Сорок шесть лет. Четыре, всего четыре года до полусотни. Возможно, что это — даже некая годовщина. Для него, Дэвида Андерсона — вполне сойдёт за годовщину. Не очень круглую, но — важную, значимую. Неспроста, совсем неспроста он поднял на совещании, пусть и в очень 'свёрнутом' виде вопрос о праздновании дней рождений на борту корабля. Да, за декады, проведённые на Идене, у нескольких членов экипажа фрегата были 'даты'. И часто у нормандовцев не было возможности как-то 'отметить' эти важные дни.
Знал ли он, командир корабля, об этом? Конечно, знал. Экипаж — немногочисленный. Тем важнее, ценнее и нужнее каждый разумный органик, входящий в его состав. Хотя... может быть действительно, не следует делать из всякого и каждого дня рождения публичное мероприятие?! В постоянном режиме, так сказать. Может, всё же следует дать возможность каждому имениннику решать, как ему самому следует провести и этот день и несколько дней до и после 'даты'?! В конечном итоге, никто ведь не отрицает того факта, что, начиная с определённого возраста, когда — раньше, когда — позже, разумный органик воспринимает дни рождения как праздник, отмечающий приближение к могиле. И такая точка зрения есть. И она имеет право на существование.
Тем более — сейчас, когда впереди — почти гарантированная гибель очень многих разумных органиков. Враг, нацеленный на тотальную зачистку высокоразвитой разумной органической жизни, церемониться не будет. Ни с кем. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Тут уже не до слюней, соплей и воплей. Тут надо сделать слишком много, чтобы удержаться и не рухнуть замертво, полностью обессиленным после первого вражеского удара. А ещё больше придётся сделать, если есть хоть малейшее желание победить, наконец, этих Жнецов, остановить Жатвы и навсегда забыть о Циклах.
Сорок шесть лет. Как-то по-иному себя чувствуешь. Шепарду — всего двадцать девять и немудрено, что он — горяч, непосредственен, несмотря на всю спецназовскую высокоуровневую подготовку. А ты? Ты, Дэвид Андерсон, каков? Ты начинаешь охладевать. Не надо отрицать, начинаешь. Неспроста ведь возник вопрос о бумагомарательстве, о том, что приходится много работать с документами. Возможно, справедлив упрёк. Потому что подобная сконцентрированность на канцелярщине, на бюрократии, может дорого стоить тебе для соответствия статусу 'эн-семёрки'. Очень дорого стоить. В негативном смысле.
Формально, да, среди землян он, Дэвид Андерсон, самый старший по возрасту на борту 'Нормандии'. Вроде бы так положено для командиров таких 'пионерных' кораблей. Хотя... есть в ВКС Альянса Систем корабли, которыми командуют очень молодые офицеры, по возрасту большинству своих коллег-экипажников вполне годящиеся в сыновья. Не подчинённых — коллег.
В таком возрасте... Как же быстро приходит на ум подобная формулировка. Как же быстро. Ладно, пришла и была использована. Так вот, в таком возрасте начинаешь ценить взаимоотношения с ровесниками. Теми, кто близок тебе. Не только по возрасту. И у него, Дэвида Андерсона есть такие ровесники. Есть — и это очень хорошо. Среди таких ровесников — адмирал Стивен Хаккет, которому исполняется сорок девять лет. И сейчас Андерсон понимает: Хаккету ещё сложнее. Потому что... потому что слишком долго человечество не могло преодолеть предел, столетний барьер продолжительности жизни. И сейчас сто двадцать лет жизни — это не норма, а только желанная возможность для большинства землян. Слишком тяжела инерция, слишком тяжела наследственность. Три мировых войны. С полным комплектом воздействий на здоровье очень многих поколений людей. Да и мелкие, постоянные внутрирасовые конфликты, к которым следует добавить межрасовые, в первую очередь — войну Первого Контакта. Сто пятьдесят лет жизни — это теперь весьма и весьма значимая дата. И в первую очередь — для тех, кто сумел её достичь.
