Пашка глянул через оптику на преследователей. Те остановились у прицепа, не подъезжая к нему метров сто и начали расстреливать ни в чём не повинную неваляху.
Бабка прошипела:
— Вот твари! Ограбить не могут, так испохабят.
Шило добавил:
— Ссут подойти. Думают — там бомба. Значит знают — кто мы.
Банда муров состояла из пяти машин. Четыре пикапа. Один жигулёвский, один шевролет, и две каких-то непонятных полусамоделки. И плюс ещё один фургон-броневик, жуткого вида, с бронированным пулемётным гнездом на крыше. Что крылось под листами железа, — определить было невозможно.
Бабка рявкнула.
— Тьма! Куда?! Сидеть и не дёргаться!
Пашка достал бинокль с дальномером, прикинул расстояние. Чуть меньше километра. Пойдёт.
Прилип к прикладу, пошевелил стволом, определяя цели, и начал стрелять.
От первых пяти выстрелов четыре пулемётчика потеряли головы. А что стало с пятым — непонятно. Но досталось ему, в его модной самодельной башенке, по самое "нехочу".
Следующая серия из пяти снарядов, расхлестала двигатели у всей команды. И бронирование не помогло. А из-под капота жигуля повалил черный дым с проблесками пламени. Вояки повалили из кузовов, рассыпаясь по полю, занимая стрелковые позиции.
Заработали одиночными калаши Бабки и Короткого. Скорый не отставал.
Оттуда отвечали очередями. По бронированным спинкам несколько раз врезало как молотком.
Счёт был непонятен. Но Скорый точно видел, что семерых рядовых он зацепил серьёзно, пока те растерялись и метались в чистом поле в поисках укрытия. Он скомандовал:
— Давай к ним, задним ходом!
Бабка обрадовала:
— У нас нет заднего хода.
И тут Пашка вспомнил, что ни разу не видел, чтобы пепелац спячивался. Ну, ё моё!
— Короткий, Шило, а вы сможете его толкать назад?
Короткий ловко, как акробат, ногами вперёд выскользнул на броню двигателя и спрыгнул перед капотом. Скомандовал:
— Шило, рули!
И попёр автомобиль перед собой, как бульдозер.
Пашка снова занялся отстрелом живности. Не давал поднять головы. Оттуда изредка стрекотали очередями, но Скорый мгновенно пресекал такое безобразие. Он вполне справедливо полагал, что все патроны муров уже его собственность, и нечего их транжирить.
Из-за горящего жигуля высунулся гранатомётчик со своей трубой. И тут же умер.
Один боец вскочил и рванул по дороге от места боя.
Скорый спросил сам себя:
— Он что, собирается пешком убежать от пепелаца?
— Ты о чём?
— Да побежал народишко. Вон — побежал.
Короткий тоже уже бежал, толкая перед собой машину.
Шило крикнул:
— Может развернёмся уже? Народ-то — вон... Чешет, во все лопатки.
— И получим пулю от тех, кто остался? Нет. Мы никуда не торопимся.
И он начал стрелять в спины убегающим. В конце концов все дезертиры успокоились. Пардон — упокоились. А оставшиеся лежали по укрытиям и сидели за разбитыми машинами. Огонь не открывали. Понимали, что засветиться — чревато.
До противника оставалось метров триста.
Ещё одна группа стрелков не выдержала и побежала в поле. И тоже все легли под огнём Пашкиного Корда и Бабкиного Ака.
Двести метов... Сто метров...
От линии противника заорали:
— Эй! Не стреляйте! Мы сдаёмся! Сдаёмся! Скорый, не стреляй! Мы сдаёмся!
— Короткий, остановись.
Короткий остановился. Тяжело дыша, бормотал:
— На новом пепелаце... Сделаю задний ход!... Обязательно сделаю!
Муры встали, с поднятыми руками. Скорый заорал:
— Двадцать шагов вперёд.
И спросил:
— Бабка, посмотри, будь добра, никто там не затаился.
— Ну как же "никто". За фургоном один сидит. И двое вон там. Вон, где тот, который в шляпе лежит. На боку, который. За ним в кювете.
Дугин зарядил подствольник и шмальнул гранатой в кювет.
