-А что предлагаете вы?
-Политический диалог взаимных уступок. Но не силу.
-Хорошо. — согласился Гамильтон. — Взаимные уступки и компромиссы.
-Для русских не существует веских аргументов. — вздохнул Хинкли.
-Не в первый раз Англия делает нам предложения о сотрудничестве, потом берет их обратно. — возмущенным тоном проговорил Воронцов — Вельяминов. — Словно мы для вас человек, которого сначала в гости зовут, потом просят не приходить, потому, что, видите ли, другие гости встречаться не желают, а после вовсе не зовут или норовят выставить за порог. Так лучше уж совсем не зовите.
-Все дело в том, чтобы суметь подойти к русским, — сказал Гамильтон, сделав вид, что не обратил на тираду Воронцова — Вельяминова никакого внимания. — Вы смотрите глубже, Нэвилл. Речь идет о складывании новой структуры мира и нового соотношения политических и социальных сил.
-И вопрос состоит в том, насколько противостоящие друг другу державы, а в дальнейшем и блоки смогут адаптироваться к новым условиям, принять те новые реалии, которые нарастают в мире. — добавил, осторожно кашлянув, Коновалов. — При нынешнем состоянии русско — британских отношений Лондон, скорее всего, согласится на смягчение своих подходов. Для общего блага.
-Полагаете, у этой позиции имеются некоторые козырные элементы?
Официант подал чай, крепкий, с небольшой порцией молока, по — английски.
-Попробуйте. — сказал Гамильтон Воронцову — Вельяминову.
-Типичный английский чай. Хорошо. Так что, собственно говоря, вы хотите от меня, господа?
-Важно, очень важно, ваше мнение.
-Какое значение имеет мое мнение?
-Вы авторитетный человек. Ваше мнение имеет вес.
-Ну, положим.
-Вам ведь известно о двух подходах в британском правительстве к проблеме России? — спросил Гамильтон.
-Проблема России! — воскликнул Воронцов — Вельяминов. — Извольте поподробнее...
-В частности, мы могли бы иметь неплохих союзников в лице англичан, которые выступают за 'мягкий' подход с предоставлением всевозможных экономических льгот России. — сказал Коновалов.
-Вот вам мое мнение: для Лондона вырисовывается два сценария действий. Первый: несмотря ни на что идти на сближение с Россией, создавая ситуацию, при которой Москва окажется вынужденной проводить желаемые для Англии политические и иные преобразования. За этот сценарий, в частности, ратуете и вы, и ваш политический клуб. Второй: продолжать держать Москву на отдалении, но под прицелом жесткой критики, постоянно угрожая. Цель — играть на чувствах европейской идентичности части русского правящего класса, подталкивая к противостоянию с царем. Этот сценарий, кажется, ныне востребован в Англии больше первого. А посему...Рассматривать британские гарантии и обещания становится просто неуместным времяпрепровождением. — сказал Воронцов — Вельяминов.
Хинкли нарочито пожал плечами.
-А вы, за какой подход выступаете вы? — скорее из вежливости поинтересовался у него Коновалов, уже зная ответ.
-Я получаю указания от своего министра и правительства и следую им. Я могу лишь рекомендовать.
-И каковы же могли бы быть ваши рекомендации?
-В отношении России нужно жестче использовать методы политического давления. Вкупе с экономическими рычагами. Хотя, именно эти пункты вступают в явное противоречие с требованием Лондона к России о более глубинном открытии рынков!
-Еще лучше! — громко воскликнул Воронцов — Вельяминов, и Коновалов испуганно сделал успокаивающий жест рукой, — Что еще за требования Лондона?!
-Николай Александрович, сдержаннее... — тихо сказал Коновалов, но Воронцов — Вельяминов только отмахнулся. — Англичанам стало изменять чувство реальности! Вам следует понять, что Россия не желает предлагаемого вами 'тесного сотрудничества', каким видится оно вам.
Хинкли не откликнулся на реплику русского. Сделав маленький глоток чая, он поморщился.
-Правительство не пойдет ни на какие уступки, вредные для державы. — заметил Хинкли. — А Россия все равно пойдет к Западу.
-Вот только с кем и как? — усмехнулся Воронцов — Вельяминов. — От вас, кажется, такой поддержки и помощи не дождаться. У вас, простите, все русское вызывает подозрения. Они ни к чему хорошему не приведут, поверьте.
-Западничество для российского самосознания — это не провал и не обреченность, это необходимость и творческое задание, ежели хотите. По крайней мере, для меня это очевидно. — сказал Коновалов.
-Относительно этого я и не спорю. — пожал плечами Гамильтон. — Только дальше этого мысль у вас, и у ваших соратников, не идет. А должна бы идти: о продуктивном синтезе двух культурных систем, о двух способах мышления и формах социальной организации жизни — русской и западно — европейской. Я, однако, знаю, что идеи более тесного сближения с Западом широко распространены в среде интеллектуальной элиты России. Ваше общество тому наглядный пример.
-Вы так полагаете?
-Да. Я так полагаю.
