Книга 3. Воздушный стрелок. Гранд

— Кирилл, придержи коней! — голос деда заставил меня оторваться от размышлений. Я поднял голову и вопросительно взглянул на Скуратова, и тот вздохнул. — Угомони Эфир, фонишь на весь дом.

Чертыхнувшись, я взял под контроль разбушевавшийся вокруг незримый шторм силы и, угомонив расходящиеся от меня кругами, аж звенящие от напряжения потоки Эфира, развел руками.

— Извини. Разозлился.

— Я заметил, — невозмутимо кивнул дед. — В чем причина?

— Бельский рассчитывал снова запихнуть меня в тюрьму Преображенского приказа. Даже проект указания состряпал, — я помахал в воздухе выуженной из стопки бумагой.

— Хм... — дед взял лист и, пробежав по нему глазами, покачал головой. — Этого я не видел. Но, думаю, удержать тебя там было бы нереально, а?

— Даже если бы снова в тот кубик засунули, сбежал бы, — согласно кивнул я. — Правда, могу гарантировать, что после этого приказу пришлось бы искать новые помещения для содержания узников. Это было бы громко...

— Не сомневаюсь, — хмыкнул дед. — Но откуда тогда столько злости?

— Де-эд... — я прищурился, а Скуратов, поймав мой взгляд, ощутимо напрягся.

— Что?

— А научи меня открывать окна.

— Прямо сейчас? — удивился он. Я кивнул, и старик задумчиво покачал головой. — И почему у меня такое чувство, что я об этом еще пожалею, а?

— Предлагаю сделку, — улыбнулся я. — Ты обучаешь меня этому приему, а я раскрываю информацию, которой у тебя совершенно точно нет.

— Уверен?

— Если бы ты знал, о чем я хочу сказать, тебя бы здесь не было. Или Бельский уже был бы в могиле... безымянной, — стерев улыбку, ответил я. — Ручаюсь.

— Хм. Идет... — после недолгого размышления кивнул Скуратов. — Но информация вперед.

— Сначала, фокус, — покачав головой, ответил я. — Это не обсуждается. Серьезно.

— Ладно. Надеюсь, твоя информация того стоит, — со вздохом пробормотал дед и, сосредоточившись, заговорил совсем другим, уже знакомым мне по Аркажскому монастырю профессорским тоном. — Итак, принцип открытия окон прост, и создание их не представляет для грандов никаких проблем. Суть такова: необходимо создать рядом с собой возмущения, аналогичные тем, что вносит в Эфир твой "якорь".

— Просто создать... "якорь"... ну да... просто... — медленно повторил я, недоуменно глядя на Скуратова. Тот пожал плечами. Я вздохнул. — Кхм, а поподробнее можно? Для идиотов.

— Ла-адно, — словно нехотя протянул дед и пустился в объяснения. — "Якорь" — это объект, эфирные возмущения которого ты должен повторить. Зачем? Очень просто: один из так называемых "пределов Эфира" гласит, что идентичные возмущения Эфира не могут существовать в одном пространстве в один и тот же отрезок времени. Это не абсолютная истина, для сверхмалых величин такие совпадения возможны, но краткосрочны, и время их совпадения растет обратно пропорционально объемам, в которых наблюдаются эти самые совпадающие возмущения. Конечно, на возможность существования двух идентичных возмущений влияет и расстояние между формирующими их предметами или действиями, но тут уже речь идет о космических величинах. Впрочем, я отклонился, эти сведения для тебя пока бесполезны... Хотя учти, что чем больше расстояние между тобой и "якорем", тем больше сил нужно будет приложить для удержания канала... М-да, канал... Ввиду действия указанного мною предела создаваемые тобой эфирные возмущения... хм, упрощенно говоря, совместятся с возмущениями "якоря", создав своеобразный пространственный коридор, удерживать который ты сможешь до тех пор, пока в силах подпитывать созданные возмущения. Понятно?

