До и после Победы. Книга 4. Прорыв. Часть 1

Так что мы все расширяли и расширяли каналы поставки продуктов на рынки всего Советского Союза. Это помимо дополнительных целевых поставок в больницы, школы, детские сады и детские дома, причем в эти детские учреждения мы поставляли не только продукты и одежду, но и, например, обучающие игры — настольные, красивые до безобразия, ну и полезные — по ним вполне можно было изучить, скажем, работу токарного станка — выкинул ребенок тройку, попал на клетку 'поломка суппорта' — и есть выбор — либо 'ждать мастера', то есть пропустить два хода, либо ответить как его надо чинить — а последнее расписано в приданных к игре книжицах, так что кто мог и хотел — тот 'осваивал' станки быстро. Ну а карточки с физическими законами или химическими элементами детишки собирали в богатые коллекции, выменивали и вообще старались заполучить любой ценой — еще бы — лакированные, красиво и красочно оформленные — сами рисунки на них были загляденьем, к тому же в них можно было и играть — вода ведь тушит огонь, но ток в три ампера ее испарит, так что если есть три карточки по амперу — смело можно бить ход противника, он если у того есть резиновая изоляция — он защитится от тока и игроку потребуется карточка холода, чтобы заморозить и раскрошить изоляцию — заворачивались такие баталии, о которых авторы этих карточек даже подумать не могли, порой дети даже бегали в библиотеку чтобы подтвердить правильность своего хода и аргументации. Мы-то у себя все это выпускали уже почти год, так что было время отладиться — пусть уж лучше дети собирают карточки химических элементов, чем каких-нибудь спортсменов.

Так что в 1943 от нас на Большую землю шел стабильный поток в миллион тонн продуктов в месяц (в РИ зимой 1941/42 только через 'Витебские ворота' на Большую землю из партизанских районов БССР было переброшено 1600 тонн хлеба, 10000 тонн картофеля, несколько тысяч голов лошадей и КРС) — ведь только за счет животноводства Восточной Пруссии и присоединенных районов соседних республик СССР наше производство молока выросло с довоенных 2 миллионов тонн БССР до 15 миллионов тонн — это половина от того, что производилось в остальном СССР (30 миллионов тонн в год) — а это по пятьсот литров на каждого жителя нашей республики в год включая младенцев, почти полтора литра молока в день, поэтому можно и поделиться, пусть и в виде сыров и масла, благо таких производств тут было завались — когда из полезных ископаемых есть только трава, остается налаживать ее переработку, а до воссоединения в 1939 польские власти тут если какую обрабатывающую промышленность и дозволяли, то пищевую и текстильную, поэтому легкая промышленность тут была довольно развита, чем мы и пользовались. К тому же более половины от этого поставляемого на восток миллиона тонн шло в виде картофеля, а это по три килограмма на каждого жителя неоккупированных территорий СССР в месяц, что было неплохой прибавкой к 12 килограммам, выдаваемым из госфондов. Мы сделали ставку на картофель, потому что он дает с гектара в пять раз больше калорий, чем рожь. Так, если в 1940 году в БССР под зерновыми было 3,4 миллиона гектаров и 0.9 миллиона по картофелем при сборе в 2,7 и 11,9 миллионов тонн соответственно, то мы только на тех старых территориях расширили к лету 1943 посевные площади под злаки на треть, а под картофель — в два раза, и урожай был уже 4,2 и 27 миллионов тонн — очень помогли калийные удобрения, добывавшийся со дна водоемов сапропель, торфяные компосты и — хлорпикрин. Да, отравляющее вещество, которое применялось еще в Первую Мировую, было не только слезоточивым газом, но и отлично работало против грибков, нематод и вредных насекомых, а разлагалось не дольше двух суток — поэтому обработка почвы незадолго перед посадкой и повышала урожайность.

