Интервенция

Война без особых причин.

Война — дело молодых.

Средство против морщин.

Красная, красная кровь.

Через час она просто земля.

Через два — на ней цветы и трава,

Через три она снова жива.

Согретая лучами звезды по имени Солнце.

(Виктор Цой)

Речел обнаружилась в комнате Джекоба. Она сидела, и, судя по горе бычков в пепельнице, беспрерывно курила.

— Джекоб, что с нами будет? Мы все погибнем? — Тоскливо спросила она.

— Зачем нам погибать, подруга? — Спросил Тони, а потом решительно взял девицу за руку. — Со мной не пропадешь! Мы и тут неплохо проживем.

Речел внимательно поглядела на техасца и прильнула к его плечу.

— Что такое ты говоришь? — Не понял Джекоб.

— Все правильно, шеф, — подал голос ввалившийся в помещение Риккардо. — Нам деваться некуда. Придется приспосабливаться к местным условиям. Пора дезертировать, пока не поздно.

Приспособились они очень даже неплохо. Васька привела их на какую-то квартиру на Васильевском острове. Здесь имелся даже свет. Хозяин, колоритный алкаш, торговал чем-то на рынке. Коммерция у него, видимо, шла неплохо — поэтому у него не переводились автомобильные аккумуляторы, от которых работала пара чахлых лампочек. Кроме аккумуляторов, хозяин откуда-то постоянно приносил самогонку, которой угощал гостей, не забывая, разумеется, и себя.

— Не грустите ребята! Все будет в лучшем виде. И не такое переживали, — говаривал он. — Отсидитесь немножко, пока вся эта война окончится, а там, глядишь каким-нибудь делом займетесь. Америка вашей судя пор всему, кирдык. Но это ничего.

Тони, похоже, был согласен. Речел так вообще была согласна заниматься чем угодно, лишь бы рядом с Тони. Остальная компания кое-как маялась дурью и вынужденным бездельем. В конце-то концов — отсидеться, так отсидеться.

Свалили они очень во вовремя. Недовольство натовцами нарастало стремительно. Но хуже всего другое. Как оказалось позже, в войсках стало заканчиваться продовольствие. Теперь речь уже не шла о гуманитарной помощи, не хватало солдатам. Речь еще не шла о реальной нехватке. Но меню явно оскудело. Американцы, как известно, так служить не привыкли. Солдатки стали пытаться покупать еду у местных. Но доллары вдруг решительно перестали брать. Поэтому солдаты начали грабить. Потихоньку и с оглядкой — но тем не менее. Кое-кто стал менять предметы снаряжения. В общем, уважения к миротворческим силам становилось все меньше. Началось и повальное дезертирство. Причем, бежавших солдат принимали вполне охотно. К ним никаких претензий не было.

Однако, Джекобу и компании отсидеться не пришлось. Через несколько дней в дверь раздался отчаянный стук. На пороге стоял первый сержант Уэйтс. Он был в гражданской одежде, в какой-то гнусного вида джинсовой паре и разношенных корссовках. Черное лицо сержанта перекосил ужас.

— Как ты нас нашел? — Спросил Джекоб.

— Да уж нашел... В этом городе все про всех знают. Не в том дело. Тут такое творится... Кажется, и в самом деле там всем трендец настает.

Из сбивчивого рассказа сержанта выяснилось следующее. Насмотревшись на творящиеся возле крепости чудеса, он тоже дезертировал — и обитал неподалеку, пристроившись к какой-то доброй женщине. Оглядевшись, он быстро пристроился к делу — что-то там ремонтировал и вроде бы вполне вписался в местный пейзаж, несмотря. Скажем так, необычную для русского внешность. Но тут это как-то никого особо не волновало. Сегодня Уэйтс зашел в большое красивое здание на берегу Невы — возле которых сидели египетские чудовища. Там отсиживались какие-то то ли художники, то скульпторы — были к ним у у Уэйтса дела бытового плана. Так вот, когда он, будучи после завершения работы в некотором подпитии вышел на набережную, случилось ЭТО.

Над Зимним дворцом вспыхнуло ослепительно-белое холодное пламя. Продолжалось это всего секунду, потом здание снова погрузилось во тьму. Но сфинксы вдруг взмахнули крыльями и взмыли в небо. А потом вдали показался тот самый старый крейсер, на мачте которого развевался красный флаг. Крейсер грохнул из пушки.

— Доигрались, дебилы, — пробормотала сонная Васька. — Вот теперь-то начнется... Если эти с набережной проснулись — то началось настоящее веселье. Кто-то их сильно достал.

