Когда я выпустил последний патрон из .357-го, меня вызвал Боб Дэвис (Один Три), сказав, что он и его пилот ударного вертолета теперь на позиции. Пока я по быстрому передавал ему обстановку на поле боя, я услышал как он сказал:

— Вот черт!

— Что случилось, Один Три? — я подскочил к нему сзади — Что у тебя случилось... Что черт возьми, у тебя случилось?

— Черт возьми, Один Шесть, в том-то и проблема, что ничего. Я насчитал там двадцать два трупа, а нам вы ничего не оставили!

На обратном пути в Фу Лой (я так и не попал на совещание в Дау Тянг) я включил интерком и сказал Паркеру:

— Давай прикрутим красный дым к твоему М60, чтобы мы могли показать парням, возвращаясь домой, что пощипали сегодня Чарли.

Я слышал как он хихикнул.

— Сэр, красный дым уже там.

Я обернулся и увидел, что он уже примотал его проволокой к надульнику своего пулемета.

Мы сделали наш традиционный заход на базу с клубящимся шлейфом красного дыма. Наземный личный состав махал нам руками и подбадривал. Сотни людей работали на базе и когда команды поиска и уничтожения возвращались домой с хвостом красного дыма, вы могли слышать, как они хлопали друг друга по спине и кричали: "Эй, наши ребята сегодня хорошо поработали!"

Нам это тоже поднимало боевой дух. Мы знали, что делаем то, для чего нас послали во Вьетнам. Может быть, просто может быть, мы сократили войну на несколько минут или часов.

Каким бы тихим и сдержанным не был Джим Паркер, его эмоции проявились, когда мы вернулись на базу и посадили птичку рядом с больверком. Мои эмоции, вероятно, тоже были заметны.

Я выключил аккумулятор, затем повернулся на своем сиденье, чтобы взглянуть назад на своего борттехника через открытую панель в переборке. Джимбо широко улыбнулся и показал мне большой палец. Так он говорил мне, "вы хорошо поработали сегодня, сэр. Мы довольно крепко сегодня прижали Чарли".

Я кивнул и улыбнулся в ответ, затем тоже показал ему большой палец. Это был мой способ сказать ему "Хорошая работа, мальчик с фермы в Джорджии. Я бы не пережил сегодняшний день с кем-то чуть менее худшим в кабине борттехника."

К этому времени Пол Фишман подошел к машине. Он хлопнул меня по плечу, когда мы вместе отправились к оперативному бункеру.

— Черт возьми, Миллс! — сказал он — Ты меня до усрачки напугал! Если ты не прекратишь устраивать замесы внизу, как ты это делаешь сейчас, то ты получишь полную дырок задницу. И я буду просто сидеть и смотреть на это с высоты пятнадцать сотен футов!

Я сказал ему правду, когда ответил:

— Я иногда пугаю себя до усрачки, Поли, и это был один из тех дней, когда я чуть не напугал себя до смерти!

Техники на базе проверили мой OH-6, после того как мы вернулись, и их отчет напугал меня еще больше. В общей сложности, двадцать — двадцать пять пуль попало в мой вертолет. Мой индикатор воздушной скорости был разбит. Высотомер пробит насквозь, разбит вдребезги. В броню под банкой Паркера попали дважды. Броня вокруг сиденья пилота была поражена сзади дважды, что указывало на то, что вражеские пули прошли через отсек бортстрелка, миновав Паркера, но попав в заднюю часть брони моего кресла, прежде чем отрикошетить во что-нибудь еще на машине.

Кроме того бортовой М60 Паркера словил пулю АК47, рядом с мушкой, прямо между стволом и газоотводной трубкой. Почти невозможное попадание оставило аккуратную серповидную выемку в нижней части ствола и разрушило газоотводную трубку.

Еще были четыре или пять отверстий от пуль АСВ в плексигласе фонаря, пара в хвостовой балке вертолета и по крайней мере три в лопастях винта. В качестве хорошей новости, одна пуля АК прошла навылет через моторный отсек — не задев ни одной жизненно важной части двигателя, без которого мы бы опустились прямо посреди этих тридцати плохих парней.