Впрочем, в остальном СССР народ также массово сажал картоху, увеличив ее производство в пять раз и в результате получая в десять раз больше наших годовых поставок — 120 миллионов тонн в год, что по питательности было эквивалентно 40 миллионам тонн зерна (в 1940 весь СССР получил 76 миллионов тонн картофеля, РСФСР — 36,4 миллиона тонн) — за прошедшие два года было освоено 11 миллионов гектаров новых посевных площадей (в РИ — за всю войну). Этому во многом способствовали мероприятия, проведенные еще перед войной. Так, еще 8 сентября 1940 года было принято постановление о создании подсобных хозяйств на промышленных предприятиях, и уже к концу года их площадь составила 1,7 миллиона гектаров, в них было 608 тысяч голов КРС, 990 тысяч свиней, 861 тысяча коз и овец, с которых рабочие предприятий стали получать ежемесячно дополнительные тонны мяса, масла, овощей. 5 января 1942 г. секретариат ВЦСПС принял постановление 'О расширении индивидуального огородничества рабочих и служащих в 1942 г.', 7 апреля 1942 года вышло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) 'О выделении земель для подсобных хозяйств под огороды рабочих и служащих' — рабочим, служащим и эвакуированным предоставлялась земля под огороды до 0,15 гектара — 15 соток, с которых они часть урожая должны были поставлять государству согласно Постановлению Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 16 апреля 1940 г. 'Об обязательной поставке картофеля государству колхозами, колхозниками и единоличными хозяйствами' — скажем, в БССР колхозники должны были поставить 12 центнеров с гектара, единоличники — 20, в АССР Немцев Поволжья — 5 и 8, хотя соседние Саратовская и Сталинградская — 9 и 15 и 8 и 14 соответственно — то ли не хотели давать повод к разговорам о притеснениях немцев в СССР (а русских, получается, притеснять можно), то ли немцы не умели выращивать картошку. И урожайность с этих участков была гораздо выше — так, если в 1938 году в Саратовской области и у поволжских немцев урожайность была 50 центнеров с гектара (ага — значит все-таки не хотели притеснять немцев и делали это за счет русских), то в 1943 году коллектив саратовского завода комбайнов со 155 гектаров собрал 2850 тонн картофеля — 184 центнера с гектара. Всего же только за счет новых огородов военного времени, выданных служащим и рабочим, было собрано в 1942 году 2 миллиона тонн, а в 1943 — уже 5,5 миллионов тонн картофеля и овощей. Да и в колхозах колхозники активно прирезали к своим огородам 'ничейные' земли.

К тому же сказались и довоенные планы освоения целины Западной Сибири и Северного Казахстана — это был уже второй заход на целину (первый пришелся на конец двадцатых) — согласно постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 20 апреля 1940 г. 'О дальнейшем подъеме зернового хозяйства в колхозах и совхозах восточных районов СССР' в 1940-42 годах предполагалось освоить 4,3 миллиона гектаров целины, и до войны успели освоить уже миллион гектаров, а также подготовиться к дальнейшему расширению — вот сейчас, пусть и медленнее, эта программа и выстреливала. Правда, перед войной происходило некоторое снижение посевов зерновых из-за того, что победила травопольная система севооборота, согласно которой требовалось выделять под многолетние травы — люцерна с житняком или американским пыреем, клевер с тимофеевкой и тому подобное — несколько полей, и переходить к семи— и даже к десятипольным севооборотам — за два-три года многолетние травы позволяли почве восстановиться и, в отличие от проигравшей паропольной системы, не давали ей выветриваться, к тому же повышали кормовую базу животноводства. А то в первой половине тридцатых паропольная система привела к снижению урожайности из-за того, что зерновые высевали на одном и том же поле по несколько раз, правда, не из-за самой системы, а из-за волюнтаристских методов недорезанных Сталиным троцкистов — из-за требований к поддержанию и даже увеличению посевов зерновых, в то время как в колхозах просто не хватало земли для правильного севооборота. Вот замена пара на траву хотя бы позволяло дать корма живности, хотя и приводило к снижению посевных площадей. Мы пока частично решили проблему нехватки земель распашкой новины танками, заменой зерна картофелем, дававшим больше калорий хотя и более хлопотным в плане сбора и хранения, а также удобрениями — тысячи движков выкачивали со дна рек и озер десятки тысяч тонн сапропеля, который потом развозился по полям, да и торфяные компосты давали неплохие удобрения, хотя с этим надо бы быть поосторожнее — из своего времени я помнил статистику, что в регионах с торфяными почвами повышен процент рака желудка и вообще ЖКТ — то есть торф был каким-то канцерогеном. Но пока другого выхода все-равно не было, да и мы постепенно наращивали добычу калийных удобрений, что как-то заменит применение торфа.

