— Кто надоумил тебя, Пантегри, похитить "Гениус Алама"? — зловеще спросила она, и от звука её голоса невыносимая судорога ужаса скрутила жаворонарца. Он вдруг осознал, что только что разрушил свою жизнь.
— Тревога! — неестественно громким голосом сказала валькирия, не отрывая от преступника своего жёсткого взгляда.
И тут завыли сирены и замигали на стенах, потолках — везде! — крутящиеся огни. Откуда-то набежал народ, и Пантегри со своей неопровержимой уликой оказался на виду у всех, а впереди были члены Совета, за ними — молодые магистры-бойцы — стража Совета. Где они все были, когда Пантегри крался через пустое здание?!
Вперёд пробился запоздавший Вольт Громур — один среди всех наспех одетый.
— Что произошло? — недоумевал он, и тут увидел книгу, раскрытой лежащую на столе.
Он огляделся. Члены Совета с интересом смотрели то на него, то на книгу, то на жалко поникшего преступника. Стража хранила невозмутимое молчание.
— Как Пантегри оказался инициирован на вход в Совет? — спросила валькирия среди ощутимо повисшего молчания.
— Я ему дал проход, — заявил Вольт Громур. — А что такое, почему тут книга лежит открытая.
— А ты не догадываешься? — остро глянула на него воительница.
— Нет, не догадываюсь, — с искренним удивлением ответил архимаг.
— Вольт, ты решил провести эту операцию, не советуясь со мной, — с укором сказала ему валькирия.
— А кто ты такая, Брунгильда, чтобы мне спрашивать твоего разрешения! — возмутился Глава Совета, оглядывась на прочих членов и ища у них поддержки.
— Вольт, ты неправ, — сказал ему белобородый маг, почётный член Совета. — Брунгильда в свое время пострадала за эту книгу, а ты позволяешь кому-попало шататься тут в любое время.
— Вопрос: как ему удалось открыть сейф?! — язвительно обратился ко всему Совету его Глава.
— Я сняла заклинание, — бесстрастно ответила Брунгильда, внимательно наблюдавшая за Вольтом, — Иначе как можно было бы открыть намерения этого молодого безумца?
— Ах, ты сняла?!..
— Да, я сняла! Но я-то здесь — сидела и бдила! А ты вложил в руку неопытного мальчишки долгий ключ и ушёл себе спать!
Вольт вдруг что-то сообразил, он окинул взглядом членов Совета и заметил, что все они одеты, как будто только и ждали, когда их позовут.
— Копаешь под меня, Брунгильда! — сверкнул он чёрным глазом из-под лохматой брови.
— Ты бездарен, Вольт, — бесстрашно и дерзко заявила ему валькирия, — за все годы твоего правления не было ничего, что сделало бы Дивояр сильнее — всё, что служит нам сейчас, добыл не ты. В том числе и эту книгу.
— Которую ты и потеряла благополучно семьсот лет назад! — язвительно заметил Глава.
— Которую я и нашла, — твёрдо договорила за него Брунгильда.
— Ну ладно, — заговорил один из членов Совета, — всё это мы можем обсудить позднее и в другой обстановке, а вот как быть с этим молодцом?
Взгляды всех обратились на столбом торчащего Пантегри.
— Что делают у нас с преступниками и предателями? — задал вопрос другой член.
— Их казнят у нас, — мрачно и резко бросил Вольт, взглянув на меч Брунгильды.
— Возможно, вы не стали бы судить поспешно, если бы знали кое-какие факты, касающиеся случая, — загадочно обронила та.
— Что-то такое, что оправдает этого молодца? — насмешливо бросил Вольт.
Стоящий молчком Пантегри, не смеющий даже подать голос в свою защиту, внутренне вспыхнул от гнева: Вольт старается лишь оправдать себя, а на того, кого он подставил, ему откровенно наплевать! Жаворонарец стал невольным свидетелем какого-то давнего раздора между валькирией и главой Совета.
— Возможно, что и так, — с лёгкой улыбкой отвечала Брунгильда, чуть выходя вперёд и тем как бы незаметно скрывая незадачливого похитителя в своей тени.
— Это давняя история, — продолжила она под заинтересованными взглядами, при том жестом отпуская стражу, — и наш молодой жаворонарец случайно попал под удар. На его месте мог оказаться любой.
