| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Суббота 30 апреля 1977 года, утро
Ленинград, улица Чайковского
‒ Так, ‒ Фред поднял руку, привлекая внимание, и разговоры стихли, ‒ предупреждаю: Роберт пообещал откусить голову любому, из-за кого Советы раскроют его трюк. Поверьте, он не шутил. Поэтому сейчас буду дрючить вас до мокрых штанов. Смотрите, ‒ он положил на стол дипломат и прикрутил к нему провод, тянущийся от небольшого пульта, ‒ этот реквизит придумал сам Роберт два года назад. Использовался пока только в Москве, всего несколько раз.
‒ Какую руку ты ему выкручивал? ‒ уточнил Майкл.
‒ Не руку ‒ яйца. ‒ Фред обвёл оперативников серьёзным взглядом и хлопнул в ладоши. ‒ Смотрите! ‒ И нажал кнопку.
‒ Ой! ‒ непроизвольно вырвалось у Синти, когда крышка дипломата стремительно распахнулась и из-под неё выметнулось нечто.
Через секунду это нечто превратилось в надутую поясную куклу.
Фред обошёл стол по кругу, внимательно оглядывая фигуру, затем заботливо поправил ей парик и манишку.
‒ Знакомьтесь, парни, это Джо. Джо, эти олухи повезут тебя сегодня на прогулку.
‒ Ого! ‒ Рич засунул свой вездесущий нос под крышку дипломата и, уважительно покачивая головой, изучил жгуты проводов и шлангов вокруг баллона со сжатым воздухом.
‒ Ой! ‒ ещё раз пискнула Синти, когда голова куклы вдруг повернулась и тщательно нарисованные глаза с укоризной посмотрели на неё.
Фред, держащий в руках пульт, довольно захихикал в усы, и Синти с ненавистью сожгла его взглядом. Проклятый ублюдок, да ведь он специально!
Майкл взял пульт и пощёлкал тумблерами. Кукла отзывалась движениями ‒ то поворачивала голову вправо-влево, то двигала руками.
‒ Мысль проста, ‒ сказал Фред. ‒ Сразу после закрытого поворота Синти, ‒ он метнул весёлый взгляд на всё ещё куксящуюся разведчицу, ‒ выскакивает из машины в подъезд, а Рич, сидящий за рулём, кидает дипломат на её место ручкой вперёд и жмёт кнопку. Появившаяся из-за угла машина наружки опять видит двоих, сидящих на переднем сиденье. Чтобы сохранить им эту иллюзию, Рич время от времени через пульт, крепящийся под рулём, меняет положение манекена, как будто вы там ржёте, перемывая мне косточки. Круг по городу ‒ и домой. Через пару часов проделываем всё в обратном порядке, подбирая Синти. ‒ Раздался резкий хлопок, и фигура оплыла вниз. ‒ Это наш план в общих чертах.
Фред поставил рядом два стула и похлопал по левому:
‒ Садись, Рич, и давай балуйся с надувной куклой, пока не овладеешь ею, как своей пятерней. ‒ Он глумливо хмыкнул. ‒ А ты, Синти, иди ищи на себя два одинаковых плаща. Парик под тебя у меня в коллекции найдётся, так что стричь не будем. И не трясись ты так, курица!.. ‒ прикрикнул он.
Тот же день, там же. Вечер.
‒ Ну что, хлопцы запряжены, кони напоены? ‒ Фред опять озадачил оперативников непонятной русской идиомой и припрятал полупустую литровую бутылку "Джека Дэниелса" в тумбу стола. ‒ Всё, валите по домам, завтра выходной. И спасибо, ‒ добавил он в спины, ‒ чётко сработали, молодцы.
Когда за последним оперативником закрылась дверь, он прогулялся до окна и, открыв форточку, задумчиво втянул прохладный воздух. Картинка никак не складывалась, словно в ней отсутствовал важный фрагмент. Вернулся к столу и снова заперебирал толстую пачку свежих отпечатков с материалами из успешно изъятого сегодня тайника.