Но ведь к нашей республике была присоединена еще почти такая же территория соседних советских республик, по площади почти как и довоенная БССР, где мы собирали еще два миллиона тонн зерновых, 10 миллионов тонн картофеля и 3 миллиона тонн молока. И — была Пруссия — 25 из 36 тысяч квадратных километров ее территории. И территория — вполне освоенная. Несмотря на то, что она находилась севернее остальной Германии, как раз за счет более долгого светового дня в ней было на 200 солнечных часов больше, чем в остальной Германии, а лесов — наоборот — меньше — всего 20% против 30% (раскорчуй немцы хотя бы 10% из этого лесного массива — и не пришлось бы им искать новых земель на востоке — но им почему-то показалось более простым делом отнять землю у русских — теперь за счет неестественного уменьшения населения земли им хватит даже без раскорчевывания лесных площадей). Двадцать тысяч километров мелиоративных каналов и канав могли быстро отвести с полей весенние воды, а многочисленные глиняные трубки, проложенные под полями, только ускоряли этот процесс — работы по дренированию полей начались еще в середине 19го века, активно кредитовались правительством (своих немецкие цари поддерживали — это ведь не русским давать развиваться) и к началу войны были уже закончены по всей территории. А многочисленные сельхозтоварищества были практически готовой базой для создания колхозов или как минимум кооперативов, что облегчало нам введение там обработки почвы тракторами, так как многие работы еще велись лошадьми и немцы просто не успевали высеять озимые даже при более длинном периоде для сельхозработ — работать как русские они не умели, не помогали даже лучшие климатические условия и поддержка правительства на протяжении века, так что без тракторов там было никак, а сами немцы осилить выпуск нужного количества тракторов, в отличие от русских, не смогли, поэтому и рассчитывали на славянских рабов — они бы и наклепали тракторов, и вспахали-засеяли-убрали урожай. А ведь за счет озимых урожайность можно было бы еще поднять. Да у многих из немцев даже не было сноповязалок и картофелекопалок, тогда как в БССР этого добра — силосорезок, картофелекопалок, жмыходробилок, корнерезок — выпускалось десятками тысяч еще начиная с первой пятилетки — 'оказывается', одними деньгами всех проблем не решить, что неоднократно и доказывал капитализм.

ГЛАВА 22.