— Так, так, — полуодетый Вольт язвительным жестом сложил руки поверх халата — на исподнем.
— Та ведьма, что украла когда-то книгу, снова охотится за ней, и Пантегри попал под сильнейшие чары.
— Нет! — невольно вырвалось у него.
— Мы сами с Магирусом не смогли избегнуть в свое время такого сильного обмана и по себе знаем, каково очарование этой ведьмы. Только недавно у меня стали открываться глаза, и факты стали ложиться в ясную картину. И я могу сказать вам, дивоярцы: мы живём в опасный период, когда всё могущество Дивояра висит на волоске. И откровенно слабый руководитель в такой ситуации может привести всё дело к краху.
— Вон как ты заговорила! — разразился гневом Вольт Громур.
"Меня никогда не помилуют, — отрешённо подумал Пантегри, — я свидетель внутренних разборок в Совете".
— Не во мне дело, — презрительно ответила валькирия, — а в Дивояре. И не время сейчас предавать суду и казни самых преданных и сильных из будущих магов. Послушайте меня, и вы поймёте, почему я настаиваю на сохранении жизни Пантегри!
— Так, подожди, — вмешался один из стариков, — пусть-ка этот молодой оболтус пока посидит под замком, а мы решим, в чем он виновен, а в чем — нет.
На это согласились все, и безропотного жаворонарца заточили в маленькой комнатушке без окон тут же в здании Совета.
Спустя несколько часов за ним пришла Брунгильда и выпустила узника из заточения.
— Идём, Пантегри, — сказала она без всякого осуждения, — идём, и ты поймёшь, что с тобой случилось.
Лишённый малейшей надежды на какое-либо будущее, он покорно пошёл за ней. Но понимал, что едва ли можно найти ему оправдания: его поступок ужасен. А поскольку тюрем в Дивояре нет, то единственный исход его — смерть. Никто и никогда не предавал Дивояр таким чудовищным образом.
Валькирия привела его в одно из помещений музея — в закрытую комнату, заставленную старьём. Там она открыла перед ним большое зеркало и нажатием какой-то детали на ободе включила эту странную вещь.
— Эта старая эльфийская машина работает также и на запись, — говорила Брунгильда, что-то подстраивая в управлении. — Ты сам сейчас всё увидишь.
Матовая поверхность зеркала вдруг осветилась, и в ней, как в окне, открылась картина внутреннего помещения — какая-то комната, в которой находились два человека. В молодом и красивом брюнете Пантегри сразу же признал брата Изабэли — Айгена Борца, моряка, который, как сказала девушка, ушёл в плавание. Вторым человеком в той комнате была сама Изабэль.
Не понимая, что это может значить, жаворонарец обернулся к Брунгильде: ну, может, Айген снимает комнату в том же доме? И что такого, если встретились брат и сестра?
— Ты слушай, — кивнула на зеркало валькирия.
— Я надеюсь, что у Пантегри что-то получится, — сказала Изабэль.
Молодой жаворонарец вздрогнул.
— Почему ты не можешь просто сказать Румистэлю? — спросил развалившийся на диване Айген Борц.
— Я говорила ему, что книга нам необходима, но он мне не верит.
— Ещё бы... — усмехнулся брат.
— Но с некоторых пор что-то мне не хочется, чтобы он сам достал эту книгу, — продолжала девушка, как будто делилась мыслями.
Мужчина на диване явно заинтересовался.
— Мне было видение, — мрачно продолжала Изабэль, глядя в окно, — Видела я во сне, как подходит он в пилотской рубке Джавайна (пилотской рубке! — вдруг вспышкой памяти обожгло сознание Пантегри. Эти слова она уже как будто говорила, только он не обратил на это внимания!)
— ...к стене и открывает её, — продолжала Изабэль, не зная, что за ней наблюдают, — Достает оттуда книгу, и тут, в этот самый момент откуда-то возникает Брунгильда — взбешенная, в ярости. Без всяких слов выхватывает свой меч и рубит по Румистэлю. Всё настолько реально выглядело, как будто по-настоящему.
— Она его убила? — спросил тут же утративший показное легкомыслие Айген Борц.
— Одним ударом — и насмерть, — подтвердила Изабэль.