Как я понял, между АСВ и нашим "Вьюном", всего за 120 секунд этого боя, было выпущено где-то между восемью и десятью тысячами патронов в джунглях, на поле размером не больше половины футбольного. И все это время чудесный маленький OH-6 продолжал летать. Еще более удивительным было то, что ни Паркер, ни я не пострадали. Мужик... мы должно быть оба вели праведную жизнь!

В тот же день, когда АМСВ вернулись с зачистки, мы узнали, какой разгром мы учинили вражеским солдатам, которых поймали на дамбе рисового поля. Мы узнали о двух пленных и двадцати шести убитых — на четыре трупа больше, чем насчитал в спешке Боб Дэвис, когда менял меня. Кроме того, командир АМСВ Боб Харрис, вернулся с грузом трофейного оружия и снаряжения, которое его взвод нашел на земле после боя. Среди обнаруженных предметов были многочисленные автоматы АК47 поздних выпусков, 60-мм миномет, пулемет СГМ на станке и два русских ручных пулемета.

Но для меня самой интересной вещью был котел для варки риса. Он был привязан на спине солдата, которого я поймал убегающим в джунгли. АМСВ нашли его на тропе в зарослях, сняли с тела и привезли обратно, показать мне двадцать четыре дырки от пуль минигана прямо на дне котла!

В тот же вечер мне сказали, что за сегодняшний день мы с Паркером были представлены к Серебряной Звезде (меня уже повторно). Это было хорошее чувство, но даже и вполовину не такое хорошее, как знание того, что воздушные разведчики смогли, наконец, обнаружить довольно крупное подразделение неуловимого полка Донг Най.

Вражеское подразделение, которое мы накрыли на поле, определенно было идентифицировано как взвод тяжелого вооружения из состава Донг Най. Мы долго охотились на этих ублюдков. Теперь мы нашли их и как следует подогрели, уничтожив одно из их важнейших подразделений на том поле в джунглях.

После активности утренней мясорубки, я наконец забылся сном, зная, что я вернусь на рассвете следующим утром для поиска Донг Най. Я хотел помочь нанести завершающий удар.

— Глава 13. Плохой день для аэромобильного стрелкового взвода

Следующим утром, 29 августа, мы вернулись обратно и занялись поисками. Ничего. Выглядело так, будто после целого дня разведывательного поиска мы отправимся домой с пустыми руками. Было уже поздно и мы не нашли абсолютно никаких признаков недавней вражеской активности, не говоря уже о следах самого полка Донг Най.

Уже вечерело и я, наконец, включил интерком:

— Похоже, скатались всухую, Джимбо. Мы снова их потеряли.

Я решил сделать еще один проход, прежде чем возвращаться домой, поэтому зашел над полосой деревьев с юго-востока на северо-запад прямо возле БОП "Киен". Пристально вглядываясь в гаснущем свете вдоль кромки линии деревьев, я вдруг заметил группу людей.

Внизу, почти на краю поля обзора из моей правой двери, была группа, которая могла быть только вражескими солдатами, лежащими на земле у основания купы деревьев. Они были практически неподвижны, оружие лежало у них на груди и они смотрели прямо на меня. Они, очевидно, думали, что если не будут двигаться, я пройду, не заметив их. Но они выглядели готовыми стрелять, если придется.

Я вызвал по интеркому Паркера.

— Не двигай даже мускулом... не делай ничего. У нас куча плохих парней прямо под нами... прямо под нами в линии деревьев.

— Я вижу их, лейтенант — спокойно ответил он мне — Смотрят на нас так, будто ждут, когда мы пошевелимся.

Я перескочил на UHF с Синором в "Кобре".

— Три Один, у меня динки, за моей правой дверью, в линии деревьев. Смотри, смотри. Когда я ухожу, ты заходишь.

Синор ответил:

— Принял, Один Шесть, как только ты уйдешь вправо.

— Ухожу... сейчас! — Я резко положил машину право на борт, освобождая Синору путь. В ту долю секунды, когда я положил машину в разворот, враг открыл по мне огонь из всего, что у него было.

Синор ответил мне на FM немедленно.

