Лаэр-Данвед

— Отцу не было нужды слушать Валар, — Келегорм чуть не дрожал от бешенства: только Враг мог произносить эту чудовищную ложь с такой наглой уверенностью. — Твои дела говорят сами за себя! Ты убил короля Финвэ и похитил у отца Сильмариллы!

— Не отрицаю, — Моргот то ли кивнул, то ли наклонил голову, и по пещере заходили волны света. — Но если бы я не унёс Сильмариллы из Форменоса — что бы стало с ними? Смог бы твой отец отстоять их перед Валар? Нет, они бы разбили Камни, чтобы извлечь из них Свет и оживить свои ненаглядные Деревья. Можешь обвинять меня сколько угодно, но признай, что в моих руках Сильмариллы были в большей сохранности, чем в сокровищнице Форменоса.

Келегорм тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. В словах Моргота была какая-то извращённая последовательность. Ведь Валар действительно просили Феанора пожертвовать своим творением ради спасения Деревьев. Отец отказался наотрез, не зная, что Камни похищены и его отказ или согласие уже ничего не значит. Но если бы Сильмариллы остались в Валиноре...

Он отбросил эту мысль на полуслове. Какая разница, что могло быть — важно то, что было самом деле. Поступки, а не намерения.

— Но это ты убил Деревья, — сказал он вслух. — Ты виновен в том, что в Валинор пришла тьма. Если бы не твои чёрные дела, Валар не было бы нужды просить Свет у Феанора.

Моргот опять кивнул и... Келегорм едва поверил своим глазам, но ему не померешилось: Враг действительно улыбнулся.

— Вот теперь мы подходим к самому главному, — удовлетворённо проговорил он. — Да, я убил Деревья. Не ради мести, как ты можешь подумать, — из необходимости. Мне нужно было выиграть время. А заодно лишить Валар возможности действовать, чтобы они не помешали твоему отцу устроить Исход.

— Что? — вырвалось у Келегорма.

— А ты думал, что всё это случилось само собой? — В голосе Моргота прорезалась насмешка. — Что десятки тысяч строптивых нолдор бросили дома и устремились за Море лишь потому, что Феанор помахал перед ними мечом и призвал к отмщению? Нет, Туркафинвэ, всё не так просто. Исход был замыслен и подготовлен давно — твоим отцом и мной.

Во второй раз за какие-то несколько минут Келегорм почувствовал себя так, словно его ударили под дых. Моргот заметил это, и улыбка его стала шире.

— Вспомни, сын Феанора. Разве твой отец не мечтал о свободных землях на востоке? О стране, где он мог бы жить и править без опостылевших поучений Валар, без их вечного надзора и опеки? Ему нужна была свобода и сила. Мне — союзник, который не оглядывается на Валар и готов проклыдвать свой путь сам, без чужой указки.

— Ты лжёшь! — прохрипел Келегорм. — Отец не стал бы помогать тебе! Он не приложил бы руки к порабощению Белерианда!

— Кто говорил о порабощении? Я собирался основать в Эндорэ своё королевство, это верно, но я не настолько глуп, чтобы опираться лишь на рабов. Орки покорны, но править ими — всё равно что править дикими зверями. Они хороши для войны, но слишком тупы для мира. Майар слишком малочисленны и думают только о себе. Вот эльфы — другое дело. У вас хватает всего — отваги, стойкости, ума и жажды творчества. Потому Валар и поспешили пригреть вас у себя — чтобы вы жили и творили в их владениях, а не в моих.

На последних словах в его голосе послышалась давняя, застарелая неприязнь.

— Но им мало было забрать к себе три лучших народа — они и здесь успели похозяйничать. Никто из эльфов Белерианда не протянул бы мне руки: Оромэ слишком напугал их, а Мелиан заморочила им головы. Но твой отец был не из тех, кто поёт с чужого голоса. Он выслушал меня без предубеждения и понял, что наши цели совпадают. Он тоже хотел сбросить золотые путы Валинора и отправиться покорять новые земли. — Моргот перевёл взгляд на Лютиэн. — Через Феанора я рассчитывал помириться и с твоим народом. Твоя мать была и остаётся служительницей Валинора, с ней бесполезно говорить, но король Тингол — другое дело. Увидев, какого величия достиг Феанор в союзе со мной, он сам захотел бы встать с нами рядом.

