Я глянул на часы — там было 9.32. Караван в пути почти три часа, до Зунгулдака ему около суток идти, если Китицын правильно определил скорость. Нам двенадцать часов не напрягаясь.

-Никишин! Срочно ко мне адмирала Новицкого и начальника штаба.

В этот раз я его не упущу, если он только не повернёт назад, почуяв готовящуюся для него ловушку. Надо будет, я поставлю линкор поперёк пролива, но этого фрица утоплю.

Через два часа оба линкора, каждый со своим сопровождением вышли в море. Вначале мы несколько часов двигались вместе, двумя колонами на расстоянии пары миль друг от друга. Через несколько часов наши пути разошлись. Адмирал Новицкий устремился к Босфору с приказом не допустить прорыва в пролив "Гебена". Я сам взял курс на точку между Босфором и Зунгулдаком, намереваясь перехватить "Гебен" там, если он вдруг повернёт назад раньше времени. "Синопский" отряд также получил приказ идти к Зунгулдаку на перехват каравана. Все получили приказ полного радиомолчания до тех пор, пока не будет кем-то обнаружен и опознан "Гебен". Радио на кораблях работало только на приём.

Я находился на мостике "Марии", и глядя на уходящий отряд Новицкого думал — неужели сегодня всё может закончиться и тогда у нас будут полностью развязаны руки. После чего можно спокойно сосредоточиться на подготовке десанта для захвата Босфора. Помоги нам Бог в этом деле. Не дай вновь ускользнуть этому "пугалу", ведь сколько он крови попил у наших моряков. Я должен его перехватить. Но посмотрев на корабли Новицкого, и почувствовав укол совести, подумал — мы должны перехватить.

Ещё недавно два отряда кораблей шли вместе, и вот теперь каждый из них взял новый курс. Корабли постепенно расходились, увеличивая расстояние между собой. Пройдет ещё какое-то время, и они не будут видеть друг друга. Пока никто не знал, к какому из этих отрядов будет благосклонна фортуна и позволит встретить того, за кем они сегодня вышли в море.

Странные люди, эти моряки. Молят небо о встрече с врагом, который может их уничтожить. И когда видят этого врага — счастливы. Будет бой!

"Тюлень" бросается в погоню.

После того как Китицын выполнил требование штаб флота, он считал себя свободным в дальнейших действиях.

-Я намерен атаковать караван судов противника — объявил он своему экипажу. Всё что от нас до этого требовалось, мы исполнили.

-А не лучше нам тут остаться, только занять позицию ближе к фарватеру, и подождать возвращения "Гебена" — высказал своё мнения лейтенант Маслов.

-Я возможно так бы и поступил, но мы не знаем, когда повернёт назад "Гебен", сегодня или завтра. Наше время патрулирования и так продлилось почти на сутки и сюда, на смену нам, идет "Нерпа", а нам надо возвращаться в Севастополь. Кроме того, продукты у нас на исходе. И так последние два дня экипаж получает на четверть меньше положенного.

-Так "Нерпа" подойдет, попросим продуктов на пару дней у них.

-Тогда им самим до конца крейсерства не хватит продуктов, да и я не уверен, что они будут с нами делиться, зная, что "Гебен" в море, и есть шанс его перехватить при подходе к проливу. А так мы постараемся до ночи догнать караван и атаковать его в сумерках, так как в светлое время атаковать нам не позволят корабли противника. А в сумерках или даже ночью, если будет луна, мы сможем атаковать одно из судов или корабль противника, после чего можно сразу возвращаться в Севастополь.