Заговорщики переглянулись.
— Теперь ты понимаешь, почему я пытаюсь действовать через Пантегри? — сказала прекрасная Изабэль фразу, которая доконала Пантегри и разбила его сердце.
Он обернулся к валькирии, бледный, не в состоянии сказать и слова. Такое чудовищное предательство от той, ради которой он был готов предать Дивояр и погубить свою жизнь!
— Ещё не всё, — сказала ему безжалостная валькирия, что-то делая с ободом зеркала, отчего в его плоскости быстро замелькали тени, и вот установилась новая картина.
Комната Изабэли. До боли знакомая старая обстановка дешёвой меблирашки, каждый предмет в которой был дорог Пантегри. Окно открыто, но комната пуста, только топчется на диване и оглядывается залетевшая в пустующее помещение серая ворона.
— Изабэль! — доносится как бы издалека, и Пантегри признает в этом крике свой голос!
В один миг ворона изменяется и на диванчике уже появляется человеческая фигура, в которой с ужасом жаворонарец признает свою возлюбленную!
— Да, она весьма сильный маг, — кивнула валькирия отключая зеркало и возвращая на место плотную накидку. Она аккуратно задвинула назад тумбочку и стол, поставила наверх пустую птичью клетку — как будто наводила порядок.
— Тебя обманули, Пантегри. Тебя использовали. Эта рыжая ведьма — та, что похитила "Гениус Алама" много столетий назад. Она так стара, Пантегри, и так хитра. Она даже нас провела, ведь мы с Магирусом поверили однажды в её беззащитность. А она нас обхитрила — нас, опытных, старых магов! Что же от тебя ждать, ведь тебя поймали на самую сильную приманку: любовное заклятие.
Он слушал молча и не мог поверить. Вспоминал нежную юную красоту Изабэль, пленительную свежесть её щёк, чудесный запах её румяных губ, её изумительные зелёные глаза, с нежностью глядящие на него.
— А этот её брат — он тоже старый маг? — глухо спросил он, стыдясь смотреть в глаза валькирии.
— Юги Джакаджа? — спросила та.
— Нет, Айген Борц.
— А, — чуть усмехнулась валькирия, — я не все застала, оказывается. Нет, он ей не брат, но сообщник. Но сегодня, благодаря случайности, ты оказался свидетелем одного события. Я слышала о твоей храбрости, Пантегри — ты один решился прыгнуть на вершину эльфийского холма. Кого ты увидал там, скажи?
Пантегри думал, а валькирия его не торопила. Что толку скрывать свои наблюдения, когда тут лучше него всё знают — он не сомневался, что Брунгильда прощупывает его и хочет выяснить, насколько он верен Дивояру.
— Я видел его раньше в этой магической защите, — заговорил жаворонарец, испытывая стыд при мысли, что сдает товарища, чья помощь (теперь Пантегри в этом не сомневался!) спасла всю экспедицию во время путешествия на Дикую.
— Это Лён? — прямо спросила она, и жаворонарец лишь кивнул в ответ.
— Кто он такой? — спросил Пантегри.
— Неважно, — ушла от ответа валькирия, выводя его из помещения, — много знать тебе тоже ни к чему, а то будешь сидеть безвылазно в Совете, а тебе ещё учиться и магистром становиться. И в экспедиции тебя прочат, как даровитого боевого мага. Всё у тебя впереди, Пантегри.
— И всё это возможно после того, что я натворил? — горько усмехнулся юноша.
— Совет признал тебя невиновным. Моё слово тоже не пустяк, и на моей стороне большинство, — ответила Брунгильда, и сильно поумневший в последнее время жаворонарец понял, что она ловко сыграла на этом случае, и что ему будет гарантирована жизнь, свобода и карьера, если он будет верен валькирии и не будет задавать вопросов.
Странно, он должен чувствовать блаженство, как приговорённый к казни, которому высочайшим указом было подарено помилование. А он ощущает только горечь и боль разбитого сердца.
* * *
В тот же день, поздним вечером произошло свидание валькирии и архимага Вольта, но случилось оно без свидетелей. В опустевшем зале Совета сидела Брунгильда над книгой "Гениус Алама", когда к ней подошёл Громур.
— Чего ты хочешь, Брунгильда? — спросил он.
