Рийшен забрал карту, удовлетворенно пробежавшись взглядом по рисунку, отложил в сторону, и уверенно кивнул Джиллиану.
— Я уверен, что это ложная тревога, — и снова взял треклятый стакан.
Джиллиан едва заметно нахмурился. О ложных тревогах — вроде тех тревог, что совсем недавно одолевали Побережье — он знал чуточку больше. Я преодолел выкручивающую тело мучительную судорогу и тошноту, и отчетливо сказал:
— Загорье нападет в пределах месяца после весеннего равноденствия по западным путям, которые в свое время рыла Ньен.
Ложечка в стакане замерла и наконец перестала звенеть.
— Чушь, — меланхолично отозвался темный. — Их лазутчики снуют на восточном пределе. Здесь самые длинные тоннели под горами. Ньенские штреки давно затоплены и обваливаются. Вы, светлые, молчали бы лучше, о чем не понимаете.
А промолчать и не высказаться о том, что он понимал как защитник границ, Рийшен не смог. Как и ожидалось. Я на мгновение позабыл о жажде и слабости, о слипшихся от гноя ресницах, уставившись на мага во все глаза, и постарался говорить медленно и отчетливо:
— Загорские маги — фанатики. Секта "Знаки Солнца" — радикальные фанатики. Основной ударный кулак солнечников — тупые суеверные радикальные фанатики. На восточном пределе они ищут источник проклятия — источник в самом эпицентре, вы улавливаете? Тупые суеверные радикальные фанатики с радостью попрутся через затопленные заваленные кишащие пауками штреки, только чтобы не идти через проклятые земли сосредоточие-сосредоточие скверны. Здесь очень много старых врат, а еще где-то поблизости родился Шеннейр, а идти по гиблым местам, породившим темного магистра, войско откажется. Хуже знамения не придумаешь. Вы тут все очень логичные и умные, и загорцы, с которыми вы воевали, тоже были сильно логичными и умными, но солнечники из центральных земель, они не логичные, они тупо сильные, и отчего сильные, я не знаю.
— А остальное тебе откуда знать? — на Рийшена моя тирада не произвела ни малейшего впечатления.
— Семь лет, — колючие слова царапали горло.— Меня не было в Аринди семь лет.
Я чувствовал, что выдохся. Изначально я предполагал, что волноваться будет Рийшен; но Рийшен оказался полностью в ладах со своей совестью и собирался спать спокойно. Зато Джиллиан, от которого я ждал безмозглого упорства и решимости идти до конца, пребывал в полном смятении.
Или он знал что-то, чего не знал я.
"ПоЧеМу оН расСкаЗывает Это?" — руки Джиллиана заметно дрожали, и буквы на табличке прыгали.
— Мы все... делаем то, что должны. Я вернулся, чтобы спасти свою страну, а не тратиться на месть, — я усмехнулся, глядя на него, и облизал спекшиеся губы. — Когда вас раскроют и клещами выдерут из вас правду... моё послание дойдёт до Шеннейра.
О, да. Каждый светлый магистр должен хоть раз в жизни возвыситься над врагом своим благородством.
Рийшену это не понравилось. Несмотря на внешнюю браваду, он не мог быть уверен, что я не окажусь прав.
— Всегда знал, что с этим изгнанием что-то не так, — вновь откинул боевик любые сомнения. — Эй, светленький, а кто вытащил тебя из Вихря?
"Решение об освобождении светлых было всеобщим".
— Что ты мне тут напоминаешь... — Рийшен грубо отодвинул мешающую табличку. — С остальными светлыми все нормально. Только этот выжил. Так кто решил спасти светлого магистра? Благодаря кому светлый магистр смог сбежать?
Я промолчал.
Темные переглянулись, и Джиллиан вновь протянул руку к повязке. На этот раз пытка длилась дольше — до разноцветных кругов перед глазами.
— ...Алин, — выдохнул я.
— Пф, — Рийшен с нескрываемым превосходством покосился на спутника. — "Алинбыникогда!" Плевать твой Алин хотел на интересы темной гильдии.
