Монастырь-3: свадьба для ангела (2 часть)

Легрэ погладил мальчика по волосам.

— Фернандо, надо разыскать Ксанте... И моего сына пока не поздно.

Когда Сильвурсонни услышал про сына, то встрепенулся, оборачиваясь на барона. В его затуманенных от переживаний глазах появилось непонимание.

— Какого сына? — спросил удивленно.

— Хороший вопрос, — Легрэ пожал плечами. — Долгая история.

Луис опять смутился и вдруг вспомнил про Алонсо и забормотал невнятно.

— Он меня спас. Он с корабля меня вытащил... Тот гвардеец...

— Мы знаем, милый, — улыбнулся мальчику король и, обняв за плечи, повел к выходу: — Пойдем домой.

Герцог согласно кивнул, хотя понимал, что до столицы очень далеко и, скорее всего, они отправятся в лагерь, но сейчас не важно было куда — лишь бы они оба не уходили. Душа металась в разные стороны, отбрасывая и нагромождая сомнения.

Алонсо сопровождал короля и его двух фаворитов до лагеря в числе элитных гвардейцев, особо приближённых к Фернандо, но он пока не знал в каком именно качестве. Легрэ пару раз благодарно улыбнулся ему, но Эдвин изо всех сил старался не замечать этого, а когда они, наконец, прибыли в лагерь, вообще старался не попадаться на глаза.

Устроив герцога в своем шатре, король решил пойти посмотреть на странного пленника.

— Луис, — Фернандо присел около мальчика, — мне нужно еще с кое-какими делами разобраться. Побудь здесь с Кристианом, я скоро вернусь.

Луис кивнул и плотнее закутался в покрывало, так как сильно мерз. Он еще не верил, что находится в безопасности, что все закончилось, и теперь прижался к барону, словно боялся хоть на секунду оставаться один.

Монарх наклонился к мальчику и нежно поцеловал. Выйдя из шатра, скрипнул зубами — счет к Ксанте все возрастал и возрастал. С силой проведя по лицу ладонями, чуть сбросил свой гнев — нужен был ясный ум.

Захваченные находились в центре росшего прямо на глазах лагеря — один за другим вырастали шатры, устраивались кострища для приготовления еды, отовсюду слышались покрикивания десятников, в воздухе появлялся первый запах горящих дров и готовящейся каши. Фернандо шел и улыбался знакомой и успокаивающей суматохе. Он любил такие моменты — когда все закончено, когда жизнь вливается колонной суетливых мурашек обратно в свое нормальное русло. Пусть оно будет другое, но — нормальное.

Подойдя к связанным пленникам, король принялся их внимательно разглядывать, обходя по кругу. И вдруг как будто споткнулся и сделал шаг вперед, не веря своим глазам. Неужели?.. Так просто... Радостная улыбка искалечила его лицо, превращая во что-то страшное.

Ксанте в ответ не улыбался.

— Дьявол явился, — только констатировал он спокойно. — Много приспешников собрал.

Король приказал жестом вывести пленника из круга и подвести поближе.

— Инквизитор... — странно, но радости в голосе Фернандо не было, в отличие от выражения лица. Скорее — ожидание. Настороженность. Предвкушение. — Даже старый волк может попасть в западню, не так ли? — Монарх провел пальцами по щеке церковника. Почти любовный жест.

— Ты любишь касаться своих жертв, дьявол, они беззащитны и перед твоей лаской, и перед жестокостью, — холодный тон Ксанте не выражал ни страха, ни гнева — он видел дьявола во всей его красе, и тому ни к чему было скрываться перед инквизитором. — Значит так должно свершиться судьбе...

— Судьбе? — улыбка монарха стала веселым и ласковым оскалом. — Не богу?

— Вы никогда не поймете разницы, Фернандо, — усмехнулся инквизитор. — До самой вашей смерти вы останетесь монархом с экстравагантным мышлением, одержимым страстями. Но не больше.

— Вы изменились, инквизитор, — и веселость, и радость пропали с лица короля как по мановению волшебной руки. — Мне жаль, — тьма горела искренностью.

