— И тут ты прав. Знаешь, чем старше я становлюсь, тем моложе у меня сотрудницы в офисе, — оба мужчины после этих слов рассмеялись, а Левицкий, как бы невзначай добавил. — Всегда приятно смотреть на таких пташек. Правда, некоторые не только смотрят. Вот у меня недавно друг, мой, кстати, ровесник, женился на своей секретарше, а она, между прочим, только институт окончила.
— Это, Сапегин что ли?
— Он самый. Развелся со своей супругой, с которой, кстати, полжизни прожил и теперь мучается со своей молодой птичкой.
— Почему мучается? Неужели уже надоела?
— Да ты что? Как такие красавицы могут надоесть? — растянув губы в мечтательной улыбке, Левицкий усмехнулся. — Я бы сам стариной тряхнул, но, слава богу, ещё мозги на месте. Понимаю, к счастью, что мне уже скоро внуков надо будет нянчить, а не в отцы снова записываться. Да и молодая жена это на самом деле та ещё мука. Кажется ведь только, что это сплошное наслаждение, но на одной постели семья не строится. Ты вот бы смог прощать своей любимой измены?
— В каком смысле?
— Да в прямом! Как не крути, а всем этим молоденьким птичкам от нас только кошельки нужны. В остальном мы для них старпёры. Тратить свою молодость только на нас они вряд ли готовы, даже за очень большие деньги. Вот Сапегин теперь и мучается от ревности, даже детектива нанял, чтобы за суженой следить. А впрочем, чего я тебе голову такой ерундой забиваю? Ты у нас парень молодой, ещё в самом расцвете сил. В наш клуб хвастающихся новыми болячками ковбоев, тебе явно рановато записываться, — рассмеявшись, Левицкий сделал вид, что не заметил, как помрачнел взгляд Вячеслава. — Я ведь с тобой о важном деле пришёл поговорить! Кстати, кофе изумительный. Твоя Анечка кудесница.
У Левицкого была одна примечательная особенность. Он легко мог перескакивать с одной темы на другую, но при этом, важную для него нить разговора всегда держал натянутой. Вячеслав об этом хорошо знал, ровно, как и то, что Борис пришёл к нему не просто о кофе поболтать.
— Что за дело?
— Всегда тебе нужно сразу самую суть выкладывать, — притворно рассердившись, Левицкий откинулся в кресле, расстегнув пуговицы на пиджаке и с явным наслаждением, выпустив свой большой живот на волю. — Ладно, ты у нас человек занятой, да и я тоже не привык время попусту растрачивать, поэтому давай о главном. Ты, наверное, знаешь, что мне приходится подыскивать новое помещения под свой завод?
— Слышал что-то краем уха. У вас с архитектором кажется какие-то нестыковки?
— Да жук он — вот единственная нестыковка! Видите ли мой завод не вписывается в архитектуру данного района, а мебельная фабрика, за которую он получил приличный откат, конечно же, вписывается. Мафия, одним словом!
— Так вам вопрос с архитектором решить надо? — хоть Вячеслав и не считал себя глупым, но понять к чему клонит Левицкий, он пока никак не мог. — Может, помощь моя нужна? У меня там есть свой человек...
— Ну, своих людей и у меня везде хватает, но грызться я за эту территорию не буду, на неё очень серьёзные люди претендуют, которые ни тебе, ни мне не по зубам. Поэтому иногда лучше отступить, чтобы не понести дополнительные убытки.
— Тогда что вы хотите от меня? — устав мучиться догадками, напрямую спросил Абрамов.
— У тебя ведь в наличии ещё имеется такая маленькая, совершенно не приносящая дохода текстильная фабрика. Ты с неё начинал, а потом, когда дело в гору пошло, занялся другими проектами, а фабрику забросил. Последние несколько лет она тебе, по-моему, вообще в убыток была. Ты ведь её продавать собираешься? А мне как раз новое место под завод нужно. Улавливаешь связь? Я у тебя эту фабричку, по-дружески так сказать за полцены покупаю, а ты наконец отделываешься от ненужной головной боли.
Вячеслава удивил такой поворот разговора. Признаться, он действительно не ожидал, что Борис будет говорить о бизнесе, хотя предложение Левицкого было немного странным. Откинувшись на спинку кресла, Абрамов недоверчиво усмехнулся:
— С чего бы мне вам продавать фабрику за полцены?
— Потому что иначе ты её ещё триста лет не продашь. Кому нужно убыточное предприятие? К тому же неполную стоимость я компенсирую тебе помощью в другом деле. Ты ведь продаешь свои предприятия с определённой целью? Помнится, ты очень хотел сделать карьеру в политике? Твои планы ещё в силе?
Напрягшись, Вячеслав вытянул в кресле, устремив настороженный взгляд на Левицкого.
— А почему вы интересуетесь?
