— В чем проблема? Наймем его, и дело с концом, — сказал грубо Айрамир.
— Хотел бы я надеяться. Найти викхара, который не побоится испортить репутацию, защищая вас, амидарейцев, в даганском суде, то же самое, что искать хвоинку в березовом лесу. Стать викхаром амидарейцев равносильно предательству памяти погибших. Смельчака закидают тухлыми яйцами, обольют прокисшим ойреном и в лицо назовут Йонахом*. Поэтому риск должен быть оправдан. Чтобы викхар наплевал на всеобщее презрение и порицание, нужно его заинтересовать. Предложить достойную оплату.
Вздохнула Айями: за что ни возьмись, всё упирается в деньги. А теперь и даганская предвзятость добавилась. И бессмысленно обижаться в ответ, потому как нескоро утихнет ненависть в сердцах, опаленных войной. Верно сказал муж, нужно убеждать даганнов в своей миролюбивости.
— Что же, у тебя нема деньжат на хорошего адвоката? — осклабился Айрамир.
— Всех денег моего клана не хватит, чтобы нанять толкового викхара, которому побоку чужое мнение. Но мы наймем. В ставку генштаба отправимся позже. Сперва поедем к Гуалок и найдем камень, достойный Триединого, от которого не откажется ни один викхар.
— Что за Гуалок такой? — скривился презрительно Айрамир.
— Гуалок — пустыня. Океан песка и забвения, — пояснил Веч и повторил то же самое для сагрибов и эсрим Апры на даганском языке.
— Ого, — присвистнул атат В'Инай. Предстоящие приключения вызвали его воодушевление.
Атат Н'Омир пожал плечами, мол, пока мне платят, я готов отправиться хоть к бесам в междумирье.
— Ох, сынка, на непосильное дело ты подписался, — покачала головой эсрим Апра. — Надо побывать на капище, испросить благословения.
— Побываем. Нам понадобятся припасы, вещи, одежда. И третья машина, — сказал Веч.
Сказал как само собой разумеющееся, а ведь за словами 'нам понадобятся' стояли траты, и немалые. Расходы лягут на мужа, неужели у него резиновый кошелек? Веч не похож на богатея. Откуда он берет деньги, не занимает же в долг. И спрашивать бесполезно, отвечает неизменно: это моя забота, чем питаться и на чем ездить, не вмешивайся, женщина.
— Какая связь между пустыней и камнями? — поинтересовался Солей.
— Песок приносит драгоценную "росу" — самоцветы разной величины. Большие камни можно выгодно продать и жить безбедно.
— И я могу найти "росу"?
— И ты. И он, — согласился муж, показав на Айрамира.
— Едем, — постановил "братец", мгновенно приняв решение.
Задумалась Айями. Все-таки Веч не договаривал, заманивая блеском драгоценностей и скорым богатством. Из его слов выходило, что и потеть не придется, успевай нагребать лопатой денежки, то есть, камни. Если поиск "росы" — легкая затея, любой желающий мог бы собирать пригоршнями самоцветы, и они бы давно обесценились. Да и беспокойство даганской нянюшки говорило красноречивее любых слов.
— Разве мы не должны торопиться в... ставку? — выговорила Айями неловко. — Суд и обвинители не станут ждать и признают нашу вину без нас.
— Такого не случится. Нас не ужимают в сроках, так как трезво оценивают наши возможности, — успокоил муж. — Кроме того, в ставке решили выяснить, найдем ли мы общий язык и сможем ли действовать слаженно, причем не в условиях замкнутого пространства — лагеря или поселка, а в бытовой среде, предоставленные сами себе. Заодно посмотрят, приемлете ли вы, амидарейцы, добрососедские отношения. На наглядном примере отдельно взятой группы лиц. Нашей группы.
— Что же ты раньше не сказал? — опешила Айями.
Неожиданная ответственность рухнула неподъемным грузом на плечи. А ну как не осилим и не оправдаем? И вся ставка, о которой не раз упоминал Веч, разочарованно разведет руками: о каком доверии сторон может идти речь, если один конкретный амидареец скорее умрет, чем пожмет руку даганну? Дай этому амидарейцу пару сабель, и он устроит вторую войну.