Оттуда выскочил с поднятыми руками один мур. А второй, который видимо не смог встать из-за ран, истошно орал.
Мужик, прятавшийся за машиной, тоже намёк понял и вышел из укрытия, бросив на траву автомат.
— Бабка, всё? Больше никто не прячется?
— Нет. Все тут. Остальные — холодные.
— А который в кювете?
— Готов.
— Так. Считаем.
И Скорый пересчитал пленников. Одиннадцать человек.
— Пошли... Таня, ты сиди. Не порти нам картину... Бабка, ты тоже пока не высовывайся.
И бригада осторожно выдвинулась в сторону сдающегося противника. Пашка с двумя стечкиными навскидку, а Шило и Короткий с Акээмами у плеча.
Один из муров, видимо оставшийся из старших, каркнул:
— Мы сдаёмся! Ты же Скорый?
— А если знали, что я Скорый, так чего полезли на рожон?
— Ну, так — приказ.
— Чей?
— Начальства Фермы приказ.
— Хорошо, — согласился Павел, — мы принимаем капитуляцию. Встаньте на колени, руки за голову.
Все подчинились. Скорый подумал-подумал, обошел пленников со спины и быстро, как из пулемёта, выстрелил из стечей каждому в затылок.
Шило скривился, укорил:
— Они же сдались!
— Ну и куда мы их. Наручников — нет. Места чтобы вести — нет. Времени с ними возиться — нет. Нам как-то не до сантиментов. И, знаешь, они бы с нами не церемонились... Давайте трофеи грузить. Шило, будь добр, выдери пулемёты. Бабка! Таня! Можете выходить.
Бабка вылезла и подошла к месту казни.
— Строго ты с ними...
Шило мрачно схохмил:
— Так это он таво, — перепутал. Предупредительный выстрел с контрольным, бля.
Бабка вздохнула.
— Так. Ладно. Быстренько собираем трофеи. Тьма! Тьма! Вылазь из машины, помогать будешь!
Стаскали в издырявленный пулями прицеп собранное оружие и рюкзаки. Шило привычно начал вытряхивать покойников из одежды.
Таня сначала помогала. Сволакивала в неваляшку камуфляж и броники. Но потом, молча, ушла в машину и села на своё место.
Бабка спросила:
— Тьма, тебе плохо?
В наушниках, вхлипнуло.
— Нет. Нормально. Я... Я не ожидала, что будет вот так.
— Ладно. Посиди. Передохни.
Минут за тридцать управились. Пристегнули прицеп, прыгнули в багги и направились в сторону острова.
Таня спросила:
— И это, что у вас — всегда так?
— Да. Всегда.
До Острова доехали молча.
Остановились у одинокой берёзки перед чёрной речкой. Бабка подала пакеты Тьме и Скорому. Объяснила.
— Тьма, блевать надо или за борт, или в пакет. Договорились?
Таня испуганно моргала.
— А что сейчас будет?
— Мы поедем через тьму. Все приготовьте живец. Трогай Шило.
Багги, ревя открытым глушителем, помчалась к черноте.
Пашка уже привычно потерял сознание.
Очнулся с головной болью.
Стандартно блеванул за борт.
Хлебнул живчика. Полегчало. Плеснул понемногу энергии всей бригаде. Обратил внимание, что Таня сознания не теряла и чувствует себя довольно сносно. Хоть и побледнела до бесцветных губ.
Бабка хлебанула пару раз из фляжки.
— Так. Ладно. Скорый, для тебя работа. Там рубер шарится. Здоровый, сука. Возможно даже это такая мелкая элита. Ты учти, что сегодня тварь не тормозная. Готов?
Пашка с трудом примостился к корду.
— Уф... Готов.
— Поехали.
И пепелац, бесшумно покатился за огородами.
— Где он?
— За коттеджем. Жрёт что-то.
— Давай Шило, не спеша. Сразу за домом прими влево и останови.
Машина выкатилась из-за угла и встала. Над скелетом свинорыла стоял рубер. Полуящер, размером с доброго коня.
Скорый выстрелил в повернувшееся к бригаде лицо. Но в глаз не попал. После черноты, ещё не удалось сосредоточиться.
Рубер мгновенно оказался у машины, замахнулся и ударил со стороны пассажиров.