— Да вот я тут вспомнил, что у меня есть хороший знакомый — Фомичевский. Знаешь такого? Мы с ним старые приятели, когда-то очень близко общались, сейчас бывает в баньку попариться вместе ходим. Так вот этот Фомичевский не последний человек в Думе. Я понимаю, что тебе нужно выиграть голосование и всё такое....Но если он перед кем надо замолвит о тебе словечко, то считай, что депутатское кресло твоё.
Эта новость пришлась Абрамову, будто обухом по голове. Волна какой-то совершенно безумной дрожи пробила всё тело, а в горле вмиг пересохло. Фомический...конечно он знал, кто это такой! И конечно понимал, что один звонок такого человека, может решить для него всё, но...
— Зачем вам это нужно? — и в голосе и во взгляде Абрамова теперь проскальзывала не только настороженность, а даже какая-то угроза. Он ровным счётом ничего не понимал и у него складывалось ощущение, что с ним играют в 'кошки-мышки', где мышкой, на этот раз был он. — Хотите сказать, что за одну никчёмную фабрику вы будете хлопотать за меня в Думе?
— Ну, во-первых, фабрика вовсе не никчёмная. Просто ты её забросил, вот она и не приносит прибыли, — мягко улыбаясь, Левицкий делал вид, что даже не замечает враждебного настроя Вячеслава. — А вот-вторых, я стараюсь не столько для тебя, сколько для себя. Зять депутат — это же очень престижно, мне будет, чем похвастаться. Да и дочка обрадуется, а это для меня самое главное. Ты ведь знаешь, как я люблю Линку. Она у меня достойна только самого лучшего. Ты со мной согласен?
— Так вот к чему вы клоните? — спустя несколько минут невесело усмехнулся Абрамов. — Борис Романович, при всём моём уважении, но если вы собрались говорить о своей дочери...
— Да ты не горячись, не горячись, — мягко улыбнувшись, Левицкий неспешно сделал несколько глотков горячего ароматного кофе, вальяжно развалившись на кресле. — Слав, я всё понимаю. Ты человек цельный, хваткий, упорный. Я знаю, что ты сам, без какой-то там помощи на стороне, выбился в люди, крепко выстроил все свои дела, при этом, практически не запачкавшись в криминале, что в девяностые года было сделать ой как трудно. Я сам, чего скрывать, не раз в то время пренебрёг буквой закона. Но давай пока забудем о прошлом? Сейчас совершенно другая ситуация. Ты, конечно, уже давно не нуждаешься ни в какой поддержке, но хорошие связи с нужными людьми ещё никому не вредили. Ну что плохого в том, что я немножко помогу тебе в деле, в котором ты ещё пока абсолютный новичок? Кто знает, может мне это потом только в плюс будет. Ты, я уверен, и на политической арене добьёшься отличных результатов, а иметь друга в правительстве, согласись, очень даже неплохо.
— Борис Романович, — тяжело вздохнув, Вячеслав бросил на Левицкого испытывающий взгляд. — Я, как вы правильно заметили, действительно привык полагаться в этой жизни только на себя и знакомствами, даже с очень нужными людьми, стараюсь не злоупотреблять, хотя в некоторых ситуациях действительно не вижу ничего плохо, в том, чтобы наладить отношения с тем или иными человеком...
— Вот видишь, ты сам всё прекрасно понимаешь...
— Я не договорил, — довольную улыбку Левицкого Вячеслав охладил рассерженным тяжёлым взглядом. — Я могу принять помощь от человека, которому и сам в состоянии отплатить тем же. Но, когда со мной начинают играть, скрыто шантажировать...
— Слав, ты с ума, что ли сошёл? — перебив мужчину, искренне удивился Борис. — Хочешь сказать, что я пытаюсь тебя чем-то шантажировать или уж тем более играть? Это знаешь ли не в моих принципах. Если мне что-то нужно, я говорю об этом прямо.
— Ну, так скажите и сейчас, — не выдержав, Абрамов перешёл на крик, правда, потом, смягчившись, уже спокойней добавил, — вы хотите помочь мне в политике в обмен на то, что я снова сойдусь с вашей дочерью, а точнее, женюсь на ней?
— Я очень не люблю смешивать бизнес и семью. Всегда старался отделять друг от друга эти два понятия, и веришь, но я бы никогда не позволил Линке выйти замуж за человека, которому она нужна только из корыстных целей, по крайне мере сделал бы всё, чтобы этого не произошло. Но ваши отношения, как мне казалось, выходят за рамки просто выгодного для обоих пиара. Не сомневаюсь, что в них, конечно, есть расчёт, но...Линка ведь нравится тебе? Да что там нравится, было время, ты вообще по ней с ума сходил. Помнишь вашу первую встречу? Ты пришёл ко мне домой, мы тогда и не сотрудничали толком, знакомы даже мельком были, так, обсуждали какую-то незначительную сделку и вдруг к нам с улицы она вбегает, вся мокрая, под ливень попала, платье фигуру как вторая кожа облепило, Линка вся дрожит, глазами по пять рублей по тебе украдкой пробегает. Не знала ведь, что у нас в доме гости. А как ты на неё тогда смотрел? Да у тебя же взгляд не просто горел, полыхал.