— Потому и не сказал, чтобы вы не загружали голову ненужностями, — ответил муж. — Вас всего пятеро, в том числе, один ребенок. Считаю, бессмысленно взваливать на вас обязательства за весь ваш народ. Гораздо нагляднее за вас скажет разоблачение вранья риволийцев и признание ваших свидетельств судом.
— Мы не хомячки, чтобы ставить над нами опыты! — полез в бутылку Айрамир. — Я им покажу соседские отношения, обделаются по самое не хочу!
— Что ж, это плохо. Я тебе говорил о линии поведения, но ты не воспринял мои слова всерьез. Покуда ты... Покуда мы будем считаться угрозой, нам не доверят землю, за которую мы собираемся просить. Слишком высокой ценой она получена, чтобы отдавать ее в ненадежные руки.
Айрамир открыл было рот, не желая уступать в споре, как вдруг подала голос Эммалиэ:
— Айрам, говоря сгоряча разное... обвиняя и пугая... ты ведь не по Айе и по ее мужу бьешь. И не по охранникам нашим, и не по даганнам в целом. Ты по будущему нашему бьешь. Но нашему амидарейскому будущему. Своими руками его зарываешь. Не оставляешь нам шанса.
Воцарилась неловкая тишина. Айрамир колебался, не зная, что выбрать: промолчать — и признать правоту слов Веча и Эммалиэ, или продолжить препирательства. Потому как упрямство сильнее здравого смысла.
Муж решил за него.
— Наипервейшая наша забота — продуманный план поездки. О камнях в пустыне я сообразил пять минут назад, поэтому, увы, у меня ноль расчетов. Вот схема нашей поездки. — Развернул он карту. — Сейчас мы находимся здесь, а поедем вот сюда. Нужно просчитать километраж, время в пути, запас топлива и провизии.
Слово за слово, Веч переключил внимание амидарейцев на проблемы, возникшие из-за отклонений в первоначальном плане. И Айями полюбопытствовала, протиснувшись к карте. Расстояние выходило немаленьким, учитывая масштаб изображения. Мужчины взялись обсуждать будущий маршрут, причем Веч не ставил перед фактом, мол, нужно уложиться в столько-то дней и ночей. Он позволил Айрамиру спорить и высчитывать самому, и объяснял, нет, там-то быстрее ехать не получится по такой-то причине, а в этот церкаль придется завернуть за третьей машиной, что прибавит лишний день в пути, и вообще, нужно бы распределить с умом пожитки по багажникам, попробовать предугадать незапланированные траты и учесть множество других мелочей.
— Бумагу давай, распишем, — сказал Айрамир, склонившись над картой. — Сколько, говоришь, жрёт твоя машина? А наша?
— Неужели плевое дело — найти стоящие камни в пустыне? — спросила Айями у даганской нянюшки за мытьем посуды.
— Когда-то пустыня была океаном, по которому ходили корабли, а в глубине плавали огромные рыбы. Но Гуалок возомнила себя равной по силе Триединому, и он наказал её за тщеславие. Вода превратилась в песок, а рыбы застыли скалами. Самоцветные камни что брызги, собирай их горстями на побрякушки и для прокорма, а настоящие сокровища можно искать всю жизнь — и не найти. Джагары* учатся мастерству не один год, а сынка захотел их переплюнуть за несколько дней.
— Удача любит смелых, — процитировала Айями слова из книги, прочитанной давным-давно.
— О Гуалок всякое рассказывают. Я знаю с чужих слов, а своими глазами не видела. Говорят, будто обитают в пустыне чудища и странные существа, а миражи могут свести с ума даже опытного джагара. Текут в пустыне песчаные реки, а в песчаных болотах можно увязнуть и утонуть.
— Брехня всё, — напугал Веч, появившись из ниоткуда с ведром воды. — Видела на карте, какова из себя Гуалок? Крошечное желтенькое пятнышко. Джагары и прочие любители острых ощущений давно ищут "росу" по науке, а не по пальцу.
— Как это? — удивилась Айями.