Но вот удар никакого эффекта не произвёл. Причём, пара когтей на страшной бронированной лапе с отвратительным хрустом сломались.
Тварь замахнулась другой конечностью, но ударить не успела. Очереди из двух калашей и пулемёта в грудь отбросили его на стену дома. Ещё два выстрела из Корда, в глаз и в нос, закончили трагедию.
Шило вылез из-за руля и пошёл потрошить свеженину. А Скорый заранее открыл термос для паутины.
Таня сидела, закрыв лицо руками. Это и понятно. Первый раз увидеть разъярённого рубера вот так, вплотную — та ещё встряска для психики.
Короткий спросил:
— Это что сейчас было? Это ты Шило нас закрыл? У меня ведь вся жизнь перед глазами промелькнула.
— Нет, — откликнулся Шило, — я ничего не делал.
Таня отняла руки от лица и пошептала:
— Это я...
Все повернулись к ней. Шило тоже подошёл со своим тесачиной.
— Что "ты"?
— Его лапу остановила...
— Ещё раз сможешь так сделать.
— Не знаю.
— Попробуй, Танечка.
Таня попыхтела, поморщилась.
— Нет. Не получается.
Шило сделал зверскую физиономию и замахнулся на Тьму ножиком.
И тут же отлетел в сторону, метров на десять, отброшенный какой-то силой. Если бы не стенка коттеджа, то улетел бы дальше. Кряхтя встал на ноги, поднял нож.
Таня высказала ему испуганно и обиженно:
— Ты что?! Ты с ума сошёл?! Чего ты на меня набросился?!
Шило, несмотря на оплеуху полученную от Тьмы подошёл к ней с улыбкой во всю харю.
— Ты, Тьма, щитовик. Поздравляю. Не обижайся. Такой дар только так и проверяют.
Приобнял девушку.
— Не обижаешься?
Тьма отмахнулась от него.
Короткий пояснил:
— Тан... Тьма, ты запомни это состояние. Когда щит возникает. Потом потренироваться надо.
Бабка добавила:
— Ну, вот тебе и дар. Правда, это не основной. Всё, что там... это... ну...
Короткий подсказал.
— Все манипуляции с предметами, это дары второстепенные. А главный дар у тебя значит впереди. Но, щит! Щит, это очень полезно!
А Бабка добавила:
— Теперь ты, Тьма, в цене. Была бы мужиком, или такой отчаянной, как Беда, уговорили бы тебя к нам в группу.
— А меня не надо уговаривать. Я заранее согласна.
Бабка начала распределять дела:
— Шило, отвези труп в черноту, потом приходи в подвал, переберёшь трофейное бельё.
Шило вдруг взбрыкнул:
— А почему я всё время с тряпками вожусь? Бабка, мне обидно!
Бабка посмотрела на него удивлённо.
— Потому, Шило, что любой другой будет ковыряться с этой кучей белья двое суток. И при этом обязательно что-то ценное пропустит. А ты, я знаю, сделаешь как надо.
Шило криво, но гордо усмехнулся и пошел за луноходом.
— Вы, Короткий и Скорый, помогите Шилу загрузить тварь. Потом заберёте прицеп и... Что там вам ещё надо — разберётесь. Тьма, пойдёшь со мной.
Все занялись делом.
Таня вылезла из машины и на деревянных ногах пошла следом за Бабкой. Сзади, на камуфляжных штанах, темнело мокрое пятно.
Когда в гараже нагрузили прицепы, проверили и перепроверили по списку, всё ли забрали, поехали загружать ценности из подвала.
Шило сидел на кровати и перебирал ворох одежды, отбрасывая проверенное бельё в кучу, а камуфляж и обувь складывая на соседнюю кровать, на расстеленный полиэтилен. Рядом, на белой тряпице, красовалась кучка разноцветных шариков и несколько безделушек, видимо золотых.
Танечка, в новых камуфляжных брючках песчаного цвета, с печальным, просто с убитым видом, кошеварила у плиты.
Пашка спросил у Бабки, кивнув на Тьму.
— Как она?
— Плохо. Переживает... Она описалась, когда рубер на нас налетел. Хорошо, что я сменное бельё захватила. Задницы-то у нас одинаковые.