Звучит действительно довольно просто. Если не задумываться о том, как именно реализуется эта... телепортация... а задумываться я не буду. Не буду! Мне моя крыша дорога как память.

— А как быть с риском отрыть окно прямо в "якоре"? — поинтересовался я. — И вообще это что... все?!

— А тебе нужны километры формул? — насмешливо поинтересовался дед. — Нет, в принципе я могу их написать, но учти, что их больше двух сотен, и каждая из них описывает процесс максимум для двадцати шести частных случаев. Оно тебе надо?

— Издеваешься? — хмыкнул я и, смерив старика взглядом, констатировал: — Издеваешься. Ладно. Попробую обойтись без формул.

— Вперед, — Скуратов взял в руки кружку с остывшим чаем и одним неуловимым движением переместил ее на полку над очагом. — Возьми ее.

У меня получилось... не сразу, конечно. Но через полчаса я смог уловить принцип, что называется, почувствовать его на кончиках пальцев, и, потянув на себя Эфир, одним мысленным усилием сформировал возмущения кружки-якоря. Протянул руку, и... ладонь сомкнулась на потеплевшем от жара фарфоре. От удивления, я упустил концентрацию, но не успел даже испугаться тому, что схлопнувшееся окно оставит меня без руки. Кружка, на которой я успел заметить свою ладонь, исчезла с полки и чуть не шлепнулась мне на колени, когда я рефлекторно попытался отдернуть руку.

— Ну и как, были проблемы с открытием "в якоре"? — поинтересовался дед. Я покачал головой. — То-то. Для того чтобы создать такой прокол, нужно знать, какие возмущения творятся в самом "якоре". Ощущать их. А это... невозможно. Нет, ты, конечно, можешь попытаться смоделировать потоки Эфира и его возмущения внутри объекта. Но это долгое и весьма кропотливое занятие. К тому же, как показывает практика, для каждого "якоря" потребуется создание отдельной модели, даже если речь идет о вроде бы одинаковых объектах. И чем сложнее такой объект, тем труднее смоделировать параметры возмущений. А люди в этом плане, как, собственно, и любые другие живые объекты, вообще хорошо защищены от подобного воздействия. Слишком плотны и сложны потоки Эфира в теле. Собственно, именно поэтому целителям приходится лечить людей, что называется, прикосновением и с очень большим напряжением, иначе эфирные техники просто переработаются организмом пациента. М-да... все живое отчаянно сопротивляется посторонним эфирным воздействиям.

Я кивал в ответ на рассуждения деда, а сам тем временем боролся с огромным искушением... и проиграл. В голове словно сам собой возник образ Ольги, становившийся все более и более ярким, почти осязаемым, кажется, я даже ощутил запах ее волос. Услышав неопределенный хмык замолчавшего деда, я открыл глаза и, увидев разворачивающийся напротив моего лица чуть заметно дрожащий разрыв, улыбнулся. Получается!

В открывшемся окне, словно на экране, я увидел мерно посапывающую во сне невесту. Комнату наполнил тяжелый железный дух спасплатформы и тихий рокот ее двигателя. Протянув руку, я легонько погладил Олю по щеке и, заметив, как она заворочалась, поторопился закрыть окно.

— Хм... отменно, Кирилл, — дождавшись, пока разрыв пространства закроется окончательно, задумчиво протянул дед, внимательно следивший за моими манипуляциями. — Но в следующий раз будь осторожнее. Резкое изменение эфирных возмущений вокруг "якоря" может негативно сказаться на установлении канала.

— И?

— Может рвануть, — пожал он плечами и, заметив изменившееся выражение моего лица, усмехнулся. — Шучу. Но ощущения от насильственного разрыва канала могут быть очень неприятными для тебя.

— А для якоря? — уточнил я. Ничего-ничего, я тебе сейчас отомщу... Посмотрим, как забегаешь.

— Для якоря никакой опасности, — уверил меня дед.