— Вот так. — Веч лизнул большой палец и выставил вверх. — Откуда ветер дует, там и появится "роса". Но лучше бы вместо пальца выставлять голый зад.
— Ах ты, бес проклятущий, топай отсюда, покуда цел, — огрела его тряпкой даганская нянюшка. Веч отскочил, захохотав, а она погрозила вслед: — Иди, кому-нибудь другому пальцы облизывай. А ты слушай через раз его трепотню, — посоветовала она Айями.
— Эсрим Апра, говорит, непросто добыть "росу".
— Больше слушай эсрим Апру. Неверие — вот что губит любую затею на корню. Нам нужно не ведро камней, нам нужен один. И мы убедим Гуалок отдать его нам.
Настроение у мужа зашкаливало, видно, ему хватило с лихвой услышанного от Солея и Айрамира, чтобы загореться энтузиазмом.
— Кто такой Йонах? Ты упомянул о нем в разговоре.
— Даганн, выдавший своего отца и братьев вождю вражьего племени за горсть медяшек. Их казнили, а на род Йонаха легло вечное проклятие. Тогда наш народ кочевал по земле скопом, и все были друг другу сородичами, — пояснил Веч.
Еще одна история, уходящая корнями в седую древность. Конечно же, мало приятного, если тебя назовут именем легендарного предателя.
— Йонах, Пытыр... А есть у вас легенды о женщинах? Например, о какой-нибудь знаменитой и прославленной даганке.
— Ммм... не вспомню с наскоку, — задумался Веч. — Нету, наверное. У женщин другие заботы — детей рожать, огонь в очаге поддерживать, мужа ублажать. Ай! За что? — дернулся он, но не от щипка, а скорее, от неожиданности.
— Ублажай вас, рожай, корми... — проворчала Айями. — Повседневная рутина — тоже подвиг. Цените это, мужья.
— Аа, вспомнил! В древности у одного вождя была жена, и звали её Хамгун. Властолюбивая и злая. Она избавилась от других жен и их детей, а супругу приносила отравленное питье до тех пор, пока он не умер в мучениях. Села Хамгун на мужнина коня и повела войско — завоевывать новые земли. Прославилась жестокостью и объединила своим мечом несколько племен.
— Точнее, обратила в рабство. Признайся, ты на ходу придумал эту историю, — сказала с подозрением Айями.
— Честно, не вру. У Апры спроси, она подтвердит.
— Так и быть, поверю. Одного не пойму, эта Хамгун — положительный персонаж или наоборот?
Учитывая загадочную даганскую логику касаемо мифических героев, про Хамгун вполне могли сложить хвалебные песни, передающиеся из поколения в поколение.
— Ну-у... эээ... как тебе сказать... — Веч почесал макушку. — Мужу ее, вождю племени, уж точно не повезло. Но он сам виноват, не разглядел в супруге скрытый потенциал. Отправил в стряпную — драить плошки и котелки, подтирать сопливые носы детям вместо того, чтобы рука об руку устраивать набеги на соседние земли.
— То есть, вождь виноват, что Хамгун истребила, считай, всю его семью? — изумилась Айями и, разглядев смешинки в глазах мужа, возмутилась: — Веч, ты насочинял!
— Нет, сочинять я не мастак, — рассмеялся он.
— Вообще-то в любой легенде заложен определенный смысл. И воспевание гуманных ценностей: забота о ближнем, победа добра над злом, верность и преданность. А в ваших легендах, чем кровожаднее и хитрее герой, тем уважительнее вы к нему относитесь. Разве это правильно?
— Не знаю. Наши герои такие, какие они есть — плохие или хорошие. Выбирай сама.
— Так ведь человек, наслушавшись, решит брать пример. Например, с Пытыра.
— Поймает пери и посадит на цепь? — ухмыльнулся Веч. — Эх, как бы ее поймать, кто бы подсказал.
— То есть, ты не осуждаешь его? — возмутилась Айями.
— Нет, конечно. Пери со скуки могут обратить в пепел тебя, меня, эсрим Эму. Да мало ли кого! Или заморозить — мгновенно. Пристукнуть молнией — ради шутки. Женщины, что с них взять. Непредсказуемые создания.