Лютиэн ничего не сказала.

— Но, Валар, конечно, не позволили бы эльфам встать на мою сторону, — продолжал Моргот. — Поэтому мне пришлось действовать так, чтобы связать им руки. Если бы не смятение, вызванное гибелью Деревьев, Валар не дали бы вам и шагу ступить за пределы Валинора. Это был тяжёлый, но необходимый шаг — как и сожжение кораблей в Лосгаре. У нас с Феанором действительно было много общего — он тоже понимал, что великая цель требует великих жертв на пути к ней.

Келегорм на миг опустил веки, и лицо отца встало перед ним как наяву — яростное, почти безумное. Его жестокая усмешка, его глаза, полыхающие отражённым пламенем... И почти насильно втиснутый в руку факел, истекающий огненными слезами: "Делай, как я!"

— Я не верю тебе, Враг. — Собственный голос показался ему слабым и хриплым. — Может, тебе и удалось обмануть отца и уговорить его на союз. Но вся твоя ложь вышла наружу, когда ты убил Финвэ. Или скажешь, что его смерть — это тоже необходимая жертва?

Голова Моргота снова качнулась, посылая сполохи во все стороны.

— Финвэ погубила его собственная проницательность. Феанор не посвящал отца в свои замыслы, но тот заподозрил неладное и начал докапываться до истины. Когда он понял, что затеял его любимый сын, то ужаснулся, как и ты, и собрался выдать наши планы Валар. Переубедить его было невозможно — он искренне считал, что тем самым спасёт Феанора от опрометчивого шага. Он безумно любил сына и ради любви готов был растоптать его и мою мечту. У меня не было выбора, кроме как отправить его на отдых к Мандосу. Увы, Феанор всё понял превратно и, наслушавшись Валар, обвинил меня во всех грехах. Ему со всех сторон твердили о моём коварстве и алчности — не диво, что он поверил. К тому же он умудрился рассориться с тэлери, покидая Аман, и своими руками разрушил все планы на будущий союз с Тинголом.

— Ясно, — процедил Келегорм, едва разжимая онемевшие губы. — Как только Феанор освободился от власти твоей лжи и перестал быть тебе полезен — ты убил его.

— Я уже говорил тебе, что не желал ему смерти. Просто я недооценил Феанора и его невероятное упрямство. Готмогу было приказано захватить его живым, но твой отец был слишком неукротим... — Вздох Чёрного Врага был исполнен самого неподдельного сожаления. — И всё же, если бы он попал ко мне — я бы сумел его выходить. Напрасно вы унесли его в горы.

Келегорм насилу поборол желание заткнуть уши. Слова Моргота ломали и выворачивали наизнанку всё, в чём он привык не сомневаться — так ломаются и переворачиваются льдины под ногами глупца, что решил переправиться через вскрывшуюся после зимы реку.

— Я пытался объяснить всё это Маэдросу, — продолжал Моргот, — но он не пожелал меня слушать. Мне пришлось поступить с ним жестоко, чтобы устрашить остальных и предотвратить кровопролитие. Но я позаботился о том, чтобы не нанести ему непоправимого вреда.

— Из-за тебя он остался без руки! — выкрикнул Келегорм.

— Разве? — ядовито спросил Моргот. — Мне казалось, что это добрый друг Фингон отрубил ему руку. Это он искалечил Маэдроса, лишь бы не оставлять его в моей власти. А я всего лишь держал его в заложниках, чтобы остановить бессмысленную войну.

На этот раз Келегорм не нашёлся, что возразить.