Совершенно очевидно, что с той стороны сидит профессионал. Выход на Синти, первое сообщение с указанием на тайник, контроль получения, выбор удобного места размещения тайника со слепыми зонами на подъездах, таблица для дальнейшей связи ‒ всё говорит о хорошей школе.
Но материал ‒ ну очень странный... Не профильный. Ладно, забросим в Лэнгли, пусть передадут смежникам из Управления по борьбе с наркотиками. Это их хлеб, может, пригодится.
Фред сделал ещё один глоток чуть тёплого кофе и поморщился. Интересно, где хоть эти дыры находятся ‒ Кали и Медельин? И что это за чуваки такие: братья Очиа, Хосе Гача, Пабло Эскобар? Лёгкая озабоченность не проходила.
И ему было неведомо, что сегодня его личное колесо истории, столкнувшись с небрежно брошенным под него камешком, уже выскочило из колеи. Фреду, как и любому человеку, в будущем угрожает целая куча маловероятных опасностей, от автокатастрофы до сосульки на голову. Но в этом списке уже нет той шальной пули, что была пущена темной ночью девяносто третьего года пьяным грузинским ополченцем вслед не остановившейся на горной дороге машине. Она бы, иронично фыркнув через пламегаситель, радостно сорвалась в череде своих сестриц с обреза ствола и, пролетев несчастные восемьдесят метров, как бы шутя нарисовала входное отверстие под правым глазом резидента ЦРУ в Грузии Фреда Вудроффа, оглянувшегося в этот роковой миг назад. А дальше, игриво кувыркаясь сквозь мозги, протанцевала бы до затылка, вежливо стукнулась в кость и понеслась гулять дальше, а вслед ей из развороченной головы плеснул бы на сидящего впереди Эльдара Гоголадзе, руководителя охраны президента Грузии, фонтан из крови и мозгов цэрэушника.
Но этого уже не будет.
Глава 11
Перед майскими в кинотеатрах пошло сразу два фильма из тех, что потом ещё долго будут вспоминаться как золотой фонд советской классики: "Двадцать дней без войны" с Гурченко и Никулиным и "Аты-баты, шли солдаты..." Быкова. Я вытащил Паштета, а через него и Зорьку, на оба.
Светка была со мной демонстративно холодна, пока не забывала об этой своей позе, и тогда возвращалась симпатичная, то озорная, то жизнерадостная, то сентиментальная девчонка. При расставании она вспоминала о принятой роли, но играла её неубедительно, без огонька, чем была смущена. Похоже, её начало понемногу отпускать. Или это я выдаю желаемое за действительное?
Пашке неожиданно понравился фильм "Двадцать дней без войны". Он недовольно проёрзал в кресле первые минут десять, а потом намертво прикипел к экрану и всю дорогу домой был необычно молчалив и серьёзен. Взрослеет, что ли...
На меня обе картины опять мощно надавили, но иначе, чем в прошлый раз. Я почувствовал себя карликом, под шумок дезертирующим с плеч гигантов, и маялся от внутренней неустроенности и предощущения разлуки с дорогими людьми.
Пытаясь отвлечься, перекачивал по брейнсёрфингу мегабайты данных и планировал свой проект в мелочах. Подробный план торговли на десять лет вперёд записал сокращённой прописью, которой брокеры лет через тридцать будут передавать друг другу ордера, и зашифровал по Плейферу, благо этот метод не очень трудоёмок.
Благословенный мир восьмидесятых сулил мне к концу десятилетия позицию самого богатого человека в мире с большим отрывом от совокупного капитала следующей десятки.
Одновременно начал проработку сети брокерских и банковских счетов, планируя спрятать концы в мутной водице Британских Виргинских островов, азиатских и арабских банков. Да и европейских "помоек" хватает.
Как-то набрался храбрости и нырнул в воспоминания о мире кремлёвских инсайдеров периода приватизации, после чего, чуть не умерев от омерзения, составил список из двадцати самых наглых пиявок, а в плане оргмероприятий появилось формирование своего убойного отдела. Не раз и не два, когда тоска накатывала особо сильно, я мечтал о том, как буду отдавать туда приказы.