-Если вы добиться чего — то желаете, вам стоит понемногу раскрываться и самим. Не приходится ожидать, чтобы другая сторона предлагала вам то, чего вы хотите.
-При желании мы сможем, без особого ущерба, достичь нужного нам результата.
-Русский ум, напитавшись и позаимствовав западные идеи, живет своим умом, творчески освоив достижения западной науки и культуры. — морщась, словно от зубной боли, проговорил Воронцов — Вельяминов. — Тут бы не ехидничать, не вставлять палки в колеса, а содействовать, культивируя ценности свободы, рожденные в лоне православной христианской цивилизации. Но нет. Вместо способствования общественному прогрессу, плохо скрываемая неприязнь и ухмылки относительно косности социального и политического порядка. Гляньте вокруг, посмотрите! Русская политическая сила имеет в своем распоряжении энергию одного из величайших в мире народов, ресурсы богатейшей национальной территории в мире, и движется глубокими и мощными течениями русского национального патриотизма. Кроме того, Россия обладает развитым аппаратом для оказания влияния в других странах, аппаратом поразительно гибким и многообразным, которым руководят люди, чей опыт и навыки не имеют равных в истории! Программа русская — сверхактуальна. Она предполагает дальнейшее развитие социальных институтов, создание разумной прагматической инфраструктуры жизни — культурной и экономической, оздоровление общественной нравственности с доминированием ценностей труда, интеллекта, знания, а также ценностей Дома и семьи — тех идеалов, которые были выношены и подтверждены духовными традициями народов России.
-Я знаком с концепцией либеральной государственности. — произнес Хинкли. — Но я не уверен, что она жизнеспособна в ваших реалиях.
-Отчего же у вас такая неприязнь к России? — спросил глава Русского Общества Английского флага с потаенной грустью. — Что, у вас воздух чище? Жизнь цветаста и харч получше?
-Харч? Что такое харч?
-Еда.
-Нет. Не поэтому. У нас человек всегда будет зависеть от себя.
-Вы не преувеличиваете? Мы, русские, как — никак, за триста лет тоже считать научились. Похлеще англичан. Природой, слава Богу, не обделены, богатств не счесть, на всех хватает. И потому — то и важно так: уметь считать.
-Русский человек научился считать? Смешно. — фыркнул Хинкли.
-Зря фырчите, мистер из Сити. — заметил Воронцов — Вельяминов. — Земля наша золотая, человек наш под стать земле. Золотой человек. Толков, бережлив, хозяйство холит. Не меркантилен как французишка, не расчетлив как немец. Русский силен, трезв, думает лихо, считает лихо. А вы все норовите мордой его по столу. Русское государство следует путем реформ, следует культуре хозяйствования и развивает институты гражданского общества. Россия есть конституционная и правовая держава. Пусть и в форме конституционной монархии. Но вам и этого мало? Вам подавай возможность иного развития в длинной логике истории? Революцию вам подавай?
-Я уважаю чужие взгляды даже в том случае, если их не разделяю. — ответил Хинкли. — Разумеется, если речь идет об истинных убеждениях. И еще...Я не считаю нужным обращать кого — нибудь в свою веру. И не хотел бы, чтобы кто — то обращал в свою веру меня...
-Господь с вами, господин Хинкли. — засмеялся Воронцов — Вельяминов и перекрестился. — Не собираюсь я вас агитировать. Но давайте подведем итоги нашей с вами встречи. Говорить об англичанах как о серьезных самостоятельных игроках в важных международных вопросах лично для меня уже нет особого смысла.
-Вы отрицаете то, что Британия играет и дальше намерена играть доминирующую роль в Европе?
-Англия как великая держава приказала долго жить и больше не может претендовать на роль главного арбитра в Европе. Только флаг демонстрировать. Вот, что я утверждаю. — жестко ответил Воронцов — Вельяминов. — Вместо торжества колониальной империи мы переживаем зрелище постепенного развала этой империи. До нас доносится треск гниющего здания. Я убедился сегодня, что не стоит доверять вашим мотивам, которые представляются мне далекими от представлений о свободе, а единственное ваше намерение — всех перессорить. Увы.
-Торопитесь вы с похоронами Англии. — с угрожающей ноткой в голосе сказал Хинкли. — Те, кто перестал видеть в ней великую державу, глубоко ошибаются. Англия еще не сказала своего последнего слова.
-Ну, так поторопитесь, а то скоро совсем поздно будет что — то говорить. Я же вынужден вас покинуть, господа. — Воронцов — Вельяминов поднялся стремительно и, сухо кивнув, порывисто устремился в зал, на выход.
-Ну — с, господа, пощупали пульс? — спросил Коновалов, провожая усмешливыми глазами прямую спину соотечественника, князя Воронцова — Вельяминова.
-И это председатель общества Английского флага в России? — Гамильтон покачал головой.
-Исследовательская группа при вашем Русском институте — это хорошо. — неожиданно сказал Хинкли. Прищурившийся, он также провожал Воронцова — Вельяминова, шествовавшего через зал, взглядом. — Отличная основа для проекта. Полагаете, через ваш институт, или бюро, возможно установить прямые контакты с наиболее надежными источниками в русских правительственных кругах?