"Тюлень" в надводном положении преследовал турецкий конвой, но на приличном расстоянии, чтобы не быть замеченным. Китицын понимал, что дневная атака на хорошо охраняемый конвой невыполнима, потому и шёл позади на таком удалении, что видел только верхушки мачт последних судов идущего каравана. Он надеялся, как только начнёт темнеть, увеличить ход и быстро нагнать противника. Но ближе к вечеру погода стала портиться, ветер начал крепчать, разводя крупную волну. Эти волны сдерживали подлодку, не давая ей идти полным ходом. Из-за того, что вырезы в корпусе под торпедные аппараты Джевецкого не были заделаны, то они способствовали повышенной заливаемости корпуса, мостика и рубки. Вода фонтанами обрушивалась на подводников и через открытый рубочный люк попадала вовнутрь. Поэтому люк в лодку приходилось держать постоянно прикрытым, чтобы предотвратить попадание внутрь большого количества воды. А это затрудняло управлением лодкой, так как все команды рулевым и двигателистам, находящимся внутри лодки подавались с мостика через рубку голосом. Особенно вода досаждала находящимся на мостике, их постоянно окатывало волнами.

Да, неприятно находится мокрым наверху, но не смертельно, так как это не Север и не Балтика, а Чёрное море, да на дворе август. Так что преследование продолжалось. Китицын начал наращивать скорость, догоняя караван, так как через пару часов на море должна опуститься ночь.

-Если погода ещё хотя бы часа три продержится, и не испортится, то мы догоним караван.

-Как бы волнение нам не помешало поразить цель с первой атаки. Чтобы её повторить, придётся развернуться и использовать кормовые аппараты. А на такой манёвр нам может не хватить времени, или караван уйдёт, или помешает эскорт. Вы все знаете, какая у нас циркуляция большая, — высказал свои опасения Маслов.

-Я предлагаю сблизиться до шести кабельтов, и из обоих орудий расстрелять атакованное нами судно, — предложил мичман Краузе, — артиллерийский офицер на подводной лодке.

Здесь на Чёрном море главным оружием субмарин являлись орудия, а не торпеды, так как подводным лодкам частенько приходилось применять именно орудия. Целей на море чтобы применить торпеды, было крайне мало и они редко попадались во время крейсерских операций. А вот всякой мелочи в виде фелюг, баркасов и всевозможных парусных корыт, было предостаточно. А чтобы их потопить, нужна всего пара снарядов из 75-мм пушки, но никак не торпеда.

Ещё в марте Китицын приказал убрать все торпеды из аппаратов Джевецкого, так как они представляли большую опасность для своей лодки. В этом он сам убедился в одном из боевых походов к берегам Турции. В один из дней, когда "Тюлень" вёл блокаду у Эрегли, его атаковал самолёт, но лодка успела погрузиться до того, как аэроплан избавился от всего своего груза. Одна из бомб взорвалась рядом, лодку основательно тряхнуло, кое-где потекли сальники. Но не это так напугало подводников, а то, что, когда лодка всплыла вновь на поверхность, при визуальном осмотре корпуса обнаружилось, что в одной из торпед, которая находилась в аппарате Джевецкого, торчал осколок, причём в боевой части. Но торпеда не сдетонировала и не отправила их к праотцам. Очевидно, святой покровитель русских военных моряков Фёдор Ушаков помог. Не иначе. (Примечание. Примерно такой случай, после атаки самолёта 12 марта 1916 возле Зунгулдака, случился с подводной лодкой "Морж" Погорецкого. Только там, после разрыва бомбы, была смята головная часть торпеды). После этого Китицын категорически отказался принимать торпеды в наружные аппараты. Уже после моего вступления в командование флотом, я приказом утвердил это решение. Но о полном запрете речи не было, так как из своего опыта службы на Балтике знаю, что там наши подводники применяют эти аппараты. Да, с каждым разом всё меньше и меньше, и всему виной конструкционные дефекты, и та же опасность самоподрыва торпед при противодействии противника. Про зимнее время и говорить нечего. Кто желал, тот на свой риск брал торпеды в аппараты Джевецкого, но не полный комплект, а только половинный. Крайние аппараты были сняты, а потом, во время плановых ремонтов, были заделаны и вырезы под них. Уже следующие подводные лодки вступали в строй без наружных аппаратов, но с четырьмя запасными торпедами внутри.

