— Так-так, значит, смирению в вашем монастыре не учат, — инквизитор недобро усмехнулся. — А еще, очевидно, не считают власть Церкви выше светской власти. Ты наивно полагаешь, что король способен приказывать папской инквизиции, а, может, и самому Папе? — он сделал угрожающий шаг к Микаэлю, пальцы, словно жесткие когти, легли на плечо, впиваясь в ключицу, вынуждая упасть перед инквизитором на колени, — Так вот, значит, какого мнения ты о короле, что он способен принять на службу колдуна, гнушающегося благословения божьего?
Травник позволил себе опуститься на колени, удержавшись, чтобы не перехватить руку инквизитора. На секунду опустил долу взгляд, пряча дерзость, а потом вновь взглянул в глаза Паоло.
— Так вот какого мнения вы о нашем короле? Думаете, что он может так поступить? Не верите в того, кто государство наше бережет по заветам Божьим? Верите словам какого-то незнакомого Вам монаха? И как я могу говорить о делах, что сам Папа признал в доверительных грамотах, врученных моему учителю — богу угодными, но от люда разного тайными, когда не уверен, что вы тайны эти сохраните? Микаэль положил ладонь поверх руки Паоло, что вцепился в его плечо железной хваткой и медленно сжал его запястье, тем самым разжимая пальцы инквизитора.
— Я не слабей вас. И верую не менее. Но, преклоняю колени свои со смирением перед Вами. И говорить желаю. Но, лишь с Вами.
— Смирением тут и не пахнет, — инквизитор резко вырвал руку из его пальцев, с уже откровенной злобой глядя на строптивого травника. — Твой учитель, возможно, и занимался богоугодными делами, а вот ты обращаешь его искусство в дьявольскую корысть. Веру свою на дыбе подтвердишь. Если и, правда, она так сильна, как ты утверждаешь, и я ошибаюсь, что ж пойдешь дальше с миром и будешь служить королю.
— А пульс у вас бьется птицей... Чего-то боитесь, святой отец?
Микаэль легко поднялся с колен, ступая почти вплотную к инквизитору. Голова была пустой и ясной, тело натянуто струной — зелья начали действовать в полную силу. Травник вновь взглянул в глаза Паоло, чуть улыбаясь — почти что дерзко, и молвил, опаляя инквизитора горячим дыханием:
— А знаете... В Северных землях сказки сказывают... О черном демоне, терзающем плоть и душу. И носит демон тот красные одежды. И верой Господней деяния свои страшные скрывает. Многое говорят в Северных землях... Святой отец...
— Ты одержимый! — Паоло отшатнулся.
— Да?! Уж кто бы говорил!
Микаэль опять упал на колени, обхватывая руками ноги инквизитора, прижимаясь к нему , не давая отстраниться:
— Святой Отец... Да, я одержим... Одержим верой своей в Господа Бога и в вас, как длань Его, карающую... Верю вам, и вам доверяюсь...
— Успокойся, — Паоло даже немного растерялся. Молодой человек вел себя, как настоящий сумасшедший и, судя по неестественно расширенным зрачкам, наелся какой-то дряни.
— Сходи в часовню и помолись. Господь укрепит тебя и даст силы выдержать ниспосланные испытания.
— Помолитесь со мною, святой отец...
Микаэль и не думал подниматься с колен, все не отпуская инквизитора.
Паоло положил ладонь на светлую голову коленопреклоненного травника. Волосы, заплетенные в косы — как золотистый шелк, инквизитор не удержался и провел по ним, гладя монаха по голове.
— Ты слишком одержим страстями. Если уж решил посвятить себя богу, надо научиться смирению. Помни, сын мой, гордыня — тяжкий грех.
Микаэль замер, совсем не ожидая такой вот ласки. Чуть наклонил голову, подставляясь под нежащую его руку, а потом посмотрел на Паоло — без наигранного безумия, спокойно, открыто и чуть шало. Немного удивленно, немного смущенно, с пугающей его самого тихой покорностью.
— Страсти — это грех. А грех — как яд. Яд сладкий и влекущий. Но, что б научится исторгать его, и не дать себе отравиться — нужно по капле приучать себя к нему... Не так ли, святой отец?
