Небо шамана. 3 часть

Конечно, Фалеев мне до конца не поверил и правильно сделал. Но я так глухо включил "дурака", что и доказать он ничего не смог, хотя старательно мурыжил меня своими вопросами и попытками поймать меня на нестыковках. Ну, были нестыковки, куда же без них, но я ведь дуриком, если что — "не знаю" и "не понимаю", потому как простой лётчик и в их ваших эмпиреях не разбираюсь ни разу, а в остальном просто повезло! А как страшные клыки увидел, так вообще, чуть от страха не обделался! На каком языке хотел с бароном говорить, когда шёл к нему? Так вот об этом совсем как-то не подумал, переводчика снаружи оставил, а он, гад такой, даже и говорить со мной не стал, сразу убивать начал, вот такой невоспитанный негодяй оказался. А ещё аристократ называется. И когда я Василия Ивановича уже совсем заколебал, и он смирился с тем, что от меня никакого толка. Он немного проговорился, что когда судмедэксперты тело барона вскрывать начали, так такой визг подняли, что срочно пришлось замок заново осматривать. А там оказался отдельный подвал, куда вёл тайный ход и там останки многочисленных человеческих жертв, и следы каких-то ритуалов, а ещё целая галерея, где захоронены многочисленные останки таких же существ, как и сам барон. Словом, там теперь целая компания исследователей всё обнаруженное будет изучать долго и величественно. И что я такой дурак, вот не спешил бы и оставил барона живым, наверняка бы прославился, может даже на весь мир...

Ага! Про себя сижу и думаю. Оно мне нужно? Барон бы молчать не стал, и ещё неизвестно сумели бы вы его удержать, если бы он помирать передумал. И из вредности бы он меня точно сдал по самое "не могу", что я древний магический язык почему-то знаю. И мне только не хватает рассказывать, откуда я его знаю и как меня в чужое тело перенесло. Тут если решат, что я чего-то таким образом скрыть пытаюсь, то станут выяснять и выбивать информацию до упора. А если решат, что у меня с головой не слишком хорошо, то в психушку упакуют. Так, что свои сказки про мировую известность вы, товарищ контрразведчик, кому другому рассказывайте, а я лучше тут в сторонке на табуреточке посижу, у меня жена молодая и красивая недавно сына родила, они меня ждут, и я по ним скучаю...

* — Это самое слабое по степени бронирования место Тирпица, где толщина бронирования от восьми до двенадцати сантиметров (есть в паре мест более тонкие траверсы 60 мм, но это не существенно). Формально, при идеальном попадании — перпендикулярно поверхности кумулятивная струя ПТАБ прожигает 100 мм брони, то есть не самые бронированные участки бомба прожечь сможет, но вероятность такого попадания и то, что позади брони окажутся горючие и взрывчатые вещества, которые загорятся и сдетонируют практически нет. Ведь и при попадании в танк бомба не выводит его из строя. Да, если прожгло броню, то внутри танка происходит мощные термо— и бароудары, которые могут убить, но есть шанс и пережить их, если повезёт. Но в танке очень мало места из-за этого его компоновка такая плотная, что просто свободного пространства почти нет. Поэтому вероятность того, что за пробитой бронёй окажется какой-либо боеприпас или горючие материалы достаточно высока, а устойчивость снаряда в гильзе к воздействию даже ослабленной кумулятивной струи очень маленькая. Поэтому почти гарантировано любой боеприпас воспламенится и сдетонирует, а горючие материалы и топливо загорятся, что в итоге тоже приведёт к детонации боекомплекта. Но корабль — это не танк и даже если пробьёт тонкую броню в нескольких местах, то это едва ли станет фатальным для махины в полсотни тысяч тонн водоизмещения.

