Я посмотрел на Ваньку. Тот лежал, совершенно спокойно — изображал сон. Но именно эта абсолютная неподвижность выдавала его — дети так не спят, да и взрослые тоже. Даже вымотанный насмерть, человек шевелится во сне. В остальном, он сейчас выглядел обычно — красивый младенец-ангелочек. Судя по кукольному размеру, действительно, еще в пеленку писаться, а не с ножом на людоеда нападать. Я вздохнул — ладно, разберемся. Раз уж попал в страшную сказку — монстры, людоеды и прочие персонажи ужастиков, все присутствуют — живи по сказочным правилам.
Время шло, а полуволка все не было, я начал волноваться. 'Блин, опять, что ли один остался?' Мне этого совсем не хотелось. Тревожило меня еще одно — я даже не знал, как к этому относиться — я не хотел есть! А ведь последний раз я перекусил тем, что смог выбрать из расстрелянного вещмешка. Это был совсем не сытный обед и прошло, и с того времени прошло уже много часов. Кроме этого, я двигался и тащил на себе груз. По обычным меркам, у меня сейчас желудок к спине должен был прилипать. Что за ерунда? Заболел я что ли? Но нет, как раз наоборот — я чувствовал себя отлично, нигде не болело, и не ныло. Самое главное — нога абсолютно не беспокоила. Точно — сказка!
Я опять посмотрел на загадочного младенца.
— Ванька, признавайся — это все ты? — в полголоса спросил я. Тот, как всегда, не обратил на мои слова никакого внимания, упорно продолжая 'спать'.
В этот раз я не оплошал, услышал слабый звук шагов прежде, чем волк появился передо мной. Он выглядел спокойным.
— Что, все нормально? — опередил я его. — Лагерь пустой?
Волк кивнул.
— Надо было сразу проверить, — признал он. — Зря столько времени потеряли.
— Брось. Все мы сильны задним умом.
Я не собирался ему высказывать. Каждая задержка, хоть и вроде не нужна, но делала меня ближе к Ольге. Я все еще надеялся, что она вскоре догонит нас.
— Что там нашел?
— Как обычно. Они ночевали, остатки костра и пустые банки.
— Слушай, а ты есть хочешь? — услышав про банки, я решил сразу проверить свои догадки.
— Да, вообще-то нет, — протянул он через пару секунд.
— Поел, что ли где? — нажимал я.
— Нет, — он удивленно посмотрел на меня. — Странно.
Он перевел взгляд на Иван Иваныча. Похоже, мысли у нас были одинаковы, однако он, в отличие от меня, не стал строить предположений. Вместо этого он спросил:
— Ты готов?
Я кивнул.
— Тогда, вперед.
И добавил:
— Тут появилась живность, если захотим есть, наверняка что-нибудь добудем. Так что про еду не переживай. Сейчас потерпи, как оторвемся подальше, я пойду на охоту.
Я поднялся, и вдруг, совершенно по наитию, расстегнул адидасовский рюкзак и, подняв Ваньку, посадил его туда. Он открыл глаза и спокойно смотрел на мои манипуляции. Мне казалось, что рядом с яйцом ему еще лучше. Я хотел оставить голову ребенка снаружи, но потом решил — а что это даст? Я уже совсем не сомневался, что он спокойно может не дышать вообще. Не раз замечал, что дыхание он изображает, только когда на него смотрят. Если он этого не замечает, то грудь у него не двигается. Нисколько не сомневаюсь, что и сердцебиение, у него появляется только когда я беру его на руки. В самом начале, когда ребенок только появился у нас, меня это точно бы шокировало, но тогда я этого не замечал, а сейчас уже привык к его фантастичности. Интересно, чем он меня еще удивит?
Илья молча смотрел, как я устраиваю драгоценного ребенка в старом рюкзаке, я глянул на него и понял, что он явно, на распутье. Наверное, сейчас его установка, и то, что он на самом деле видит и ощущает, пришли в противоречии друг другу. Я нарочно не стал ничего объяснять, пусть сам соображает. Вместо этого забросил потяжелевший рюкзак за спину, поправил лямки и повернулся спиной к Гному.
