Три Заряницы

* * *

Прохор глядел на девушку и думал, какая странная у него вышла жизнь. Столько всего в ней было, а главного не случилось. Чего только не изведал, какие хочешь женщины были, удовольствия разные, иным даже не ведомые, а светлого почти и ничего. На миг перед глазами встала красивая молодая женщина с ясными как небо глазами и светлой косой, и он мотнул головой, отгоняя наваждение.

Нельзя про неё думать, — приказал себе. — Нет её... умерла, — впервые признал очевидное и еще пристальней посмотрел на живую копию, что сидела перед ним, одетая уже в свой сарафан и тут же пообещал себе, что завтра сколько хочешь её этих сарафанов нашить прикажет, чтоб только купленное этим уродом, не носила.

Ягодка моя, — сердце зашлось от нежности и сразу же сжалось от обиды — девушка отвернулась, как только заметила его взгляд. — Волченок неблагодарный, — насупил брови. — Знала бы, чего ему стоило отпустить её сегодня, а она не на него, а на байстрюка этого глядит, — потянулся за кубком с вином и взгляд упал на морщинистую руку с узловатыми пальцами.

Сука все-таки Мара, за столько лет службы могла бы хоть однажды его молодым да красивым сделать, — злость на подлую хозяйку вскипела в душе.

Дохлятина тухлая! Ну ничего, в этот раз по-моему будет. В этот раз я своё счастье никому не уступлю.

— Готово, хозяин, — в двери низко поклонилась служанка и колдун встал из-за стола. В последний раз бросил взгляд на так и не обернувшуюся девушку и велел оставшимся в светелке служанкам.

— Головой отвечаете!

Вышел из терема и повернул в сторону накрытого куполом капища.

Пока его не было, святилище отмыли и проветрили, чтоб и духу Велькиного не осталось. Но, чтобы окончательно сбить Мару со следа, он подошел к служанке, что сидела тут же на цепи, к которой еще несколько часов назад был прикован княжич, и вытащил из-за пояса костяной нож.

Та заорала, пытаясь отползти от него, но цепь не позволила.

— Вой, вой, сучка, Мара быстрей прибежит, — девушка задохнулась от ужаса, а колдун приблизил к ней своё лицо. — Думала, тварь, я не узнаю, из-за кого жена моя порезалась?

Служанка заплакала, а он толкнув ее на замлю, придавив коленом руку, и полоснул по запястью ножом, подставляя под брызнувшую кровь миску. Когда крови набралось до краев и женщина уже больше не дергалась, встал и кивнул слуге на ведро с водой.

— Окатишь ее, когда я уйду и цепь можешь снять. Маре больше живая дичь нравится, чтоб дергалась и убежать пыталась.

Слуга, который изо всех сил крепился, чтоб не выказать страха, кивнул и протянул ему сплетенную из травы кисть, но рука так предательски дрожала, что Прохор поморщился.

Эх, Ямат, Ямат, — колдун в очередной раз пожалел, что подлый и безжалостный к чужим страданиям раб сбежал, и, окунув кисть в кровь, начал щедро кропить всё вокруг себя.

— Вот так, теперь пусть попробует унюхать, — в последний раз брызнул кровью в костер и вышел из капища.

* * *

Щеки у Леды горели. За сегодняшний день она столько рыдала, сколько не плакала наверное за всю свою жизнь. И даже сейчас слёзы всё еще бежали по щекам, оставляя жгучие дорожки на грязных щеках.

Подлая Кукоба словно удовольствие испытывала, измываясь над её горем и всячески унижая, а Леда, как ни злилась, как не хотела рот мерзкой бабе заткнуть, а нутром чуяла, что нельзя ей себя выдавать. Было что-то такое в глазах тюремщицы, что пугало и наводило на мысль, что ничем хорошим это для неё не закончится.

— Чего застыла? Поворачивайся живей! — Кукоба разворошила длинной рогатиной угли в печи и вытащила чугунок с кашей, приправленной жареным салом и луком. — С минуты на минуту Ямат воротится.