**— Подлинные данные из РИ.

— Ларионов — разработчик ПТАБ. В кумулятивных бомбах ПТАБ — 2,5— 1,5 использовано взрывчатое вещество ТГА (тротил-гексоген-алюминиевый состав или "морская смесь") 630 гр, которое имеет коэффициент к тротилу около 0,7, то есть такой заряд примерно эквивалентен взрыву килограмма тротила. К слову, уже через полгода от начала выпуска бомбы стали снаряжаться осколочными рубашками толщиной 1,5 мм с насечкой, для усиления действия против живой силы.

— Нам всем привычна форма гранёного бронебойного или лепесткового ромбовидного наконечника арбалетного болта. Но для охоты или против не защищённого доспехами противника гораздо эффективнее применять наконечники вроде охотничьих "срезней". Эти плоские с заточенными кромками наконечники часто делают несимметричными, чтобы при попадании они, смещаясь, нанесли более широкую рану, которая обеспечит жертве тяжёлую кровопотерю. Даже без повреждения крупных сосудов из раны мышечного массива порой течёт как из средней артерии. А классические бронебойные наконечники, конечно, проникают глубоко и броню прошивают, только при попадании, при котором не повреждены кости, крупные сосуды или другие жизненно важные органы раненый таким болтом и убежать может, и убежать гораздо дальше, чем ослабевший от обильного кровотечения после попадания срезня.

Само собой, что наш славный гвардейский и прочее, и прочее, полк не оставили в тылу и мы вместе со многими другими тридцать первого мая, меньше чем через три месяца после разгрома Германии, после могучей артподготовки двинули на укрепления оборонительных порядков Квантунской армии. Мы были в самой восточной группе и наступали в районе гор Сихотэ-Алиня от Владивостока в сторону Кореи. К этой операции или войне на Востоке нас так натаскивали и готовили, просто жуть. Сделали упор на восстановление исторической справедливости. Привезли прямо из типографии книги "Порт-Артур" и "Цусима", комиссар и комсорги проводили политинформации, к слову довольно интересные, а не пересказы передовиц "Правды" и "Красной Звезды", о событиях русско-японской войны сорокалетней давности. Перебросили на Дальний Восток по железной дороге лучшие части, в числе первых те, которые штурмовали Берлин. Нам выдали новые самолёты, которые нас ждали на месте, правда у меня единственного остался мой старый "Воронёнок", который я менять отказался, только мотор новый форсированный выправил и установил. И наверно самое большое внимание привлекал к себе даже не сам самолёт, а уже давно для нас привычное чучело "Никифора" в кабине стрелка и покорябанный деревянный макет его пулемёта. Впрочем, как только это чучело не называли, и переделывать его пришлось несколько раз, но вот прижился, в конце концов "Никифор". Наши издевались над случайными зрителями, что это у нас такой специальный секретный самолёт, в нём и в кабине нет лётчика, туда тоже сажают только другое специальное чучело, а управляют самолётом по радио, чтобы меньше потерь среди лётчиков было, и ведь многие верили. А с перевозкой "Воронёнка" мне пришлось побегать. Все ехали по-королевски в плацкартных вагонах и могли спокойно наслаждаться дорогой и непритязательными дорожными удовольствиями. Только мы с Валей Комоловым на каждом полустанке мотались поглядеть на нашу машину, которая под брезентом обложенная тюками соломы ехала на прицепленной платформе в конце состава.

Словом, готовились мы, готовились, а потом оказалось, что у японцев почти вся ПВО — это пулемёты винтовочного калибра, которые нашим машинам ничего сделать не могут, да и мало её совсем. И уж точно они не представляли себе, что такое, когда передовые позиции накрывает залп пары дивизионов наших "Катюш" или что почти одно и то же, когда несколько эскадрилий штурмовиков послойно накрывают передовые позиции ковром кумулятивных ПТАБов. На позициях после такого дезориентированные чудом в этом аду выжившие единичные японские солдаты просто разбредались с рубежа обороны во все стороны, часто выходили прямо к нашим позициям уже сошедшие с ума. И если первые дни по ним открывали огонь, то скоро разобрались и стали их брать в плен без стрельбы.