— Я не хотел войны тогда, — твёрдо сказал Моргот. — И не хочу её сейчас. Как ты думаешь, почем я трачу время на этот разговор? Почему не велю взять вас обоих под стражу и бросить в темницу? Да потому, что даже сейчас ещё не поздно остановиться. Вы называете меня Чёрным Врагом, но ваш истинные враги — не здесь, а на Западе. Это они держали вас в Амане, не давая вернуться на родину. Это они ложью и искусной полуправдой заморочили вам головы, заставляя верить, что сытый покой Валинора — благо, а свобода — преступление. Это они стали причиной тому, что Финвэ готов был предать сына. Это они собирались отнять у Феанора сокровище его души. Но при этом во всех грехах они винят именно вас, Дом Феанора. По их милости вы прокляты, изгнаны и лишены трона — вы, первородные потомки Верховного короля!

По мере того, как он говорил, его голос понемногу усиливался и в конце уже гремел, как медная наковальня.

— Я не враг вам, — внезапно успокоившись, повторил он. — И я готов заключить союз с Домом Феанора против Валар. Может быть, остальные нолдор последуют вашему примеру и прекратят попусту разорять землю, которой мы могли бы владеть сообща. Но только на вас я готов положиться в борьбе против Сил Запада — потому что только вы, сыновья Феанора, не побоялись бросить им вызов!

Это было дико — но Келегорм ощущал, что слова Владыки Севера задевают какую-то потаённую струну в его сердце, и часть его души жаждала отозваться на это прикосновение. Это была та же струна, что дрожала в лад пламенным речам Феанора в час Затмения Валинора, что звенела в его собственном голосе, когда он стоял перед троном Тингола, упиваясь своей отвагой и презрением к смерти.

И всё-таки это было дико — и другой своей частью он пока ещё осознавал это. Моргот искушал его возможностью выйти отсюда не просто живым и свободным, но первым из Сотворённых, кто заключил в союз с одним Валой против других, вступил на равных в борьбу Изначальных Сил. Но Келегорм, ученик Оромэ, никогда не видел Валар своими врагами. Даже когда Мандос изрёк над изгнанниками своё проклятие, память о благородстве и доброте Владыки Лесов стояла между Келегормом и ненавистью.

И за эту память он уцепился сейчас, как за последнюю нитку. Ложь Врага звучала складно и убедительно, но он, Тьелкормо Феанарион, никогда не видел от Валар ничего плохого. А от Моргота — сколько угодно. И кто бы ни был прав в этой извечной борьбе Сил, он будет стоять за тех, кто был к нему добр.

— Ты можешь лгать сколько угодно, — громко сказал он, заново обретя уверенность. — Но ложь не поможет тебе втереться в дружбу к Дому Феанора. Пока в твоей короне горят украденные Сильмариллы, ты — наш Враг, и на все твои сладкие речи мы будем отвечать лишь на языке стали.

Смех Моргота гулко раскатился по залу — словно пустые бочки загрохотали по булыжному скату. Лютиэн невольно прижалась к Келегорму, и он обвил рукой её тонкие плечи.

— Уж не думаешь ли ты победить меня мечом? — спросил Враг, отсмеявшись. — Полно, Туркафинвэ. Ты не хуже меня знаешь, сколь жалки ваши попытки угрожать мне. Если я предлагаю тебе решить дело миром, то не потому, что считаю вас опасными противниками, а потому, что мне жаль видеть, как ваши силы расточаются впустую, без цели и без смысла. Если ты стоишь здесь передо мной — то это лишь потому, что я позволил тебе войти. И если ты получишь Сильмарилл — то лишь потому, что такова моя воля.

Его рука в латной перчатке поднялась к среднему зубцу короны, окованные железом пальцы сжали Сильмарилл — и выдернули его из оправы, как ребёнок, играя, вылущивает жёлудь из шляпки.

— Много лет назад я вошёл в дом Феанора и завладел Сильмариллами. Ныне сын Феанора пришёл в мой дом, чтобы вернуть их. Да будет так. — Рука Моргота протянулась к эльфу; Камень горел на широкой, как сковорода, ладони, покрытой кольчужной сеткой. — Возьми то, что принадлежит тебе по праву.

Келегорм ждал чего угодно, но только не этого. Он был готов к угрозам, к новым потокам лжи. К схватке насмерть, если судьба сжалится над ними и подарит один шанс. К пыткам и казни, если чуда не случится. Но не к тому, что Враг сам — сам! — вернёт ему украденное.