— Борис Романович, это было пять лет назад, — неохотно заметил Абрамов, стараясь отогнать внезапно всплывший перед глазами образ хрупкой, трясущейся от холода, до невозможности красивой девчонки, в красном, доходящем до колен мокром, просвечивающем платье, которое облепляло каждый изгиб соблазнительной, точёной фигурки...
— Да, что такое эти пять лет? Мы с женой скоро рубиновую свадьбу будем отмечать, вот это настоящий срок, а пять лет абсолютная ерунда. За такое время чувства не могли пройти, остыть да, но точно не исчезнуть, если они конечно настоящие. А я знаю, что вас друг к другу взаправду тянуло, да и сейчас тянет, просто у вас видно, кризис жанра наступил. Я, как человек, знающий Линку с первого дня её жизни, прекрасно понимаю, что характер у неё не из простых. Да, она иногда бывает совершенно невыносима...
— Да вы не о том говорите...
— Ну а о чём мне говорить? Я понятия не имею, что между вами произошло. Но если дело не в моей дочери, то в ком? В тебе что ли? Ну, ты чего, хочешь сказать, что слухи, о тебе и этой малолетней девчонке, имени которой я даже не помню, правда? — глядя в побледневшее лицо мужчины, Левицкий так и не дал ему ответить, мягко рассмеявшись. — Да ладно, я шучу. Знаю, что всё это происки моей ревнивой и иногда ужасно пакостной дочурки. Наверное, узнала о твоей связи с какой-нибудь девушкой и решила таким образом отомстить? Это в её духе, я-то уж знаю. Ну, ты сильно на неё за это не злись, сам всё-таки, наверное, дал повод.
— Послушайте, всё не совсем так, как вы думаете, — теряясь, Вячеслав чувствовал, как весь его запал начинает куда-то исчезать. Он не знал, какие слова лучше подобрать. Что ответить, как всё объяснить....Почему-то сказать правду сейчас ему было невыносимо трудно. — Я на самом деле...
— Всё понимаю, — опять перебил Левицкий, действительно уверенный в том, что он лучше всех осведомлён в ситуации и может дать самый дельный совет, — как мужчина я тебя прекрасно понимаю. Можно любить одну женщину, но при этом хотеть ещё сотню. Это мужская природа, против неё очень трудно идти. Но тут очень важно знать характер своей женщины. Некоторые, как например моя супруга, терпимо относятся к таким вещам, а вот Линка...она всё в меня, жуткий собственник. Это не значит, что тебе надо переступать через себя и даже глазом не смотреть на других девушек, но можно же быть аккуратней, можно ведь сделать так, чтобы никто ни о чём не знал. Я разве не прав?
— Борис Романович, а вы не думали, что рано или поздно можно не только увлечься другой женщиной, но и полюбить её?
— Ой, я тебя умоляю, — Левицкий насмешливо отмахнулся. — Любовь понятие относительное. Вот ты, например, был влюблён в мою дочь, прошло время, и, кстати, не так много времени, чувства поутихли, и ты уже влюблен в другую, а спустя годик или даже меньше, ты и к ней охладеешь. Я вообще не понимаю, как ты, взрослый умный мужчина, успешный бизнесмен, можешь идти на поводу у каких-то чувств? Разум первым делом нужно включать.
— А по разуму я значит должен быть с вашей дочерью? — с губ Абрамова сорвалась желчная усмешка, хотя мужчина уже не испытывал такого раздражения как всего пару минут назад и даже начинал не только вслушиваться, но и в чём-то соглашаться с доводами Левицкого.
— Слав, ты хотел поговорить начистоту? Пожалуйста, — изменившись в лице, Борис вытянулся на кресле, уже серьёзно, без тени былой лукавой улыбки, произнеся, — ты сам прекрасно понимаешь, что с моей помощью сможешь намного быстрее и без лишних нервов войти в политику. Что мне нужно взамен ты итак знаешь. И я если честно не понимаю, в чём проблема? Для тебя, по-моему, вообще одни плюсы. Помимо депутатского кресла, получишь молодую красавицу-жену, известную модель и певицу, которая в иной ситуации тебе может даже в работе помочь. С ней ведь можно на любое мероприятие выйти, она за пояс каждую светскую даму заткнёт. К тому же, в твоём деле просто необходимо быть семейным человеком, да и возраст у тебя уже подходящий, куда ещё тянуть-то? А впрочем, решай сам. Спешить нам некуда, хотя слишком затягивать я бы тебе тоже не советовал. В любом случае, ты всё ещё раз хорошо обдумай, а потом скажи мне, что решил. Я всё-таки надеюсь, что ты поступишь, как и всегда — разумно, с умом и без эмоций.