— Хочу, чтобы ты подал в отставку, — ответила она, не поднимая головы от книги.
— Копаешь под меня? — горько спросил Вольт, — А ведь было время, когда мы были друзьями и соратниками. Я помню, ты даже нравилась мне.
— Не время для сантиментов, Вольт. Дело не в тебе или мне, и уж никак не в твоей карьере. Ты стал ленив. Ленив и беспечен. А я тебе говорила: ещё до ухода Дивояра в плавание: грядут тяжёлые времена!
— Ты про Каратель? — скривился архимаг, — Знаешь, мне уже надоели твои беспочвенные каркания. Пока не вижу оснований для паники.
— Я говорила тебе, Вольт: ты обленился. Слишком много хорошей жизни тоже не в прок. Я нашла эту книгу и изучала её очень внимательно — сейчас её язык стал доступен мне. И каждый год в мае я наблюдаю приближение Рагнарёка — его черты становятся всё более отчётливы.
Она поднялась с места и встала перед Громуром — прямая, напряжённая, с жёстким взглядом ярко голубых глаз. Облик валькирии неуловимо вдруг потёк, и вид её сменился: теперь перед главой Дивояра стояла худая и седая старуха, но такой силой тащило от её несгибаемой фигуры, одетой в дивоярские шелка.
Сам Вольт вдруг тоже изменился: искусственная молодость сошла с его лица, и стал он таким, каким был на самом деле: старым, с выпуклым брюшком.
— Есть два способа сменить власть в Дивояре, — вкрадчиво заговорила та, которая ранее звалась Фифендрой, внушительно нависая над более низкого роста архимагом, — культурным способом: сложить с себя полномочия и объявить преемника. Второй способ древний, не слишком красивый, но по-прежнему эффективный: поединок. Как думаешь, долго ты выстоишь против меня с мечом? Я в абсолютной форме, потому что никогда не раскисаю. А ты отрастил брюхо и лелеешь свою драгоценную карьеру. Корс Филфхариан совершил тогда ошибку, когда поддался слабости и нервам. Не стоило ему указывать на тебя, как на преемника, потому что ты бездарен. Эта твоя дешёвая затея: отправить парней под эльфийский холм — просто идиотизм! Чего ты добился этим? Даже не посоветовался с умными людьми. Сам всё думал провернуть, да? И в Совете выставить как свою удачу? И что получилось: два боевых отряда направлены на одну операцию, а дело, которое требовало немедленного реагирования, оказалось без поддержки? Сегодня мы могли взять Джакаджу тёпленьким! И уж он много мог бы нам сказать о тайнах "Гениус Алама"!
Они постояли напротив друг друга — такие, какие они есть: старые, полуторатысячелетнего возраста маги. Затем вид обоих снова преобразовался.
— Какой толк в этой книге? — заговорил Вольт, снова подтянутый, с лицом почти без морщин, — Заклинания "Олэ Инфернас" по-прежнему нам недоступны. А читать пророчества сейчас, когда они сбылись — какой смысл? Ну узнала ты из этой книги, что она вернётся после возвращение Дивояра — а что в этом? Узнала бы ты раньше, лет семьсот назад, тогда — да!
— Смешной ты, — пожала пышными плечами валькирия, — У меня было время изучить язык этой книги, а ты и сейчас не хочешь заняться этим. Поэтому и не понимаешь, что здесь написано. Они писали эту книгу сами для себя. Это вовсе не список пророчеств, а напоминание самим себе о том, какова реальность на самом деле. Самим себе, потерявшимся во времени и свихнувшейся истории, они писали послания. Вот почему Лиланда так рвётся за этой книгой. Тысячи лет они ходят кругами, тасуя одни и те же ошибки, и всё бессмысленно, потому что они не могут найти выход из этого лабиринта времени — он каким-то образом сомкнулся со входом. И Румистэль идёт по бесконечному пути вновь и вновь, меняя имена и времена — могучий и бессильный. О, если бы я знала как разорвать это порочное блуждание во тьме — разве я бы не была на их стороне?! Но я на стороне Дивояра, на стороне нашей власти. А всё, как я полагаю, возвращается к истокам — все дальше по времени, к самому началу, когда мы подняли в безлюдных горах Селембрис покинутый волшебный город — вот откуда наше могущество, Громур!
