Джо Аберкромби Полмира

— Боги, — прошептал один из парней, и осенил свою грудь священным знаком.

Хуннан прищурился.

— Такова война, мальчик. Чего ты ожидал?

— Значит, они ушли два дня назад. — Бренд бросил взгляд на старика и на парня с больной ногой. — А мы не самая быстрая команда. Нам их теперь никогда не поймать.

— Нет. — Желваки Хуннана заходили, когда он сурово смотрел на север. В сторону Ванстерланда. — Но и спустить это мы не можем. Неподалеку отсюда есть деревня ванстеров. Прямо за рекой.

— Риссентофт, — сказал Сордаф.

— Ты знаешь ее?

Тот пожал плечами.

— Там хороший овечий рынок. Весной с дядей водили туда ягнят. Я знаю брод недалеко.

— За ним не будут следить? — спросил Бренд.

— Мы за ним не следили.

— Тогда идем. — Хуннан достал меч из ножен и засунул обратно. — Перейдем брод и направимся в Риссентофт. Шевелите своими тощими задницами! — Мастер над оружием опустил голову и пошел.

Бренд поспешил за ним, и тихо заговорил, не желая начинать спор перед всеми. У них и своих сомнений хватало.

— Мастер Хуннан, подождите. Если было неправильным то, что они сделали по отношению к нам, как может быть правильным то, что сделаем мы по отношению к ним?

— Если мы не можем прибить пастухов, придется забить стадо.

— Это сделали не овцы, и не пастухи. Это были воины.

— Это война, — сказал Хуннан, скривив губы. — Правильность тут ни при чем. Король Утил сказал, что сталь это ответ, и сталь будет ответом.

Бренд махнул рукой на жалких выживших, которые копались в останках своих домов.

— Разве не лучше нам остаться и помочь им? Что хорошего в том, чтобы сжечь еще одну деревню, только потому, что она за рекой...

Хуннан повернулся к нему.

— Это может помочь следующей деревне, или той, что будет за ней! Мы воины, а не няньки! Ты получил второй шанс, мальчик, но я начинаю думать, что в конце концов был прав, и в тебе больше от Отца Мира, чем от Матери Войны. — Глядя на работу Матери Войны позади, Бренд размышлял, так ли уж это плохо. — А что если бы здесь умерла твоя семья, а? Твой дом сожгли? Твою сестру сделали рабыней ванстеров? Тогда бы ты захотел отомстить?

Бренд посмотрел через плечо на других парней, шедших позади разрозненной группой. Потом вздохнул и поднял два щита.

— Угу, — сказал он. — Наверное захотел бы.

Но он не понимал, что в этом могло быть хорошего.

Огонь

— Полагаю, мне нужен новый меч.

Колючка со стуком бросила отцовский меч на стол.

Рин еще раз резко провела точильным камнем по клинку, над которым работала, и хмуро посмотрела на нее.

— Звучит знакомо.

— Очень. Но в этот раз надеюсь на другой ответ.

— Потому что ты делила ложе с моим братом?

— Потому что будет битва, и королева Лаитлин желает, чтобы ее Избранный Щит был должным образом вооружен.

Рин отложила камень и подошла, стряхивая пыль с рук.

— Избранный Щит королевы? Ты?

Колючка вздернула подбородок и уставилась в ответ.

— Я.

Долгий миг они смотрели друг на друга, наконец Рин подняла меч Колючки, повертела, потерла дешевое навершие большим пальцем, положила назад и уперла руки в бока.

— Если так говорит королева Лаитлин, то думаю, так оно и есть.

— Так оно и есть, — сказала Колючка.

— Понадобится кость.

— Зачем?

— Чтобы связать ее с железом и сделать сталь. — Рин кивнула на блестящий клинок, прижатый к скамейке, под которым была горка серой стальной пыли. — Для этого я использовала кость ястреба. Но пробовала и волчью. И медвежью. Если сделать все правильно, то заключишь дух зверя в клинок. Так что выбери кого-нибудь сильного. Кого-нибудь смертоносного. Кого-то, кто много для тебя значит.