Всё в моих планах вроде неплохо сходилось. Но маета не отступала.
Воскресенье 1 мая 1977 года, утро
Ленинград, Измайловский проспект
Залитый солнцем проспект на всю длину густо забит людьми, терпеливо ожидающими команды на движение. Несмотря на добровольно-принудительный характер демонстрации, над формирующейся колонной района витает лёгкое праздничное настроение.
Расположившиеся вперемешку с нашей школой сотрудники какого-то института охотно балагурят, привычно убивая время. Проходя, мельком слышу похвальбу о выписывании "у этого дуба" трёх литров спирта "для протирания оптических осей приборов" и широко усмехаюсь.
‒ В чём соль-то? ‒ дёргая меня за рукав, вполголоса спрашивает тоже прислушивающаяся к этому разговору Яся.
‒ Оптическая ось ‒ это воображаемая линия, ‒ охотно поясняю я.
Мы смотрим друг на друга и громко хохочем, щедро расплёскивая вокруг радость от солнечного утра, молодости и взаимной симпатии. Заразившись от нас, начали смеяться и Паштет с Томой. Держась за руки, огибаем сбившихся в кружок старшеклассников, решительным голосом тянущих: "Солнечный круг, небо вокруг...", и озираемся, ища место сбора класса.
Порывистый западный ветер теребит разноцветные флаги, коварно рвёт из рук детей надувные шары и охотно разносит по округе льющуюся из оживших репродукторов бравурную музыку. Бренчит гитара, и радостно размахивает флажком маленький ребёнок, занявший стратегически выигрышную позицию у бородатого папки-гитариста на шее. Улыбки, смех, кто-то уже пританцовывает.
Наконец наша четвёрка набрела на классную. Отметились, раскланялись и, отойдя, притёрлись к веселящемуся поблизости квинтету.
Музыкантам было уже очень хорошо, судя по всему ‒ ещё со вчерашнего, особенно пузану-перкуссионисту, с лица которого не сходит блаженная улыбка. Время от времени, иногда прямо посреди наигрываемой мелодии, он освобождает одну из рук, достаёт из-за пазухи плоскую бутылку с коньяком и коротко к ней прикладывается, а потом, каждый раз безуспешно, пытается поделиться эликсиром счастья с товарищами. Что интересно, вторая рука всё это время продолжает жить своей жизнью, лихо и безошибочно извлекая ритм из водружённой на него установки. Музыканты наяривают что-то совершенно незнакомое, безумно-весёлое и, благодаря банджо и саксофону, нереально-нездешнее. Беззаботное джазовое настроение расходится по людской реке упругими волнами, причудливо переплетаясь с пока ещё недружными криками "ура".
Паштет резко нырнул куда-то вбок и быстро вернулся с добычей ‒ выдернутой из толпы Иркой, делано отбивающейся от довольного похитителя.
Справа от нас классная, деликатно приглушив голос, пропесочивает смурного Резника. Я покосился, прислушиваясь:
‒ Семён, ты пойми, у тебя в жизни больше не будет возможности сходить на первомайскую демонстрацию в год шестидесятилетия Октября! Всё! Один только раз в жизни такая возможность выпадает!
Она улыбается чуть смущённо и жалостливо, ей неудобно, что приходится прилюдно разжёвывать очевидные вещи. Сёма хмурится, понимая, что от демонстрации не отвертеться. Он уже смирился с этим и недовольно бурчит в ответ "да как-то не очень-то и хочется" лишь по инерции.
Перевожу взгляд чуть дальше и невольно, словно от укола, вздрагиваю, опять встретившись с умными и внимательными глазами Гадкого Утёнка. Вот уже пару недель я чуть ли не ежедневно ловлю на себе этот бросаемый издали взор, то спокойно-оценивающий, то пугающе-мечтательный, и опасаюсь браться за толкование сокрытых в нём смыслов. Чур меня, чур...
Чёрная чёлка резко мотнулась, и Гадкий Утёнок двумя быстрыми шагами скрывается в шевелении толпы, а я, нервно сглотнув, возвращаюсь к идущей в нашей компании беседе.