И из 1,7 миллиона гектаров пахотных земель под зерновые в Восточной Пруссии было отведено более половины, а урожайность там была в среднем 20 центнеров, то есть более чем в два раза выше чем у нас. Впрочем, такая урожайность была за счет прибрежных полей, где климат был мягче и соответственно могло быть и 30 центнеров, а чем дальше вглубь континента, тем сильнее урожайность приближалась к нашей, соответственно, там просто меньше сеяли зерна и больше ориентировались на картофель или на животноводство — вот и весь секрет высокой средней урожайности — ее повышали земли с удачным климатом, то есть дело и впрямь было в том, что 'место проклятое' (с), причем все Нечерноземье. Соответственно, немцы снимали там 1,7 миллиона тонн в год, причем половина — рожь. Вот площади под картофель мы расширили, и существенно — с 15% до 30% — при средней урожайности в 170 центнеров с гектара это уже в 1943 году дало нам еще 9 миллионов тонн картофеля. И прусские коровы были отличны — они давали в среднем 3 тысячи литров молока в год, тогда как в остальной Германии — 2,4 тысячи — все за счет менее мягкого климата, когда коров можно было пасти только с апреля по октябрь, а не с марта по ноябрь, а у нас хорошо если дотягивали до двух тысяч литров в год, а нередким были и тысяча литров, так как период открытого пастбища у нас был еще на два месяца меньше. Хотя — это по официальной статистике, а сколько из этого утаивалось — неизвестно, поэтому и к нашим успехам в увеличении надоев я относился с осторожностью — да, сколько-то мы наверняка добавили за счет механизации заготовки кормов и пищевых дрожжей, но сколько конкретно — было непонятно, так как со счетчиками в доильных аппаратах было труднее что-то умыкнуть, да и нормы оплаты для крестьян мы подняли изрядно, так что и красть уже не было острой необходимости — вот люди и не крали, за исключением патологических случаев, но их легко было отследить по тем же счетчикам — если у одной доярки средние надои на 20-30 процентом ниже чем у ее коллег — это повод для разбирательств. Впрочем, все это совсем не помешало мне заявить о двухкратном увеличении надоев за последние два года — положительный пиар еще никому не мешал. Хотя в Пруссии была пара десятков тысяч племенных коров, дававших 8 и даже 14 тысяч литров молока — жаль что их было немного — до войны их активно вывозили в Германию чтобы хоть как-то поднять там надои. Ну и сыр тильзит делался здесь же, а вообще до войны Восточная Пруссия экспортировала 0,3 миллиона тонн зерна, 0,2 миллиона тонн картофеля, 17 тысяч тонн масла, 31 тысячу тонн сыра, 250 тысяч голов КРС, 800 тысяч свиней и поросят — корма тут было дофига, ну а сейчас все это пошло к нам, причем в утроенном объеме и забесплатно — 'в качестве частичного возмещения ущерба' — мы еще поддерживали у местных немцев надежду что после войны их земля вернется в Германию — чтобы не бузили и работали, а переименование Кенигсберга в Калининград и включение Пруссии в состав ЗРССР мы назвали временным решением 'на время ведения боевых действий' и чтобы мы не сломали языки произнося непривычное название. Но вообще Калининград — навечно, Пруссия — 'все'.

Так что с продовольствием в СССР, насколько я понимаю, было немного получше чем в моей истории даже без наших поставок — меньшие потери земли и людей в первый год войны позволили не только кормить армию, но и создавать некоторые запасы продовольствия, хотя сейчас, когда немцы были уже под Тулой, ситуация не выглядела безрадужной, поэтому наш миллион тонн продовольствия в месяц принимался благожелательно и нам шли навстречу во многих мелких вопросах — открытие магазинов, перевозка товаров, передача нам на отсидку нужных заключенных, обмен научно-технической информацией и патентами. И, похоже, наши поставки были гораздо выше поставок ленд-лиза — за первый год войны — с лета сорок первого по лето сорок второго — СССР получил всего полмиллиона тонн продовольствия — мяса, муки, зерна — совсем мизер, в два раза меньше чем мы поставляли всего за месяц. Хотя, помнится, в моей истории по ленд-лизу все пошло в заметных объемах, пусть и все-равно не дотягивавших до нашего, хорошо если с конца сорок третьего, а многое только в сорок четвертом, когда американцы наконец подготовились к масштабной высадке в Европе и вместе с тем им хватило времени понять что это будет не легкая прогулка, а полноценные бои — пример Итальянской операции, когда американцы с англичанами почти год просидели на этом сапоге, был тому свидетелем — поэтому без русских никак, и если советы оттянут на себя максимум немецких войск — это будет гораздо выгоднее — вот и начали наращивать поставки. Сейчас же, с близким к катастрофическому положением союзников, речи о высадке в Европе даже не шло, поэтому немцам все так же позволяли производить искусственный бензин (хотя с завоеванием ими Ближнего Востока это было уже не так актуально), а поставки в СССР как закончились в начале сорок третьего под предлогом ужасного положения с конвоями из-за действий немецких подлодок, так и не возобновились до сих пор.