-У меня остались связи.
-Мы присмотримся к вашему проекту, а вы не сочтите за труд снестись по старой дружбе с вашими знакомцами. Или порекомендуйте кого — нибудь, с кем можно было бы переговорить в Москве. Пора, наконец, выработать позицию по русскому вопросу.
-Вы достаточно резко формулируете данный вопрос. Впрочем...Если иного выбора нет, тогда горе этому миру.
-В наше время всякий выбор резок и грозен. Пора вам привыкнуть к этой мысли. На легкие решения лучше не надеяться.
-Уж лучше умереть сразу. — усмехнулся Коновалов.
-Рано или поздно вы так и сделаете. — совершенно серьезно ответил Гамильтон и по его тону не было понятно, шутит ли он или нет.
23 августа (10 августа по русс.ст.). Вторник.
Лондон. Чешэм — Хаус. Российское посольство.
В Англии — клубы, в России — салоны. Британский клуб — это истеблишмент, это — власть, информации и секреты государства. Московские салоны — примерно то же самое. Но если в Лондоне, в клубах, счет допущенных завсегдатаев идет на десятки, в Москве — считанные единицы. Решения, принимаемые за бокалом брэнди в стенах какого — нибудь лондонского 'Гаррик — клуба' проходят в кабинетах на Даунинг — стрит 10, предложения, высказанные в курительном салоне светлейшего князя Ливена на Ордынке, ложатся на подпись государю российскому.
Уильям Тед — Вудроу, или попросту, 'старина Уилли', был завсегдатаем 'Бирмингема'. Своеобразным, конечно, но в Лондоне привечали чудаков, впрочем, если они не выходили за рамки приличий. Уильям Тед — Вудроу не выходил. Он был младшим сыном Роджера Тед — Вудроу, чиновника среднего эшелона, удачливо женившегося в свое время на греческой красавице Софии Маврокордато, чья семья сколотила состояние на торговле железным ломом. Уильям унаследовал красоту отца и элегантность матери, витиеватость прирожденного дипломата и презрительность дочери крупного торговца, получил блестящее образование в Итоне и Оксфорде. Его называли 'подающим надежды карьерным дипломатом', который, однако, надежд не оправдал, ибо решился представлять интересы британского бизнеса, заявив, что коммерция не грех, а торговля позволяет странам развиваться. Мать к серьезным делам, ввиду чудаковатости отпрыска, старалась его не подпускать и он пробавлялся ее поручениями, был на 'подхвате', лоббируя интересы компании, и целыми днями пропадал в лондонском клубе 'Бирмингем'. Опустив голову, Уильям пересекал огромную гостиную залу клуба из одного конца в другой, делая вид, что где-то там, на другом конце увидел старого знакомого и торопится к нему. Он слонялся без дела, раскланивался, улыбался, махал рукой, отпускал ничего не значащие и никому не адресованные реплики. Время от времени он организовывал встречи матери с представителями лондонского Сити. Члены клуба иногда заговаривали с ним, когда возникала необходимость что — то получить от семьи Маврокордато или предложить, но больше молчали — чудаковатый 'старина Уилли' мало чем был им полезен и мало кому из них мог быть обязан.
А Уильям...слушал. Он хватал обрывки разговоров, отдельные фразы, даже слова. И запоминал. Память об услышанном у него была отличная. Ежевечерне выкладывал он свой 'клубный улов' матери, а та сортировала 'добычу'. Что — то она использовала в интересах бизнеса семьи Маврокордато, а что — то передавала второму секретарю российского посольства в Лондоне, который слал в Москву шифровки, адресованные Департаменту Государственной Охраны.
...Второй секретарь российского посольства, а по совместительству — резидент Гохрана, Фаддей Алексеевич Кроуни, между прочим, шотландских кровей, довольно быстро набросал шифровку в Москву.
Текст был незамысловат: 'Состоялась конфиденциальная беседа младшего министра, государственного казначея Великобритании Н.Хинкли с высокопоставленным сотрудником британской секретной службы Гамильтоном, русским политическим эмигрантом Коноваловым и присоединившимся к ним в процессе беседы неустановленным лицом. В ходе беседы Хинкли высказался в отношении того, что британские деловые круги намерены предпринимать шаги, направленные на противодействие политической и экономической активности России. Вопрос о противодействии практически решен'. Далее следовали 'нюансы' — обрывки разговора, облеченные в удобоваримый вид.
Кроуни показал текст шифровки своему помощнику, Ивану Ивановичу Тутышкину, числившемуся в дипломатическом представительстве скромным служащим посольского архива...
-У вас есть добавления по поводу шифрограммы?
-Добавлений нет, разве что только замечания.
-Давайте.
-Текст довольно расплывчат.
-Из того, что нам стало известно по агентурным данным, этого вполне достаточно. В Москве проанализируют и подумают. Тогда и нам укажут нужное направление. Пускай в Москве решают, а мы таких выводов делать не можем. — сказал Кроуни. — Мы с вами можем жить ощущениями, но их к рапорту или к шифровке не подошьешь, там нужны только факты. Голые факты.