За пятьдесят миль до Зунгулдака, шесть самых крупных и быстроходных судов, шедших в средней колонне, увеличили скорость и под охраной линейного крейсера и трех эсминцев стали уходить вперёд. Эти самые ценные и быстроходные суда транспортного флота, должны были под покровом ночи, первыми прибыть в порт назначения, опережая основной караван на три часа. Это давало им шанс успеть выгрузится до подхода остальных и не задерживаясь вновь уйти в Босфор. Так оно и вышло. Германо-турецкое командование на этот раз всё точно рассчитало. Эти шесть судов доставили большую часть войск — около шестнадцати тысяч — которые, как только сходили на берег, тут же покидали порт. Даже не дожидаясь своего обоза и тяжёлого вооружения, которые доставлялись на других судах каравана. Главное было доставить людей в целости, что и было выполнено.

Китицын предполагал догнать суда противника до темноты, но погода внесла свои коррективы. Ветер крепчал. Громадные волны опрокидывались на подводную лодку, бешено проносились по корпусу и набрасывались на мостик, сбивая с ног людей, через полузакрытый люк внутрь вливались целые потоки. Все лишние уже давно спустились вниз. Наверху остались только Китицын, Краузе и два сигнальщика, одетые в дождевые куртки с капюшонами, такие же брюки навыпуск и высокие резиновые сапоги.

— Как там внизу? — спросил командир у высунувшегося из люка Маслова.

— Моторы работают отлично, но от сотрясения корпуса текут сальники, на некоторых манометрах стёкла повылетали. Ещё нас сильно заливает, воду приходиться откачивать каждые полчаса. Команда держится молодцом, пока только двоих укачало, но после того как погрузимся, они отойдут.

-Передайте, пусть потерпят ещё немного.

Из-за сильного волнения скорость почти сравнялась со скоростью судов каравана, и подлодка их догоняла, но очень медленно. Китицын даже не предполагал, что караван уже уменьшился на несколько судов. Никто на подлодке не заметил, что несколько судов покинули караван и ушли в отрыв. На море опустилась ночь, и суда, идущие в паре миль впереди подводной лодки, были почти невидны. Только иногда в темноте, с какого-то отчаянно выгребавшего судна вырвется сноп искр из трубы, или на каком-то транспорте мигнёт огонёк. Китицын уже нервно прикидывал, что чтобы догнать караван, ему надо затратить на это не менее полутора часов. Так потом предстоит ещё и выйти в атаку, а чтобы попасть, придётся подойти почти вплотную, на два-три кабельтова. А возможно позади каравана идёт эсминец, или канонерка и охраняет подходы с кормы.

-Михаил Александрович, а погодка-то подкачала, может прекратим преследование. А то я не представляю, как в этой темноте мы будем выходить в атаку — высказал своё мнение Краузе.

-Нам главное догнать, а там будем на ощупь стрелять.

-Но через пару часов может разыграться нешуточный шторм, и нам поневоле придётся погружаться. Сейчас и так не безопасно находится наверху, может смыть за борт или покалечить. Да и на борту уже все устали от такой качки, а лодка получила повреждения.

-Хорошо. Преследуем ещё час, если не приблизимся ни на метр, то погрузимся, дадим отдых экипажу, и займёмся ремонтом.

-Ваше благородие, судно по правому борту — воскликнул сигнальщик рукой показывая направление.

Если бы не глазастый унтер-офицер Миронов, возможно подлодка так и проследовала дальше за караваном. До судна было примерно четыре-пять кабельтов, но сейчас ночь и точного расстояние не определить. Было видно, что оно дрейфует, значит там случилась серьёзная поломка.

-Им этот шторм тоже не по нраву, возможно поломка машины, но нам это только на руку, — обрадовался мичман. Пока оно тут болтается в одиночестве, надо его топить.

-Да тут от силы пятьсот тонн, ну может семьсот. Мне что-то на него торпеды жалко тратить.

-Да нет, тут будет побольше. Да какая нам разница, и пока судно без хода, быстрей топить надо.

-А может мы его артиллерией?

