Золото апачей

— Он приближается к нам и кого-то напоминает, — сказал он. — Но я не уверен. Ничего не могу сказать, пока он не подойдет поближе.

Человек направлялся прямо к ним, и, по мере его приближения, они увидели, что он едва передвигает ноги. На его голове виднелись остатки шлема, похожего на тот, что был на голове профессора Лонгворта, его одежда превратилась в пыльные лохмотья, от обуви почти ничего не осталось. Он был высоким, худым, а его нос напоминал клюв ястреба.

— Профессор Крейкшенк! — произнес профессор Лонгворт весьма недружелюбным тоном.

— Да, это я, профессор Лонгворт, — ответил Крейкшенк, — и только необходимость заставляет меня обратиться к вам за помощью. Прошу поверить, мне это столько же неприятно, сколько и вам. Но мой проводник и слуга бросили меня в горах, забрав лошадей и поклажу, заставив меня голодать. Я питался корнями, орехами и всем, что мог найти. Я думал, что умру в пустыне, но заметил вас и, как видите, сумел до вас добраться. Неужели, профессор Лонгворт, вы откажете в помощи вашему ученому собрату?

— Разумеется, нет, — сказал профессор Лонгворт, по-прежнему холодно. — Джед, дай ему воды и еды.

Крейкшенк пил и ел с жадностью, и мальчики почувствовали жалость к нему. У него с собой не было ничего, он объяснил это тем, что слуги забрали все; он был похож на человека, находящегося на последней стадии отчаяния.

— Вы возьмете меня с собой? — спросил он.

— Разумеется, — все так же холодно ответил профессор Лонгворт. — Мы не можем позволить себе бросить человека, оказавшегося в такой ситуации. Мы направляемся в Феникс.

— Меня это вполне устраивает, — сказал Крейкшенк с глубоким вздохом. — Профессор Лонгворт, мы были соперниками, но, надеюсь, не врагами. Сейчас мы даже не соперники. Признаю, что моя экспедиция потерпела неудачу, а ваша, судя по всему, была успешной. Вижу, ваши мешки набиты образцами.

— Да, — сухо подтвердил профессор Лонгворт, — мои сумки набиты камнями Аризоны, но я не собираюсь это с вами обсуждать. Мы — ученые, профессор Крейкшенк, и вы должны меня понять. Я должен хранить все в секрете, пока не оповещу мир о своем открытии.

Профессор Крейкшенк весело рассмеялся.

— Я вас понимаю, — сказал он. — Это ваше открытие, профессор Лонгворт, и я не имею права даже на самую мельчайшую долю в нем. Я потерпел поражение, вы спасли мне жизнь, так что я был бы последним человеком, если бы попытался проникнуть в ваши секреты.

Профессор Лонгворт был с ним полностью согласен. Однако ситуация была в некоторой степени обескураживающей. Появился пятый человек, которого они не могли бросить, но который не мог разделить с ними их успех. Он был с ними и — не с ними. Они попытались найти лучший выход из ситуации, а потому Джед и оба мальчика, правильно поняв подсказку профессора, заговорили о мешках с камнями из Аризоны.

Вскоре они возобновили свое движение к югу, углубляясь в пустыню. Отблески света слепили глаза, горячий ветер обжигал лица. Но профессор Крейкшенк был весел, он радовался своему спасению. Он выказывал возбужение, естественное для человека, избежавшего неминуемой смерти, и оно нравилось мальчикам.

"Профессор Лонгворт не любит его, — подумал Чарльз, — но это может объясняться научным соперничеством".

Они двигались намного медленнее. Медное солнце висело над головой, песок был похож на раскаленные волны.

Чарльз снова вспомнил слова Анании Брауна:

— Пространство, не имеющее края и неизменное... Темные серые равнины, такие причудливые и такие странные! Лишенные растительности, безжалостные, но прекрасные...

В полдень они сделали привал, чтобы немного отдохнуть и покормить животных, но постоянно менявший направление ветер обжигал песком их лица, подобно горячему пеплу.

