Омегаверс Личина на всю жизнь

— Может, чаю? — предложил Гаю Мак.

— Я... я ненадолго. — Гай вынул из кармана носовой платок и начал утираться. — Просто повидаться. Я уже ночью уезжаю из города.

— Куда? — возмутился Аарон. — Никуда ты не уедешь!..

— Я должен, Аарон. Прости, милый. — И омега виновато улыбнулся.

— Кому ты должен?

— В первую очередь вам. Я скоро умру, и я хотел напоследок посмотреть, как ты теперь живёшь, и попрощаться.

— Что?..

— Скоро узнаешь. А сейчас не думай о грустном. Ведь мы так давно не виделись... Глен?

Альфа понял, что его заметили, и вышел. В передней тут же стало тесно. Глен так и не посмел заглянуть в глаза родителю, который... улыбался ему. Точно так же, как только что улыбался Аарону и внукам. Как всегда улыбался, когда заботился о приболевших сыновьях. Как будто не было того дня, когда его выставили из дома.

"Волчонок" метался в жару. Всё тело ломило, как после побоев, голова тоже болела, грудь разрывал кашель. Хотелось плакать, но Глен сдерживался. Альфа не должен плакать. Это недопустимо. Наказание от деда было суровым, и теперь он лежит в отдельной комнате, а рядом сидит омега и ухаживает за ним — даёт лекарства, делает холодные компрессы. От чистого приятного, смутно знакомого запаха даже становится легче.

И это было хорошо.

— З-здрав-вствуй... те... — с трудом выдавил из себя Глен.

— Как живёшь, сынок? Я слышал, что ты много работаешь. Ты похудел...

— Д-да... много работаю...

— Не перетрудись, пожалуйста — тебе сейчас нельзя болеть. — Гай подошёл ко второму сыну и робко погладил по плечу. — У тебя же сын растёт, и ты ему нужен.

Глен сглотнул подступающий к горлу ком, взявшийся из ниоткуда.

— Аарон... я потом... позвоню. Мы не договорили...

— Конечно. — Аарон внимательно наблюдал за братом и, казалось, что-то понял.

Альфа торопливо покинул квартиру, чувствуя, как Гай смотрит ему в спину. Странное чувство буквально распирало изнутри, и от этого хотелось биться о стену и выть.

— Может, всё-таки чаю? — предложил Мак гостю.

— Пожалуй... немного времени у меня есть. Но пусть мальчики с нами посидят. — Гай ласково взглянул на Льюиса и Вернера. — И Диего тоже.

Прощальный чай получился тихим, но многословным. Аарон рассказал, как жил все эти годы... Гай слушал очень внимательно, посмотрел на фотографию Френсиса, задал пару вопросов о Дэнвере, после чего отец-омега и его сын надолго разговорились о младшеньком. Гай, узнав, что у Дэнвера всё налаживается, даже заплакал. Мальчики сидели рядом и во все глаза смотрели на дедушку, свитер которого так часто согревал их зимой. Вернер, увидев, что Гай плачет, даже подошёл к нему и потёрся щекой о его плечо, и Гай растроганно обнял внука.

Уходя, Гай очень тепло обнял всех по очереди и тихо шепнул Маку пару слов. Омега кивнул. Гай оделся и ушёл в ночь.

А через неделю в выпуске новостей прошёл сюжет об омеге-смертнике, который под видом курьера пробрался на заседание парламента и активировал спрятанное под формой взрывное устройство. При этом погибли два сенатора, на которых с обвинительной речью наступал омега, после чего вцепился в их руки и нажал на кнопку. Кадры, переданные оттуда, шокировали всех, а в смертнике Аарон узнал папу.

— Как он мог оказаться в подполье?

— Я не знаю, — глухо ответил Аарон, неторопливо шагая по парковой дорожке, — а папа ничего не стал объяснять. Теперь понимаю, почему. Ты уже сказал Рэму и Людовику, что папа к нам приходил?

— Нет, — чуть помедлив, ответил Глен. — Не смог. — Помолчав ещё, альфа продолжил: — Я... ездил в имение и поговорил с Сидом. Он пока не очень хорошо говорит — картавит, но он сказал, что ему холодно и страшно. Почему ему страшно? Он же альфа!

— Он ребёнок, Глен. Всего лишь ребёнок. Да, мы, альфы, сильны и выносливы, но дети этого не понимают. Им это всё объясняют и учат быть альфой. А учить надо грамотно. Может, ты и не помнишь, а я помню, как мне было холодно и страшно по ночам, когда меня отселили от папы. Может, потому, что вас с Дигори забрали раньше, вы и успели забыть... А Дэнвер тоже помнит. Смутно, но помнит.

— Разве можно научить быть альфой? — фыркнул Глен. — Это же данность. Нечто неизменное.

— Ещё как можно. Я же научился быть родителем, как омега.

— Как это?