— Я не специалист по ядам. Это оружие дьявола — острое и коварное. А ты, я вижу, знаток, — голос инквизитора был тих, злоба в глазах угасла, он продолжал проводить ладонью по золотистому шелку волос Микаэля, спускаясь до затылка и дальше, касаясь кончиками пальцев шеи.
— Чтоб не пустить дьявола в сердце и душу — нужно уметь сражаться и его оружием... А я...
У Микаэля перехватило дыхание, когда пальцы инквизитора легонько дотронулись до полоски открытой кожи на шее. Касание почувствовалось так остро, что у травника заалели щеки, и он спешно отвел взгляд, пряча лицо в складках красной сутаны и прижимаясь к Паоло сильнее.
Пальцы Фратори легко перебрали шейные позвонки, скользнули под косу, будто случайно огладив мочку уха, мягко легли на подбородок, вслепую, что легко можно было принять за неосторожность, провели по губам, а затем заставили Микаэля снова поднять глаза на инквизитора.
— Это очень коварные суждения, сын мой, — вкрадчиво сказал Паоло. — Прикоснувшись единожды к дьявольскому, даже с благими намерениями, ты впустишь в душу его черные ростки. Будешь думать, что сражаешься его же оружием, а сам будешь медленно падать в бездну... Пока не окажешься в объятьях Сатаны. И тогда ты из них уже не вырвешься, — пальцы на лице травника сжались чуть крепче.
— А так ли уж они страшны эти объятья?
От не нарочных (не нарочных ли?!) касаний по спине побежали мурашки, взгляд хотелось отвести неимоверно. Микаэль прикусил себе губу чуть ли не до крови, лишь бы не дернуться в сторону. А потом, осторожно, чтоб ни в коем разе не зацепить ногтями, положил обе ладони на запястье удерживающего его инквизитора — не отталкивая, а, легонько, всего лишь на несколько дюймов, проводя вверх по руке. Травник вдруг осознал, что у него впервые в жизни руки дрожат.
— И... Милостив Господь к тем, кто верует... Святой отец....
— Ах, мой мальчик, тебе уже и объятия Сатаны не страшны? — тонкая усмешка проскользнула по губам инквизитора, в серых глазах зажглись опасные огоньки. — Смотря во что верует, сын мой, — пальцы на подбородке ослабили хватку и начали, словно задумчиво, поглаживать светлую, удивительно нежную для мужчины кожу травника.
Микаэль медлил с ответом, не отрывая взгляда от серых глаз Паоло, в которых плескалась явно ощутимая опасность. Он отчетливо понимал — разговор с инквизитором, столь продуманный вначале, теперь вдруг повернулся совсем неожиданной стороной. Медленные ласки мешали думать, словно сводя с ума. Травнику хотелось то ли смиренно потупиться и попробовать уйти, пока еще возможно, то ли — надерзить, спровоцировать...
"Да пусть хоть пощечину даст — может хоть это в чувство приведет..."
Микаэль, опуская одну руку и заводя ее за спину, чтоб там сжать в кулак, чуть не оцарапав себя и лишь в последнее мгновенье сумев остановиться, второй крепко обхватил ладонь Паоло, поднося ее к своим, в мгновенье пересохшим губам, и целуя — не тыльную сторону, как и положено смиренному монаху, а в ладонь, на секунду замерев и почти пробуя на вкус теплую кожу. А потом вдруг резко поднялся с колен, но не отходя ни на шаг. Травник был чуть ниже инквизитора, и что б удержать взгляд, Микаэлю пришлось запрокинуть голову. Он стоял так близко, что слышал, как бьется сердце в груди святого отца, чувствовал его горячее дыхание....
— Верую? Верую в то, что Господь сам выбирает пути для каждого из нас. А нам — остается лишь сделать шаг....
Инквизитор молча принял непозволительную ласку, только в глазах что-то блеснуло. Монах поднялся, почти задевая Фратори телом, и даже не попытался отодвинуться.