Хаккет... Адмирал Альянса. Пожалуй, один из немногих, обилие наград у которого не вызывает недоумения, раздражения или непонимания и у коллег-военнослужащих, и у большинства гражданских. Сейчас Хаккет — командующий офицер Пятого флота ВКС Альянса. Работает и служит на 'Арктуре'.
Рос без матери, его воспитала армия. С ранних лет проявил выдающиеся интеллектуальные способности и лидерские качества. Предпочитал и предпочитает быть 'на острие', в этом он очень походит на Шепарда. Любит, а главное — умеет рисковать. Через четыре года после вступления в ВКС Альянса, получил звание второго лейтенанта и отлично проявил себя в войне с турианцами. Быстро достиг адмиральского звания, причём — абсолютно заслуженно. Ни у кого не нашлось внятных возражений. Легенда Альянса.
Людям нужны легенды, нужны символы, нужны, смело можно утверждать, мотиваторы. Политический вес Хакета сопоставим с политическим весом посла Удины, работающего на Цитадели.
Общеизвестные для большинства армейцев данные. Только вот кроме общеизвестности есть и индивидуальное восприятие. И индивидуальное отношение. Андерсон знал, что Хакет — на 'Арктуре'. Именно тогда, когда к станции пришла 'Нормандия', адмирал был на 'Арктуре' и Андерсон нервничал. В том числе и потому, что Хакет... весьма неоднозначно относился и к 'Нормандии', и к её экипажу, и к миссии, которую должен был выполнить фрегат-прототип. Нервничал, потому что не мог точно представить себе реакцию Хакета на всё это в комплексе. Потому спокойно, можно сказать — более-менее спокойно почувствовал себя только на борту 'Нормандии'. Хакет имел все шансы в очень скором времени возглавить весь военный флот Альянса Систем. И это обстоятельство Андерсона напрягало ещё больше. Одно дело — когда Альянс по-прежнему будет представлять человечество. Пусть и с довеском в виде 'Цербера', в прочеловеческих устремлениях которого теперь сомневаются даже очень ленивые разумные органики. А другое — когда влияние и власть военной машины двух десятков стран Альянса придётся делить с усиливающимся политическим и военным руководством более чем сотни других стран Земли.
Для Андерсона Хакет — не неизвестная величина. Да, Хакет — адмирал, а Андерсон — всего лишь капитан, но разница в званиях никогда не вставала между обоими офицерами непреодолимой стеной. Не так давно, ещё до возникновения ситуации с рейдом 'Нормандии', а точнее — в начале 2183 года, когда на колонию Фел-Прайм напали наёмники 'Кровавой Стаи', Хакет и Андерсон совместно поблагодарили лейтенанта Джеймса Вегу за... за 'отличную работу при отражении нападения'. Канцелярский оборот, но вполне обычный. Не притянутый 'за уши'. Военачальник должен иногда и так мотивировать своих солдат и офицеров. Потому что другие способы влияния либо не работают, либо излишни, либо преждевременны. Никто ведь тогда не знал о возможностях протеан — не было такой информации ни у кого из разумных органиков. Теперь — да, есть, а тогда... тогда не было. Пришлось Вегу удерживать от поспешного продвижения к неосторожной гибели... Удержали, пояснив, что главное — выжить и победить, а не умереть, даже победив. Может быть, тогда впервые поменялись у Андерсона некоторые внутренние установки? Может быть.
Тёмная история с этим Джеймсом Вегой, очень тёмная. Да, формально Вега после Фел-Прайма получил звание капитан-лейтенанта, но... Это — деталь, да, важная, а ведь уже тогда было ясно, что участившиеся нападения на гражданские колонии — это нечто большее, чем привычная практика наёмнических формирований и бандитских группировок. Сейчас Андерсон был склонен в этой ситуации видеть 'руку Жнецов'. Настоящий 'спрут', опутывавший Галактику — пусть и только реально исследованную к этому моменту её часть — задолго до того, как гигантские корабли-сверхдредноуты, эти 'креветки' полезут из множества ретрансляторов. И начнётся бойня.