Леда, что вытирала полотенцем ложки, бросила на хозяйку полный злобы взгляд, но промолчала. За сегодняшний день Кукоба уже раз десять говорила ей эту фразу и ещё чаще бегала к воротам, выглядывать подельника с обещанными деньгами, а он всё не ехал.

Разжиться за мой счет хочет, — догадалась княжна. — Ну, погоди, тварюка, отец узнает, как вы со мной, в глотку вам это золото зальет, — бросила на стол перетертые ложки и подошла к печи, где Кукоба как раз пробовала кашу на соль.

— Мне тоже каши плесни, — потянулась за глиняной плошкой, в которой дымилась ароматная еда, но вместо этого получила измазанной ложкой по пальцам.

— Куда?! Губа не дура. Жрать хочешь — вон, вчерашние щи подъешь, — выхватила у неё из под носа плошку и запихнула полную ложку каши в рот, причмокивая, прищуриваясь и дразнясь над ней.

— Да ты... Да ты... Да ты с ума сдурела! — не выдержала Леда, что после трехдневной голодовки никак не могла отъестся и тем более выдержать такой раздражающе вкусный запах, что шел от жареного сала. — Отец тебя со свету сживет! Да ты понимаешь, кого бьешь?! — вцепилась в плошку и изо всей силы дернула на себя. Горячая каша вылетела из миски и залепила Кукобе в глаз. Баба взвыла и метнулась в угол к ведру с водой, а Леда тем временем набросилась на кашу, обжигаясь, но всё равно радостно и жадно глотая горячее варево.

— Сучка! — в голову ей полетел веник и Леда едва успела присесть, уворачиваячь от удара. Веник шмякнулся о печку и полетел прямо в чугунок, сбивая его и опрокидывая на пол. Раздался звук бьющейся посуды и довольная Жучка кинулась подъедать кашу с пола.

Глава 21

Прохор вышел и Велька быстро обернулся ко мне, и даже рот раскрыл, чтоб что-то сказать, но тут заметил застывшую за спиной в шаге от нас служанку и запнулся.

— Что, Веля? — вопросительно взглянула на него и обернулась к настороженно глядящей на нас женщине.

— Отойди, пожалуйста. Видишь, он тебя стесняется, — попросила её, но та отрицательно покачала головой.

— Хозяин велел глаз с Вас не спускать.

— Так не спускай. Оттого, что ты на пару шагов отойдёшь, я никуда не денусь.

Та нерешительно пожала плечами и посмотрела на вторую служанку, что как раз уносила так и не тронутую мной миску со щами.

— Нельзя.

— Ладно. Тогда чаю мне принеси, я есть не хочу, — подождала пару секунд, пока она оглядываясь шла к двери, и быстро наклонилась к княжичу.

— Что?

— Дядя жив! — шепнул мне в самое ухо Велька, и земля уплыла из-под ног.

— Луша! Луша! Очнись!

Очнулась от того, что Велька тряс меня за руку, а служанки в лицо брызгали.

— Боже, что за напасть такая? Очнись, очнись, — плакали они, тормоша меня за плечо. — Если не нас, то братца своего пожалей, убьет его хозяин из-за тебя.

Я открыла глаза и женщины кинулись усаживать меня на лавку.

— Воды подай, — велела та, что, видимо, была за главную и вторая протянула мне ковшик. Я сделала несколько глотков и перевела взгляд на княжича.

— Веля, подойди, — позвала его и, высвободившись из рук прислужниц, притянула к себе и порывисто обняла. — Велечка, ты правду сказал? Ты не ошибся? — заглянула ему в глаза и дышать перестала, так боялась, что он сейчас совсем другое скажет.

— Правду, не плачь, — обнял меня в ответ и шепнул. — Он уставший и не бритый был, я его таким никогда не видел, так что не показалось.

Руки разжались и, выпустив мальчишку, я закрыла лицо и заплакала. С меня такой груз свалился, такой ужас, что я при всем желании не могла больше спокойной оставаться.

— Что он сказал тебе, что?

Служанки набросились на меняс расспросами, а я изо всех сил в руки взять себя пыталась, но в голове только одна мысль была, что Стас выжил!