— А что если очередной шаг выберет для нас дьявол? — шепнул Паоло. — Ты одуряюще пахнешь... — он склонился к травнику, проводя носом вдоль шеи и за ухом, почти касаясь кожи, иногда задевая, втягивая аромат. — Что это? Какие-то хитрые травы?
Микаэлю казалось, что вдоль кожи провели кончиком ножа — до того остро ощущалось на ней дыхание инквизитора. Травник выгнулся, вскинув руки и почти повисая на Паоло. Резко тряхнул головой, отгоняя наваждение, потом опять, убирая с глаз долой выбившиеся из кос русые пряди, и уперся руками в грудь мужчине — удерживая дистанцию. А ладони дрожали. Алели щеки. И так трудно было не отвести взгляд.
— Не властен дьявол над Божьими путями...
Монах не удержался и, все же, опустил голову, прячась от колкого и внимательного серого взгляда инквизитора. И едва слышно, злясь на себя за охрипший голос, прошептал:
— Вода и солнце... Святой отец... Пьянее самого сладкого вина...
— Ты говоришь, как язычник, — Паоло накрыл ладонями упиравшиеся в его грудь руки травника, провел вдоль тонких пальцев, погладил между выпирающими косточками. — Теперь ты дрожишь, как пойманная птичка... я тебя не держу... пока...
Как не было ему страшно, а травник вновь заставил себя посмотреть инквизитору в глаза.
— И не удержите, святой отец.
От дерзких слов дух захватило, но, в противовес сказанному, Микаэль лишь перехватил ладони Паоло, сжимая их своими почти до боли и поднося к губам и поочередно целуя. Теперь уже медленно, словно грея. А затем позволил себе зажмурится и, наконец-то, выдохнуть.
— Так ступай, сын мой, — проговорил инквизитор, вновь склоняясь к травнику и целуя его в висок. — Ты пока свободен, — губы поползли по ушку, чуть втянули мочку, поцеловали в ямку, где бешено билась жилка.
— А я покорен воле Божеееееей... Аххх....
Выдох вырвался сам собой. Травник дернулся, уходя в сторону, но рук не отпуская. А потом прижался к Паоло еще сильней, уткнувшись лбом в его плечо. Каждая жилочка в его теле дрожала, словно он принимал бой.
— Ты весь дрожишь, сын мой, ты не здоров? — абсолютно невинным тоном поинтересовался Паоло, проводя щекой по светлой макушке Микаэля и иногда целуя шелковистые волосы. — Мне кажется, ты излишне злоупотребляешь своими зельями. А это нехорошо ни для тела, ни для души... ибо так и до колдовства и одержимости недолго. И вообще, то, как ты меня сейчас удерживаешь, очень похоже на какой-то колдовской ритуал...
Микаэль не ответил, лишь руки разжал, отпуская инквизитора и отступая от него на полшага... Да так и замер с закрытыми глазами.
— Что случилось? — вкрадчивый голос инквизитора вновь коснулся слуха Микаэля. — Тебя ослепляет... хм... моя святость? — в его тоне появилась явная ирония. — У меня все больше подозрений, что ты одержим, сын мой. Раздевайся... — шепот в самое ухо горячим дыханием, — я должен убедиться, что на тебе не проступили отметины дьявола, — и легкий укус за ушко вместе с последним жгучим словом.
Травник отступил еще на полшага, уходя от горячего дыхания и нежданных поцелуев инквизитора, что так кружили голову. Легко наклонился, подхватывая подол рясы, и медленно стянул ее через голову, оставаясь в штанах и рубахе. Вновь тряхнул головой, стараясь успокоиться. Не получалось — и травник решился открыть глаза, ловя взгляд Паоло, и опять неудержимо краснея.
— Мне нужно вино и отрез ткани... Или платок любой... А то будут Вам такие отметины, что и в самом деле с дьяволом встретитесь.
— Ты собираешься колдовать? — бровь инквизитора взлетела вверх.
— А вы боитесь? — Микаэль легонько облизал пересохшие губы.
— Да-а, — протянул инквизитор, широко улыбаясь.
— Так, может, дадите мне нужные документы — и я пойду... А Вам кошмары всякие по ночам сниться не будут, — травник легонько улыбнулся...