-Но на таком волнении артиллерией опасно действовать, лучше уж торпеду истратить, — возразил Краузе. Да пока мы в темноте, да при такой качке по этому судну пристреляемся, все турецкие корабли на подмогу подойдут.

Но на это судно пришлось истратить не одну, а две торпеды. После пуска первой ничего не произошло, возможно, просто банально промахнулись в этой темноте, когда оба судна пляшут на волне. Возможно, просто технические неисправности, как это случается с отечественными торпедами. "Тюлень" ещё ближе подошёл к судну и почти с пистолетного расстояния выпустил вторую торпеду — через несколько секунд раздался взрыв в носовой части судна. Ночь озарилась яркой вспышкой, от которой все находившиеся на мостике ослепли на несколько секунд.

-Всё уходим. Быстро все вниз, и постарайтесь не затопить лодку, пока в люк полезете. Через несколько минут и турок и подлодка были уже под водой. Китицын принял решение отказаться от преследования каравана и возвращаться в Севастополь. Время уже упущено, хотя и было потеряно всего минут двадцать на потопление этого судна, но бросаться вновь в погоню при таком волнении посчитали не разумным.

Обстрел Зунгулдака. Разгром войскового конвоя. Встреча с "Гебеном".

Броненосец "Пантелеймон" под флагом командующего Синопского отряда, контр-адмирала Каськова, а также "Евстафий" и "Иоанн Златоуст" шли к Зунгулдаку. Каськов рассчитывал с рассветом подойти к порту, и застав там все транспортные суда противника, по возможности, их уничтожить. Береговых батарей он не опасался, надеясь, что тремя броненосцами он их подавит, а самими транспортами займутся крейсер "Прут" и пять эсминцев, которые идут в охране его броненосцев. Опасался он только одного — встречи с самим "Гебеном". Хотя три броненосца, это тоже сила, адмирал в этом не сомневался. Ещё в первый год войны, будучи капитаном первого ранга и командиром броненосца "Пантелеймон" — что сейчас является его флагманом — ему доводилось повстречаться с "Гебеном". Первая встреча Каськова с "Гебеном" состоялась 18 ноября 1914, но тогда пострелять его "Пантелеймону" не пришлось — "Гебен" получил несколько горячих подарков с "Евстафия" и ретировался с места боя. В истории этот бой называют "Бой у мыса Сарыч". Вторая встреча произошла 10 мая 1915 года в двадцати милях от Босфора. Тут "Гебен" снова схлопотал от броненосцев, и одним из героев был именно "Пантелеймон". За этот бой, тогдашний командующий Эбергард, щедро наградил экипаж "Пантелеймона". Каськов стал кавалером Георгиевского оружия — золотой сабли "За храбрость", старший артиллерист линкора Мальчиковский — получил чин старшего лейтенанта и удостоился орденов Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом и Святого Станислава 2-й степени. Командующий флотом доложил в ставку, что команда "исполнила свой долг с заслуживающими полного одобрения стойкостью и мужеством", и отметил в приказе отличную стрельбу броненосца "Пантелеймон". Не обошли наградами и отличившихся в бою нижних чинов. Одним из награждённых был старший комендор "Пантелеймона" Андрей Жуков, получивший Георгиевский крест 4-й степени — как было написано в представлении на награду "В бою 27 апреля 1915 года с германо-турецким крейсером "Гебен" метким и удачным выстрелом нанес ему повреждение, после которого таковой быстро вышел из боя".

И вот Каськова, но теперь уже контр-адмирала, по всей видимости, ждёт третья встреча с германским линейным крейсером. Правда, в предыдущих встречах с русской стороны, всегда участвовало пять броненосцев, а сейчас у Каськова их только три. И хотя у его броненосцев есть преимущество в огневом превосходстве на два орудия и калибр чуть побольше, только в скорости они значительно уступают немцу. Кроме того, одиннадцатидюймовки "Гебена" перезаряжались вдвое быстрее чем двенадцатидюймовые орудия у "святых". Но это не должно его беспокоить, он не собирается бегать от "Гебена", хотя и догнать он тоже не в силах.