Распахни своё сердце

Ценности бывают разными.

Пробежав пальцами по струнам, Смирнов-старший, не задумываясь, запел ту песню, которая уже давно крутилась у него в голове. Сейчас он обнажался перед близкими и не жалел об этом. Да, дети могут не понять текста, но они непременно почувствуют его настроение.

Быть может, этот вечер получился скомканным, горьким и болезненным, но он стал первым на пути в их будущее, которое не могло быть безоблачным и сказочно прекрасным, потому что не бывает дорог без единой выбоины.

— Смысловая засада, рифма наградой раз в полтора часа,

Недосказанность фразы в липком экстазе, крик на два голоса,

Полилась на бумагу темная брага выдержкой двадцать лет,

Мы не вместе, но рядом, значит так надо, я выключаю свет...

Твой силуэт, как иллюзия.

Оставаться надолго, надо — не надо, споров не избежать,

Мне осталось немного, что будет дальше, к счастью, не мне решать.

Скукой дышит в затылок звон ложек-вилок, смех сквозь презрение,

Мне б побыть настоящим, было бы счастье пусть лишь мгновение.

Я не знаю, но чувствую, я не вижу, но верую,

Если вырастут крылья за спиной —

Я хочу, чтобы были белыми...

Я не знаю, но чувствую, я не вижу, но верую,

Если вырастут крылья за спиной —

Я хочу, чтобы были белыми... они...

* * *

После 11 — "Крылья".

Глава 36

Предупреждение: групповой секс.

— Наша девочка такая покладистая, — Слава провёл ладонями по Жениным ногам от колен наверх и рывком раздвинул их. Он наклонился и коснулся языком подтянутого, немного впалого живота, зная все тайные желания и страстишки этой девушки, неоднократно побывавшей в его постели.

Олег, затянув потуже верёвку, связывающую запястья Копейкиной, упёрся коленями в кровать по обе стороны от её плеч, присел на грудную клетку, стараясь не давить всем весом, и, приподняв рыже-красную голову, ткнулся стоящим членом в тонкие губы, побуждая их приоткрыться и принять его.

Евгения послушно открыла рот, подавив стон, когда почувствовала прикосновения влажного горячего языка, проворно спускающегося к низу живота и гладко выбритому лобку. Её накрывала эйфория от ощущения некой беспомощности и подобия подчинения двум крепким парням.

Смирнов, сообразив, что Жене всё же тяжело, вытянулся, переместив колени ближе к её рёбрам, и ухватился одной рукой за спинку кровати.

Слава проворчал что-то недовольно о волосатых мужских задницах, которые ему наверняка в кошмарах сниться будут, и с большим энтузиазмом принялся ласкать девушку, добравшись до сокровенного, прихватив губами клитор и теребя его.

Копейкина замычала, создав вибрацию и вырвав из горла Олега протяжный стон. Она сама готова была взвыть от манипуляций Славы, резко протолкнувшего в неё пальцы.

Когда-то давно, кажется, целую вечность назад, Слава Бессонов смеялся над странным "бегающим" взглядом тощей девчонки, пришедшей к нему домой вместе с другом его отца. Тогда он и представить не мог, что через несколько лет будет отчаянно пытаться затащить её в постель. Перемкнуло. В один момент, без каких-то видимых причин. Захотелось. До одури захотелось почувствовать под собой её тело, мять его, тискать, сжимать и оставлять на нём отметины, говорящие о том, что он добился своего.

Она делала вид, что не понимает его намёков, была грубоватой в общении, смеялась над его попытками ухаживать, а потом он устал изображать из себя хорошего парня. Однажды Бессонов просто зажал её в углу и начал бесстыже лапать, но, к его удивлению, Женя ответила, да так ответила, что он потом не мог сообразить, кто и кого поимел в итоге. С тех пор он всегда был честен с ней и не скрывал своих истинных желаний за пышными фразами и фальшивой обходительностью.

— Девочка моя, — Слава поднял голову и облизнулся. Конечно, он тут же поморщился, увидев перед собой голый зад Олега, но комментировать это повторно не стал, лишь отдал ему короткий приказ: — Переверни её.