— Думаю, к ночи мы достигнем оазиса, — задумчиво произнес профессор. — Я делал заметки, путешествуя на север, и, кажется, не ошибаюсь в нашем местонахождении. Там есть немного воды, юкка и трава для животных.

— Такое место как раз для меня, — сказал Герберт. — Но, разве есть что-либо прекраснее гор, которые мы оставили? Разве найдется река, прекраснее той, которая течет там? Трава и деревья, прекраснее тех, что там растут?

Все рассмеялись, несмотря на то, что Герберт говорил совершенно искренне.

— Эти парни оказались настолько глупы, чтобы отправиться искать приключений в горах, где я и нашел их прошлой осенью, — сказал профессор Лонгворт профессору Крейкшенку.

— Замечательные парни, — отозвался тот.

К ночи они действительно добрались до оазиса, — долины или впадины, укрытой высокими каменными образованиями, выступавшими из пустыни подобно голым ребрам. В ее центре имелся водоем, тридцати-сорока футов в поперечнике и глубиной почти в фут, образованный небольшой речкой, вытекавшей из-под камня и скрывавшейся под камнем. Водоем был окружен сочной травой, здесь росли несколько деревьев.

Это было прекрасное зрелище для изнуренных жаром и жаждой путешественников, когда они оказались возле воды. Лошади, почуяв ее запах, ускорили шаг. Мулы подняли головы, испуская хриплые, но радостные крики, и бросились вперед. Герберт подбросил в воздух свою старую, потрепанную шляпу, глядя на лошадей и мулов. Остальные были более спокойными.

— Выглядит очень соблазнительно, — сказал Джед. — У нас, в Кентукки, полно источников, вода в них чистая и холодная, но я не знаю, видел ли я когда-нибудь воду, выглядевшую лучше, чем эта.

Стаи диких птиц взлетели с криками, когда животные бросились к воде; Чарльз и Джед подстрелили пару жирных уток, которых они зажарили и нашли очень вкусными. Вода была относительно прохладной и свежей, и им казалось, что они нашли одно из самых гостеприимных мест на земле.

— Я уже говорил вам на днях, парни, что наша пустыня относительно маленькая, — сказал профессор, пока Джед занимался костром, — и значительно уступает могучим пустыням Старого Света, но и здесь человека подстерегает смерть от жары и жажды.

— Эта судьба ожидала и меня, если бы я продолжил пересекать ее в одиночку, — сказал профессор Крейкшенк, взглянув на пески и содрогнувшись.

— Вы ведь знакомы с пустынями Азии и Африки, не так ли? — спросил профессор Лонгворт.

— Мне доводилось бывать там, — скромно ответил Крейкшенк.

— Полагаю, вы представляли какой-нибудь университет? Не назовете мне его?

Профессор Крейкшенк покачал головой и улыбнулся.

— Пусть мой бедный университет и мои скромные степени покоятся в безвестности, — сказал он. — Потерпевший поражение не заслуживает того, чтобы говорить о себе. Я ощущаю себя так, профессор Лонгворт, что мне хочется навсегда скрыться где-нибудь на Западе.

Профессор Лонгворт нетерпеливым движением повернулся к жареной утке, которую протянул ему Джед. Он ел с аппетитом, и какое-то время говорил меньше остальных. По крайней мере, меньше профессора Крейкшенка, который, не умолкая, болтал о Западе, с которым, казалось, был хорошо знаком.

— Замечательная страна! Замечательная! — говорил он. — Дикая и живописная, бесконечная в своем разнообразии!

— Это правда, — подтвердил Чарльз. — Я родился там, и мне она нравится.

— Я там не родился, — сказал Герберт, — но тоже научился любить ее.

— Молодежь легко приспосабливается, — доброжелательно произнес профессор Крейкшенк, удобно вытягиваясь на траве во весь рост. В этот момент он Герберту даже понравился. "Легко приспосабливается"; казалось, профессор подобрал самое подходящее слово. Крейкшенк понемногу приходил в себя и даже был кое в чем полезен. Он помогал Джеду собирать дрова для костра, выказал немалые познания в кулинарии и в целом выглядел опытным путешественником по пустыне.