Колючка немного подумала об этом, потом к ней пришла мысль, и она начала улыбаться. Она стащила с шеи мешочек и выложила на столе гладкие пожелтевшие кусочки. Они достаточно их носила. Пришло время найти им лучшее применение.

— Как насчет костей героя?

Рин вскинула брови, глядя на них.

— Даже лучше.

Они остановились на покрытой пеплом поляне у реки, в центре которой чернел круг из камней, словно там когда-то горело адское пламя.

Рин скинула с плеча большую сумку с инструментами.

— Мы на месте.

— И стоило так далеко заходить? — Колючка свалила мешки с углем, распрямляя спину и вытирая предплечьем вспотевшее лицо.

— Не хочу, чтобы мои секреты украли. К слову, расскажешь кому-нибудь, что здесь было, и мне придется тебя убить. — Рин бросила Колючке лопату. — А теперь иди в реку и накопай глины.

Колючка хмуро посмотрела по сторонам, втягивая воздух через дырку в зубах.

— Начинаю думать, что Скифр была наставником помягче.

— Кто такая Скифр?

— Неважно.

Она по пояс забрела в ручей, вода была такой холодной, что она задохнулась, несмотря на летнее тепло, и принялась выкапывать глину со дна и плюхать ее на берег серыми кучами.

Рин сложила в кувшин тусклые куски железной руды вместе с черным пеплом костей Колючкиного отца, горстью песка, двумя стеклянными бусинами, и начала намазывать глину на крышку, плотно ее запечатывая.

— Для чего нужно стекло?

— Чтобы выманить грязь из железа, — прошелестела Рин, не глядя вверх. — Чем жарче мы растопим печь, тем чище будет сталь и крепче клинок.

— Как ты всему этому научилась?

— Я была подмастерьем у кузнеца по имени Гаден. Наблюдала за другими. Говорила с торговцами мечами со Священной. — Рин коснулась своей головы и оставила на ней пятно глины. — Остальное сама додумала.

— Так ты умная девчонка?

— Когда дело касается стали. — Рин осторожно установила глиняный кувшин в середине кольца камней. — Давай снова в реку.

Так что дрожащая Колючка снова побрела в ручей, пока Рин строила печь. Она складывала уголь внутри, камни снаружи, и скрепляла их глиной, пока не построила нечто, похожее на огромную куполообразную печь для хлеба с отверстием внизу.

— Помоги мне его запечатать. — Рин руками накапывала глину, и Колючка делала то же, укладывая толстым слоем снаружи. — Каково это? Быть Избранным Щитом?

— Мечтала об этом всю жизнь, — сказала Колючка, надуваясь от гордости. — И не могу представить никого, кому бы я предпочла служить, кроме королевы Лаитлин.

Рин кивнула.

— Ее не прозвали бы Золотой Королевой просто так.

— Это высокая честь.

— Несомненно. Но на что это похоже?

Колючка поникла.

— Пока что сплошная скука. С тех пор, как я произнесла клятву, большую часть времени я провожу, стоя в канцелярии королевы, хмуро глядя на торговцев, пока они испрашивают ее покровительства, и ничего не понимаю, словно они говорят на иностранном языке.

— Думаешь, не совершила ли ошибку? — спросила Рин, накладывая очередную горсть серой массы.

— Нет, — бросила Колючка. А потом, уложив еще глины в щели: — Может быть. И вряд ли это первая.

— А ты не такая жесткая, какой хочешь казаться, так ведь?

Колючка глубоко вздохнула.

— А у кого не так?

Рин тихонько подула на лопату, угли затрещали, ярко засияв, тогда она легла на живот и глубоко вогнала их в отверстие печи, надула щеки и стала сильно дуть, снова и снова. Наконец она вскочила на каблуках, наблюдая, как огонь принимается за угли, и оранжевое пламя мерцает внутри отверстия.

— Что происходит у тебя с Брендом? — спросила она.

Колючка знала, что до этого дойдет, но от этого не становилось ничуть удобнее.

— Не знаю.

— Не такой уж сложный вопрос, а?

— Я бы так не сказала.