Весь оставшийся день Абрамов провёл за работой. Съездил на деловой обед с Полоцким, ещё раз убедился, что дела с продажей завода идут успешно, никаких эксцессов не предвидится. Обратно в офис вернулся уже только под вечер и то долго там не пробыл. Встреча с Никольским, который был в курсе всех событий и пытался вдолбить ему в голову то же самое, что и Левицкий, никакого удовольствия не принесла. Он только окончательно с ним разругался и, боясь довести дело до драки, уехал домой. Точнее, он собирался ехать на квартиру к Камилле,...но в итоге свернул на пути в первый попавшийся бар. Один бокал виски за другим — и вот он уже полностью в плену у тех мыслей, которые весь день старательно пытался от себя отогнать. Перед глазами две совершенно разные картины. На одной Камилла — его маленькая хрупкая девочка, которая смогла пробиться к нему под панцирь и даже задеть какие-то, уже казалось давно заржавевшие струны души. На другой — чета Левицких, его карьера, возможно, что и не только политическая, все важные деловые партнёры и что самое обидное, даже собственные друзья. Интересно, если на две чаши весов положить по одной картине, какая перевесит? Глупый вопрос, тут даже рассуждать нечего. Даже на пьяную голову Абрамов понимал, что на кону слишком многое. Если его отношениям с Камиллой придадут скандальный характер, под суд он, конечно, не пойдёт, но вот в правительство путь ему заказан, да и просто обычные бизнес дела могут полететь. Если дело примет самый нежелательный оборот (а людей, которые бы могли этому посодействовать, у Абрамова и без Ангелины всегда хватало), то он может лишиться всего — работы, положения, друзей. Как ни крути, а всё в этом мире продажное. 'Ты один, когда ты наверху, и ты один, когда ты внизу'. По-сути, ни одного близкого друга, за которого он бы мог поручиться на все сто процентов, у Вячеслава не было. Разве что Никольский, но после последних событий, мужчина и в нём начал сильно сомневаться, хотя по-сути, поводов для этого не было. Что Олег ему сказал? В принципе, ничего ужасного, он не посоветовал. Наоборот, все его доводы очень разумны. Во-первых, Вячеслав и сам очень смутно мог себе представить будущее с Камиллой. Ей восемнадцать лет, у неё ещё ветер в голове. Она наивно верит, что в этом мире существуют искренняя чистая любовь, верность и добро обязательно должно побеждать зло. Юношеский максимализм — вещь неисправимая. Конечно, окунувшись в его мир, она довольно быстро изменит свои взгляды, поймёт, что если любовь в этом мире и существует, то совсем не такая, как в её розовых мечтах, добро не всегда оказывается в победителях, а верность, вообще в любом её проявлении — вещь несуществующая. Все предают. Родственники, друзья, партнёры, о любовниках и говорить нечего. Если насчёт женщин ещё можно как-то затрудниться с ответом, то мужики изменяют все поголовно, а, если и боятся закрутить интрижку, то в мечтах такого фантазируют, что их благоверным даже и не снилось. Из этого вытекает вопрос, будет ли он изменять Камилле? Честно, размышления на эту тему давались мужчине почему-то трудно, но всё же он больше был склонен к положительному ответу, чем отрицательному. Пускай до сегодняшнего дня у него не было других женщин, но всё это лишь вопрос времени. Конечно, пока он испытывает какую-то дикую, даже нездоровую страсть к Камилле, нет смысла ходить на сторону, но в том, что рано или поздно чувства утихнут, Вячеслав не сомневался, и что тогда? Опять новый роман, новые отношения? Нет, холостая жизнь Абрамову вовсе не приелась, но Левицкий прав, ему уже давно пора заводить семью. И дело не только в политике. Просто на ноги он уже давно встал, деньги есть, положение в обществе себе выбил, самое время жениться. Из этого вытекает второе, вполне очевидное, но почему-то так противное Абрамову следствие. Брак с Камиллой был бы безумием. Дело даже не во мнении окружающих, просто самой Ками всего восемнадцать лет. Ну, куда ей сейчас замуж? Ей надо выучиться, повзрослеть, в конце концов. Она ещё триста раз успеет влюбиться и разлюбить, и если он сейчас удушит её свободу обручальным колечком, возможно, когда-нибудь она возненавидит его за испорченную молодость. Это давило больнее всего. Вячеслав понимал, что она по-сути ещё совсем ребёнок и с его стороны будет верхом подлости и эгоизма окунуть её в свой мир, пропитанный ложью, интригами и предательствами.