— Очень просто. Видишь вон того альфу с ребёнком? — Аарон кивнул в сторону хмурого альфы, сидящего на скамейке и сердито держащего на руках громко плачущего малыша. — Или мужа потерял или просто оставить не с кем. Сидит и не знает, что делать надо, злится, вот малыш и плачет.

— А ты знаешь, что делать надо? — удивился Глен.

— Ну да. Смотри и учись.

Аарон решительно направился к замученному детским криком сородичу и сел рядом.

— Что, устал?

— Да это же кошмар какой-то! — бессильно выругался альфа. — Сдам его всё-таки в приют ко всем псам!..

— Подожди сдавать. Давно он плачет?

— После завтрака. Уже голова болит...

— Так, что ели?

— Да... вроде то, что надо... — Альфа растерянно уставился на сородича. — А это важно?

— Конечно. У малышей очень уязвимый животик. И держишь ты его неправильно — мальчику так неудобно, вот он и заливается. Обратился бы к какому-нибудь омеге за помощью...

Аарон осторожно взял малыша на руки, начал осторожно укачивать, и тот стал кричать потише, а потом просто захныкал. Аарон привычно поглаживал его животик и хмурился.

— Да, точно что-то несвежее попалось. Надо купить и дать лекарство. Тут где-то неподалёку есть аптека. Ты иди за лекарством, а я с малышом посижу.

— А что нужно? — Альфа вскочил. На его усталом лице нарисовалось облегчение.

Аарон сообщил название лекарства, и альфа куда-то убежал. Глен настороженно сел рядом с братом, наблюдая, как тот ласково разговаривает с ребёнком, осторожно поглаживает его животик, а тот перестаёт хныкать и начинает потихоньку улыбаться. Малыш был крошечный, худенький, глазастый, страшненький... как совёнок. Омежка что ли? От силы полгода или чуть больше. Точно Глен сказать не смог бы при всём желании — он плохо разбирался в совсем маленьких детях, которые даже ходить не умеют. Однако Аарон будто не замечал безобразия ребёнка — он продолжал улыбаться, словно держит на руках самого прекрасного младенца на свете.

— Как ты всему этому научился?

— Я готовился. И Диего многому научил — у него своих было двое. Кстати, если ты хочешь наладить отношения с Сидом, то ещё не поздно. Я понимаю, ты сейчас крутишься, как заведённый, но не забывай о сыне. Если есть время — навещай, гуляй с ним, общайся.

— О чём? Он же ещё маленький!

— О самом простом. О том, что есть вокруг. Что ему нравится, а что не нравится. Отвечай на вопросы. Чем старше он будет, тем легче тебе будет с ним общаться. Сид привыкнет к тебе, будет ждать каждой новой встречи, радоваться тебе... И никогда не наказывай его за мелочи и не повышай голоса, а то он вырастет запуганным и злым, а то и вразнос пойдёт, как когда-то Дэнвер.

— А это ты откуда знаешь?

— Во-первых, Дэнвер мне сам рассказал, как дошёл до жизни такой — наши отец и дед едва не сломали его. Во-вторых, мой Мак из деревни и много чего повидать успел. Он и рассказал. Мы учимся чему-то всю свою жизнь, Глен, и я не вижу ничего плохого в том, чтобы учиться омежьим премудростям. Хотя бы для того, чтобы не пугаться, когда маленький ребёнок вдруг ни с того ни с сего начинает плакать.

Тем временем вернулся отец малыша. Аарон показал, как надо давать лекарство, дал несколько советов по уходу и добавил, что пора бы им идти домой — малыш устал и хочет спать.

— Он ведь омега? — зачем-то уточнил альфа напоследок.

— Да, — кивнул отец, осторожно беря ребёнка на руки так, как показал сородич. Он смотрел на сына уже совсем по-другому.

— Когда начнёт созревать — не трогай его. Я понимаю — инстинкты, но если ты не сумеешь себя сдержать, то он озлобится и когда-нибудь отомстит. Уйдёт в какое-нибудь подполье...

Альфа побледнел и чуть прижал ребёнка к себе.

— Ну уж нет! Не для того я мучаюсь!

— Тем более.

Отец с сыном ушли — альфа выглядел повеселее — а Глен продолжал задумчиво сидеть на скамейке, засунув руки в карманы и смотрел на постепенно оседающие под робкими лучами солнца сугробы. Весна набирала силу, и это зрелище почему-то успокаивало.

— Аарон... ты не боишься обвинений в неблагонадёжности?

— Если только ты или Людовик с Рэмом донесёте. — Аарон опустился рядом с братом и откинулся на спинку скамейки. — Боюсь, конечно — ведь мои совсем одни останутся. Может, я и договорился с Монтгомери, только и они не всесильны. Мак, конечно, парень смелый и сможет защитить детей, и Диего тоже не пальцем деланный, но мне будет спокойнее, если я буду с ними.

— Ты... общаешься... с нашей роднёй?

