Просто в чудо верил Рафаил. И хотел, чтобы пришел свет — так искренне, что произошло невероятное.
Рука коснулась охотника, заставляя того вылезти из-под укрытия: прямо перед ним стоял Габриэль. С младенцем на руках. В растрепанных волосах играл ветер, а глаза — они полнились слезами. То ли радости, то ли великой потери.
— Мы проиграли? — юноша еще надеялся, еще искал в братьях каплю надежды, но те отвели взоры, и Рафаил вообще разрыдался и кинулся в объятия обретенного крылатого.
— Мы думали... Все говорили, ты у демонов... — заговорил подросток быстро. — Не надеялись. И знаешь, я все равно ждал. Я молился за тебя. А потом началась война. Вранские монстры... — пауза, во время которой Михель и Габриэль внимательно вглядывались в суть. — Сущие приняли решение. Во имя света, во имя нового приата...
— Все погибли? — лазурь глаз не отрывалась от охотника, и тот молча кивнул, в то время, как Рафаил все продолжал что-то бессвязно рассказывать, уткнувшись в плечо.
— Я вытащил из вод Микаэля... — Габриэль, утешавший теперь двух крылатых детей, и сам был ребенком.
Охотник тяжело вздохнул. 'Непомерную ношу решили взвалить Сариил и Сера на твои плечи, — подумал он. — Возродить мир света будет почти неосуществимой задачей'.
— Идемте, — Михель осязал пустыню и видел, что теперь самое время начать сдвигать отражения. Ощущение времени. Присутствие юного Агнца. Изменяющиеся текучие формы песка.
— Нет, — Габриэль не сдвинулся с места. А охотник разгневанно нахмурился, желваки его заходили, слова гнева так и горели на языке.
— Я решаю, что делать, — со значением и властностью произнес он, но юноша отрицательно закачал головой.
— Мы никуда не пойдем. Если мы сдвинем реальности, вран найдет нас очень быстро.
Молчание. Испытание мысли и чувств. Разумность слов и собственная гордость, которые так часто заставляют делать глупости. Образ Сариила, умоляющего сберечь источник. И мальчишки... Трое мальчишек, не ведающих, как справляться с даром.
— Хорошо. Ты прав, — Михель усмирил закипавший гнев. Отринул язвительные вопросы о том, где Габриэль находился все это время, и шагнул навстречу новой семье, новому выжившему клану крылатых.
Это потом они, взявшись за руки, читали втроем главные слова. И Микаэль, лежавший на коленях новоиспеченного отца тоже пел. Так странно, почти невесомо, помогая приблизить момент превращения пыли в новый мир света...
... Маленький домик на берегу лазурного моря, юные апельсиновые рощи, взращенные заботливой рукой. Синее небо, озаренное разливающейся мощью милосердия. Сколько утекло времени с той страшной минуты, когда в доме Малала появился демон врана? И куда делся приат с его величием и спесью?
Теперь неважно, потому что есть новый дом и новые заботы, главная из которых — созидать. Раньше Габриэль не думал, что время течет так неравномерно, что в новом мире для него и других ангелов оно замедлит свой бег, словно давая шанс исправить ошибки. Осознать себя. А для Микаэля убыстрится, точно лихой конь, несущийся по медвяным полям детства. И вот возрожденному сущему исполнилось пять, а для Габриэля прошло всего два года — два чудесных года, где не доставало место тоске и скуке.
Лишь иногда, в часы заката, когда над морем приглушалось сияние энергии и появлялись розоватые облака, ангел садился на открытой террасе и рисовал себе дни, проведенные в озерном краю, стараясь не вдаваться в детали, опасаясь будить какие-либо чувства по отношению к рыжему королю.
Теперь эти отношения лишь пугали юношу, точно было в них нечто неправильное, ошибочное, ведущее в пропасть обоих.
Страх за судьбу короля волхвов ни разу не проник в сердце. И Габриэль, не говоря себе, подозревал любовника в связи с враном. Возможно, совсем малой, невинной, но все же перечеркивающей любое желание связаться и поговорить, поставить точку в их жарких отношениях.