Именно так. И это не великая загадка. Но чем больше я молчу, тем больше привлекаю внимание к этой теме и отвлекаю от остальных. Полукровка помрачнел в разы, я с наигранным сочувствием протянул:
— Ну что вы, Джиллиан. Пора бы привыкнуть, что вам просто никогда никто не говорил правду. Да, а как вы думаете, насколько вы, свидетель, переживете меня?
— Светленький, да ты не о том волнуешься, — Рийшен снисходительно потрепал меня по голове и поднял со стола листок, зачитав: — "Ключ", центральный элемент в связке. Причина всех бед. Если "страж" защищает от новых угроз, "мольба о спасении" успокаивает гнев мира, "ключ" должен остановить погибель, превратившись в "искупление". Он должен искренне... хм, искренне раскаяться. А искренность испытывается железом, огнем и водой. Искренность должна идти от самого сердца и раскрытых легких. Джиллиан, вот поэтому я не могу вырезать ему язык...
Это мои записи по загорским ритуалам? Я всегда знал, что наши этнографические исследования когда-нибудь станут популярны. Снисходительная улыбка примерзла к губам. Лучше бы темные убили меня сами. Это была бы лёгкая и быстрая смерть. Если Рийшен хотел меня напугать, то достиг успеха.
Но после всего, что было сказано — угроза прозвучала жалко.
— Сговор с врагом? — вежливо уточнил я. — Чудо, как хорошо вы знаете лазутчиков, которые шныряют по восточному пределу! Так хорошо, что даже не смогли никого захватить живьем, когда ваш магистр просил?
Сначала мне показалось, что он ударит — но Рийшен лишь наклонился вперед, и в его эмоциях мелькнуло нечто, похожее на темное удовольствие:
— Моя группа выследит диверсантов, проникших на нашу территорию, и отомстит. Вас, светлый магистр, похоронят со всеми почестями. Белая гробница, мраморный саркофаг с тяжелой крышкой. Я лично прослежу.
Как приятно, когда тебя обещают красиво похоронить, обращаются на "вы" и не сдирают кожу заживо.
— И проклятие магистра падет на убийц? — я запрокинул голову, отвечая широкой улыбкой: — Это хорошая идея. Я согласен. Но на моей гробнице не должно быть никаких знаков. Никаких рыб. Полагаюсь на вас. Горе вам, если не выполните.
Джиллиан болезненно вздрогнул, словно наша болтовня приносила ему настоящие мучения. Что не так со мной, я знал, но меня приводило в восторг, в какую катастрофу без всяких на то причин превратил свою жизнь он. У человека были все шансы выйти на ведущие позиции в новой гильдии, но каждый его поступок перечеркивал пути на вершину. Так надо уметь.
Рийшен равнодушно смотрел в ответ, и глаза его были как у снулой рыбы:
— Мне в целом без разницы. Почести для ученика Шеннейра. Какого-никакого, ведь больше учеников у моего магистра не было... Светлого я бы просто свалил в яму и закопал. И хватит.
Меня подхватили под руки, заставляя встать. Джиллиан нерешительно поднял табличку, и Рийшен с усталым раздражением отвел ее в сторону:
— Мне не можем сейчас перекрыть водохранилище. Мы не объявим тревогу. Мы не станем все переигрывать. Джиллиан! Что случится плохого, если один светлый умрет?
На этот раз обошлось без мешка на голове — должно быть, темных уже не заботило, что я увижу, а что нет. Липкая лента тоже была не обязательна — даже если я закричу, кто это услышит, кому это помешает? Хотя верно. Вдруг я скажу ужасным темным магам что-то обидное, и они расстроятся и будут плакать?
И хватать за повязку в наказание за то, что я двигаюсь слишком медленно, отвыкнув от яркого света — тоже излишне. Я все равно бы подчинился. Но это им нравилось, а тот, кто сильнее, тот прав.
Джиллиан догнал нас уже у порога, заступив Рийшену путь. Буквы покрывали всю белую табличку — наверное, ашео приводил какие-то аргументы, но я не смог их рассмотреть, а Рийшен даже не стал читать. Вышиб табличку и врезал прямой печатью. Джиллиан отлетел к стене — я отметил расползающиеся по его груди красные пятна — и двое боевиков перекрестили перед ним посохи.