Не знаю как, не понимаю каким чудом, но выжил! — а в то, что княжич не соврал, поверила сразу и безоговорочно, и когда служанки начали тянуть его к дверям, словно обезумевшая набросилась на них и снова прижала его к себе.

Господи, — молилась так горячо, как никогда в жизни. — Пусть то, что он сказал, правдой окажется. Пусть ему, в самом деле, все это не показалось. Я не переживу такое ещё раз. Или, если хочешь убить, убей обоих. Только не отнимай его у меня больше. Пожалуйста, не отнимай!

— Истерика у ней просто! — догадалась одна из прислужниц. — Вина ей дать надо.

Ее подруга кинулась к кувшинчику на столе и плеснула в чарку темно-вишнёвой жидкости и вдвоем они заставили меня выпить терпкое, сладкое вино, больше проливая на сарафан, чем в рот.

Наконец я сумела взять себя в руки и, несколько раз судорожно вздохнув, села на лавку, и откинулась спиной на стенку позади.

— Что он сказал тебе? — принялась снова расспрашивать меня старшая из прислужниц, пока я не выдержала и гаркнула на неё.

— Тебе какое дело?! Кто ты такая, чтоб допросы мне устраивать?! — и растерялась, оттого, как сильно она испугалась.

— Простите, барыня! Не со зла я, — упала мне в ноги ставшая совсем белой прислужница, — просто переживаю, что хозяину скажу.

— Извини, я не хотела кричать, — мне стало стыдно, что так испугала её.

На лестнице раздались шаги и спустя несколько секунд дверь распахнулась и колдун переступил порог. Мгновение разглядывал моё заплаканное лицо и запачканный пролитым вином сарафан, и набросился на челядь.

— Что случилось?! Отчего слёзы? Что с ней?

— Прохор! — вскочила я и кинулась вперед, когда он руку для удара занёс и сама удивилась, что так приказывать умею. — Не кричи. У меня голова болит, — снова села за лавку и взяла недопитую чарку с вином. — Садись лучше, отметим, — кивнула ему на табуретку напротив и неожиданно для самой себя улыбнулась.

— Что отметим? — не понял он, но словно завороженный уставился на мою улыбку и послушно сел напротив меня.

— Как что? — налила полный ковш вина и протянула ему. — Разве нам и выпить за что? Я вина хочу.

— Ну... — растерялся колдун, совсем ничего не понимая. — Ну, отчего же? Можем и выпить. А за что?

— За моё счастье. Ты же хочешь, чтоб я счастливой была?

— Счастливой? — переспросил он недоверчиво, но тут же расплылся в широкой ухмылке. — Ну, за это я до дна выпью. Я тебя такой счастливой сделаю...

— Веля, а ты чего в углу жмёшься? — оборвала его и обернулась к княжичу. — Рядом садись, отмечать будем.

Княжич опасливо покосился на колдуна, а у меня наоборот весь страх прошел и даже какая-то смелость безрассудная пробудилась.

Прохор опрокинул ковшик, и я подалась вперед, опираясь локтями о стол, и положив голову на сцепленные руки.

— Какой же ты старенький, Прохор, — покачала с жалостью головой.

Колдун поперхнулся, а я вздохнула.

— Как же я за тебя пойду? Засмеют меня люди, скажут, старику за деньги продалась... да ещё такому противному.

Прохор вскочил, и его лицо начало наливаться кровью.

— А зубы у тебя все свои?

Колдун заметался по горнице, а я с наслаждением вгрызлась зубами в кусок жареной курицы. Теперь я совсем успокоилась, даже больше. Теперь я уже знала, как себя с ним вести.

Прохор сидел у костра и глядел на красноватые угли, что остались от прогоревших за ночь дров. Небо в оконце в центре купола с каждой секундой становилось всё светлее и светлее и сомнений в том, что Мара этой ночью уже не придёт, почти не осталось. Посаженная на цепь девка видимо тоже это чувствовала, потому как хоть и глядела на него безумным взглядом, но хоть выть перестала.

Колдун нахмурился и задумчиво почесал бороду. Такого на его памяти еще не было, чтоб голодная после такой потери сил нечисть пожрать не пришла.

