Ему было двадцать пять — совсем еще юный по меркам Нуменора возраст. Внешне он выглядел скорее еще мальчиком, нежели мужчиной — сказывалась эльфийская кровь. Возраст, когда ровесники наслаждаются этим радостным ощущением всемогущества последней поры юности — когда можно не спать всю ночь, что-то обсуждая с друзьями, а потом провести весь день на море, управляя вертким корабликом, и ни на миг не почувствовать усталости, когда любое дело кажется — по плечу, и весь мир у твоих ног, готовый принять и признать тебя — героем, талантом...
Но — не до того было принцу, и он не чувствовал ни радости, ни веселья. Именно в этот год он почувствовал, что подошел к пределу — не было новых источников знания, новых и непознанных тайн бытия. Его пока не увлекла ни одна сфера знания — Тиндомэ хотел знать все обо всем. Но — что делать, если книги уже изучены и залистаны до дыр, и все в них ясно, и нет ничего нового даже в разговорах с эльфами Валинора: нет того, чего бы он уже не слышал ранее. А запоминал он все — мог назвать страницу книги, на которой был написан тот или иной текст, ее название и происхождение, даже если держал ее в руках несколько лет назад.
На одном из турниров при дворе, в котором он решил однажды принять участие — скорее, по просьбе матери, нежели по своей воле, и даже неплохо показал себя, оставив позади многих товарищей, особенно в бою с мечом — ему встретился интересный соперник, эльф-Нолдо, не последовавший в свое время в исход, ученик одного из Майар самого Тулкаса. Тот не принимал участия на общих основаниях — просто иногда приглашал на поединок кого-то из приглянувшихся ему бойцов. И — на этот раз выбор пал на Тиндомэ. Тот спокойно вышел на бой, нисколько не сомневаясь в своем поражении, но желая попробовать продержаться как можно дольше. Ему было интересно — обычно работа оружием представлялась ему скучной в отличие от работы умом, но слишком уж необычен был соперник.
Турнир закончился заранее ожидаемым всеми полным разгромом Тиндомэ, ибо против эльфа не мог выстоять никто, кроме самого короля. Но — принц познал для себя нечто новое — редкостную красоту волшебного танца боя, умения владеть своим телом и его продолжением, гибким железом, что умеет петь и плакать. За недолгие минуты поединка он был потрясен, впечатлен и покорен одновременно этим искусством, которое считал еще недавно забавой для неучей и солдат. Строгая красота движений, отточенная грация приемов — он такого еще не видел. Или не замечал.
В тот же день принц приказал доставить ему лучших учителей боевых искусств. В Нуменоре это было не так-то просто — жители острова, еще не попавшего под Тень, не были особо воинственны. Для них это было развлечением, не целью в жизни. Книги полетели в углы, где им предстояло пылиться еще долго. А Тиндомэ с тем же фанатизмом принялся совершенствовать умение владеть мечом. Дни и ночи — только борьба и фехтование, только бесчисленные упражнения. Пять наставников — а за сутки он успевал замучать всех. Казалось, не человек, а сам не знающий усталости Астальдо жил теперь в загородном доме.
Он быстро понял, что для истинно совершенной работы мечом нужно учиться не только ей, но и всем прочим физическим упражнениям. Надо — значит, так и будет. И — лишь несколько часов сна, подъем с первыми лучами солнца, долгая пробежка в прохладном еще утреннем воздухе. Заплыв в море — в любую погоду — на много лиг.. Затем — занятие с учителем фехтования. Когда тот уставал — занятие рукопашной борьбой. Самостоятельные упражнения в стрельбе из лука — самое трудное, он был несколько близорук, сказывались годы, проведенные за книгами. Обучение бою на ножах. Верховая езда — прыжки, выездка. Так до самого вечера. Недолгий отдых — снова упражнения.