— Всегда знал, что от тебя будут проблемы, — с легкой досадой бросил Рийшен и прошел мимо.
Вообще говоря, хрен бы что они сделали без Джиллиана. Ведь охрану на пристани убил именно он — чтобы на телах остались следы магии отщепенцев, а не Рийшена. И в планировании операции участвовал явно не только Рийшен, но... какая теперь разница?
Осколки разбившейся от падения таблички захрустели под ногами. Изумление на лице Джиллиана бальзамом пролилось на сердце. Он в самом деле считал, что с ним поступят честно? Любой светлый ученик знает, что темные так не поступают. Амара с сомнением оглянулась на бывшего товарища и присоединилась к остальным.
Солнце светило слишком ярко.
Это проклятое солнце светило так ярко, что я практически ослеп. Кажется, темные заняли заброшенную охотничью сторожку — все еще крепкую, но вросшую в землю. Кажется, рядом стояло две машины. Темные словно к чему-то готовились: для того, чтобы охранять меня, магов было слишком много, для того, чтобы отбиваться от поисковых групп и лично Шеннейра — ничтожно мало. Потом я получил тычок в бок и перестал пялиться по сторонам.
Иней на траве хрустел под ногами. Шли мы недалеко, через прозрачную облетевшую рощу, через каменные выступы. За одной из скал открылся черный провал в скале, уводящий вглубь; вход в шахту. Меня толкнули в спину, заставляя упасть на колени, и оставили одного.
Чужие взгляды буравили затылок. Я с трудом пошевелил занемевшими пальцами, прикидывая, какие шансы освободиться от веревок, и нашел, что шансов нет. Никогда этого не удавалось. Все замерло в ожидании; оружие темных, нацеленное на окрестные скалы, ощущалось вполне отчетливо, и я не сомневался, что с соседних скал нас тоже держат на прицеле. Это тянулось достаточно долго — я успел устать, потому что стоять на коленях оказалось в разы сложнее, чем сидеть у стены — пока из темного проема шахты не появилось три человека.
Высокие и широкоплечие, как и все ла'эр; лица их закрывали дыхательные маски, одежда — все тело, чтобы не оставить открытой ни клочка голой кожи. Человек, идущий посередине, был полностью одет в красное; те, кто следовал по бокам, носили вполне маскировочный серо-зеленый, который портили красные метки. Смертники.
Те, кто проливал порченую кровь, те, кто приносил очистительные жертвы — сами слишком близко касались скверны. Домой они не вернутся. Я знал, что перед возвращением товарищи разведут большой костер, и палачи взойдут на него добровольно и радостно.
Чем более жестока, строга и непримирима традиция, тем больше уверенности она дает своим адептам. И больше ничего.
Троица остановилась передо мной. Судя по всему, надолго — хватать добычу они не торопились, но и возмущаться, кого им подсунули вместо светлого магистра, тоже.
— Это светлый... — начал было Рийшен.
— Тихо, — глухим голосом оборвал его правый загорец.
Я ощущал их внимание — и то, как сияют их искры, и этот свет проходит сквозь тело, резонируя с моей искрой. Все загорские маги были сильны — стимуляторы они жрали как не в себя.
— Это он, — наконец сказал человек в красном. Я пожалел, что здесь нет Шеннейра — этот загорец был намного выше статусом, чем все, встреченные ранее. Кто-то на жреческих должностях при секте? Спутники в сером синхронно шагнули вперед.
Первым умер главарь.
Я впервые видел, как людей распыляет в красную пыль — впервые видел достаточно близко, чтобы попасть под кровавый душ. Спутники жреца умерли вторыми, даже не успев заметить, кто именно располосовал их от горла до пояса, и Матиас сбил меня с ног и опрокинул на землю. Поверху пронеслось что-то сияющее, врезавшись в выставленную заарном защитную печать; взрыв вдавил в почву, и я ослеп и оглох.