Пашка посмотрел оценивающе на Бабкину корму, потом на Танину.
— Примерно — да. Одинаковые.
Подошёл к девушке.
— Таня, положи ложечку. Расслабься.
Добавил ей энергии, плеснул самоуверенности, хорошего настроения и жизнелюбия.
— Всё, золотце моё, готовь дальше.
Таня пошевелила плечами, вертанула головой, хмыкнула.
— Нормально... Спасибо. Я думала, надо мной смеяться начнут.
Взяла Скорого за воротник, привстала на цыпочки и чмокнула в щёку.
У Пашки в душе, почему-то, потеплело. Он "успокоил":
— В таких ситуациях, девочка, прожжённые бойцы в штаны бы наложили. А ты... Ты — первый раз вплотную столкнулась с рубером, и только по маленькому... Ты, Таня, героическая женщина.
А Бабка добавила:
— Это он абсолютно серьёзно говорит.
Таня покивала:
— Я знаю.
— Но сиденье придётся мыть.
— Я помою.
До вечера упаковали все патроны и все стволы крупного калибра. Из захваченных сегодня трофеев, самым ценным был КПВ. Пехотный пулемёт, калибра четырнадцать и пять, с родным станком. Пашка и Короткий, как увидели этого зверя, сразу переглянулись. Место на новом пепелаце пулемёту было обеспечено.
А кроме этого крупнокалиберного счастья, бригаде достались ещё два Корда. Один сильно потасканный, разболтанный и совершенно неухоженный. А второй — почти новенький.
Упаковали все сегодняшние трофейные Стечкины, несчастливое число — тринадцать. Кроме них никакого короткоствола не стали брать.
Забрали все броники, и шлемы.
Ну и само собой — жемчуг. Прямо в Бабкином сундуке его поставили в багажник пепелаца.
В углу, за дверью Скорый нашел несколько картонных коробок затянутых скотчем.
— Бабка, а тут что?
— Там электроника всякая.
— Я посмотрю?
Бабка удивилась:
— Смотри, конечно. Зачем спрашиваешь.
Пашка вскрыл одну коробку. Она оказалась наполнена цветными упаковками с планшетами, сотовыми телефонами, цифровыми фотоаппаратами и видеокамерами. Павел подумал, что такие игрушки Анютке пригодятся, и взял по паре камер, планшетов и сотовых, сунул в рюкзак. Пусть ребёнок балуется.
В конце работы, Короткий пожалел:
— Надо было с шевролета амортизаторы снять. Там пружины хорошие. Но теперь чего уж. Завтра со всей техники, что на острове пружинки поснимаем. Пригодятся.
Танечка ничего не спрашивала и вообще не разговаривала. Наверное впечатлений было столько, что для переваривания всего объёма требовалось время.
Поужинали манной кашей на сухом молоке. Очень вкусной, кстати. Запили компотом.
Ночевали как обычно — заперевшись в секретном бункере. Пашке снова досталось спать на полу, на матрасике.
Ночью Скорый два раза просыпался.
Сначала мужики синхронно сходили до ветру.
Потом Таня слезла с верхней кровати и наступила Пашке на руку. Зашептала напугано:
— Ой! Извини, Паша! Извини, ради Бога... Слушай, раз уж я тебя разбудила, проводи меня... Боюсь.
Проводил. И до утра спал как убитый. Пока его не растолкала Бабка.
Позавтракали разогретым вчерашним. И мужики поехали расковыривать технику. Прокопались до обеда. Скрутили двенадцать пружин и столько же амортизаторов. Второй прицеп набили трубами, гидродвигателями и колёсами.
Бабка стаскала в кузова всю камуфляжку и обувь и рассовала её в пустоты между крупными предметами.
Помылись у колодца, перекусили. Таня сварила рисовый суп из рыбных консервов. Не хватало хлеба. А так — нормально.
Посидели на дорожку. Помолчали. И поехали обратно.
Домой.
Глава 26. Новые способности
Прошли половину дороги нормально. Без приключений. Только в кластере дачного посёлка Светлый, между домов помелькали некрупные твари. Так себе... Жруны наверно. Бригада не стала с ними связываться, а те не почуяли проезжающий поезд.