— Ладно, ты с ним порвала?

— Нет, — сказала Колючка, удивленная тем, как уверенно это прозвучало.

— Он сказал, что порвал с тобой?

— Мы обе знаем, что Бренд не очень-то разговорчив. Но я бы не удивилась. Я не совсем то, о чем мечтают мужчины, а?

На миг Рин нахмурилась.

— Думаю, разные мужчины мечтают о разном. Как и разные женщины.

— Тогда он не сбежал бы так быстро, разве нет?

— Он просто очень долго хотел стать воином. Это был его шанс.

— Ага. — Колючка сделала долгий вдох. — Я думала, что будет проще, после того, как... ну, ты знаешь.

— Но проще не стало?

Колючка почесала побритую голову, почувствовав в щетине шрам, на котором не росло волос.

— Нет, черт возьми, не стало. Я не знаю, что мы делаем, Рин. Хотела бы я, но не знаю. Я никогда ни в чем хорошо не разбиралась, кроме сражений.

— Заранее никогда не знаешь. Может, окажется, что у тебя еще есть талант в раздувании мехов. — И Рин бросила их перед отверстием печи.

— Когда надо поднять груз, — пробормотала Колючка, вставая на колени, — лучше поднимать, а не стонать. — Она сжала зубы и заставляла эти меха хрипеть, пока не заболели плечи, грудь не начала пылать, и вся жилетка не пропиталась потом насквозь.

— Сильнее, — сказала Рин. — Жарче. — И она начала распевать молитвы, тихо и низко, Тому Кто Делает Пламя, Той Кто Бьет по Наковальне, и еще Матери Войне, Матери Ворон, которая собирает мертвецов и превращает раскрытую ладонь в кулак.

Колючка работала до тех пор, пока отверстие не стало выглядеть, как врата в ад в наступающей темноте, как глотка дракона в сумерках. И даже она, помогавшая тащить корабль через высокий волок, не думала, что когда-нибудь работала сильнее.

Рин фыркнула.

— С дороги, убийца, я покажу тебе, как это делается.

И она начала, такая же спокойная, сильная и твердая на мехах, каким ее брат был на весле. Угли засияли еще жарче, когда наверху появились звезды. И Колючка забормотала свою молитву, молитву ее отцу, и потянулась к мешочку на шее, но его кости уже были в стали, и это казалось правильным.

Она плюхнулась в реку и напилась, промокла до костей и пошлепала назад, чтобы снова взяться за меха, представляя, что они — это голова Гром-гил-Горма, снова и снова, пока не высохла от печи и снова не взмокла от пота. В конце они работали вместе, плечом к плечу, и жар был, как огромная рука, давившая Колючке в лицо. Красно-синие языки пламени мерцали из отверстия, дым валил от закопченных глиняных боков печи, и искры лились в ночь, где над деревьями висел большой, толстый и белый Отец Луна.

И уже когда стало казаться, что грудь Колючки взорвется, и ее руки отвалятся от плечей, Рин сказала:

— Достаточно, — и они обе свалились от усталости, измазанные сажей и задыхающиеся.

— Что теперь?

— Теперь ждем, пока остынет. — Рин достала из сумки высокую бутылку и вытащила затычку. — И немного выпьем. — Она сделала большой глоток, измазанная сажей шея дергалась, когда она глотала, и передала бутылку Колючке, вытирая рот.

— Ты знаешь путь к сердцу женщины. — Колючка закрыла глаза и понюхала хороший эль, потом попробовала его, потом проглотила и причмокнула пересохшими губами. Рин в мерцающей дымке установила лопату на верх печи, и бросила на нее бекон, который тут же зашипел.

— А ты многое умеешь, да?

— Я в свое время всяким занималась. — Рин разбила яйца на лопату, которые тут же начали пузыриться. — Так значит, будет битва?

— Похоже на то. При Зубе Амона.

Рин посыпала солью.

— Бренд будет в ней сражаться?

— Думаю, мы оба будем. Хотя у Отца Ярви есть другие идеи. У него они обычно есть.

— Слышала, он весьма хитроумный человек.