Хакет... своеобразный человек. Часто он начинает избегать личных встреч с кем-либо и ограничивается общением по системам связи — аудио, редко когда — видео. Чаще всего — шлёт текстовые сообщения. Редко когда личные, чаще — официальные. Положение позволяет. В том числе — настойчиво продвигать идею о необходимости поддержания вооружённости ВКС Альянса Систем на должном уровне, несмотря на ограничения, введённые Фариксенскими соглашениями. Если наращивают свой флот турианцы — а они его, как свидетельствуют данные альянсовской разведки, наращивают — то и земляне могут пропорционально увеличивать численность кораблей своего военного флота. Да, есть ограничения по дредноутам, но люди взяли курс на строительство множества фрегатов и именно поэтому Андерсон и отказывался до сих пор от прохождения переподготовки на допуск к управлению и командованию крейсером. Ему нравилось командовать небольшими кораблями, прежде всего — фрегатами. Здесь он чувствовал себя уверенно.
В разговоре с Андерсоном, состоявшемся после Фел-Праймовского инцидента, Хакет употребил интересное выражение 'нам могут угрожать внешние враги'. И речь-то шла не о турианцах, продолжающих строить новые и новые дредноуты, которые те же батарианцы считали орудиями не мира, а войны. Справедливо считали. Как теперь понимал Андерсон, речь тогда шла, вполне возможно, о Жнецах. Да, для большинства гражданских-штатских разумных органиков Жнецы давно стали легендой, экзотикой. Но — не для всех. И тем более — не для тех, кто принял военную присягу, надел погоны и встал в строй. Для Альянса, при всей его слабости и проблемности, Жнецы не были ни только легендой, ни лишь досужим вымыслом. Если "что-то" было. Значит, это "что-то" может повлиять на очень многое. А уж если это "что-то" обозначается как 'Жнецы' — то на очень-очень многое сможет повлиять так, что мало — точно не покажется. Пусть там батарианцы крупно или мелко дрожат от одной мысли о том, что со стапелей в Иерархии сошли почти одновременно три дредноута. Для птицемордых дредноуты нужны не в пространстве Цитадели и не в пространстве Галактики, а на Дальних Пределах. Там, насколько знал Андерсон, идёт реальная война с разумными существами. Пусть и относительно разумными — детали этой войны Иерархия умело и тщательно скрывает — но там — сложно. И любой дополнительный новый дредноут — шанс на то, что эти разумные существа не окажутся в пределах Пространства Цитадели вот так сразу, быстро и, главное, неожиданно.
Думая о Хакете, Андерсон был уверен, что адмирал — один из немногих высших офицеров ВКС Альянса Систем, способных уже сейчас начать пусть даже скрытую, тайную, ползучую, но — мобилизацию земных, в первую очередь, конечно же, военных флотов. Хакет не склонен пренебрегать мелкими, кажущимися слишком незначительными известиями о возникновении проблем. Командир 'Нормандии' был уверен — и имел для такой уверенности документально зафиксированные основания — что Хакет внимательно изучал всю информацию о ситуации на Иден-Прайме. Изучал не в качестве отдыха от ежедневных адмиральских забот, а как стратег и действующий военачальник, знающий, что такое реальная армейская служба не понаслышке. Да, Хакет не идеален, он может во многом ошибаться, может что-то не заметить или неправильно понять, но... Он будет поддерживать тех, кому доверяет, тех, кому верит почти всемерно. Главное — он будет с ними общаться. Передавать нужную и важную информацию, а не отделываться лозунгами, пропагандистскими призывами и краткими распоряжениями и приказами. Он способен поверить разумному органику независимо от того, штатский он или армеец, рядовой или полковник.