— Я оказался в весьма плачевном положении, — говорил он со слабым смехом. — Я отправился в северную Аризону с намерением совершить великие открытия. Я собирался превзойти всех, даже таких опытных и известных ученых, как профессор Лонгворт; и вот я здесь, обобранный ворами. Мне повезло только в том, что я нашел не одного доброго самаритянина, а сразу четверых.

Он улыбался так, что Герберт понемногу проникался к нему симпатией. Ситуация тому способствовала. После песка, жара и бликов пустыни, маленький оазис был желанным убежищем, а вид проточной воды, настоящей пресной воды, которой можно было напиться вдоволь, и пруда, в котором можно было искупаться, освежал душу и чувства. Теперь Герберт понимал, что такое "тень огромного камня посреди изнуренной земли".

После ужина все окунулись в пруд, и теперь спокойно лежали возле догорающего костра, на котором Джед готовил ужин. Животные щипали траву у края воды, а мешки с "образцами пород" были сложены на расстоянии четырех-пяти футов. Ночь была прохладная, даже морозная, высоко в небе сияли звезды, — товарищи Джеда. Наступило время отдыха для людей и животных, время покоя и сна.

Профессор Эразм Дарвин Лонгворт лежал возле костра, с огромным шлемом на голове, его глаза скрывались за толстыми стеклами очков. Профессор не шевелился и не разговаривал, но он не спал и даже не дремал. Он думал о своем побежденном сопернике, профессоре Крейкшенке. Видел ли он его когда-нибудь на собрании какого-нибудь научного общества? Какова была его репутация? На чем он специализировался? Какие статьи были подписаны его именем? Он не мог этого вспомнить, был сильно раздражен и обеспокоен этим. Его взгляд постоянно возвращался к двум мальчикам, ставшим для него почти родными сыновьями. Ответственность за них давила на него все сильнее, поскольку профессор не забывал о таинственных преследователях, которые приходили по ночам, и могли прийти снова.

Разговор прекратился. Ночь стала еще холоднее. Млечный Путь распростерся по всему небу, звезды, приятельницы Джеда, перемигивались друг с дружкой и с ним. Дикие птицы, несмотря на то, что их стало меньше, вернулись к пруду и плавали возле противоположного берега.

— Спать! Спать! — сказал профессор. — Завтрашний день будет более жарким, чем сегодняшний, пыли будет больше, и нам понадобятся все силы, чтобы пройти как можно дальше.

Профессор Лонгворт пристроился рядом с углями, Крейкшенк — в центре. Первым дежурить выпало Джеду; остальные, закутавшись в одеяла и использовав седла вместо подушек, задремали. Вскоре после полуночи Чарльз сменил Джеда и, для лучшего обзора, присел на камне над лагерем. Отсюда он мог видеть гораздо дальше, чем от пруда.

Чарльз закутался в одеяло, поскольку ночной воздух пронизывал его холодом, и чувствовал себя одиноким даже более чем в горах. Не было никаких убеленных сединами мудрых вершин, кивавших ему, не было большого леса, напевавшего приятные песни под аккомпанемент ветра. Перед ним лежала только громадная серая пустыня, к тому же еще и мертвая. Он посмотрел вниз на маленький оазис, на трех спящих товарщей, добрых и преданных, и странника, обратившегося к ним за помощью.

Затем перевел взгляд с оазиса на звезды. Он разделял восхищение Джеда. Небо было прекрасно своей, особенной, красотой. Созвездие следовало за созвездием, и он пытался разглядеть в них те причудливые формы, которые присвоили им астрономы.

Мальчик неподвижно сидел на камне. В долине не было видно никакого движения. Ничто, попадавшее в поле его зрения, не сдвинулась ни на дюйм. Где-то вдали койот, одинокий волк пустыни, запел свою унылую песню. Это был странный звук, на одной ноте, и Чарльз неожиданно почувствовал странное сходство с одиноким зверем пустыни. Ему стало холодно, но это был внутренний холод. Он снова огляделся. Все вокруг было неподвижно, из костра, последними искрами, уходила жизнь.