— Ах так! — Айями толкнула мужа в бок. — Это мы-то недалекие создания? Это нас нужно сажать на цепь?
— Айю, ты чего раздухарилась-то? — развеселился Веч. — Споришь и обижаешься, будто я и есть тот самый Пытыр. Выдуманный он, очнись. Нарисованный людским воображением. Как и пери. Сказки для взрослых и детей. Хотя нет, я счастливчик. Один-единственный во всей Даганнии. И когда-нибудь про меня тоже сложат легенду, потому что моя жена — северная пери. Которая сейчас дуется не пойми почему, и поэтому придется ее развеселить. Пощекотать, например. Айю, не брыкайся!
________________________________________________
Джагары — охотники за драгоценными камнями, собиратели "росы".
Йонах — персонаж старинной легенды, предавший отца и братьев за горсть монет.
14.1
Все-таки Веч лукавил.
Маленькое желтое пятнышко внизу карты оказалось огромным пятном, покрывавшим добрую часть материка, от края до края. Воистину океан песка. И поселения — вдоль весьма условной границы между степью и пустыней. Чтобы добраться до неё, пришлось пересечь страну с севера на юг, потратив больше трех недель. Минуло несколько дней, прежде чем горы скрылись за горизонтом, растаяв в далекой облачной дымке. После Амрастана дорога ушла круто на юг лесостепью, поселения попадались чаще, и на их близость указывали возделываемые поля и пастбища, по которым бродили стада.
Веч не включил в план поездки возвращение в город клана Серых волков. Нет надобности, проедем мимо. Припасов покуда достаточно, а купить необходимое можно и в другом церкале, пояснил он. Всё, о чем следовавло знать важным для него людям, он сказал наутро перед тем, как покинуть караван-сарай и Амрастан. Перед отъездом Веч навестил матушку в её лавке, где она вовсю трудилась, несмотря на ранний час, и, как полагается почтительному сыну, попрощался перед дальней дорогой, передав заодно привет волчьей родне.
— А что ответила матушка? — допытывалась Айями. Веч, как и пообещал накануне, не стал скрывать правду о родственных отношениях.
— Предложила катиться под горку, — ответил он и пояснил, заметив недоумение Айями: — Обычное пожелание в дорогу. Вниз скатываться легче, чем взбираться наверх.
По словам мужа, прощание вышло коротким, без объятий и слез, но достаточно миролюбивым, что не могло не отразиться на его настроении. Веч крутил руль и охотно отвечал на вопросы — любые, приходившие в голову Айями.
— Есть женщины ведомые, а есть ведущие. Да-да, и в нашей стране есть такие, — засмеялся он, заметив поднявшуюся бровь Айями. — Одним достаточно прожить всю жизнь в браке, неважно, первой, второй ли женой, вырастить детей и внуков, не в них ли счастье любой женщины? А другим этого мало. Они тянут одеяло к себе, решают за других, руководят. Мать моя как раз из таких. И Рила, сестра. В войну и мачехи, и снохи, и тетки ей подчинялись. И мальчишки наши, и деды почтенные. Всю семью держала в кулаке, не позволила пойти по миру и вдобавок научилась получать прибыль. Она молодец, хотя кое в чем не права. Мы с ней часто спорили, как я вернулся в Самалах. Характерец у нее будь здоров. Гром-баба. Считает каждый длев и трижды пересчитывает. Ради семьи и клана готова идти по головам.
Ох, до чего заковыристы семейные хитросплетения в его родословной, — потерла Айями лоб. С материнской стороны — родня Серых волков, по отцовской линии — другая, не менее многолюдная. О старшей сестре мужа упомянула вскользь эсрим Апра, охарактеризовав её как нахрапистую циничную даганку. Разве стремление сэкономить можно назвать стервозностью? Привыкши беречь в войну каждую крошку, признанная хозяйка семьи высчитывала выгоду от каждого её члена и, не стесняясь, указывала на дармоедство, рассчитывая, что угрозы расшевелят нахлебника.