Смирнов отстранился от девушки и откатился в сторону, позволив ей отдышаться. Покрасневшие, поблёскивающие от слюны губы притягивали его. Поборов брезгливость, он поцеловал Копейкину, глубоко, жадно и чересчур грубо. Когда парень оторвался от её рта, она сама перевернулась на живот и встала в коленно-локтевую, скривившись из-за того, что обычно удобное положение сейчас было некомфортным из-за связанных рук, и ей пришлось шире расставить локти, чтобы не потерять опору. Запястья мгновенно стянуло, но это ощущение Жене даже нравилось, хотя она знала, что наверняка заработает красные полосы на коже от жёсткой верёвки.

Бессонов с громким шлепком опустил ладонь на тут же поджавшиеся ягодицы и удовлетворённо хмыкнул, повторив действие. Нельзя сказать, что ему доставляло удовольствие приносить боль своим партнёршам в постели, но с Евгенией иначе не получалось. Они оба знали, чего хотят друг от друга — на грани, когда каждое чувство обострено до крайности.

— Слав, ну же! — Копейкина тяжело дышала.

— Разговорилась наша девочка, — парень покачал головой. Наградив её очередным шлепком, он кивнул Олегу: — Заткни этот болтливый рот.

Дважды Смирнову повторять не пришлось. Привалившись к спинке кровати, он раздвинул согнутые в коленях ноги, пятками упираясь в матрац, и, вцепившись пальцами в короткие рыже-красные волосы на затылке Жени, ткнул её лицом в свой пах.

— Сука!— прошипела девушка, но таким довольным

* * *

ским тоном, что у старшеклассника дыхание перехватило.

Она не ломалась, корча оскорблённую невинность, а тут же приступила к делу, размашистыми движениями языка проходясь по вздувшимся венам и оставляя влажные следы от слюны. Ей нравилось доставлять удовольствие любовнику, слышать его невнятные хрипы и ощущать тяжесть шершавой ладони на своём затылке. Зажмурившись, Копейкина обхватила губами головку и скользнула дальше, насаживаясь ртом на возбуждённый член.

Слава тоже в сторонке не отлёживался, а очень даже активно и бесстыже вылизывал тощий зад девушки. "Я расцелую вас во все розовые места" — практически девиз Бессонова в постели. Абсолютно лишённый в определённых рамках брезгливости по отношению к своим сексуальным партнёршам он, используя одни только губы и язык, мог довести до оргазма.

Женю потряхивало от желания, поэтому, уловив звук разрываемой глянцевой упаковки, она нетерпеливо качнула бёдрами и замычала.

— Горячая, — Слава выдавил немного смазки из тюбика на пальцы и отбросил его. — Расслабься, — он наспех растягивал девушку резкими порывистыми движениями.

Копейкина протяжно застонала, выпустив изо рта член Олега, когда толстая головка начала распирать кольцо сфинктера и тугой ствол мучительно медленно вошёл в неё, преодолев сопротивление мышц. Ощущения были достаточно привычными, но не менее острыми от этого. Последующие толчки Бессонова стали грубее и размашистее, что просто не давало Евгении возможности сконцентрироваться на Смирнове.

— Не скучай, пацан, — Слава хмыкнул и потянул любовницу на себя, заставив подняться на колени и прижаться острыми лопатками к его груди. — Зачехляйся, — он подмигнул старшекласснику.

Олег торопливо разорвал шуршащую упаковку, раскатал пахучий латекс по члену и под замутнёнными взглядами своих соседей по койке лёг на спину, подложив под голову подушку. Посмотрев на Женю, он выдохнул:

— Иди сюда.

Девушка, соскользнув с крепкого ствола, приблизилась к Смирнову и, уперевшись коленями в матрац по обе стороны от его бёдер, плавно опустилась сверху, закусив припухшую нижнюю губу. Ей хотелось вцепиться пальцами в широкие плечи, но жёсткая верёвка, стягивающая запястья, не давала и шанса на это.