Любовь? Да, слишком много солнца. Слишком много полета над бездной, когда ты сам еще горишь в аду, а тебе внезапно предлагают незаслуженный рай. Характер? Малал обращался с тобой, как с тонкой, ручной работы вазой, пытаясь ублажать взор и слух, нежил, как драгоценную иноземную редкость. И любил... потому что так захотел. Как всякий правитель, от которого не дождешься компромисса.
Габриэль улыбался, сидя за столом на террасе, в то время, как его брат Микаэль бегал по берегу, пуская в небо только что сделанного из разноцветной бумаги змея. Высоко-высоко поднимался тот и махал алыми крыльями. Смех мальчишки перемежался с накатывающими белыми волнами.
Глаза Габриэля скользили по прибрежной полосе. Два года. И пустыня наполнилась смыслом. Два года, и словно развеялся туман.
Есть у ангелов путь. Но не в действии он заключается, как говорили жрецы и глава клана Уриил. Ангелы должны нести гармонию, созерцать и мыслить ярко, чтобы освещать милосердным огнем и всепрощением.
Возможно, потому трем ангелам так просто оказалось осуществить мечты и создать уютный камерный мирок вдали от остальных. Жить в ожидании чуда. Веровать в возрождение.
Михель и Рафаил почти не тревожили уединения юного Агнца. А он никогда не ступал в цветущую рощу, где прятался новый дом для двух изгнанников. Только чувствовал, что одиночество сблизило ангелов и поработило их чувства.
Нет-нет, а неволей заметишь переплетенные пальцы рук, касания тоньше ветра, жесты нежности и разговоры на ушко, когда братья приходили в гости к Габриэлю.
Время — оно стирает прежние чувства, и нужно жить дальше.
Помахать синеглазому мальчишке, что бежит к террасе. Встать навстречу. Единственная ценность моя, моя награда. Микаэль!
— Папа, смотри, — мальчишка потянул нить на себя, и змей полетел к земле. — Здорово получилось!
— Замечательно, — юноша спустился вниз, подхватил на руки маленького сущего, сияющего синью возрождающейся силы. — Хочешь, завтра будем разрисовывать облака?
— Давай сейчас, — шаловливые синие незабудки распускались озорством. — Научи меня придавать форму...
— Да, конечно, — Габриэль понес ребенка обратно в дом. — Но уже поздно. Помнишь, что ночью нам пока нельзя быть на берегу.
— Из-за нестабильности источника? — с умным видом выговорил Микаэль. — Пап, а что такое вран?
Габриэль остановился на последней ступени, дыхание сбилось, а в груди похолодело.
— Откуда ты это услышал? — спросил он спокойно.
— Братья говорили вчера о каком-то вране и чудовищах, которые там обитают. Ведь это сказка?
— Сказка. Кроме нашего мира, ничего больше не существует... — терпеливое молчание на очередное дерганье.
— Пап, а почему? Скажи почему?
— Что 'почему'?
— Я их вижу во сне. — Микаэль опять потянулся руками вверх, чтобы его подняли и понесли.
Но юноша взял мальчика за руку и повел к дверям.
— Это пройдет, — потрепать кудрявую темную макушку, заглушить воспоминания о последних минутах перед смертью. Демоны растерзали Микаэля. Они измывались и над тобой, но думать об этом глупо, потому что позади страдания. Потому что нельзя допускать в источник даже мысль об отчаянии и зле. И демоны не войдут сюда — НИКОГДА!
— Чудовища — как они выглядят? — вопрос уже в кровати, когда рука Габриэля накрывала мальчика одеялом.
— Как мы. — врать юноша не умел, а потому просто автоматически выдал ответ. И лишь потом, уже ночью, он задумался над тем, что из себя представляют демоны, принимающие привычные, безобидные формы.
И прометался до утра, и целую неделю то и дело впадал в задумчивость, видя попеременно то Дагона с острыми когтями, полосующими кожу, то Малала, проникающего в плоть и вызывающего желание отдаваться и стонать от похоти.