— А вы нисколько. Все то же ослиное упрямство и желание пойти против Бога, лишь бы дьяволу нравилось. — Ксанте презрительно окинул Фернандо взглядом. — Вы скатываете в ничто труды церкви и просвещения, пользуясь военными разработками арабов, а сами стяжаете распутство и похоть.

— Положим, не арабов, а вашей любимой церкви, — опять радостно улыбнулся монарх. — Скажите мне что-нибудь новое. А то это все я уже слышал.

По взмаху руки все гвардейцы отошли на несколько шагов, образовав круг, в центре которого остались только король и инквизитор.

— Заблуждаетесь. Вы должны бы знать, что первую катапульту привезли арабы и в книгах есть ее конструкция. Вы часто посещаете библиотеки, где хранятся шедевры, о которых не следует знать простым людям. И теперь Церковь — единственный институт, который объединяет многие государства. А вы, короли, обязаны подчиняться ее воле, — тихо сказал Ксанте, оставаясь на месте.

— Первые катапульты мне не интересны уже, — темный огонь горел во взгляде Фернандо. — А вот то, что делаете вы, святоши, волки, прикидывающиеся овцами — очень даже. И я в угоду церкви притворяться никем не собираюсь. У вас и так слишком много власти. Хотите решать вообще за всех людей, проводники божьи? Вам положено только помогать людям, разъясняя ваши запутанные книги и постулаты, а вы хотите захапать себе и души, и тела, забывая о чем вам говорил ваш же бог.

— Побойтесь Бога, Фернандо. Вы не король бы были, если бы я не подписал ту бумагу. Ваша болезнь прогрессирует, и сами вы это прекрасно знаете. Несколько лет, и вы закончите жизнь, как и ваш дядька, который голым бегал по улицам. — Ксанте покачал головой. — Я должен был поставить вашего двоюродного дядю на трон в тот злополучный год, но отказался от этой идеи, потому что увидел в вас ум и ясность мышления. И это было только начало пути, который мы прошли вместе.

Фернандо тонко улыбнулся.

— Несколько лет — это так много. Я успею воспитать и преемника, и детей, которые продолжат мое дело. И если бы не вы, я не был бы таким, признаю. Но вы сможете меня убедить, что то, что вы сделали — благо для меня? Для моего королевства — да, я все-таки получше буду этой старой марионетки. А для меня? — разговор постепенно превращался в противоборство взглядов, фраз, мыслей, разжигая в короле многое из похороненного ранее.

— Пока я видел жалкого воителя, пользующегося чужими мыслями и умениями. Вы воин, Фернандо, но вы не боец. Вы палач, но не виртуоз. Вы серединка на половинку. И все, что вы можете придумать мне лично в отместку — это ваши слабости.

Король чуть не рассмеялся в открытую.

— Инквизитор, да вы шутник. Я не буду вам мстить. Мне это неинтересно. Да и мысли ваши, как бы это сказать... — монарх покрутил пальцами, якобы в раздумье. — Скажем просто — пока тоже неинтересные.

— Презабавно, Фернандо, вы говорите. Что же, тогда позвольте мне забрать своего сына и покинуть порт, раз все так складывается удачно.

— А кто вам сказал, что я вас отпущу? — рассеянно полюбопытствовал король.

— Вы так непостоянны, — засмеялся инквизитор. — Ну, что же, я посмотрю, как вы будете справляться с ситуацией и прибывающим к вам северным Ярлом. А еще с вашим братом-бастардом и его незаконными наследниками, а еще с войной, которую затеваете сами, а еще с Римом.

— Я полностью логичен, — откликнулся Фернандо, все внимательнее рассматривая группу, вместе с которой захватили Ксанте. — Я не собираюсь вам мстить, о чем сказал. Но это не подразумевает то, что я вас отпущу. Убить вон того! — громким голосом скомандовал, указывая на одного из захваченных. — Так что там насчет наследников моего брата? — опять повернулся к инквизитору. За спиной монарха послышался жалобный вскрик, перетекший в затихающие булькающие звуки.