— Уже хорошо, — облегченно вздохнул я.

— Да, неплохо... Но ты меня удивил, внук, — покивав, вдруг сообщил Скуратов. — Не ожидал, что ты сможешь сходу открыть окно на таком расстоянии. Сколько показателей ты фиксировал?

— Показателей? — я почесал пятерней затылок. — Эм-м... показателей чего?

— Что значит "чего"? Линии Эфира. Сколько линий ты контролировал, создавая окно? — нахмурившись, уточнил дед.

Что за "линии" такие, кто бы мне сказал, а?

— Не знаю. Все, наверное, — пожал я плечами.

— Не говори ерунды, — начал закипать старик. — Ну-ка, давай еще раз, вон с той статуэткой. Я посмотрю...

Хмыкнув, я за несколько секунд открыл окно и взял в руку указанную дедом фигурку с полки на противоположной стене. Деревянное основание статуэтки глухо стукнуло о столешницу... и Скуратов вздрогнул.

— Одна-ако... Такого я еще никогда не видел. Хм, интересно все же... кого она использовала как донора? — задумчиво проговорил дед, не сводя взгляда с перемещенной мною фигурки лисенка, но, почуяв мой интерес, тут же осекся. — Извини, Кирилл, задумался... Так что там с обещанной информацией?

— Хм... — Я подавил желание расспросить Скуратова и ухмыльнулся. — Бельский знает о том, что ты жив.

Глава 4. Кухонные разговоры без политики? Нонсенс

К чести деда стоит заметить: на то, чтобы сообразить, что к чему, у него ушло намного меньше времени, чем у меня. Я опустил в требовательно протянутую руку стопку листов. Ну да, о фирменном "разгоне мозгов" грандов я позабыл. Зрачки моего хитровымудренного родственника стремительно задвигались, быстро, очень быстро просматривая текст. На каждую страницу у него уходило не больше десяти-пятнадцати секунд. Так что уже через пару минут старик аккуратно положил стопку листов на стол, автоматически подравнял ее и... завис. Минута, другая... Через десять минут Скуратов открыл глаза и, посмотрев в мою сторону, кивнул.

— С вероятностью в восемьдесят процентов это так. Бельскому не имело смысла переключаться с Вербицких на тебя, если только он не получил информации о моем "воскрешении", — медленно заговорил дед. Причем я даже не уверен, что со мной. Судя по отрешенному виду, старик просто рассуждал вслух. — Только в этом случае ты становишься более опасным претендентом на титул, чем дочь Анатолия...

— А остальные двадцать процентов? — поинтересовался я, не особо рассчитывая на ответ. Все-таки видок у деда сейчас был тот еще... прямо скажем, мало располагающий к беседе. Эдакий постаревший Вертер, пытающийся обновить свою систему до десятой винды... Вот ведь и откуда только вылезло?

— Любые другие причины, никак не связанные с борьбой за титул и привилегии моего рода.

Какой, однако, многозадачный Вертер оказывается...

— Удивил, — вздохнул я. Этих причин может быть миллион, но... я тоже счел их маловероятными. С Бельскими я вроде бы больше нигде и никак не пересекался и соответственно стать им поперек дороги не мог. Помолчав, я вновь взглянул на Скуратова. — Наследник нашел интересный способ избавиться от накосячившего боярина, не замарав при этом рук.

— Разве? — деланно удивился дед, отключив наконец "вертер-мод". — При чем здесь его высочество? Бельский совершил серьезный проступок, использовав государственные ресурсы в личных целях. И уже получил за это свое наказание, лишившись должности. А ваша с Бельским война цесаревича никак не касается.

— Ну да, ну да... — покивал я в ответ.