— Ну-ка проверь, как он там?
Тот пошевелил лапами мой груз и не очень уверенно ответил:
— Вроде нормально.
— Тогда пошли.
Я первым шагнул через кусты.
* * *
Этим же ярким июньским утром, еще две группы людей переправлялись через Ирмень. Одна команда, на двух больших резиновых лодках по три человека на каждой, переплыла реку почти в том месте, где когда-то торчал зацепившийся за корягу старый понтон. Если бы их увидел тот, кто разбирается в происходящем вокруг, он сразу бы понял, что это патрульная группа Самообороны. Той самой силы, которая считала данный район своей территорией. Все бойцы этой группы были хорошо экипированы: одинаковая черная форма; одинаковое оружие — новенькие автоматы Калашникова; одинаковые ножи в ножнах на разгрузке и одинаковые десантные ранцы за спиной. Командовал тут черноволосый стройный парень, выглядевший явно моложе своих подчиненных.
Второй отряд — эти переправлялись намного ниже по течению, и на том, что оказалось под рукой — состоял так же из шести разновозрастных бородатых мужчин. Они сложили свое разнокалиберное оружие и на импровизированный плот из трех автомобильных камер с настеленными сверху жердями, а сами, держась за него руками, отправились вплавь. Лишь один — с седыми и, в отличие от остальных, коротко стрижеными волосами, и с седой же, короткой бородкой — не полез в реку. Он сидел, скрестив ноги на небольшом коврике посредине плота и время от времени, коротко приказывал. В руках у него был бинокль, на коленях лежал автомат. Рустам — так называли его остальные пятеро — единственный из этой команды считал главной задачей найти и захватить ребенка. Остальные горели желанием догнать врагов, убивших их братьев и отомстить. Они вышли на берег примерно на километр ниже по течению, от места высадки группы Самообороны.
Затем и Восточники, и люди из Комплекса, начали делать то же, чем сейчас занимались бойцы спецназа из Центра — искать следы троих, двух людей и одной твари, непонятно как вдруг оказавшихся в одной связке.
Для командира Самообороны в этом не было ничего удивительного — он знал подоплеку, а командир восточников, хоть и не знал, тоже не удивлялся — он был единственным выжившим, вернувшимся из рейда по запретным территориям. А там он насмотрелся на такое, что ситуация, когда тварь в одной упряжке с людьми, теперь ему казалась обычным делом.
Конец третьей части
Часть четвертая
Запретные земли
Далеко на юге, за рекой есть места, которые не затронула ни бомбежка, ни радиация, ни пришедшие из ада. Там можно наклониться и пить воду прямо из реки, и при этом не бояться, что оттуда сейчас выпрыгнет черный окунь и вцепится тебе в горло.
Рваный, конечно, не верил в эти сказки, но сейчас он очень хотел пить, так что почему бы и не помечтать. Через обрушившееся, оплавленное окно он видел маслянисто поблескивающую поверхность речки, и, облизывая сухим шершавым языком потрескавшиеся губу, ругался про себя. Высказать свою злость вслух, он боялся — никогда не знаешь, кто еще может прятаться в развалинах кроме тебя.
Однако ругайся не ругайся, надо как-то набрать воды, пока не наступил день. Он, похоже, обещал быть солнечным и ясным, и значит, любое движение в развалинах, легко можно будет заметить. Особенно если глядеть в бинокль. Мальчишка вздохнул. Вот если бы у него был бинокль и такое же оружие, как у Валькирий, он бы ни на секунду не стал задерживаться в этих развалинах. Сразу бы ушел туда, на юг, вдруг все окажется правдой, и там еще есть люди. Ведь видел же он в прошлом году, как какие-то бойцы, явно не принадлежавшие ни к одной из банд, так надрали задницу банде Нефтяников, что те потом недели три не показывались на улицах. Зализывали раны. Правда, видел издалека и куда потом делись эти пришлые, он не знал. Но по слухам, циркулировавшим по подвалам города, они пришли именно с юга и опять ушли туда. Опять же по слухам, кроме этих пришельцев, которых видел он лично, иногда появляются и другие.