Душными летними ночами он тренировался на плоской крыше дома. Луна освещала упрямое мальчишеское лицо, загоревшее до черноты от постоянного пребывания на солнце. На скулах выступали крупные капли пота, челюсти сжимались, придавая лицу странно жестокое выражение. Глаза, смотрящие в никуда — в себя — во тьму. Один прием — часами, месяцами, пока не достигнет совершенства. Легкие грациозные движения, отточенные временем и упражнениями. Все больше — звериного, рационального в них, все красивее каждое его движение — ходьба, поклон.
Такая нагрузка изменила его фигуру — из прежнего "книжного червя", как иногда дразнили его приятели, он превратился в на редкость хорошо сложенного парня. Широкие развернутые до упора плечи, покатые от развитых мыщц шеи, узкие бедра — почти тот идеальный треугольник торса, который считается каноном мужской красоты. Равно развитые на всех участках, рельефные мускулы, заметные в любом одеянии. Прекрасная осанка.
В сочетании с тонким и красивым лицом — настоящая мечта любой девушки. Вот только эта "мечта" в упор их не замечала. Кажется, он вообще не знал, что на свете существует другой пол. Вернее, знал — ибо был со всеми женщинами, не исключая и прислуги, безупречно вежлив и галантен, чем производил неизгладимое впечатление. Но — не знал зачем же они нужны, кроме легкой и совсем не интересной болтовни и того, чтобы удовлетворять их мелкие капризы. Зачем это делать? Да какая разница — просто так принято. Так научили еще в детстве.
Турниры — новое развлечение. Через три года единственным соперником на острове ему был отец, он обошел в боевых умениях и старшего брата, и всех прочих. И то — никто не знал, чем закончится новый бой — их силы были практически равны: Тиндомэ был гибче и выносливей, зато отец мощнее и опытнее.
Отец изменил к нему отношение и пытался привлечь его к управлению государством. Вот только отчего-то умный и сильный принц при малейшей попытке приставить его к этому проявлял редкую тупость и бестолковость, мог испортить самое простое дело, хотя "искренне старался". Вместе с обманными приемами в фехтовании Тиндомэ познал и искусство обмана в жизни.
Теперь он мог лгать, спокойно глядя в глаза и нисколько не робея. Уверенно, так что его слова принимались за правду. Редко пользовался этим, но теперь уже не говорил правду, когда ее не ждали. Вот сестра спрашивает, к лицу ли ей платье, и в глазах у нее читается ожидание комплимента. Да, конечно, милая, тебе оно необыкновенно идет. Ей приятно — и какая разница, что этот цвет ей вовсе не подходит?
Вокруг него, когда он выбирался в столицу, неизменно собирались девушки. Он нехотя — но кто об этом догадывался, ведь принц сама любезность и само внимание — беседовал с ними, сопровождал в верховых прогулках. Но — все намеки и беседы с подтекстом проходили мимо него. Некоторых вещей он не видел в упор. На намеки матери, что пора бы ему найти уже свою избранницу, отвечал недоуменным "Зачем?"
Так и шли дни и ночи. Упражнения. Но — и снова он взял в руки книги. Дни и ночи, заполненные до отказа. И — вот, случайно, в библиотеке он натолкнулся на странный древний рукописный манускрипт с опаленными краями. Тот был написан на непонятном языке — эльфийские руны, письмо Даэрона, но язык едва ли похож на эльфийский. Впрочем, через недолгое время он понял и язык: как-то странно искаженная смесь обоих эльфийских наречий.
А главным в тексте оказалось содержание. Речь шла о магии, предмете мало знакомом и понятном нуменорцам, признанном уделе эльфов и Майар. Но — совсем о другой магии. Автор явно был человеком и для человека были написаны эти записи. Заклинание Огня. Заклинание Воды. Странное и непонятное деление магии на Истинную и какую-то еще. Прочитав описание создания примитивного магического предмета, он загорелся этой идеей. Опять, на этот раз уже навсегда, полетели прочь со стола книги из библиотек. Принц захотел научиться магии.