Андерсону было известно недоверие Хакета к Призраку и к 'Церберу' в целом. Адмирал не скрывал своего негативного отношения, но, как всегда, мало кто мог бы заставить Хакета начать скрывать такое отношение к детищу Альянса Систем. Хакет всегда был готов вернуться на передовую, в окопы и блиндажи, покинуть уютные балки штабных адмиральско-генеральских комплексов. И потому был неуязвим или — почти неуязвим. Другие адмиралы и генералы чаще всего крайне остро опасались малейшей перспективы оказаться под реальным огнём перед лицом реального противника, играющего, к тому же, не по правилам.
Когда что-либо у разумных органиков было по правилам-то? Как только хорошо написанный и, главное, прекрасно сформулированный план начинал воплощаться в реальность — всё или почти всё часто начинало непредсказуемо меняться. Вносились тогда в свежесоставленные планы бесконечные изменения: когда — по воле, а когда — и против воли. "Сыпались" железобетонные связи, исчезали куски, которые, казалось, невозможно сдвинуть с позиции и ядерным взрывом. Вот и сейчас от мыслей о Хакете, Андерсон перешёл к мыслям о Кали Сандерс. Казалось бы, никакой особой зависимости, разве что... разве что воинская служба для Кали тоже не является чем-то неизвестным. И потому можно достаточно легко 'перескочить'.
Шепарду Андерсон мало рассказал о том, что его связывало с этой женщиной. А ведь связывало! Другие нормандовцы и армейцы ВКС знали об этой стороне жизни Дэвида Андерсона ещё меньше. Так, отдельные факты, эпизоды, сцены. Шепард знал, что Андерсон, к примеру, искал Кали Сандерс по делу 'Артефакта'. Того самого артефакта, который... Впрочем, сейчас это не важно. Хотя... учитывая, что в эту 'картинку' намертво впаян Жнец... может быть и важно, поскольку именно Кали Сандерс как представитель технического персонала работала с доктором Шу Чианем, помешанным, а точнее — зомбированным, индоктринированным этим артефактом-кораблём. И неизвестно ещё, как досталось самой Кали Сандерс от этого Жнеца. Она об этом не говорит никому, возможно, тщательно скрывает. В том, что ей тоже досталось от жнецовского ассортимента воздействий, Андерсон не имел оснований сомневаться.
Кали сумела бежать на Элизиум, полагая, что спасётся, но ситуация была воспринята очень многими разумными органиками так, что именно Сандерс стала первой подозреваемой. И, соответственно, попала под преследование.
Андерсон вывез Кали с Элизиума. Можно посчитать, что спас, хотя... Сейчас это спасение уже не представляется как нечто окончательное. Тут 'наложилась' ситуация с тестовой миссией на звание первого Спектра-человека, фактически ставшая важным для Андерсона эпизодом по спасению Кали от гибели.
Потом, как теперь знает и Шепард, Андерсон и Кали встречались несколько раз и командир 'Нормандии' не скрыл от своего старшего помощника своё понимание того, что Кали уже тогда от него отдалялась. Перешла на работу в Академию Грисома, заняла там должность консультанта... Всё это Шепард узнал от Андерсона тогда, когда противостояние со Жнецом-наблюдателем, тем самым кораблём-артефактом было завершено.
Сложно всё это. И неоднозначно. Потому что если всего несколько дней назад Андерсон не мог и помыслить о том, чтобы решиться и позвонить Сандерс, то теперь эта мысль оформилась в желание и грозила перерасти в стремление.
И дело-то вроде бы совершенно не в том, что некий Андерсон несколько раз спасал жизнь и целостность некоей Сандерс. А в том, что когда сталкиваешься с близкой перспективой собственной гибели... начинаешь обращать внимание только на моменты, которые раньше совершенно не считал ключевыми. Для Андерсона, как он чувствовал, такой момент был заключён в необходимости не только услышать, но и увидеть Кали. Ту девушку, которая не побоялась выступить против 'чокнутого профессора', не побоялась лишений, невзгод, опасностей, в конце концов, когда бежала на Элизиум и с Элизиума. Не побоялась резко приблизившейся и ставшей совершенно реальной перспективы собственной гибели.