— Я привык к смертям, мой любезный дьявол, — Ксанте не среагировал на крик. — Вы сами будете разбираться с политикой. Вы же показываете себя достаточно умным королем?

— Инквизитор, это не было представлением для вас, не обольщайтесь. Этот человек почти освободился. — Фернандо внимательно наблюдал за Ксанте. — Где бастард моего брата?

— Без малейшего представления. Я знаю части. Неужели вы думаете, что я работаю один. Церковь — это система, — Ксанте усмехнулся. — Но я могу сказать, что неделю назад он поехал в сторону франкской границы в районе Валонь.

— Значит, вы мне больше не нужны, — равнодушно бросил Фернандо. — Вы официально мертвы — претензий со стороны Рима я не получу. Доказательств, что у моего отца был бастард, нет. Доказательств, что этот некто имеет детей, тоже нет. Ярл приедет — дружески пообщаемся, тем более что кое-какие вопросы как раз пора решать. Все, что вы сказали — блеф, туман на воде. Вы можете мне предложить причину, по которой вы должны остаться живы?

— Для Рима? Милый Фернандо, вы хотите убить меня так отчаянно, что для вас все будет блефом, а Ярл едет не с добрыми намерениями. И вот тогда жаль, что я не поучаствую в зарождающейся большой войне, — улыбнулся Ксанте. — Хотя для меня важнее душа моего сына, чем игры Церкви.

— Душа вашего сына моя, и вы это знаете. Потому так и обращаетесь с ним, как зверь, — глаза Фернандо темнели все больше и больше. Он обошел вокруг церковника, проверяя как тот связан, и, подхватив под руку, повел к ближайшему шатру. По пути негромко приказал убить всех из захваченного отряда, благо оставалось всего пять человек, и как можно быстрее избавиться от трупов.

— Теперь поговорим по-другому, — Фернандо толкнул инквизитора к тюкам, сваленным грудой в углу. — Да, я убью вас, но не ради мести, не нужно махать перед мной словами, на которые купится только простачок. И то, чем вы сейчас пытались угрожать, не страшно. У вас ведь нет полной информации о взаимоотношениях в моей, — холодно усмехнулся, — семье. Еще раз — где бастард моего брата? — король равнодушной глыбой возвышался над сидящим церковником.

— Не скажу, — Ксанте забавлялся гневом дьявола, бессильного и такого умилительного в своем превосходстве.

— Вы оправдали мои ожидания, инквизитор. Что ж, проверим, оправдаете ли дальше, — в руках короля оказался узкий кинжал и он, не раздумывая, не открывая взгляда от лица человека, чуть не сломавшего его мальчика, воткнул острое железо в коленную чашечку церковника.

Ксанте вскрикнул коротко и злобно, лицо его потемнело. А в следующую секунду бросился на короля в яростном рывке и впился зубами чуть выше брони у основания шеи.

Фернандо в первый момент дернулся — от неожиданности, от темноты, на секунду разлившейся перед глазами, еще больше разрывая укус, который изначально не был страшным. В следующий момент включились рефлексы и через секунду церковник лежал на земле без сознания, а король зажимал рваную рану на шее, из которой текла кровь, благодаря неизвестно кого за то, что ни артерия, ни гортань не задеты. Но голова начала кружиться, и монарх быстро пошел на выход. Нужен лекарь. Немедленно. Откинув полог, он сделал еще два шага и, потеряв сознание, упал прямо под ноги стоявшему в ступоре Алонсо.

* * *

Кристиан приказал принести воды для умывания и еды. Потом подошел к герцогу и взялся за шнуры его рубахи.

— Давай я тебя переодену в чистую одежду. Твоя совсем запылилась.

— Да, я сам, — невероятное смущение держало Сильвурсонни в крепких тисках, а в голове отдавался голос отца, что показывать свое тело — это великий грех. — Я все сам сделаю, — он инстинктивно дернул рубаху обратно.

Легрэ замер с застывшими в воздухе пальцами, изумленно моргнул.

— Почему?