Теперь, правда, никто не мог помочь ему, никто из людей в Нуменоре не разбирался в предмете магии. В некоторых областях — еще ладно, и по всему острову засновали посланцы. То принц желал пригласить старейшего из звездочетов, чтобы беседовать о светилах, то рудознатца, чтобы говорить о металлах. По ночам в окнах горел свет и часто вспыхивали странные разноцветные огни, разные необычные запахи ползли по саду, то приятные, то отвратительные. Гости заставали Тиндомэ колдующим над тиглем или составляющим странные символы, и вокруг непременно были разбросаны странного вида свитки.
Нуменорцы были слишком открыты и горды, чтобы заниматься сплетнями. Но предел человеческого терпения переходить не стоило никому, а за пять лет подобного образа жизни, Тиндомэ определенно его достиг.. Теперь ему вслед оглядывались — еще без страха, но с недоуменным удивлением — и шептали разное. И вправду странно — живет один, только лишь с несколькими слугами, при дворе появляется только ради очередной подозрительно легкой победы на турнире. Не собирается жениться, не желает помогать отцу в его нелегком труде. Нет ни одного близкого друга. Даже выглядит не по-нашему, черные волосы, смугло-бледная кожа, темные глаза. Темная одежда. Меч — в потертых ножнах, как будто каждый день его применяет. Ни одного украшения — ни перстней, ни цепей, одежда слишком скромная.
На него начали жаловаться отцу. Тот сначала даже довольно-таки весело пересказывал все это сыну, но со временем интонации делались все более недовольными и гневными. Кто впервые произнес ему вслед — "вражья кровь", Тиндомэ не увидел. Но — услышал и накрепко запомнил. Он уже знал происхождение этих странных рукописей, и не возмутился. Ему было все равно — если все знание на стороне Света исчерпано, отчего бы не обратиться за ним ко Тьме?
Странные истории — о привозимых в усадьбу и бесследно пропадавших животных, о ночных бдениях над колбами и тиглями, о черных делах, что творятся в доме принца, ползли по острову. Тиндомэ было все равно — но надоедало ворчание отца, да и, право, больше уже нечего было здесь делать. И — забрав слуг и немногое имущество, которым владел, он сел однажды вечером на корабль и отправился в колонии.
Там было по первости более интересно — новые лица, новые впечатления. Его приезд был по достоинству оценен всей знатью колонии — не каждый день туда приезжали жить принцы Нуменора. К нему зачастили гости, наперебой его приглашали во все дома. Но — Тиндомэ разочаровал их. Для гостей его никогда не было дома — "Принц уехал верхом" , "Принц отправился в гости". От приглашений он отказывался с такой изысканной вежливостью, что никак нельзя было обидеться.
Произвел впечатление, блеснув на турнире — выиграл кубок как бы шутя. Показал себя превосходным охотником. В беседе был учтив и интересен для каждого. А в общем — почти никто и не сумел с ним как следует познакомиться. У дам появился новый безобидный повод для пересудов — холостой красавчик-принц. У мужчин — соперник, но не особенно серьезный: потерпеть поражение от сына самого Тар-Кириатана — позор не велик. И — все.
Зато с ним самим произошла достаточно важная, но почти незамеченная им перемена. Мать просила его навестить одну из своих бывших придворных дам, которая, выйдя замуж, уехала в колонии. К тому времени дама уже успела стать вдовой, но возвратиться ко двору королевы не пожелала — в колониях ей было интереснее. Тиндомэ покорно исполнил просьбу, передал все, что просила мать, прогулялся с дамой по саду и уехал. Она ему весьма понравилась — молодая еще женщина, в том прекрасном возрасте на грани молодости и зрелости, которому сопутствует успех юности и мудрость более старшего возраста. Превосходно образованная, умеющая вести беседу, необыкновенно привлекательная внешне. Но — он вполне удовлетворился приятно проведенными часами и никак не реагировал на несколько ее приглашений, отвечая вежливейшим отказом.