— По возможности. Да, они злы на вас из-за того, как погиб Феликс, но они хорошие люди и готовы принять того, кто чист сердцем. Я рад, что они меня приняли. Случись чего — мои без помощи не останутся.

— Ты их... любишь?

— Да. И они меня тоже. Я это вижу, чувствую. Да, мы с Маком, бывает, препираемся, одно время я с ними даже воевал за право заботиться о мальчишках наравне с ними, но в целом мы живём хорошо. Каждый раз, как прихожу домой, я буквально отдыхаю от всей той грязи, что вижу на службе. Понимаю, что не всё так плохо. Мы не железные, Глен. Все мы живые люди. И мне всё больше кажется, что подпольщики правы.

— В чём?

— Презрительное отношение к омегам, закладываемое с детства, мотивирует на чувство превосходства и вседозволенности. Противоречия порождают надломы, а инстинкты добавляют своего. Я видел это в Дэнвере, когда он мне рассказывал о том, как разрывался пополам и страдал из-за этого. Потому-то он и пошёл вразнос — это было единственное, во что он мог выплеснуться, раз нельзя устроить обычную истерику. Бетам в этом плане проще — они не так зависимы от инстинктов, как мы или омеги, но именно мы закладываем основы для жизни и развития общества. Семья — это не просто способ родить и вырастить ребёнка. От обстановки в семье во многом зависит, каким ребёнок станет, когда вырастет. И я стараюсь изо всех сил, чтобы мои мальчишки выросли нормальными людьми с неискалеченной психикой. И чтобы их дети жили и работали нормально, кем бы они не стали. Мало учить безликим постулатам — ребёнок должен видеть достойный пример для подражания. Не абстрактный, а живой.

— Читаешь листовки подполья? — помрачнел Глен.

— Нет, наблюдаю и анализирую то, что вижу вокруг. Это не так сложно. Мак завоёвывает признание до сих пор, трудясь на пределе собственных возможностей. Я не перестаю втолковывать своим бойцам, что предрассудкам на поле боя места нет, но понимают они это только тогда, когда сталкиваются с этим во время рейдов. Часто через кровь и боль. Моя первая рота признала Френсиса, потом те, кто остались, признали Мака. И мы сражались против Робинсона как единое целое. То, что мы с Маком тогда вдвоём остались, доказывает, что наш противник так же силён и организован. А там были не только альфы и беты. Большую часть отряда составляли омеги. Это ли не доказательство моей правоты?

— Но что делать с нашими инстинктами?

— Я не знаю. Я не учёный, я практик. Я вижу пользу и стараюсь использовать её на благо дела, вот и всё.

— А начал ты это замечать с детства?

— Да. Папа, Бэзил, наши омеги из имения, визиты Монтгомери... Всё так, Глен. Всё так. И выбирать, что со всем этим делать, мы должны сами. Я свой выбор сделал.

Открывая дверь, полусонный Аарон застонал, увидев Леста.

— Опять?!

— Не опять, а снова. Поднимай своего мокряка и собирайтесь. Мы едем брать Робинсона.

Аарон моментально проснулся.

— Он в Кретине?

— Да. Окопался в квартале, предназначенном под снос, и отказывается сдаваться. Мы уже потеряли несколько штурмовых групп убитыми и ранеными, так что нужен твой опыт.

— Сейчас.

Растолкать Мака оказалось непросто — спать легли поздно, увлекшись разговором, плавно перетёкшим в нечто приятное. Омега не сразу понял, что ему говорит муж, но всё-таки встал и начал одеваться. Оставив записку для Диего, супруги спешно отбыли к месту операции, куда уже выслали и их подразделение. Ознакомившись с обстановкой, Аарон решил атаковать немедленно. Обсудив с мужем несколько деталей, он поделил роту на две части, выдал генерального пистона сержанту Войновичу, чтобы не вздумал выступать на тему, что ими командует омега, и бойцы принялись за дело. Схватка была жаркой, подпольщики отбивались до последних патрона и гранаты, а потом ринулись в рукопашную, но силы были всё же неравны. Подсчитав потери с обеих сторон, альфа остался доволен.

Робинсон уцелел. Он и не думал прятаться за спины своих солдат, сражался на переднем крае, был ранен, но смотрел на штурмовиков нагло и с вызовом. Увидев Аарона и Мака, омега злобно выругался.

— Так и знал, что надо было вас прикончить! И почему я послушался Риана?..

Он был уже на пороге репродуктивного возраста — максимум ещё одна течка. Кочевая жизнь подпольщика состарила пленника сильнее природы — весь седой, лоб избороздили глубокие морщины. Аарон только вздохнул.

— А чего сам у него не спросишь?

— Как? Я его уже давно не видел. — Гейл хмыкнул. — Что, заставляет вас носиться, задрав хвосты?

— Найдём. Так ты его уже давно не видел? Почему? Вы же одно дело делаете.