Москва-36

'Надо возобновить пешие прогулки из дома на работу и обратно, отжимания от пола в кабинете тоже, иначе через десяток лет превратишься в полную развалину'.

Тревожные выражения лиц, как и тогда в отделе, обернувшихся на шум распахнувшейся двери, облегчённые выдохи, радостные мужские объятия (начальник вернулся целым домой) и сбивчивые рассказы о том, как мы провели зиму. Завод Орджоникидзе помещения для нас не освободил, наоборот расширяет в них производство 'БеБо', беззастенчиво отрывая Лосева и Авдеева от своей работы, ради каких-то мелочных согласований и уточнений.

-Ну давай показывай, Валентин, свой пентод.— Закругляю я вводную часть: все живы, здоровы, чего ещё желать...

Авдеев ('Сколько ему двадцать лет'?), покраснев от удовольствия, ведет нас с Олегом к своему уголку, отгороженному от остальной комнаты шторой, как фокусник картинно отдёргивает её в сторону, открывая длинный стол, больше похожий на верстак, заставленный измерительными приборами, окруживших большой чёрный сундук осциллографа. Мы с Лосевым с завистью посмотрели на идеальный порядок, царящий у коллеги повсюду.

Он щёлкает выключателем настольной лампы и на арене в лучах прожектора появляются две электронные лампы: одна— массивный стальной цилиндр с октальным цоколем ('диаметр сантиметра четыре, высота как бы не пятнадцать'), новейшая продукция завода 'Светлана' и маленький на этом фоне стеклянный цилиндрик ('а тут диаметр миллиметров восемь при четырёхсантиметровой высоте') с гибкикими выводами.

'Давид и Голиаф'...

Оба впились в меня глазами, пытаясь понять какой эффект произвела на меня эта презентация.

-Впечатляет, слов нет!— Улыбаюсь я.— Какое анодное напряжение у твоей лампы?

-У стержневой? Шестьдесят вольт! Накал— один и две десятых вольта.

'Потреблять будет раз в десять меньше, чем эта в стальном корпусе, лицензионный пентол от 'Радиокорпорэйшн''.

-Максимальная частота?— Для ответа на мой вопрос Авдеев тянятся к пухлому лабораторному журналу, стояшему на полке над столом.

-Мы тут на ней приёмник спаяли,— опережает его Лосев.— так на УКВ в начале метрового диапазона работает хорошо.

'А если 'Север' собрать на таких лампах? В кармане такую радиостанцию можно будет носить! В большом кармане... и анодную батарею ещё в килограмм весом'.

-Приёмник— это, конечно, хорошая мысль,— подъёмная сила, носящихся в воздухе идей, поднимает меня со стула.— Но военному человеку ближе носимая одним бойцом миниатюрная рация. Представляете что будет, если положить такую рядом с такой, что клепает завод Орджоникидзе? Товарищ Ворошилов снимет последнюю гимнастёрку, но деньги тебе, Валентин, на покупку оборудования для опытного электровакуумного заводика найдёт.

* * *

-Ну рассказывай, Олег,— дверь за двумя симпатичными лаборантками закрылась.— какие успехи у нас фронте покорения недопроводников?

'Тесновато здесь'...

Окидываю взглядом 'малую' лабораторию, в которой собраны устройства, приборы и материалы для полупроводникового производства: высокая башня бестигельной зонной плавки, рядом массивный цилиндр йодидного реактора, дальше устройство для вытягивания стержней из расплава, стеллаж с установкой для ориентации слитка по кристаллографическим осям, съёмная четырёхзондовая головка для измерения удельного сопротивления, прибор для измерения времени жизни и так далее. Хорошо, ещё что есть у нас в наличии большой склад, под завязку забитый пузатыми стеклянными бутылями с щелочами, кислотами, деионизированной водой и сверхчистыми материалами. Само собой наша гордость, прецизионный токарный станок, стоит в большой комнате и лабораторию не захламляет.

'Нахмурился, да понимаю я, что это— от силы половина оборудования, необходимого для производства обычного полупроводникого диода, но что делать'?

-Успехи, говоришь?— Лосев открывает лабораторный журнал с надписью 'Кремний'.— Их есть у меня, как говорит Аркадий, наш новый практикант из Бауманки. Вот последняя партия дюймовых пластин толщиной четверь миллиметра: среднее удельное сопротивление равно 10 ом*см, что на четыре порядка меньше собственного кремния, но всё ж таки говорит, что чистота кремния не хуже 99.9%. Кстати, получил на прошлой неделе письмо от НИИ-9, они собрали точечно-контактный диод на наших пластинах осенних одноомных пластинах и пищат от восторга— чувствительность приёмника увеличилась на тридцать процентов.

'Ну, тут не столько чистота материала, я думаю, сколько, то что удалось получить монокристал'...

-Время жизни и на новых пластинах нашим осциллографом измерить не удалось...

'Значит меньше одной микросекунды, тогда, скорее всего, никакого монокристалла не получилось и дело, действительно в лучшей очистке материала'.

-Перехожу к германию,— Олег охотно тянется к журналу с надписью 'Германий'.— тут всё неплохо: зонная плавка за сорок— пятьдесят проходов чистит материал до удельного сопротивления 40 ом*см, что лишь на треть меньше собственного. Из литра 45% раствора двуокиси германия вышло двести грамм чистого матриала или после плавки, резки, шлифовкии травления тридцать дюймовых пластин. Половину потратили на отработку операции вплавления индия. Итак, получено около ста работающих диодов, можешь посмотреть вольт-амперные характеристики в журнале, но работали они хорошо на пластине и сразу после разрезки на кристаллы. Как только мы припаяли контакты, выпрямляющий эффект пропал: вместо диода получился кусок полупроводника.

'Не ожидал такой прыти..., думал что к середине года только подойдем к сплавному диоду. Не успел, а точнее, не захотел заранее вываливать на Олега всю информацию'.

-Понятно,— киваю головой.— германий при нагревании поглащает медь. Ты ведь медный провод паял, так? Измерь сейчас время жизни, наверняка упала с одной милисекунды раз в сто, а то и тысячу. Медь создаёт в германии центры рекомбинации, которые поглащают носители.

-И что делать?— Повесил голову Олег.— Осталось всего пять пластин.

-Нужно нагреть контакт градусов до семисот, приложив золото. Оно хорошо вытягивает медь, должно помочь.

-Вытягивает?— Сомневается он.

-Именно, градиент концентрации для этой пары большой и, следовательно, вектор диффузионного потока тоже, поэтому диффузия меди в германий происходит быстро. Но диффузия меди в золото будет проходить ещё быстрее...

-Ничего не хочешь мне рассказать?— Лосев внимательно смотрит мне в глаза.

-Лучше тебе не знать,— не отвожу взгляда.— но учти, подсказки из-за кордона почти на исходе. Скоро придётся полагаться исключительно на себя.

Москва, Докучаев переулок, 12.

Позднее, тот же вечер.

Закончили втроём обсуждать возможные схемы радиостанций уже к одиннадцати вечера. Пока осталось два варианта: 'Север-бис' с кварцевой стабилизацией и 'хэнди-токи' аналог американской SCR-536, первой радиостанции, помещённой в телефонную трубку, работающую на дальность до полутора километров. Я был категорически против второго варианта, так как мне было очевидно, что наладить массовый выпуск стержневых ламп будет невозможно и поэтому и предлагать надо модели для ограниченного применения, для разведки, штабов дивизий и выше, но никак не для взвода, танка или самолёта, для которых потребуются миллионы таких ламп. Посопротивлялся, а потом махнул рукой, решив, что эффектная презентация возможностей стержневых ламп— дело самоценное, и пусть военные решают что им и как выпускать.

Домой с работы поехал на метро, на 'Комсомольской' прошёл мимо колонны 'для объявлений'. Судя по месту отметки, сообщение от Оли ждёт меня на Озерковской набережной у пешеходного Зверева моста через Водоотводнй канал, недалеко от ОКБ.

'Очень кстати, туда я смогу попасть через дворы, минуя проходную. Взялись за меня плотно, вот и сейчас сзади метрах в десяти, не особо скрываясь, маячит топтун в бушлате и заячьей шапке. Плевать, всё равно зайду к Паше! Пусть Ежов знает, что я от своих людей не отступлюсь'. Захожу в подъезд, сопроводающий остаётся снаружи, вытягивает шею, пытаясь в темноте разглядеть номер дома.

'Что-то долго не открывает, заснул'?

Бросив крутить бабочку механического звонка, стучу в дверь кулаком. Наконец внутри что-то грохочет и слышится скрежет снимаемой цепочки.

-Чего надо?!— Заряд водочного перегара бьёт мне в нос.— Алексей! Живой!

-Не дождутся!— Закрываю за собой дверь на засов, знаками показываю Паше чтобы шёл на кухню.

-Хорош!— Открываю на кухне водопроводный кран.— Профессор кислых щей!

В галифе на босу ногу, в нижней рубахе, небритый, со всклоченными седеющими волосами, он был похож, скорее, на извозчика после долгого трудового дня.

-Алексей! Живой!— громко кричит он и затем тихо и совершенно трезвым голосом.— Где Аня?

-Я её спрятал, с ней всё в порядке.— Шепчу ему на ухо.— Как ты? -Отстранили от службы, КБ закрыли, мне предъявили обвинение в финансовых нарушениях.— Частит Ощепков глупо улыбаясь.— Алексей!

-Живой!— Отвечаю первое, что приходит на ум.— Приходи завтра вечером ко мне в ОКБ, поговорим.

Москва, площадь Дзержинского. НКВД.

29 марта 1937 года. 15:15.

'У-уф, всех вроде бы приставил к месту'...

Отсюда и до после обеда вёл беседы с каждым из сотрудников спецотдела: обнаружил двух совершеннейших психов— ясновидящих. Прошедших этот первый фильтр, под строгим присмотром Кати усадил писать контрольную.

'Пора ставить процесс дешифровки сообщений на научную основу, без всякого там ясновидения, мистики и прочей чертовщины, как оно было при прежнем руководстве'! Конечно, с наиболее одиозными представителями старой школы я расстался ещё полгода назад при вступлении в должность, но, как выяснилось, некоторые пробрались в спецотдел 'нового строя', то ли по блату через Язева, то ли по моему недосмотру. Спешил сегодня утром в темноте в управление и пришла мне в голову мысль как отобрать к себе в команду самых достойных.

Читал когда-то книжку по определению IQ, так вот несколько примеров тестовых заданий, приведённых в приложении, пришлись очень кстати. Смесь задачек на логическое и пространственное мышление, проверка памяти, способности сопоставлять и обобщать известные факты, всё это идеально подходит для отбора кандидатов в спецотдел 'новейшего строя', который должен уместиться в двух комнатах оставшихся у меня в наличии как результат выхода нового штатного расписания, где число сотрудников и помещений должно быть сокращено вдвое.

'А что делать'?

Пытался вчера весь день пробиться на приём к Ежову, но тщетно: 'Нарком не принимает, пишите докладную'... Подумал, подумал и решил (тем более Киров в Киеве на пленуме ЦК КпбУ, да и не набегаешься по пустякам к своей 'крыше'), что 'Нет худа без добра'. Ну и объявил спецотдельный кастинг, где на каждое вакантное место будет два кандидата или даже больше, так как всех сотрудников ОКБ в количестве десяти человек я посчитал успешно прошедшими испытание. Тайно гордясь своим творческим продходом, соединил два бильдаппарата (быстро Егор Кузьмич подсуетился) куском телефонного провода, размножил варианты анкет на импровизированном копировальном аппарате, оставил народ писать тест, а сам быстренько набросал принципиальную схему доработки фототелеграфа и вызвал техника из ОКБ, воплотить задуманное в стекле и металле.

-Разрешите, Алексей Сергеевич?— В кабинет вплывает Катя и, волнуясь всем телом, плывёт к столу держа в руках свежеотпечатанные листки со списком сотрудников, расположенных в порядке убывания свежерассчитаных коэффициентов интеллекта.

'Неожиданно... А у меня в отделе-то башковитый народ работает! Десять человек попали в группу с АйКью более 130 баллов. В среднем таких должно быть лишь два процента, а у меня— целых десять'!

Беру в руки красный карандаш и провожу черту, безжалостно отделяя 'зёрна от плевел' на уровне 110 баллов.

-Эх, жалко, наш Макар не прошёл...— искренне вздыхает Катя.

'Распустил её, из-за спины в мои бумаги заглядывает'.

-Какой Макар?

-Певец наш,— тычет в последнюю строчку списка.— он выступал на последнем дне чекиста со своей песней. Очень понравился товарищу Ежову...

'Единственный в группе меньше восемидесяти баллов! Это ж в в нижних двадцати процентах, в среднем по планете,... не в нашем отделе. Может оставить? Вдруг из него потом Юрий Никулин получится, выйдет, что я душил будущее нашего искусства'...

-Нет, справедливость превыше всего,— размашисто расписываюсь в углу на первой странице.— пусть поёт в ВОХРе, там сейчас людей не хватает.

Глухо похрюкивая, завонил внутренний телефон, поднимаю трубку.

-Товарищ Чаганов,— взволнованно дышит в трубку сам Шапиро.— у шестого подъезда вас ждёт автомобиль наркома. Быстрее, вас ждут в Кремле.

Хватаю с вешалки шинель и бегу к лестнице, прыгая через две ступеньки через минуту оказываюсь во внутреннем дворе, где порученец распахивает передо мной высокую дверь наркомовского 'Паккарда', перегородившего выезд на Малую Лубянку. В обитой чёрной кожей салоне автомобиля пусто. Шлёпаюсь на широкий диван, с металическим лязгом, как затвор пушки, закрывается дверь и махина авто плавно стартует на пустой улице. Постовой милиционер перекрывает движение на выезде на площадь Дзержинского.

'Ежов— всё'?

Мелькает шальная догадка, но короткий путь в Кремль не позволяет обдумать эту сладкую мысль,... в плане моих перспектив. Не останавливаясь, лишь чуть притормозив, проезжаем ворота Спасской башни, пролетаем по пустым дорожкам вокруг Сенатского дворца и тормозим у того незаметного подъезда, через который в прошлом году Киров выводил из своего кабинета. По узкой каменной лестнице мы с порученцем поднимаемся на второй этаж, где небольшом пятачке лестничной клетки нас останавливает охранник, сержант ГБ, проверяет наши удостоверения и пропускает на этаж. По длинному безлюдному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, мимо высоких кабинетов с высокими дверями, спешу за шагающим впереди порученцем. Он открывает одну из них и мы попадаем в просторную приёмную с тремя письменными столами, один из которых был заставлен телефонами, второй бумагами, а третий совершенно пуст.

-Алексей!— Громко кричит Власик на весь зал, поднимается из мягкого кресла, стоящего у третьего стола, и идёт ко мне, растопырив руки.— Дружище!

Секретарь, сидящий за столом с бумагами, испуганно оборачивается на дверь, ведущую в кабинет Сталина, нервно обмакивает перо в чернильницу и что-то записывает в лежащую перед ним тетрадь.

Повелитель телефонов, невысокий коренастый, наголо стриженный, мужчина средних лет в кителе защитного цвета без знаков различия, снисходительно улыбается одними губами, наблюдая за сценой братания майора и капитана госбезопасности.

-Мы с тобой даже не выпили тогда,— гремит на всю приёмную бас начальника охраны.— а я тебя должен до смерти водкой поить, закон такой!

-Вы же знаете, Николай Сидорович,— пытаюсь освободиться из его крепких объятий.— мне до смерти одной бутылки и хватит, не выносит её организм.

-Товарищи, тише,— слышится тихий и бесстрастный голос повелителя телефонов, когда смолкает приступ смеха Власика.— товарищ Сталин ждёт вас, товарищ Чаганов. Сдайте, пожалуйста, оружие.