— Наклонись, — Бессонов устроился сзади неё, прижавшись вплотную.

Нагнувшись, Копейкина жадно припала к губам Олега, обнявшего её за талию. Она мычала в поцелуй, когда Слава вновь входил в неё, придерживая за бёдра. Абсолютная заполненность, сковывающая дыхание, вышибала из головы все здравые мысли. Голый инстинкт, жгучее желание, теснота, запах латекса и тел, влажная от пота кожа, сильные руки, оставляющие на ней отметины, ломота в связанных запястьях, поцелуи, укусы, засосы, хриплый шёпот, стоны — для Жени всё смешалось в какой-то фантастический коктейль чувств и эмоций.

Она не соображала, когда её партнёры менялись местами и выгибали тело своей любовницы под всевозможными углами, от чего связанные руки неестественно выворачивались и немели. Копейкина захлёбывалась коктейлем ощущений и тонула в гортанных рыках, стонах и пошлых хлюпающих звуках. Она была для них никем и всем одновременно — ничтожество, чьи желания не учитываются, и богиня, которую хотят до одурения и ломоты в яйцах.

В какой-то момент девушка, находясь на грани между реальностью и чем-то непонятным, будто перестала быть собой и закружилась в вихре обжигающих страстей, наблюдая за происходящим со стороны. Это зрелище возбуждало: три переплетённых разгорячённых тела, подстраивающихся в движениях друг под друга, сложились в единую картину, не требующую доработок и изменений — идеально.

С липких, перепачканных спермой губ Жени слетали хриплые стоны, переходящие в вой на одной ноте. Наслаждение, граничащее с болью, подбрасывало её на вершину, с которой она падала в пропасть, ударяясь о каменное дно. Грех, разврат, пошлость, грязь и порок — незаменимые составляющие удовольствия.

Измученная, измятая, с смешавшейся со слюной спермой во рту и подсыхающей на теле, дыша через раз, Копейкина, свернувшись на скомканной, впитавшей в себя запахи страсти простыни, чувствовала полное удовлетворение и опустошение. Из неё выжали всё до капли.

Раскрасневшийся, уставший, но довольный Олег аккуратно развязал верёвку, освобождая руки любовницы и растирая покрасневшие, с немного содранной в нескольких местах кожей запястья.

— Перестарались, — взглянув на красные борозды, покачал головой Слава. — Я принесу аптечку, — собрав использованные презервативы, он вышел из спальни.

— Ты как? — Смирнов наклонился к любовнице и коснулся подушечкой пальца повреждённого уголка губ.

— Никак, — вязкая белесая жидкость потекла по её подбородку. В этом не было красоты с точки зрения эстетики, наоборот, что-то отвратительно развратное, но не отталкивающее.

— Жек, ты лучшая...

___

Женя резко распахнула глаза и села на кровати, потерянно озираясь по сторонам. Сон? Если так, то он был пугающе реалистичным, потому что между ног нестерпимо зудело от желания.

На другой половине постели кто-то спал, с головой закутавшись в одеяло. Копейкина осторожно откинула его и вздохнула с удивившим её саму облегчением — Олег.

События минувшей ночи нахлынули на неё мощной волной: клуб, алкоголь, танцы, Слава, злой Лёня, улица, подъехавшее такси, решительно настроенный Смирнов, обжигающие взгляды двух парней, нетерпеливые поцелуи... с Олегом.

Это был выбор? Выбор, перед которым её никто не ставил, но который она сделала на подсознательном уровне. Она могла без каких-либо объяснений уйти с Бессоновым, но почему-то осталась с хамоватым школьником. И не просто осталась, а бросилась к нему в объятия, едва он вышел из такси, и в том же такси по дороге домой лезла с жадными поцелуями. Если забыть об устойчивости Жени к алкоголю, её поведение можно было бы отнести к пьяным выходкам, но забыть нельзя — она прекрасно понимала, что делает.