Койот снова завыл, теперь уже гораздо ближе, и его невыразимо скорбный вой эхом отозвался жалобными отголосками в пустыне. Чарльз увидел темную фигуру, крадущуюся между двумя холмами, и выстрелил бы в это жалкое существо, если бы не боялся потревожить своих товарищей.

Он еще раз окинул взглядом долину и спящих. А затем вгляделся более внимательно. Ему показалось, что какой-то сгусток темноты переместился! Да, он и в самом деле двигался! Что-то длинное, тонкое, извивающееся, подобно змее, повторяющее все изгибы поверхности. Он смотрел, как это приближается, словно очарованный, и снова услышал вой койота. Наконец, фигура поднялась и быстро направилась к животным. В тот же момент раздался крик, а затем выстрел, и профессор Лонгворт вскочил, с дымящимся ружьем в руке. В ответ также раздался выстрел, из револьвера, и пуля просвистела над головой Чарльза.

Профессор Крейкшенк бросился прочь от животных и скрылся среди деревьев, прежде чем Чарльз успел выстрелить. Койот больше не выл, но едва Чарльз спрыгнул с камня и присоединился к товарищам, раздался еще один выстрел, на этот раз — из ружья.

Профессор Лонгворт был в ярости. С него свалился его шлем, обнажив блестевшую в лунном свете лысину.

— Негодяй! Мерзавец! Мошенник! — воскликнул профессор. — Я всегда считал его мошенником, притворяющимся ученым с университетскими степенями! Ах, Чарльз, пока ты сторожил врагов вне лагеря, я, подозревая предательство внутри, упустил негодяя! Но теперь мы знаем, что происходит! Кто-то пытается добраться до нашего золота! Я не знаю, кто именно, но они охотятся именно за ним!

— Ложитесь, профессор! Ложитесь! — вдруг крикнул Чарльз, дернув профессора за ноги. И как раз вовремя. Пуля просвистела там, где мгновение назад находилось тело профессора; Джед, заметив вспышку, выстрелил в ее направлении. Раздался вскрик и звук падения. Выстрелы участились, битва в пустыне разгоралась.

— Не вставайте! — крикнул Чарльз.

Это был хороший совет, и остальные последовали ему, прижавшись к земле за седлами, как это уже сделал Джед. У них было небольшое преимущество. Они лежали в темноте, а силуэты их врагов, если бы они появились на краю оазиса, были бы хорошо заметны.

Стрельба прекратилась, настала настороженная тишина.

— Никто не ранен? — прошептал профессор.

— Все в порядке, — ответил каждый.

Внезапно раздался выстрел, а вслед за ним — яростный, дикий крик боли. Одна из лошадей, оборвав привязь, метнулась к другой стороне оазиса, а затем обратно.

— Бедное животное! — сказал профессор. — Хотелось бы мне поквитаться за этот выстрел!

— Может быть, у вас будет такой шанс, — сказал Джед. — Это все любопытно и интересно, может быть, мне это только кажется, но, вроде бы, вон там имеется что-то, похожее на голову. Ты видишь это, Чарли?

Чарльз выстрелил в голову, показавшуюся над камнем.

— Не знаю, голова ли это, — ответил он, — но, надеюсь, это была она.

В нем кипела ярость битвы.

— Не сомневаюсь, они хотят получить наше золото, — сказал профессор. — Но мы используем его в качестве защиты от них. Ну-ка, парни, помогите мне.

С большим трудом они сложили вокруг себя тридцать мешков с золотом и укрылись внутри. Это было более-менее надежное укрытие, и профессор улыбнулся в темноте.

— Мы здесь в большей безопасности, — сказал он. — Вода и еда под рукой, и нам, в осаде, лучше, чем осажадающим, которые находятся в пустыне.

Длительное время они лежали совершенно неподвижно. Раненая лошадь перестала ржать, остальные животные успокоились. Небо оставалось таким же чистым, как и прежде, звезды перемигивались, словно бы с интересом наблюдая за происходящей внизу схваткой. Наверху появился едва различимый силуэт, но острые глаза Джеда увидели его. Раздался выстрел. Тело скатилось в оазис и осталось лежать неподвижно. Герберт вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Здесь, в пустыне, не могло быть иначе.