Ещё не до конца веря в эту неслыханную удачу, Келегорм протянул руку. Сердце колотилось в предвкушении — он, первый из сыновей Феанора, вернёт себе отцовское наследство. Он, первый из семерых, прикоснётся к утраченному когда-то сокровищу...

Он взял Камень Света с ладони Моргота.

И свет померк в его глазах.

...Кажется, он всё-таки потерял сознание. На секунду, может быть, на две. На две самые длинные в его жизни секунды. Но беспамятство пришло и ушло, а боль осталась. Она сжигала правую руку до костей и сквозь кости, и её не с чем было сравнить — ни кипяток, ни раскалённые угли, ни едкие составы для травления металла не могли причинить подобной муки.

Мрак отступил, и он увидел, что стоит на коленях, упираясь в пол левой ладонью. Правая рука была сжата в кулак, пальцы окаменели в судороге, но в горсти ничего не было — Сильмарилл валялся перед ним на полу. В ноздрях стоял смрад горелой кожи, в ушах звенел отзвук его собственного крика. Боль не унималась, и от неё хотелось биться головой о камни, пока сознание не погаснет снова.

Лютиэн всхлипывала, крепко обнимая его за плечи. Моргот смотрел на них с высоты трона.

— Вот так, — удовлетворённо кивнул он. — Вот что такое благословение Варды. Валар обманули тебя и твоих братьев. Ваша война была проиграна ещё до начала. Даже если вы захватите Сильмариллы, вы не сможете их удержать. А Тингол сможет. Да что там, любой синда, любой ничтожный раб из смертных вправе наложить руку на сокровища Феанора — но только не вы, законные наследники. Такова справедливость Валар.

Келегорм скорчился на полу, прижимая руку к груди. Слова Моргота как будто вбивали его в землю — глубже и глубже. Ответить он не мог: все силы уходили на то, чтобы не завыть, уподобляясь зверю с раздавленной в капкане лапой. Он не мог даже разжать кулак, чтобы прохладный воздух подземелья коснулся ожогов и хоть немного умерил боль — пальцы словно прикипели к ладони, голым мясом к мясу.

— Теперь ты убедился? Тебе не вынести Сильмарилл из этих стен. И даже если я отпущу тебя — тебе и твоим братьям никогда не исполнить завещания Феанора. Вы изойдёте кровью и слезами в бесплодных попытках, но не сможете избавиться от этого долга.

"Замолчи!" — взмолился про себя Келегорм. Но Моргот был неумолим:

— Вы поклялись именем Единого, а значит, никто в пределах Мира не может освободить вас от вашей Клятвы. Никто, кроме меня. — Глаза Владыки Севера сверкнули, как расплавленный металл. — Я один могу спорить с Единым на равных, я один, из всех Его детей, превзошёл Отца. И только я могу защитить тебя от Его возмездия. Отдай мне Сильмарилл в знак верности, стань моим — и Его рука уже не достанет тебя. Что скажешь на это, сын Феанора?

Келегорм с трудом втянул воздух. Рука болела, словно её опалили в печи, содрали кожу и опалили снова. Проклятый Моргот прав — всё было напрасно. И если его руке не суждено удержать Сильмарилл, то не всё ли равно, в чьих руках он пребудет?

Но пока он собирался с силами, чтобы ответить, вместо него заговорила Лютиэн.

— Справедливо же ты зовёшься Отцом Лжи, — сказала она. Келегорм никогда бы не подумал, что её нежный голос может вместить столько гнева. — Ибо даже правду ты умеешь извратить в свою пользу. Истинно, лишь Единый может освободить сыновей Феанора от Клятвы — но ни тебе, ни тебе подобным это не под силу. Чем больше ты хвалишься, что сравнялся силой с Тем, кто создал тебя, — тем больше видно, насколько ты ничтожен, если можешь добиться своего лишь обманом и угрозами.

— А ты справедливо зовёшься дочерью Мелиан, — усмехнулся Моргот. — Столь же тверда и привержена Силам Запада. Но что ты будешь делать, чаровница, когда твой возлюбленный встанет на мою сторону? Хватит ли твоей любви, чтобы последовать за ним — или ты предашь его, как предали Валар?