К черту! Он больше не выдержит! Рваный решился. Он взял покрытую с одного края ржавчиной банку — нашел её заранее, знал, что все равно придется идти к реке — и принялся укреплять её на найденной здесь же метровой палке. Как бы то ни было, засовывать руку в воду он не собирался. Окуни всегда плавали стаей, а со стаей даже шестилапый медведь не справится.
Импровизированный ковшик был готов, а он все еще не мог набраться смелости и выйти на открытое пространство. Это уже впиталось в его кровь — если ты хочешь выжить, ты должен быть незаметен — один в этом мире ты никто. Или вступай в банду. Они могут позволить себе ходить по городу, не прячась — когда вас много, и вы вооружены, вы можете справиться со многими. Конечно, только не с теми, кто сильнее вас. Однако, хотя банда и защищает, взамен она требует, чтобы ты потерял свою индивидуальность, стал таким же как все.
Рваный, конечно, не знал такого слова и не понял бы, что оно означает, если бы услышал, но дело обстояло так, что он патологически не мог никому подчиняться. Воля для него была дороже всего на свете. Даже для себя он не мог объяснить, почему он поступает именно так, и почему дикий кот, живущий в развалинах — единственный его друг — для него ближе и понятней другого человека.
Наконец, он заставил себя выйти в дверной проем, с выбитым косяком и сделать первый шаг по улице. И тут же, словно его специально ждали, справа раздалась команда:
— Эй ты, пацан, стой!
От неожиданности он резко дернулся, но не растерялся и сразу кинулся обратно в двери. Однако то, что он там увидел, парализовало его — ноги мальчишки подломились и он, хватая ртом воздух, упал на колени. Расставив когтистые лапы, и жутко оскалившись, в дверях его ждал черно-зеленый монстр.
Я смотрел на дрожавшего пацана и диву давался до чего он худой. Кожа да кости. Губы потрескались и побелели. Одни глаза — огромные и испуганные еще были человеческими. В остальном он больше походил на загнанного зверька.
— Не бойся, — я постарался сказать это как можно дружелюбнее. — И его не бойся, он хороший.
При этих словах, мальчишка бросил испуганный взгляд на стоявшего рядом Илью, но тут же быстро отвел глаза.
— Кто он? — просипел парень.
Голос его как будто шел из пересохшего колодца. Меня толкнуло.
— Ты пить хочешь?
Тот энергично закивал. 'Так вот почему у него в руках была эта банка на палке'. Я достал флягу, в свое время снятую с убитого спецназовца, отвернул пробку и протянул парню. Он схватил фляжку обеими руками и начал жадно глотать.
— Ну ты и иссох. Неделю не пил?
Тот отдал фляжку только после того, как вся вода там закончилась. Протянул плоскую емкость мне и шумно задышал. Отдышавшись и рыгнув, он опять спросил:
— Кто это?
Взгляд его не отрывался от полуволка.
— Скажи ему, — усмехнулся я.
— Мееня зоовут Илииия, — целую вечность хрипел Гном.
Хорошо, что я заранее почувствовал, что сейчас произойдет и успел поймать пацана за полу драной пластиковой куртки. Как только волк заговорил, парень рванул.
— Притормози! — я подтащил его к себе и поймал за плечо.
Он опять дрожал, и я заметил, что его правая шмыгнула за пазуху. Второй рукой я перехватил его предплечье и вытянул руку наружу.
— Ну и на хрена? — я укоризненно покачал головой и отобрал у него большой столовый нож с самодельной, замотанной проволокой рукоятью. — Пойми, мы не враги. Илья хороший парень. Лучше некоторых людей.
— Скажи ему, — он показал на Илью, — пусть не подходит ко мне. И нож отдай.