Мурашки бежали по спине. Кончики тонких пальцев холодели. Молитвы, произносимые во имя возрождения приата, путались. А вслед за этим время опять начинало течь неравномерно и прибавляло Микаэлю лет. И заставляло деревья подниматься все выше, благоухать и рассыпать лепестки цветов.
Менялся мир, нарастали скалистые берега, ведущие на бескрайние луга, покрытые цветами. Появлялись леса, где уже вовсю пели птицы невиданной красоты. Смотрели в небо глаза озер и извивались змейками чистейшие ручьи, впадающие в реки.
Новый источник рос, как на дрожжах, подбадриваемый фантазиями ангелов, питаемый неуемным воображением все любящего Микаэля, что одним словом создавал живых существ и придавал красок природе.
Габриэль благоговейно поклонялся талантам названного сына. И учил всему тому, что знал сам, веря, шепча СЛОВА...
Свет мой, моя отрада,
До краев наполняет радость к тебе.
Я дышу тобой — другого мира не надо.
Ты мой, и ничего нет прекрасней на света земле.
Ты — молитва моя, мое блаженство...
Я купаюсь в твоем огне.
Ты мой, как утраченное детство.
Ничего не ищу, лишь тебя на света земле.
Никогда, даже в час самой страшной казни,
не отведу от тебя восторженных глаз.
Сколько не придумывай слов, все они напрасны.
Ведь имя тебе ЛЮБОВЬ!
Но кончилось счастье. Но пришла гроза. Великая гроза врана, чьи отростки находят лазы и проникают в вас язвами страхов и пороков.
Она ворвалась на берег океана белой птицей, что долго реяла над волнами, а потом бросила к ногам Габриэля письмо: свиток с печатями врана. Мерзостные строки, требующие ангелов подчиниться и признать власть Змия единственной и неоспоримой.
Ангел в тот день впервые отправился к братьям в дом. Долго метался по комнате, прося их сказать правду. Но оба ангела молчали. Они на расспросы Габриэля утверждали, что не покидали пределов нового источника и что связи с другими мирами нет. Ложь. Как же быстро прорастает она на благодатной почве! Достаточно взглянуть на крылатых светлых и понять, что они искали ниточки к другим сущим... Не во зло молчали... Не хотели дурного... Но...
Крик разорвал тишину, когда Габриэль увидел на берегу зеркало и следы Микаэля, ведущие к отражению.
Вран пришел сам. Вран неотвратимо улыбался Агнцу.
23
Магия. Суеверие ли это, рожденное древним человеком, как способ защититься от стихий? Набор ли разрозненных и часто не совпадающих методов воздействия? Обманка для дураков или наука для просвещенных? Нам никогда не узнать правды. Но известно одно — есть среди демонов врана бог, который умеет почти столько же, сколько ведает великий Змий. И имя ему Дагон.
А океан — стихия, что питает демона. Великий океан хаоса. Говорят легенды древние и кровавые, что однажды он выйдет в срединный мир великим кошмаром и лишит все человечество разума. Но мы наложим печати на уста и промолчим об этом дне. Живите! Смотрите... А демон будет смотреть на вас и смеяться над вашей судьбой.
Змий очнулся от тревожного ощущения отсутствия, и сразу вскинулся на кровати ощетинившимся хищником. Глаза демона недобро заблестели. Нос втянул последние запахи и, не обнаружив присутствия Габриэля, начал судорожно вдыхать и выдыхать воздух. Минута-другая, пока гнев окончательно не затопил три сердца, а из груди не вырвался пронзительный звериный рык.
— Суул! — граан голым вылетел из кровати, не стремясь сохранить человеческий облик, превращаясь в полыхающего ядом дракона, тень которого не успевала расти за хозяином. — Суул! Падаль ты этакая! Я вас всех растерзаю! — голос перешел на бас, а затем вообще стал пугающим, потусторонним, не предвещающим никакой пощады. — Всех до единого, если сейчас не найдете ЕГО!
Змий распахнул дверь спальни. А следом захлопали десятки дверей: это слуги метались по дому в поисках потерянного сати.