— Ты под огнем Один Шесть... Плотный огонь, плотный огонь! Уходи влево... уходи влево немедленно.

Как только он закончил передачу, я услышал громкий удар по вертолету и почувствовал острое жжение в правом бедре. Я наклонился вперед, чтобы посмотреть на пол кабины. Я не видел ничего похожего на пулевое отверстие. Но наклоняться вперед было чертовски больно.

Я продолжал свой разворот около пяти или семи секунд, прежде чем заметил что мое сиденье начало заполняться кровью.

— Ах сукин сын! — застонал я — Если бы я просто пролетел мимо них, вместо того, чтобы отворачивать и выдать, что нашел их.

Затем стало очевидно, что мое тело справа просто не ощущается ниже талии. Я включил интерком.

— Эй, Джимбо, я истекаю кровью, как подраненный кабан. В меня попали.

— Ты хочешь, что я перебрался вперед и помог тебе? — спросил он.

— Нет — ответил я — Просто держись покрепче. Я все еще могу лететь на этой штуке, но не знаю, насколько долго. Я попытаюсь посадить ее в "Кантиньи".

Хвала Господу, я находился рядом с базой огневой поддержки, потому что у меня начинала кружиться голова. У "Кантиньи" была небольшая вертолетная площадка за проволокой, недалеко от центра комплекса, и мне удалось посадить птичку в этом месте. Паркер выпрыгнул сзади, сунул голову в кабину и спокойно спросил:

— Чотам, лейтенант? (в оригинале: "Whatcha got, Lieutenant?" — прим. перев.)

— Что там у меня, Джимбо — ответил я, выискивая отверстие от пули и потирая свой таз — Так это пуля из АК в моей заднице!

— Я вижу что там случилось, сэр — сказал Паркер, указывая на приборную панель.

Там было пулевое отверстие, которое я искал. Пуля АК прошла через приборную панель, попала во внутреннюю боковую пластину брони кресла и рикошетом попала в мою ягодицу. После того, как она прошла через обе ягодицы моего седалища, пуля попала в другую сторону брони моего кресла, снова отрикошетила и вылетела обратно через пол машины!

Тут к вертолету подбежал молодой солдат.

— Что мы можем для вас сделать, лейтенант?

— У вас есть хирург? — спросил я.

— Да, у нас есть, сэр. Что вам нужно сделать?

— Я очень осторожно поднял себя из кабины и встал — немного шатаясь — снаружи вертолета.

— Ну, приятель, меня подстрелили в задницу.

На лице молодого пехотинца появилась улыбка.

— Но сэр, это не слишком достойно место, куда могут попасть в офицера.

— Как бы то ни было, рядовой — съехидничал я в ответ — Я все еще подстрелен в задницу и был бы чертовски признателен, если бы ты был так любезен и вызвал хирурга!

Батальонный хирург, к счастью, оказался на базе и вскоре он вышел к вертолету, неся свою маленькую сумку первой помощи.

— Ты идти можешь? — спросил он.

— Да — ответил я — Если мне не придется никуда двигаться дважды.

Он схватил меня за руку.

— Тогда пошли в бункер первой медицинской помощи и мы тебя осмотрим.

Паркер хотел остаться с вертолетом, и я заметил, что вокруг него и машины, начала собираться небольшая толпа солдат. Они с интересом смотрели на OH-6 и задавали вопросы Паркеру, но Паркер в типичной манере борттехника "Вьюна" проигнорировал их. Я слышал как он сказал одному из них:

— Убрал руки ...не трогай херов вертолет!

Но когда врач отвел меня в бункер первой медицинской помощи и стащил мой летный комбинезон, публика нашла новое развлечение. Когда мой зад открылся взорам, и док начал свое обследование, я услышал за одной из переборок приглушенные смешки и подколки. К тому времени моя смешная рана болела так сильно, что мне было уже все равно.

Наконец, после ощупываний и укола острой, как наконечник копья, боли, через пробитые ягодицы, доктор сказал:

— Вам ужасно повезло, лейтенант. Ни одна кость не задета. Это сквозная рана, но у Вас будет красивый шрам для показа.