Мне не нужно быть сильным. Мне не нужно быть быстрым. У меня в подчинении иномирная тварь, а иномирной твари необходимо только несколько часов на регенерацию в гробу, заботливо прикрытом от солнца Джиллианом. Спасибо, Джиллиан. Надеюсь, я еще успею спросить, зачем он напал на загорцев первым.
Сверкающие вспышки. Изменяющиеся линии, фигуры, отпечатывающиеся на сетчатке. Крики. Предсмертные хрипы. На лицо и шею капало что-то липкое; я царапнул ошейник, не в силах разжать застежку, сорвал с губ липкую ленту и прошипел:
— К машине!
Матиас не услышал, и я рванул связь на себя, заставляя его подчиниться, и с места бросился к деревьям. Тела в разодранных красных балахонах остались лежать на земле. Оставшиеся загорцы, справедливо решившие, что их заманили в ловушку, рассыпались между валунов и вели неприцельный огонь; темные, попрятавшиеся кто куда, им отвечали. Достаточно увлеченно, чтобы позволить мне затормозить на краю рощи, укрывшись за большим валуном, и весело крикнуть:
— Прикройте нас!
Злоба с их стороны, ярость со стороны загорцев, получивших подтверждение, что их провели. Это было нагло, и это того стоило.
Кажется, меня больше не станут ловить живьем.
Бежать среди камней и деревьев, уворачиваясь от заклинаний, было совсем не весело. Если бы не защитная печать, нас бы давно прихлопнули, но и та жрет немеряно сил... Впереди мелькнуло что-то черное, но заарн снес человека как незначащую помеху.
Вот крыша дома. Дорога. Машина стоит сбоку.
Очередное заклинание полыхнуло за спиной, и солнечное сияние начало нарастать, пожирая сосны. Я скользнул вниз по песку, бросился к машине, почти дотянувшись до двери...
Темная магия окатила волной, и верхушка холма испарилась вместе с деревьями. Я нырнул между колес, выкатываясь с той стороны, и огненный вал ударил прямо по машине, превращая ее в обугленный остов.
Досадно. Как же досадно.
Джиллиан стоял в паре шагов от двери. Следов от крови не было видно на черной форме — черная форма весьма практична. Печать, мерцающая перед ним, постоянно менялась, отмечая белые точки целей и трассы разрядов. Для того чтобы сражаться, Джиллиану вовсе не требовалось присутствовать на поле боя самому.
Это все я оценил за мгновения — и гаснущие, не долетая до дома, заклятия, и почти истончившуюся защиту, что прикрывала нас с Матиасом. Матиаса, который уже балансировал на грани, чтобы потерять сознание. И схватил заарна за руку, потащив за собой.
К дому.
Джиллиан не мешал, но и не помогал, полностью поглощенный своей печатью. Идти к нему было страшно — наверное, страшно; я не чувствовал ничего, кроме сосредоточенной увлеченности. Если темный маг, который вас заметил, вас не убил — у него есть причины вас не убивать.
В доме было тихо, и тишина посреди битвы оглушала сильнее взрывов. Тела караульных валялись на полу — практически без ран. На том месте, где лежал Джиллиан, осталась только лужа крови — полукровку не добили совершенно зря, а вот он не пощадил никого. Больше всего дом напоминал ловушку. Но бежать по лесу — только выдохнешься. Я уже выдохся. Мы бы и на машине не выехали. Точно нацеленные заклинания летают через всю страну, а нацелить заклинание по дороге просто. Это была иллюзия, но настолько привлекательная...
Матиас сполз на пол и попытался свернуться клубком. Я хрипло выдохнул и оторвался от стены. Ноги подкашивались. Но никто не сделает за меня... я светлый магистр, поэтому никто ничего не сделает.
Матиас выглядел так, что будь он человеком, милосерднее было бы добить. Множественные переломы; ожоги; от одежды на спине остались лохмотья, под которыми просвечивало мясо и осколки ребер. От лица осталась кровавая каша; и узнать существо, с которым я провел столько времени рядом, в этом месиве было невозможно. Я отвернулся и с раздражением выпустил белые — когда-то белые — волосы, и голова заарна безжизненно ударилась о доски.