Однако однажды утром, когда он едва уснул после бессонной ночи — никак не удавался особенно интересный опыт — он был разбужен достаточно громким диалогом под окнами. Госпожа Эленель, так звали ту даму, настоятельно просила впустить ее. Сидя на лошади, она спокойно и надменно беседовала со слугой, отвечавшим, что господин еще спит.
— Ну кто же спит в такое время?
Тиндомэ приказал ее впустить — ситуация показалась ему несколько некрасивой по отношению к даме, а такого он допустить никак не мог. Быстро, но привычно-аккуратно оделся — серебристо-серая рубашка с широким кружевным воротником, камзол цвета моря в шторм, такого же оттенка штаны, легкий темно-серый плащ. Дитя Сумерек — и цвета именно такие. Воплощение элегантности.
Прогулка верхом, затем по саду, затем — с бокалами вина в руках они прогуливались по дому, пока госпожа Эленель не пожелала присесть в одной из комнат на диван. Беседа — почти ни о чем: об оружии, в котором благородная госпожа разбиралась достаточно хорошо, об истории Нуменора, которой оба интересовались.
Ближе друг к другу — ведь не хочется говорить громко. Рука на плече — невзначай, в пылу интересной беседы. Рука касается щеки — как бы случайно. Тиндомэ был не настолько наивен, чтобы не понять, чего от него ждут, и не настолько дурно воспитан, чтобы отказать в этом даме. Он постарался не разочаровать ее — ведь его учили, что женщин нельзя разочаровывать. Недостаток опыта заменила интуиция, недостаток желания — глубоко засевшая вежливость хорошо воспитанного матерью мальчика. Самому ему было несколько все равно — не особенно-то интересны эти забавы на ковре, конечно, приятно, спору нет. Но — он мог бы обойтись и без этого. Однако — не обижать же даму?
О произведенном им на госпожу Эленель впечатлении он не узнал, а узнай — не принял бы всерьез, не поверил и не понял. Ибо весьма взрослая и опытная в любви дама самым натуральным образом потеряла голову после первого же свидания. Ей даже и в голову не могло прийти, что она была первой женщиной красавца принца, которому было уже за тридцать, и который выглядел вполне опытным и искушенным мужчиной. Слишком уж уверенно и непринужденно он держался, не сделав ни одной ошибки, не допустив ни одной неловкости.
Через некоторое время — должно быть, впечатленные рассказами Эленель — еще несколько дам периодически бывали у него в гостях. Тиндомэ реагировал на это на редкость спокойно — если он не был особенно занят каким-либо опытом, он всегда был "рад видеть высокородную гостью", полагая в глубине души, что намного проще и легче сделать то, что от него хотят, чем оскорбить даму отказом.
Отличная физическая форма, жесткий самоконтроль, полная неспособность потерять голову — все эти качества не могли не произвести впечатления. Которого он, впрочем, не осознавал; пользоваться этим в своих целях ему вообще едва ли пришло бы в голову. Его считали умелым и опытным любовником — а он на самом деле просто стремился побыстрее покончить с ситуацией, видя к этому один способ: сделать все как можно лучше. Его считали внимательным и заботливым — но у него попросту настолько не было никаких собственных желаний, что не на чем было настаивать.
Он был спокойным и выдержанным, и — что особенно ценилось — начисто лишен предрассудков и надуманных запретов. Правда, и у него были определенные ограничения, которыми он мог рассердить кого-то — но тут уж ему было все равно. Такие крайности, как ожидаемое от него проявление грубости, или, напротив, явное желание подчинить и верховодить им, вызывали у него равнодушное, но стойкое, неприятие. Причинить боль женщине казалось ему слишком странным и неприятным — не так его воспитывала мать. Подчиняться женщине — даже в минуты любовной игры — казалось также ненужным и неинтересным. Он был вежлив, но непреклонен. Если кого-то это не устраивало — он не огорчался.