‒ Нет, ‒ ровно говорит Яся, ‒ я никуда не поеду, мне и в городе летом хорошо. Буду на залив ездить в Солнечное, а потом, в конце июня, начнётся большой международный турнир, тут меня и насильно не увезёшь. В зал буду ходить, тренер обещал пропуск достать.
‒ Эх, ‒ мечтательно тянет Паштет, ‒ мне бы перейти в девятый... И спокойно уйду в поход. Мы в Литву, в заповедник на месяц идём, в июле. Там просто сказка...
‒ А ты? ‒ требовательно теребит меня Тома.
‒ А я... ‒ При мысли о надвигающейся осени настроение стремительно портится. ‒ А я в Латвию, а потом на море с родителями. В августе к Пашке, может быть, на Валдай на неделю заеду перед школой.
‒ Давай! ‒ обрадовался Паштет. ‒ За грибами походим, на рыбалку сплаваем.
‒ Тони! ‒ заприметил я проходящего мимо Веселова. ‒ Куда поступаешь-то?
‒ А никуда, ‒ добродушно улыбнувшись, открывает тот секрет. ‒ На завод к отцу пойду, а потом ‒ в армию.
‒ С ума сошёл?! ‒ хором ахнули девушки.
‒ Не-а, ‒ доверительно улыбнулся он. ‒ Я по партийной линии хочу пойти. Надо побыть рабочим, там в партию вступить... А после армии на вечерний в универ поступлю, затем партийную школу окончу. Да что вы так вскинулись-то? Нормальный рабочий как профессор может получать. Да на заводе вообще здорово, мне нравится. У меня отец заготовки под турбинные лопатки формирует, работа очень тонкая, интересная. У нас семейные рабочие династии приветствуются, так что я к нему и пойду на обучение. Всё вообще отлично складывается, со всех сторон. Женюсь, на очередь встану, года через четыре квартиру получу, всё пучком будет!
‒ Карьерист, короче, ‒ пошутил я.
‒ Да нет, ‒ он резко посерьёзнел, ‒ нравится что-нибудь важное делать.
Внезапно, без какой-то очевидной команды, колонна пришла в движение. Музыканты, прервавшись на полутакте, отвязно грянули "Прощание славянки" в джазовой обработке, и беззаботная улыбка вновь прокралась на моё лицо. Мимо проплыл сначала Томин дом, потом ‒ родная подворотня, мы взобрались на вершину Измайловского моста, и впереди блеснула игла Адмиралтейства. Я вскочил на высоченный мраморный поребрик и оглянулся назад.
‒ А меня?! ‒ тут же возмущённо задёргала меня снизу Тома.
Я протянул ей руку и затянул к себе.
Поверхность людской реки, густо текущей к Дворцовой, обильно усыпана разноцветными надувными шарами, портретами членов Политбюро и кумачовыми транспарантами с лозунгами. По осевой линии, возвышаясь, подобно большим жукам над муравьями, медленно ползут установленные на платформах ЗИЛов и ПАЗов изощрённые агитационные инсталляции, вызывая в памяти бразильские карнавалы. Взгляд человека с жизненным опытом легко отыскивает приметы организации: ворота во дворы по маршруту следования надёжно заперты, серьёзные люди с непреклонными лицами на перекрёстках одним своим видом пресекают поползновения сачков уйти вбок. Вперёд, только вперёд ‒ другого нет у нас пути...
Впрочем, предстоящая полуторачасовая прогулка, похоже, никого не тяготит. К выходному добавлен ещё один праздничный день, а дома ждут миски традиционного оливье и сельди под шубой.
Школьная колонна быстро размылась, перемешавшись с другими. Подростки, включив третью космическую, ушуршали в голову колоны и даже дальше, оставив неторопливо гуляющих учителей далеко позади. За разговорами и шутками промелькнула улица Майорова, и впереди, за непопулярным памятником Николаю Первому, показался серый фасад "Астории".
С досадой обнаруживаю, что на ботинке развязался шнурок, и приотстаю, отступив к обочине. Вроде и недолго завязывал, но, когда поднял голову, моей компании и след простыл.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