— Черт его знает, что такое случилось, — в сердцах сплюнул на пол и потеребил ставшую вдруг ненавистной бороду.

Может в самом деле сбрить? — мелькнула шальная мысль. — Лушеньке, вроде, безбородые больше нравятся, — перед глазами встал образ покойного ведьмака и колдун недовольно заскрипел зубами — сравнение было явно не в его пользу.

Нарочно сбривать не буду, — от ярости, что она смеялась над ним, хотелось крушить всё вокруг, но даже этого в открытую сделать не мог.

Прохор опять задумался, но уже о другом. Из ума не шло, что такое с девушкой случилось, пока он на капище ходил.

Может в самом деле опьянела? — пытался найти оправдание презрительному взгляду и выводящей из себя язвительности.

Старенький, — скривился он. — Кабы я сегодня Мару не ждал, показал бы я тебе, какой я старенький.

* * *

Поздно ночью, когда отряд расположился на привал, Стас снова позвал Тура и развернул перед ним карту.

— Смотри, Тур, я отметил те места, где чаще всего прорывы случались. Видишь? — показал ему отметины на карте, что густо тянулись вдоль всей полосы Чертогов, и только в одном месте почти отсутствовали. — Странно, правда? Всю полосу Тьма изгрызла, а к нам и носа не кажет.

— Так чему удивляться? — отмахнулся ведьмак. — Нет тут умысла — боится просто около Заснежища удары наносить.

— Боится? — Владыка с сомнением покачал головой. — Нет, Тур, вряд ли. Хотя я раньше тоже так думал.

Стас вытащил из костра лучину и воткнул в землю, чтоб лучше было видно, что он показывает.

— Вспомни, как она нападает. С того момента, как зверь исчезает, не меньше трех дней проходит, словно ждёт, чтоб из ведьмаков кто посильней приехал. Я правда прежде думал, что просто силы не успевает для удара сразу собрать. А теперь убедился, что нет — в последний раз она сразу напала и сила такая была, что всё, что на заставе было, в сравнение не идет. Так что, если бы захотела, и Заснежище бы её не остановило. Нет, Тур, — ведьмак покачал головой. — Она зачем-то бережет это место.

Тур неуверенно пожал плечами и Владыка прищурился.

— Не веришь?

— Прости, Владыка, нет. Зачем ей этот лес? Нет тут ничего — тут и природа на Чертоги не похожа, и зверя полно. Нет, не сходится.

— Не сходится? Тогда скажи мне, куда Прохор скрылся? Ладно княжеские дозоры не засекли, а наши? От реки, — ведьмак нарисовал угольком точку на карте, — он обозом уехать должен был, а никто его не видел, отчего так? Да потому, что в сторону Заснежища поехал, куда никто и подумать не мог. И сюда она не бьет, потому что ей нужно, чтобы мы тут не ходили. Подумай сам, у нас даже заставы здесь нет, и дозоры не ездят — сидим уверенные, что спокойно тут всё, только оттого, что Заснежище в трех днях пути лежит.

Я не просто так говорю, — ведьмак встал и отошел от костра. — Я еще кое-что вспомнил, — он вздохнул и снова повернулся к ведьмаку. — Луша про Прохора рассказывала, что он мать её и отца погубил. Только он не сам это сделал, его Мара научила — заклятье подсказала, что три Заряницы называлось. И слова в нём такие были, что я только сейчас понял, что там к чему.

Стас на память пересказал нехитрые стишки и посмотрел на ведьмака.

— Не понимаешь? Вот смотри: 'Первая Заряница — мертва давно — это Мара, когда еще живой была и смерти жениху своему захотела. Вторая — та, что обидчика убивает — нечисть, какой она сейчас стала, и третья — Тьма — богиня, которой она служит.

А теперь вспомни, в какой местности жила та девушка, что Марой стала?

Тур побледнел и Владыка согласно кивнул. — Правильно — там, где солнечные камни находили. А ты другое такое место знаешь? Вот я думаю, что не просто так она лес этот бережет, она капище свое от нас охраняет.

* * *

В какой-то момент взглянула на перепуганного Вельку и замолчала, неожиданно осознав, что мое безрассудство может не только для меня плохо кончиться.