Надо было налаживать отношения с аборигеном, нам позарез нужен был проводник. Ни Илья, ни я никогда не бывали в этом городе в мирное время, ну и тем более после бомбежки. Карт у нас тоже не было, а идти надо, время уже поджимало по-настоящему. Ольга постоянно подгоняла нас, поэтому и обойти город не дала. Напрямую быстрее.
Что-то она, кстати, задерживается. Я нахмурился — не надо было отпускать её одну, но её еще в те времена нельзя было переспорить, а сейчас тем более. Зумба до сих пор так и не смогла заставить себя справлять нужду при нас — хотя если честно, я тоже этого не мог — поэтому предупредила, что на пять минут и убежала в развалины.
Подожду еще пару минут и пойду искать, решил я и вернулся к пацану.
— Ты может и есть хочешь?
Я понял, что мой вопрос попал в точку — он уставился на меня. Глаза говорили сами за себя — похоже, голод у него был не хуже жажды.
— Хочу, — еле слышно подтвердил он.
Я потянулся, чтобы снять рюкзак, но он остановил меня.
— Давай уйдем с улицы, — в голосе паренька слышалась тревога.
— Боишься кого-то?
— А вы, что — не боитесь?
Я хотел рисануться и ответить — нет, но подумал, что играть сейчас не надо и сказал правду:
— Наверно, боялись бы, если бы знали кого.
Он удивленно взглянул на меня и вдруг его лицо изменилось.
— Вы не из города? — вопрос был скорее утверждением, чем вопросом.
— Что, заметно?
— Пошли быстрей с улицы! — он первым рванул обратно в дом, из которого только что вышел. Я с досадой оглянулся — где Ольга? И пацана отпускать нельзя, и её надо дождаться. Я кивнул Илье на уходившего парня — присмотри, а сам рванул за угол развалившегося дома, туда, куда пошла Ольга. Только я поравнялся с проулком, увидел её. Она спешила, лицо было встревоженное.
— Что ты так долго? Что случилось?
— Валим отсюда. Там люди мелькнули. Надо спрятаться.
— Тогда за мной!
Ольга не смогла сдержать удивленный возглас, когда вслед за мной зашла в комнату и выглянула из-за моей спины.
— Кто это? — уже осмысленно спросила она.
— Абориген, — улыбнулся я.
Однако улыбка сразу слетела с моего лица, когда я увидел, что происходит с парнем. Он испугался. Хотя это слабо сказано — боялся он, по-моему, все время, но сейчас его просто обуял ужас. Он забился в угол, выставил перед собой нож и дикими глазами глядел на Ольгу.
— Эй! Ты что? — я подошел к нему. — Ты смерть увидел, что ли?
Он лишь на секунду перевел на меня затравленный взгляд, и вдруг метнулся к окну. В этот раз первым среагировал Илья, он перехватил пацана, когда тот уже запрыгнул на подоконник.
— Да, что с тобой?
Я опять отобрал у парня нож, который только пару минут назад вернул ему, схватил за плечи и, наклонившись, заглянул ему в глаза.
— Валькирия, — прошептал он. Парень так и не мог оторвать взгляд от Ольги.
— Какая на хрен Валькирия? Это Ольга, моя подруга.
— Она пришла с тобой?
— Само собой! У меня здесь знакомых нет.
Ощущение было такое, словно из парня выпустили воздух. Он ослаб и, если бы, я не держал его, наверное, сполз бы на пол.
— Ну и испугался я, — расслабленно выдохнул он. Однако взгляд его постоянно возвращался к Ольге. Он словно не верил, своим глазам.
— Ну все, пацан, давай завязывай со своими фокусами. Поешь лучше, мы тоже перекусим.
Поесть действительно надо. С тех пор, как ранним утром мы вошли в пригород Славина, мы не останавливались и не ели. А сейчас уже часа четыре.
Я растолкал ногами мусор, потом снял рюкзак, и аккуратно положил его, расстегнул основную молнию и улыбнулся бесстрастно глядевшему на меня Ивану Ивановичу.
— Вылазь, брат, знакомься с местным жителем.