Змий оставался на месте. Передними лапами царапал стену, оставляя глубокие раны на камне. Сверкающие алым, глаза его прощупывали каждое помещение. Нет, ни одна печать не вскрыта. Все замки на месте.
Темный лорд обернулся в комнату, улавливая слабый аромат роз, исходящий от простыней. Зарычал еще более приглушенно:
— Суул, если ты сейчас...
Мелкий бес появился перед повелителем врана почти мгновенно. Тот даже фразу закончить не успел. Упал на колени, закрыл голову руками.
— Я не виноват, — забормотал. — я был у себя... Ваше величество, я не виноват...
— О чем вы говорили? — Змий потянул слугу вверх, задергал, как тряпичную куклу.
— Ни о чем особенном, — запищал Суул. — Сати выпытывал, кто у вас есть еще, кроме него.
— Мерзавец! Что ты ему сказал? — красные глаза плотоядно разглядывали беса, который побелел от страха и даже шевелиться не мог.
— Я не сказал...
— Сказал! — острые зубы сложились в угрозу.
— Имя. Только имя...
— Придурок, — Змий отшвырнул нерадивого слугу и вновь принюхался. Нет, Габриэль не покинул дом. Он рядом. Где-то прячется...
Маленький крылатый плут. Решил затаиться... Решил довести до ярости?
Змия начало трясти от злости. Ну, попадись ты мне сейчас! Я тебе голову сверну...
— Искать! Все перевернуть... — заорал повелитель врана. И дом загудел, как пчелиный улей. Казалось, не было уголка, куда бы не заглянули слуги. Казалось, они перетряхнули все этажи, крышу и чердак, подвалы и кладовые. Казалось не осталось места для пряток, но Габриэля не нашли ни до полудня, ни к вечеру.
Змий начал окончательно звереть. Парнишка затеял очень опасную игру. Неужели включилась природная самозащита, что совершенно не развита в Габриэле?
Граан размашистым шагом отправился в правое крыло дома, вскрывая и закрывая за собой магические замки , наконец, ворвался в закрытые от посторонних глаз покои.
Навстречу ему, в легком, цвета переспелой вишни платье с широким поясом, из кресла поднялся сероглазый жрец.
— Ты велел Суулу выдать меня, — пальцы обхватили в тиски тонкое горло. Ангел успел только отрицательно закачать головой, когда его начали душить. — Ты, не отрицай, маленький интриган. Ты здесь заправляешь. Тебе я доверяю вести домашние дела. Ты велел ему сказать... — коготь располосовал ткань на плече, и шелк пополз вниз. Сариил вцепился руками в запястье темного лорда, пытаясь освободиться, но с каждой секундой сопротивления лишь слабел.
— Я... — выдавил через силу.
— Именно ты, — Змий резко отпустил сущего, а затем схватил за косу и накрутил на запястье. Привлек жреца к себе. — Зачем ты это сделал? Говори.
— Тебя волнует причина? — Горько усмехнулся пленник, потирая горло, на котором проступали красные следы.
Змий кивнул. Зрачки полыхнули адским пламенем:
— Ты знал, Сариил, что я чувствую! Знал с самого начала...
— Знал, — жрец обвил руками граана, — убей меня... Сейчас, пока ты зол.
Губы стали касаться кожи — змеиной, с ромбиками, переходящими от золотистого к черному.
— Давай, Сейшаат, признайся жрецу света, что твои чувства — не воображение твоего холодного рассудка, который зажжен желанием обладания...
Нежность поглаживаний смешалась с гортанным рыком. Зверь обнажил предупреждающий оскал, но высший ангел не отступил, стал целовать морду хищника.
— Ты влюбился в Габриэля. Ты готов его уничтожить, потому что он разъедает лед. Тебе больно? Больнее, чем от огня небесного?
Дракон оттолкнул жреца, вспрыгнул на стену, залез на потолок и повис, зацепившись лезвиями когтей за камни. Чудовище тяжело дышало. Его тьма растекалась по комнате нарастающей болью.