Девушка хмуро покосилась на любовника, думая, что, видимо, сошла с ума, раз умудрилась предпочесть его другим, в том числе проверенному Славе.

Нашарив под подушкой телефон, она пролистала сообщения с поздравлениями, улыбнувшись лишь SMS Романа с нетипичными для него смайлами и кучей восклицательных знаков. Кажется, Олег ночью говорил что-то о создании семьи Смирновых-Антоновых, и она была искренне рада за друга и за Татьяну. Это должно было случиться.

Положив мобильный на тумбочку, Копейкина снова посмотрела на старшеклассника и вздохнула: желание, вызванное столь реалистичным сном, никуда не делось.

Она откинулась на спину и скользнула ладонью по животу, забираясь пальцами под резинку трусов. В самоудовлетворении нет ничего предрассудительного.

— Тебе не стыдно? — прохрипел Олег, разлепив веки.

— Мне? Стыдно? Я тебя умоляю! — Женя и не думала останавливаться. — Присоединишься?

— Чувствую себя педиком.

— Почему?

— Потому что я сплю с мужиком, у которого утренний стояк по расписанию, как положено.

— А я себя чувствую блудницей среди монашек.

— Жек?

— М?

— Прекрати дрочить и посмотри на меня!

— Чего тебе? — Копейкина скривилась.

— Ты влюбилась в меня?

— Я в тебя вляпалась.

Что общего могло быть между ними? Страсть, секс, резкость, грубость, жадность друг до друга, похоть — разве этого мало? Порой это уже слишком много. Так много, что больше и желать нечего.

Да, тут нет места романтике и пылким признаниям в любви, приправленным охами и ахами, но от этого их отношения не теряют искренности — правда тоже бывает разной.

Когда каждое движение находит отклик, каждый взгляд встречен и отзеркален, когда слова лишние, а мысленная связь ежеминутно крепнет, тогда мозаика собирается в единую яркую картину. Они не две половины одного целого — они два целых, притянувшихся друг к другу.

Связь может быть основана на чём угодно, в том числе и на невероятной тяге, с которой невозможно бороться. Да и нужно ли бороться, если хочется сдаться и рухнуть в манящую пучину? Выбор за каждым. Никто не может решать за нас, как поступить: броситься с обрыва или всё оставшееся время бродить по краю, тоскливо вглядываясь в невидимую даль.

Мы ищем оправдания своей трусости, прячась за предрассудками, моралью и общепринятыми нормами. Испугавшись самих себя, мы забираемся в скорлупу и, боясь, что она треснет, не решаемся дышать полной грудью.

Мы смешны в страхе перед другими, которые ещё трусливее нас.

Глава 37

Дмитрия накрывало двоякое чувство: с одной стороны, ему хотелось врезать Щербатому, от души, с оттяжкой, с другой — прижать к стене и облапать с ног до головы, дорвавшись до тела, которое он успел порядком изучить и по которому откровенно скучал, но оба желания пришлось затолкать подальше и приветливо улыбаться собравшимся за праздничным столом.

Сизов никогда не был склонен к излишнему драматизму, поэтому его не терзали какие-то обиды, свойственные больше юным особам, ранимым душой. Его непонимание поведения Толика требовало выхода и разрешения. Он был из той породы людей, которые должны чётко понимать происходящее, даже если оно им не нравится. Уяснить раз и навсегда, избавившись от бессмысленных заблуждений. Поставить точку и забыть. Первичная злость и досада ушли.

Несомненно, ему нравился Финогенов. Пожалуй, эта симпатия была сродни наваждению: бывает, среди множества лиц одно видится особенно чётко и въедается в память до последней чёрточки. Дмитрий никогда не влюблялся так, как об этом пишут и показывают в кино. Он любил людей в то мгновение, когда был с ними, а потом без сожалений прощался. Добившись чего-то, мы часто теряем интерес. Возможно, именно постоянная гонка за Щербатым и нахождение на грани не давали ему остыть. Рядом с ним было комфортно, без него — механически, но не так, чтобы хотелось сдохнуть. Пережить можно всё, кроме самой смерти.