— Это точно, но он не делится своим умом.

— У хитроумных людей обычно нет такой склонности, — сказала Рин, переворачивая бекон лезвием ножа.

— Горм бросил вызов королю Утилу, чтобы решить все в поединке.

— Поединок? Никогда не было мечника лучше, чем Утил, не так ли?

— В его лучшие годы не было. Но он не в лучшей форме.

— Слышала, что он был болен. — Рин стащила лопату с печи и уселась, положив ее между ними. Запах мяса и яиц заставил Колючкин рот наполниться слюной.

— Видела его вчера в Зале Богов, — сказала Колючка. — Он пытался выглядеть, будто сделан из железа, но, несмотря на познания Отца Ярви в травах, клянусь, он едва мог стоять.

— Плохо дело, когда битва на носу. — Рин вытащила ложку и предложила Колючке.

— Да уж. Плохо дело.

Они принялись набивать рот едой, и теперь, после всей этой работы, Колючка думала, что никогда не ела ничего вкуснее.

— Боги, — сказала она с набитым ртом, — женщина, которая может делать отличные яйца, отличные мечи и приносит с собой отличный эль? Если с Брендом не получится, я женюсь на тебе.

Рин фыркнула.

— Если парни будут проявлять ко мне столько интереса, как сейчас, я сочту, что это отличный вариант.

Они вместе посмеялись над этим, поели, немного выпили, а печь все еще отбрасывала жар на их лица.

— Ты знаешь, что ты храпишь?

Колючка резко проснулась, потирая глаза. Мать Солнце только что показалась на каменном небе.

— Мне уже говорили.

— Полагаю, пора разломать печь. Посмотрим, что получилось.

Рин начала стучать по печи молотком, Колючка отгребала прочь все еще дымящиеся угли, закрыв лицо рукой, поскольку обманчивый ветер взметал пепел и горячую золу. Рин покопалась там щипцами и вытащила из середины кувшин, раскаленный до желтизны. Она швырнула его на плоский камень, расколола, сбила белую пыль, и вытащила что-то изнутри, как орех из скорлупы.

Кусок стали, не больше кулака, связанной с костями ее отца, светился приглушенным красным светом.

— Хорошая? — спросила Колючка.

Рин постукала по ней, повернула, и медленно начала улыбаться.

— Ага. Хорошая.

Риссентофт

Во всех песнях гетландцы Ангальфа Козлоногого нападали на ванстеров, как ястребы с вечерних небес.

Отбросы мастера Хуннана напали на Риссентофт, как стадо баранов с крутого лестничного пролета.

Парень с больной ногой едва мог ходить к тому времени, как они добрались до реки, и они оставили его, больного и жалкого, на южном берегу. Остальные промокли насквозь во время брода, и у одного парня щит унесло течением. Они повернули в полуденном тумане, и уже становилось темно, когда, измученные, грохочущие и ворчащие, они наткнулись на деревню.

Хуннан треснул одного парня по голове, чтоб замолчал, а потом жестами разделил их, и отправил группами по пять человек бежать по улицам, или по крайней мере по застывшей грязи между лачугами.

— Держись ближе! — прошипел Бренд Рауку, который брел позади с болтающимся щитом, и выглядел еще более бледным и уставшим, чем раньше.

— Здесь пусто, — прорычал беззубый ветеран, и, похоже, он был прав. Бренд крался вдоль стены и вглядывался в раскрытую дверь. Вокруг никто не шевелился, если не считать собаки. За исключением вони нищеты — запаха, который был ему так знаком — это место было заброшенным.

— Должно быть они слышали, что мы идем, — пробормотал он.

Старик вскинул бровь.

— Думаешь?

— Здесь есть один! — раздался испуганный визг, Бренд перестал бежать и, подняв щит, прокрался вокруг угла плетеной лачуги.

В дверях дома стоял старик с поднятыми руками. Дом был не большим, и не красивым. Просто дом. Старику пришлось наклониться назад, его седые волосы были заплетены на ванстерский манер. Трое парней Хуннана стояли перед ним полукругом, подняв копья.