряжает в ручную бомбарду и выстреливает "в белый свет" (солдат).
Интересно, что по гримуару, Кикиморы происходили от проклятых родителями детей, а Чубайс являлся "блядиным выкидышем".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |