Изольда Великолепная. Общий файл. Главы 1-38

— Спасибо, — она с трудом сдерживала смех, но только вслух. На другом плане Изольда сияла, и это было чудесно. — Мне никогда не дарили таких... букетов. Но ты не должен меня видеть до свадьбы.

— Совсем?

Портной, упав на колени, принялся собирать булавки. Парень не из первых мастеров, но его нашел дядя, а это — достаточная рекомендация. Была достаточной.

Сейчас Кайя не был уверен, что готов оставить этого типа наедине с Изольдой.

— Нет. Пока я в этом... плохая примета, если жених видит невесту в свадебном платье. Нет, постой... — она подошла сама и взяла за руку. — Я хочу тебе что-то показать. Мы тут немного... поработали. Ну сначала я просто помочь хотела...

Кайя ее слушал, но смысл доходил медленно. Настроение сегодня было совершенно нерабочим. И вид бумаг, разложенных на полу — Урфин тоже так делает, когда пытается в чем-то разобраться — вызвал одно желание: сжечь их.

— ...а потом вот так получилось, что... — Изольда вздохнула и потерла кончик носа. — Эта ферма продает больше, чем может. В разы больше. Они особо не пытаются прятаться, наверное, думают, что если с продажи платят налог, то все хорошо. Вот.

Она сунула мятый лист.

— Я здесь все написала. Видишь, слева — это их активы с позапрошлого года. Вот здесь, — измазанный чернилами палец ткнул в столбик цифр и каких-то значков, соединенных стрелками. — То, что они приобретали. Ну и вообще то, что к ним приходило. А вот тут — то, что продавали.

Голова медленно, но включалась.

Продавал "Золотой берег" в разы больше того, что мог.

— А тут вот люди, которые появлялись из ниоткуда. Видишь, в прошлом году не осталось никого четырнадцати-пятнадцатилетнего возраста. А в нынешнем они продали троих таких девочек. Откуда взяли?

Кайя знал ответ.

— Ты... сердишься? — Изольда нахмурилась. — Я... я просто хотела помочь.

— Не на тебя, сердце мое. На людей, которые этим занимаются.

Ездят по селам, скупая детей. Сидят на границе, охотясь на тех, кого считают чужими. Караулят на пристанях, станциях, дорогах... Требуются девушки для работы в приличном доме.

Кайя случалось громить подобные дома. Выходит, не все.

— Ты их найдешь и накажешь, — сказала Иза тоном, который не оставлял выбора. Найдет и накажет, хотя бы затем, чтобы жену не разочаровать.

Его замечательно умную жену, которая провела утро, копаясь в бумагах, выполняя его же работу, ко всему лучше, чем он сам. Стыдно должно бы быть.

Но не было.

Изольда же уставилась на руки и вздохнула:

— А пишу я все равно, как курица лапой...

— Ты не похожа на курицу, — Кайя сложил бумагу и, присев, собрал отчеты. Дядя наверняка захочет их просмотреть. — На лебедя скорее. Маленького.

— Ну да. Лебедь лапой — это совсем другой вопрос. Ты же еще придешь? К ужину, да?

Придет. Теперь уж совершенно точно — придет.

— Ты, — голос предательски дрогнул, — не будешь против, если я кое-кого приглашу на ужин?

Присутствия Ингрид явно недостаточно, чтобы Кайя вел себя прилично.

Глава 31. Дела семейные

Мужик без жены — что дерево без гусеницы.

Народная пословица

Все-таки Кайя — прелесть.

Цветы вот принес. Кустом сразу. И с бронзовой вазой, в которой весу едва ли не больше, чем во мне. А розы красивые, белые с зеленеющими к краю лепестками, ароматные. Опять же, стоять будут долго.

Пока не унесут.

И сердиться на самоуправство не сердился. Выслушал внимательно. Головой кивал. Но вот осталось ли в ней что из моих пояснений — сомневаюсь. Ничего. Вечером перепоясним, если вдруг надобность возникнет. В который раз убеждаюсь, что платье — это тоже оружие. Главное, подобрать правильно и пользоваться научиться.

— Я... тогда пойду? — поинтересовался Кайя тоскливо.

— Ага.

Тараканы в этой рыжей голове определенно вознамерились капитулировать и уйти в глубокое подполье, наплевав на все принципы. И не то, чтобы я против была, я бы им вслед кружевным платочком помахала, но, подозреваю, позже тараканы вернутся и отомстят. Поэтому, сделаем вид, что в приметы Наша Светлость верит, если уж Их Светлость столь чувствительны к веяниям моды оказались.

Хотя, конечно, если и дальше так пойдет, то вера закончится быстро.

Нет, серьезно, еще пару секунд под этим осоловевшим взглядом и фейерверком эмоций, и я учиню над Их Светлостью насилие. Или — придется сделать скидку на разницу в весовых категориях — попытаюсь.

Но Кайя все-таки ушел, и стало вдруг тоскливо.

Платье — это же такая ерунда, если подумать... подумать не позволили. Нашей Светлости пришлось вернуться на прежнее место и в прежний образ — не то памятника, не то манекена.

— Еще немного. Надо над складочками поработать, — уговаривал портной, оказавшийся весьма милым, хотя и стеснительным, юношей. Главное, он понял меня с полуслова. Четверть часа общения, несколько эскизов на коленке и мы пришли к согласию. Единственно, юноша, запинаясь и краснея — близость к Нашей Светлости пагубно воздействовала на неокрепшие умы — предложил сшить еще и рубашку. А то при дневном свете платье рискует оказаться чересчур... революционным для нынешнего времени.

Разумный довод.

Теперь я вижу, что более, чем разумный.

Но вот юноша отступил и взмахнул руками — дирижер невидимого оркестра. Надо полагать, сеанс магии преображения закончен.

— Знаешь, — Ингрид развернула ко мне зеркало, — в этом фасоне что-то есть.

Ну да, я на женщину похожа. И пусть платье пока существует в проекте, сиречь, в ткани, прихваченной булавками, но проект мне нравится. Умеренное декольте. Открытые плечи. И свободная юбка. Главное, что никаких корсетов!

— Вы хотите, чтобы остальные наряды были такими же? — поинтересовался портной, делая пометки на листе.

Мы хотим. Мы очень даже хотим.

— Я думаю, дюжины для начала будет достаточно, — сказала Ингрид. — Вы успеете?

Дюжина? Я не собираюсь переодеваться столь часто. Но портной уверил, что конечно, они успеют, что лучшие швеи уже готовы приступить к работе. И в руках их — честь Гильдии... ну и так далее.

Звучало обнадеживающе.

Дело за малым — снять эту воздушную конструкцию с Нашей Светлости, чем Ингрид и занялась.

— Иза, платье и вправду... необычно.

Ага. И Кайя вот понравилось.

— Но меня беспокоит другое. Боюсь, что Их Светлость не столь сдержаны, как мне представлялось. И будут докучать вам весьма часто...

А я вот не боюсь, я скорее очень на это надеюсь.

— Все не так плохо, — слова вряд ли убедят Ингрид после всего, что с нею было.

Она молча вынимала булавки, подавая их портному, который покорно втыкал в широкий матерчатый пояс. На поясе висели ножницы, ножнички, мешочки с мылом и мелом, ленточками, бусинами и прочими крайне важными в деле вещами. Наконец, мне дозволено было облачиться в халат. Ткань упаковали, рисунки тоже и портной откланялся.

— Надо подобрать украшения, — сказала Ингрид, проводив его взглядом. — Иза, я слышала, что некоторые женщины могут... не испытывать отвращения, вступая в связь с... мужчинами.

Ее, похоже, от самой мысли о подобном передергивало.

— И я буду рада, если у тебя все сложится удачно. Но... вдруг действительность окажется не такой, как ты представляешь.

Розы ластились к рукам. Нежные цветы. Хрупкие. И не поленился же тащить...

— Я хочу, чтобы ты знала. По закону ты имеешь право назначить один день в неделю для исполнения супружеского долга.

Ингрид это серьезно?

О, более чем.

— Мой муж, конечно, над этим правом смеялся, но Их Светлость к законам относится куда серьезней.

Это я заметила. Наверное, от избытка серьезности ему крышу и рвет.

Я попыталась представить, как говорю Кайя, что готова видеть его в спальне исключительно по субботам и не позже полуночи. Смешно? Нет. Он ведь примет все, как есть. И будет являться в назначенное время за законной подачкой. Унизительно. Подло. Но законно.

Ингрид же, отвернув зеркало к стене, поинтересовалась:

— Что бы ты хотела надеть к ужину?

Наниматель приказал сидеть тихо. До свадьбы.

Свадьбы Юго любил. Шумно. Весело.

И людей много.

Когда много людей, то легко затеряться. Юго и терялся, потом находился, играя в прятки с самим собой. С недоучкой играть стало скучно — он отказывался видеть Юго. Обиделся, наверное. Или совсем растерял силу. Юго хотел было подбросить ему амулет-другой, но передумал: все-таки вдруг маг не такой глупый? Нет, Юго придумал забавную шутку, которая никак не нарушает запрета. До свадьбы ничего не случится. Но никто не предупреждал, что ничего не должно происходить во время оной. Тем более, что свадьбы в этом мире отличались варварским размахом.

И гости собирались на удивление разные.

Те, которые в Замке, были скучноваты. Но вот на заднем дворе собрались замечательные люди. И Юго скользил меж костров, останавливаясь, чтобы послушать разговоры.

— ...а я и говорю, что ни хрена из этого не выйдет, — от рыцаря разило луком, пивом и мочой. Запах этот прочно въелся в шерстяную рубаху, некогда нарядную, но выцветшую, с поблекшей вышивкой и излишне тесную в плечах. — Сначала раба в таны, потом первую встречную девку в жены...

Рыцарь говорил громко, с вызовом, но желающих одернуть его не находилось. У костра собралось изрядно таких же, родовитых, но обнищавших, смешных с точки зрения Юго. Эти люди хвалились памятью предков, забывая, что сами они — ничто.

Юго мог бы рассказать, как тяжело быть ничем.

Но он слушал, запоминая.

Никогда не следует сбрасывать со счетов общественное мнение. Жаль, прессы здесь нет... или помочь миру изобретением? Юго пока сомневался.

— ...а там и вовсе под Мюрреев пойдем, — довершил речь славный рыцарь и громко срыгнул. Юго запомнил его герб — разделенный на четыре части щит с медведем, тремя монетами и звездой.

Шутить, так над всеми.

— Так и будет! — подал голос светловолосый паренек. Он сидел, закинув ногу за ногу, чтобы всякий, кто подошел к костру, видел новенькие шпоры. Паренек, получив рыцарское звание, чувствовал себя взрослым и могучим. — Вон, на переправе назревает

Юго мог бы убить его, не вставая с места.

— Так там всегда назревает, — этот сед и молчалив. Лицо, некогда поврежденное ударом булавы, кажется скроенным наспех. Сросшееся веко, расщелина рта и вывороченная, раздутая щека. — Месяцок-другой повоюем...

Этот знал о войне больше остальных, пожалуй, он и Юго чуял, оттого поводил головой, не то прислушиваясь, не то принюхиваясь.

— А ты, Гуннар, поукоротил бы язык.

— Что, хочешь сказать, неправду говорю? — Гуннар ударил кулаком в грудь и сам едва не упал от удара. — Да любого спроси! Чего ответят, как думаешь? А то и ответят, что свадьба эта — позор!

— Согласен, дураков ноне много развелось.

— Сам умный, да?

— Опытный, — седой-таки прищурил единственный глаз, точно пытаясь разглядеть нечто, иным не доступное. — В их дела лезть — себе дороже. И ты, Бойд, запомни: если долго пинать спящего медведя, он проснется.

Юго эти слова заставили задуматься. Кажется, он начал понимать идею нанимателя. И эта идея Юго нравилась. Редко когда люди подходят к делу с должной фантазией.

Пожалуй, Юго поможет.

Пусть уж свадьба и вправду запомнится людям.

Ужин...

Ужин званый на шесть персон.

Ура! Меня выпустили к людям! Точнее, людей ко мне. Круг близкий, я бы сказала семейный.

Наша Светлость в платье из тонкой красной шерсти, которое после сегодняшней примерки кажется на редкость неудобным. Ингрид в прежнем сонном своем образе.

Их Светлость старательно держатся подальше от Нашей и взглядов избегают. Вид при этом совершенно несчастный, прямо тянет подойти и погладить. Я и попробовала — на ментальном уровне, который сегодня спокоен, как небо над Аустерлицем — но заработала лишь растерянный взгляд.

Ладно, дразнить не буду.

Вторая Светлость, сиречь, дядюшка Магнус, бодр и счастлив, как Винни-Пух, дорвавшийся до кроликовых запасов. Ест он руками, вытирает пальцы о скатерть и говорит с набитым ртом, чем немало смущает Тиссу. Она вообще смущается легко, то вспыхивает, то бледнеет, то вдруг принимается губы кусать, сдерживая смех. По-моему, Магнус нарочно старается. И я догадываюсь, для кого.

Урфин какой-то не такой, как обычно. Не сказала бы, что мрачен, скорее уж задумчив. Отвечает невпопад, словно вообще не здесь находится. Медитирует над куропаткой — ощущение, что пытается от несчастной птицы чистосердечного признания добиться. Поговорить бы с ним наедине... подозреваю, что его тараканы почти столь же жирны, наглы и безумны, как те, что в голове у Кайя. И если мне нужен адекватный муж — а он мне нужен — этих двоих придется мирить.

Психиатром я еще не работала...

Да и заглянуть в голову Урфина не получается. Вообще ни в чью, кроме Кайя, не получается.

— Что, ласточка моя, свадьбы не боишься? — взгляд у дядюшки лукавый, сказала бы, что пьяноватый, но вот диво — Магнус пришел трезвым и пить не пил. Притворяется, значит.

— А чего бояться? — отвечаю я.

— И правильно. Нечего. Ты у нас красавица... вот все пусть и увидят.

Кажется, Кайя эта мысль пришлась не по вкусу.

Ревнует?

Улыбается, конечно, но я-то вижу. Или дело не в ревности, но в нежелании выпускать меня из подземелья. Если так, то Наша Светлость против! Вот только кто ее слушать станет?

— А ты, — дядюшка переключает внимание на Тиссу, — птичка-невеличка, приглядела себе жениха?

Очи долу. На щеках румянец. Пальчики дрожат, а голос слабый, испуганный. Хорошо, хоть от обмороков воздерживается. Интересно, чья это была идея? Подозреваю, что дядюшкина. Наверное, ему нравится свадьбы устраивать.

— Я подчинюсь воле Их Светлости.

По-моему, Их Светлости это меньше всего надо. У них сейчас другим голова занята — могу сказать об этом со всей определенностью.

— Тю, так и подчинишься?

Кивок. Румянец крепчает, и даже Ингрид вываливается из сонного состояния, чтобы сказать:

— Это разумно.

— Да неужели? — Магнус отправляет в рот кусок фаршированной щуки. — Конечно, если разумно — тогда да, не поспоришь. Только не Их Светлость с твоим мужем жить будет.

Тисса окончательно теряется и замолкает. Ингрид откровенно дремлет, а Урфин, наконец, возвращается из царства грез, чтобы спросить.

— Иза, ты верхом ездила?

— Да.

Я на конюшне росла, так что лошадок не боюсь. И сейчас бы с удовольствием прокатилась. Вот только не выпустят же...

— В дамском седле? — уточняет Урфин.

Это которое неудобное? И боком? И еще крюк торчит, чтоб ножку изящно ставить? Я видела такие седла в музее. Нет уж, на подобное я не подписывалась. Я себе дорога как память о прожитых годах. Хотя, как говорится, возник закономерный вопрос:

— А зачем мне?

Магнус крякнул и для разнообразия воспользовался салфеткой. Тисса покраснела еще сильней. Ингрид же сделала вид, что ее здесь в принципе нет. С каких это пор верховые прогулки вызывают у людей эмоции столь сильные?

— Ласточка моя, — голос у дядюшки добрый-предобрый, сразу начинаю подозревать неладное. — Что ты знаешь о свадьбе?