— Кирилл, — дед устало вздохнул и, оставив прежний тон, тихо проговорил: — Ты же читал документы и сам видел, что дает Бельскому право на наш титул. Как ты думаешь, сможет он отказаться от этих привилегий? Учитывая, что одна только дружинная тысяча выводит его род в десятку сильнейших боярских семей страны? А право набора людей в государственных учебных заведениях? Это же мечта любого боярина! Где еще можно найти такое количество свободных одаренных воинов, как не в учебных заведениях, патронируемых царской семьей? И это только малая часть возможностей, что дает титул.

— Да понимаю я, что ради такого куска он полстолицы перережет и не подавится, — отмахнулся я.

— Плохо понимаешь, — покачал головой дед. — Я не буду отрицать, что его высочество очень рассчитывает на твою победу в противостоянии с Бельским. Да, это так. Боярин заигрался сверх меры, но казнить его формально было не за что. Вот если бы ты на момент вашего столкновения уже был опричником — тогда да. Цесаревич имел бы полное право подписать Бельскому смертный приговор за то, что боярин втянул государя в межродовую свару и тем самым нарушил многовековой запрет на участие царской семьи в боярских войнах.

— Иными словами, потенциальным смертником я был и до того, — ухмыльнулся я в ответ. — А цесаревич, по-твоему, сделав опричником, лишь чуть поднял мои шансы, так?

— Скорее, дал возможность сражаться официально, не рискуя получить тюремный срок по результатам вашей вендетты. Но в принципе ты правильно понял. Хотя в тот момент, когда цесаревич предлагал стать опричником, у него и в мыслях не было натравливать тебя на Бельского, — медленно кивнув, согласился дед.

— Зато позже такая мысль у него появилась, — я выразительно хлопнул по стопке бумаги на столе. — Иначе с чего бы ему проявлять такое рвение и желание мне помочь? Хм... а не подскажешь, откуда вдруг у его высочества взялась такая вера в мои способности?

— Я уверил цесаревича в твоих силах, — спокойно ответил дед.

Гениальная сволочь... что тут еще скажешь? Я покачал головой и отпустил непроизвольно стянутый к себе Эфир.

— Замечательно...

— Кирилл, я вижу, что ты пребываешь в некоторых сомнениях относительно встречи с цесаревичем, — заметив происходящее, заговорил дед. — Но могу тебя заверить, все случившееся тогда не было спектаклем. Собственно, единственную постановку ты сорвал в самом ее начале. Так что уверяю: всех дальнейших действий наследника престола, включая ваш с ним торг, никто и никак не планировал. И нарушать взятых на себя обязательств цесаревич не станет.

— Без особой надобности, — закончил я за Скуратова, и тот поморщился.

— Понимаю, что общение с Громовым создало у тебя несколько искаженную картину, но... подумай сам. Смогла бы существовать нынешняя система государственного устройства, если бы бояре и цари так легко нарушали свои обязательства? Наше общество традиционно и держится на скрепах вековых договоров, за каждым из которых стоит слово государя и бояр. Князья попытались расшатать эту систему, нарушив слово верности... и где они теперь?

— Ну, насчет князей ничего не скажу... — протянул я и усмехнулся. — Но, кажется, некоторые бояре нынче тоже последовали их примеру? Или я ошибаюсь и боярский городок по-прежнему стоит на месте, а в городе не полыхают пожары и не трамбуют брусчатку бронеходы?

— Мятеж... — протянул дед, резко помрачнев. — Да. С боярским городком получилось... плохо.

Я удивленно вздернул бровь. Однако таких слов от Скуратова я не ожидал... точнее... сложно сказать, но все его интонации говорили о чем-то, мало похожем на обычное сожаление или горечь от пришедшей в дом беды. Что-то странное здесь было... такое же странное, как сам мятеж...

Я вывалился из разгона и ошарашенно уставился на деда.

— Вы знали о мятеже заранее, так? — выпалил я, едва осознав возникший вопрос.

Скуратов вскинул голову, ожег меня яростным взглядом, но через секунду сгорбился и тяжело, грузно осел на лавку.

— Да, — скрипнул голос, словно дверь несмазанными петлями. — Знали...