— Какие документы?
— Что святой инквизитор ереси во мне не ведает... Что могу служить я Господу Богу и Его Величеству державы нашей в меру сил своих скромных, — Микаэлю вдруг стало душно. Сердце колотилось, горели щеки и губы... Нервы, казалось, были взведены до предела. Он чуть потянул шнуровку на рубахе, распахивая ворот....
— Извини, сын мой, но я в тебе не уверен, чтобы раздавать такие документы, да еще и подписывая собственной рукой. Даже и не знаю, что могло бы породить во мне такую уверенность, — он оценивающе скользнул взглядом по фигуре монаха. — А что касается кошмаров, мой мальчик, то я это я их создаю...
— Тогда вино мне дайте и ткань. Прошу вас, святой отец... Я, не уверен, что сделав шаг на выбранный путь, не решу потом срочно повернуть в другую сторону.
Микаэль протянул руку и легонько, очень нерешительно коснулся скулы Паоло, осторожно ведя по коже кончиками пальцев.
— Ну, хорошо... посмотрю хоть на колдовское искусство, а то жгу-жгу колдунов, а еще ни разу не видел, — усмехнулся Паоло и принес Микаэлю полотенце и початую бутылку красного вина из инквизиторских запасов.
— Это не колдовство.... Это забота о Вас... Святой отец.
Монах хорошенько смочил ткань вином, а потом осторожно протер вымоченным в вине полотном сначала ногти на одной руке, а потом и на второй.
— Уж поверьте мне, Вы совсем не хотите знать, что это было. И... Будет ли это неслыханной дерзостью, если я попрошу расплести мне косы и вынуть из них темные нитки? Тоже... на всякий случай....
— Яд, значит, — понимающе кивнул Паоло, — Шел меня травить и с чего же вдруг передумал? — он со все большим любопытством наблюдал за травником — весьма необычный молодой человек, да и внешность приметная — не часто встретишь монаха с косами. Фратори подошел ближе, стал аккуратно расплетать светлые пряди, их хотелось гладить, пропускать сквозь пальцы, но упоминание о каких-то черных нитках отбивало желание. Их он, разумеется, нашел — они темнели инородной дрянью в золотистых ручьях длинных кос монаха, и Паоло со всей возможной осторожностью стал выплетать— вылавливать их из светлых шелковистых струй.
— Вас травить? Зачем мне? А вот ни Вам ли знать, святой отец, что уповая на Господа, защищать себя надо уметь и самому.
Микаэль наклонил голову, как раз благодаря Бога, что распущенные волосы теперь уж точно закроют полыхающие щеки... Травник терялся в своих мотивах. Ему нужны были бумаги с подписью инквизитора и короля, но вот ничего из того, что сейчас происходило, монах не только не планировал, но даже и не думал, что может когда-либо позволить. От осторожных прикосновений к волосам по коже бежали мурашки, дыхание инквизитора мешалось с дыханием самого лекаря, и Микаэль не удержался, позволяя себе еще сильнее склонить голову и щекой потереться о руку Паоло.
— Вот как? А я думал, что в монастырь уходят от жестокости этого мира, чтобы в тишине, покое и тихих праведных трудах служить Господу! — Паоло вручил травнику черные нитки. — Сейчас проверю, не осталось ли еще, — он положил ладони на шею, скользнул ими до затылка, приподнимая волны светлых волос и расчесывая их пальцами. — А нитки зачем? И от кого ты здесь защищаешься, такой златовласый, солнечный мальчик?
Микаэль задумчиво разглядывал инквизитора, чуть откинув голову назад, делая прикосновения пальцев к коже более сильными. Врученные ему нитки он просто кинул поверх лежащей на полу сутаны.
— От кого защищаюсь? От вас, вестимо...
А потом чуть качнулся вперед, почти касаясь стоящего перед ним мужчины, но оставляя между ним и собой полдюйма, и осторожно выдохнул, ведя дорожку горячего дыхания по виску Паоло.
Руки инквизитора проскользнули под волосами, легли на лопатки и погладили травника по спине, мягко привлекая ближе.