Наконец доктор сказал мне, что я могу надевать свой летный комбинезон обратно и что медэвак доставит меня в Доктор Дельту.

— Но мне не нужен медэвак — сказал я — У меня тут вертолет на площадке и я должен доставить его домой. Я чертовски уверен, что не собираюсь его оставлять здесь на всю ночь

Батальонный врач напрягся, услышав мой ответ.

— Нет, Вы не можете лететь! Мы позаботимся о Вашем стрелке сегодня ночью, пока медэвак доставит Вас в госпиталь, так что идите и поставьте вертолет под охрану.

Когда я сообщил Паркеру, что сказал доктор, его глаза стали огромными, как блюдца, а потом его мальчишеское лицо нахмурилось.

— Ох, не делайте этого сэр — сказал он мне — Если Вы думаете, что я останусь тут, на базе огневой поддержки в этой глуши, Вы чокнулись.

— И более того, лейтенант Миллс — продолжал Паркер — Я был бы ужасно рад, если бы Вы взяли Вашу задницу — даже простреленную — поместили ее обратно в вертолет и вернули меня домой!

Я знал, что Паркер был прав. Я повернулся к санитару, который помог мне дойти до машины.

— Передайте доктору мою благодарность, но я возвращаюсь домой в Фу Лой. Я чувствую себя хорошо и я не собираюсь оставлять здесь на ночь своего борттехника и вертолет.

Полет до Фу Лой занял двадцать минут. Только я проделал его извернувшись в кресле пилота, так, чтобы опираться на левую ягодицу. Кроме того, Паркер сел впереди, рядом со мной и я позволил ему лететь, чтобы снять напряжение.

Но Боже мой, моя задница горела и болела. Я не знал, почему она настолько сильно пульсировала, но я знал, почему горела. Док сказал мне, что пуля из АК47, которая прошла через мою ягодицу, была трассирующей!

За несколько минут до Фу Лой я связался по рации и сделал ошибку, сказав операторам:

— Я на подходе. Один Шесть ранен. Меня подлатали на БОП "Континьи", но мне понадобится помощь, чтобы уйти со взлетной полосы. Пошлите кого-нибудь мне на помощь, чтобы уйти со взлетки, когда я сяду.

К сожалению, на помощь мне пришли Дэвис и Уиллис. Я слышал смех Уиллиса, еще до того, как заглушил вертолет.

— Скажи мне, что это неправда — повторял он — Скажи мне, что это неправда что тебя подстрелили в задницу!

— ОК, ОК, ты, несчастный ублюдок — ответил я — Меня подстрелили в задницу. А теперь помоги мне выбраться из вертолета!

— Боже мой — продолжал Уиллис — вызывайте "Скорую", вызывайте специалистов. Это серьезно, это тяжелое. Наш бесстрашный командир был подстрелен в задницу!

На следующий день первый сержант нашей роты, Мартин Л. Лоран, зашел в хижину и объявил:

— Ну, лейтенант, Вы получили свое первое Пурпурное сердце и хирург отстранил Вас от полетов на следующие несколько дней.

Я понял, что моя рана была незначительной, просто царапина, по сравнению с ранами, от которых пострадали так много других ребят. Мне повезло. Тем не менее, каждый нерв, заканчивающийся в моем копчике вопил следующие несколько дней, напоминая мне, что трассирующая пуля .30 калибра через попку была не таким смешным делом, как пытался представить Уиллис.

Сентябрь начался с того, что Чарли становился все более и более агрессивным. Враг использовал район Острого Хребта в качестве плацдарма для наступления не только на Мишлен и западную часть Трапеции, но и для возобновления атак на наши конвои снабжения, двигавшиеся вверх и вниз по Дороге Грома между Лай Кхе и Ан Лок — Куан Лой.

4 сентября Роба Уиллиса и меня отправили на доклад разведотдела в Лай Кхе. Это был обычный доклад, чтобы мы были в курсе того, что враг делал в нашем общем районе Дороги Грома. Мы покинули Фу Лой для перелета ранним утром в Лай Кхе. Наше звено из двух разведчиков без "Кобры" формировало "белую команду".