Про плотные танковые колонны, которые японцы начали выдвигать к атакованным рубежам обороны наверно можно даже не говорить. Когда два звена наших машин сжигают полностью полковую танковую колонну, чего у нас даже под Курском не было, там хорошо если танковый батальон удалось подловить всем полком. А после приказа о запрете плотных колонн о такой удаче в отношении немецких войск можно было только мечтать. Про смешные японские танки, больше всего похожие на наши довоенные БэТэшки с малокалиберными пушечками в угловатых башенках, я вообще не говорю. А на них шли наши закалённые в боях длинноствольные "Тридцатьчетвёрки" и "ИСы" с острыми щучьими носами превосходящие даже хвалёные немецкие "Тигры". Про наши самоходки "Зверобои" с пушками по пять-шесть дюймов можно даже не вспоминать, им тут соперников не было, пожалуй, кроме большого количества смертников, которые с минами в руках бросались прямо под наши танки и машины.

В первые дни на нас пыталась навалиться японская и маньчжурская авиация, тут оказывается и такая имелась. Причём часть маньчжуров воевала против японцев, а часть за них. Первые на наших "чайках" и "ишачках", а другие на японских "Зеро" или как там их ещё. От японцев маньчжуров отличали только знаки на хвостах и крыльях. Только наш полк записал на свой счёт двенадцать подтверждённых сбитых, хотя реально только мы с Цыгановым свалили штук по двадцать. Да и не мудрено это было, когда они лезли на нас без манёвров и изысков прямо в лоб, а тут встречали сметающий всё залп наших штурмовиков. Однажды так и получилось, когда на нас кинулось больше эскадрильи, десятка полтора японских машин, а мы летели работать укреплённый район всем полком. Цыганов отдал непривычный приказ "Всем разворот влево разом! Пошли! Атакуем японские истребители!", могу себе представить изумление японских лётчиков, когда они летели вершить высшую самурайскую справедливость и карать наглых гайдзинов, а тут мирно летевший колонной строй жертвенных самолётов разом разворачивается и атакует, и не просто атакует, а практически сметает всех страшным по мощности пушечно-пулемётным залпом. Ещё удивила форма этих истребителей с крыльями обратной стреловидности. Издалека этот силуэт воспринимался как неправильная растопырка, словно он выставил раскинутые руки и упирается, мол, не хочет он никуда лететь. Наверно и не хотели лететь, потому, что с неба их сносили даже единичные попадания наших пушек, похоже тут в небе ещё господствовали пулемёты. В последующие дни наши истребители отловили ещё несколько десятков последних и после этого японцев и японских маньчжуров в небе мы не видели. А каково было наше удивление, когда по итогам всей этой кампании в полку оказалось, потеряно только две машины и обе по техническим причинам. Оба сумели потеряться в местном тумане, который иногда неожиданно сползает с гор и им пришлось садиться на вынужденную с сухими баками не найдя в тумане наш аэродром. По итогам этой кампании полк даже не наградили очередным орденом, которых у полка уже четыре. Впрочем, никто не жаловался, погибать после победы над Германией не хотелось никому, а тут мимоходом разбабахали Японию и поставили окончательную жирную точку в войне.