— Ну, я... — герцог оглянулся и подхватил рубаху. — Я все сам сделаю, — щеки вспыхнули, а в кончиках пальцев застучала кровь. — Я сейчас быстро умоюсь... Ты тоже... Тебе следует умыться и отдохнуть.

Легрэ кивнул.

— Хорошо. Как скажешь. Я тебя один раз уже неволил поступать в угоду мне и желаниям. Теперь не стану. Решай сам, что тебе нужно на самом деле, и кто тебе нужен.

Луис кивнул и пошел к котлам, чтобы смыть с лица грязь, а затем присел, чтобы переодеться, прячась за тюками. Он больше не станет порождать похоть в других. Он слишком дерзок и... нужно становиться иным, искупать грехи.

Легрэ умылся и приготовил для них ужин, постелил для Луиса постель.

— Мне лечь отдельно? — спросил он, с болью глядя на юношу.

Юноша, что покинул свое укрытие и теперь переоделся в рубаху, присел на тюки.

— Ты ложись, — он сцепил за спиной руки и не приближался. "Мой синеглазый ангел. Теперь нельзя. Все слишком далеко зашло. И так нужно всем". — Я пока тут, на мешках устроюсь.

Легрэ со вздохом потянул блио прочь, потом доспехи и котту, оставшись нагим, он сел на постель, внимательный взгляд устремился на юношу. — Разомнешь мне плечи?

Луис опасался приближаться к мужчине, боясь своих реакций и нового греха. Достаточно уже поводов, чтобы посадили на стул для мужеложецев. Но все же сделал несколько шагов и, встав сзади, прошелся ладонями по плечам.

Кристиан замер под ласковыми руками любимого, прикрыв глаза и моля про себя, чтобы все это было не в последний раз.

— Луис, как думаешь, что есть Бог?

Cильвурсонни на мгновение остановился, глядя на всполохи огня и глотая горечь понимания, что стал заложником любви.

— Бог — это заложник, пленник, — вдруг пробормотал он, не понимая, что говорит вслух. А потом вдруг очнулся: — Бог есть любовь, — добавил заученно.

— Я всегда считал его немного странным, и совсем не понимал. — Легрэ немного повернул голову в бок, не встречаясь с Луисом взглядом. — Пока я был в монастыре, было так. Я не верил Богу и не умел любить. А потом он прислал мне тебя. Сначала я думал, что он наказал меня тобой за все мои бесчисленные грехи и преступления. Я, человек, который убивал не моргнув глазом, связавшись с мальчишкой вдруг начал меняться. И когда любовь коснулась моего сердца, мне расхотелось зверствовать и убивать, я стал лучше относиться к людям и учиться жить по совести. Это чего-то стоит в глазах нашего Бога, как думаешь?

— Да, конечно, — согласился Луис. — Любовь делает людей иными. И если любят, то милосердны к другим.

— Все мы заложники любви, Луис, — Кристиан повернулся к юноше и нежно коснулся ладонью его щеки. — Все мы грешны. Без исключения. Но посмотри, разве не изменился Фернандо, разве не перестал устраивать свои безумные игры, убивая в подземельях невиновных случайных людей. Ксанте называет его Дьяволом, но разве имеет право один человек судить другого и решать, в чем он грешен. Инквизиция загубила больше людей, чем последняя из войн. Инквизиция замучила сотни невинных жизней и сколько еще загубит. Не этим людям судить нас и выносить нам приговоры. Они ничем не лучше.

— Главное, что думаю я... — Луис покачал головой, а сам увидел вдруг, как падает вниз, в бездну, где уже никогда не оправдается ни перед Богом, ни перед дьяволом. — Я грешен. И Ксанте здесь ни при чем.

— Я это и хотел услышать, — Кристиан погладил Луиса по волосам. — Это совсем другой разговор. А теперь, любовь моя, скажи мне, почему ты принял такое решение именно сейчас?

Как же было стыдно отвечать, как вообще невыносимо произносить слова.

— Я ехал на казнь. — Луис вдруг опять задрожал. — Придет другой инквизитор, и все повторится...

— Не исключено. Ты боишься?

Герцог кивнул робко.