А после этого была снова суетливая дорога домой. Хотя, по поводу "Домой", поспорить можно. Тут такие расстояния, что мы только в самом конце перелетели ближе к Сеулу и Чемульпо. С новой площадки не сделали ни одного боевого вылета, только произвели облёт и знакомство с районом. Зато мы, правда, только сверху, поглядели на место, где наш героический крейсер "Варяг" и канонерская лодка "Кореец" приняли свой последний бой. И не переставало удивлять, что на таком небольшом расстоянии такая разная погода и природа. Когда в конце мая мы были во Владивостоке, там ещё чувствовалась весна, пусть уже её конец, но ещё была весна, а не лето. А здесь уже окончательное лето и духота, в которой как в парилке истекаешь потом, и больше всего хочется забиться в какой-нибудь тенистый уголок и накрыть голову прохладным мокрым полотенцем. А ведь мы всего лишь перелетели горы Сихоте-Алиня и корейские горы на севере полуострова. Есть корейскую еду могут наверно только местные жители, которым наверно очень нравится пожар во рту и горле во время еды. Наши злые языки предположили, что у корейцев потому и глаза узкие, что привыкли от такой еды жмуриться. Потому, что без гримас есть это жутко острое и кислое называемое едой точно невозможно, тем более ещё при этом воевать с палочками, которыми у них даже маленькие детишки так ловко управляются, что начинаешь с сомнением смотреть на собственные кривые пальцы. Но окончательно добило местное угощение из жареных личинок шелкопряда, здоровенные с фалангу пальца обжаренные в масле гусеницы со странным запахом. Довольно милые совсем молоденькие улыбчивые непонятно что чирикающие девчушки поднесли нам их, когда мы заехали однажды в небольшой городок. И наверно, чтобы показать, что всё это съедобно и не отравлено, они, не переставая улыбаться, каждая отправила в рот по парочке штук и начали этими личинками радостно хрумкать, кто-то из ребят не удержал завтрак в желудке и выплеснул, едва успев отскочить за ближайший угол. Потрясающе бедная и необычная страна. Такой Корея нам и запомнилась, но мы её и не видели толком, ведь с высоты всё видится совсем не так, как на земле. Впрочем, мы уже привыкли. В Германии и Польше ведь так же было. Может поэтому нас называют армейской аристократией, ведь те ужасы войны, которые встречает на земле с каждым своим шагом рядовой пехотинец, нам не видны. Даже места нашего расположения успевают проверить и привести в порядок. В общем, кому что, а мы сверху...

В СССР мы оказались почти сразу. То есть, СССР пришёл вместе с нами, ведь улетали мы уже из Корейской ССР. А вот потом долгая дорога через всю страну по бесконечному Транссибу — это впечатлило. Даже скорые пассажирские поезда от Владивостока до Москвы идут почти две недели. Оба раза, когда мы проезжали Красноярск, к поезду приезжала с уже подросшим сыном Елена Борисовна — жена нашего гвардии подполковника Гамбузова Николая Ильича, и как наш комиссар нервничал в ожидании жены с сыном, просто не описать. А уж как он потом сутки ходил, ничего не замечая — отдельная история. Его даже подкалывать не хотелось, такой у мужика был счастливый дурашливый взгляд. Нас вернули на запад и расквартировали в Польше, неподалёку от Кракова на построенном немцами аэродроме с качественной, совершенно не пострадавшей от бомбёжек бетонной ВПП. А в полк стали поступать новые машины "Ил-десять", фактически те же самые штурмовики, как и были раньше, только уже обшитые дюралем, а не многослойным шпоном. Вроде бы с более мощным и качественным мотором, а в остальном почти не отличающиеся от наших старичков. Из старых машин в полку остался теперь только мой "Воронёнок", который умудрился прокатиться на поезде на расстояние не меньше половины экватора (больше десяти тысяч километров только в одну сторону) и который на балансе полка не стоит, как купленный мною за свои деньги. И что вообще с ним теперь делать, когда весь полк пересаживается на новые машины, никто не знает. Уже когда я через год уехал после увольнения в запас, наконец, кто-то принял умное решение, направить его в распоряжение командования Сталинградского лётного училища для установки в качестве памятника. Фактически "Воронёнок" не слишком далеко от Сталинграда и начинал свой боевой путь, а наш полк был в числе отличившихся и отмеченных именно в битве на Волге. Забегая немного вперёд, скажу, что это решение неизвестного начальника в будущем предопределило место ежегодных встреч моих однополчан, когда в день Победы мы стали собираться, чтобы вспомнить войну и тех, кто не дошёл до нашей Победы.