— Уже начинается! — Заорал сержант. — Я никогда не думал, что в городе столько людей!

В Джекобе проснулся журналист. Как в том старом анекдоте — черт с ним, с хвостом, но на это надо посмотреть. Он-то догадывался, что случилось. Видимо, деляги, мечтавшие залезть в Эрмитаж, все-таки решились пошерстить его под шумок. Благо теперь американцам было уже не до него. Ну, и получили по полной программе. Но, судя по всему, случилось и другое. Началась некая цепная реакция.

— Я пошел, — бросил он товарищам. Васька без слов тут же поднялась.

— Я с тобой. — Встал с койки Тони. — Эй Риккардо, присмотри за девкой! Башкой за нее отвечаешь.

Латинос был рад остаться в доме, а вот сержант Уэйтс направился вслед за парнями.

— А ты чего? Сидел бы вон с этими, — ухмыльнулся техасец.

— Нет уж. А то ты потом, расист поганый, будешь говорить, что чернокожие в кустах отсиживаются.

На улице стояла кромешная тьма, но в ней чувствовалось движение. В самом деле — сколько, оказывается в Питере людей! Причем, люди все были какие-то странные. То там, то здесь в жидком свете мелькали молнии драных "косух", длинные сальные патлы или наоборот — бритые черепа. Были, впрочем, и просто до синевы пропитые морды. В руках эти люди держали разнообразное оружие. Имелись автоматы Калашникова, но были видны и раритеты времен Великой войны. Кто-то тащил даже немецкий ручной пулемет. Кое-кто был с топором, некоторые — просто с тяжелым колом. Но все это были совсем не призраки и не мифологические персонажи — это были явно живые люди, от которых разило водкой и чесноком.

Один, в тяжелых ботинках, с бритой головой, даже окрикнул сержанта:

— Эй, шоколад, ты с нами? Оно правильно. Давно пора мочить этих козлов!

— Этого парня я видал на рынке. Хороший парень, хоть, конечно, расист, — пояснил Уэйтс.

Возле рынка люди строились. Беспорядочная толпа превращалась во что-то осмысленное. Между людьми двигались туда-сюда мужчины, явно знакомые с военным делом. Они наводили порядок. Впрочем, было весело. По рукам ходили бутылки с самогоном.

— Давай-давай. Заканчивай праздник. Сейчас двинемся, — покрикивали старшие.

Внезапно вдалеке послышалась громкая музыка. Джекоб знал эту песню. Это была тема старенькой шотландской группы Nazareth, исполненная бешеной похмельной ненависти ко всему миру. В перспективе Восьмой линии показались несколько тяжелых мотоциклов. Это были не здешние развалюхи, собранные черт знает из чего, это были чопперы вплоне цивилизованного вида. Машины слепили мощными фарами, посверкивали в темноте хромом. Да и ребята на них сидели одетые не по здешней моде — хотя в тех же самых "косухах".

За мотоциклами двигались два грузовика. Они были набиты вооруженными людьми. Над машинами развевались черные флаги с черепами.

Один из мотоциклистов заметил Джекоба и товарищей, скромно стоявших возле подворотни.

— Янкесы! — Заорал он.

— Разуй глаза, придурок! — Рявкнула на него Васька.

Только тут до журналиста дошло, что все остальные воспринимали их как своих. Впрочем, видимо, они уже и были своими.

Мотоциклист подрулил к ним.

— Ох, извиняйте, братаны, не врубился, — покачал головой сидящий на "Харлее" бородатый парень. — Хотите вот глотнуть?

Он протянул им здоровенную бутыль джина.

— Откуда вы, парни? — Спросил Джекоб, глотнув пахнущий шишками напиток.

— Кто откуда. Я вот в Стокгольме жил последние десять лет. А так-то я с Лиговки, там родился. Но у нас там е Европе черт-те что началось... Фигня всякая. Но тут вот просыпаюсь я в этом долбанном Стокгольме с похмелья — и мысль мне такая приходит. Что я, как дурак, сижу в Европе? В России жизнь повеселее будет. Потянуло просто неудержимо. Да и меня одного. Откуда-то все знали, что в России самое веселье должно начаться.

Двинул я в Амстердам. Там много таких, как я, собралось. Транспорта никакого сюда, понятно, не ходит, да и вообще, я ж говорю, там полный дурдом творится. Так вот, пришлось нам захватить паром.

— Погоди, когда это случилось? — Спросил Джекоб.

— Вчера, вроде. Впрочем, не помню, мы всю дорогу квасили.

— То есть, вы за несколько часов дошли от Амстердама?

— Кто его знает как? Дошли так дошли. Ладно, пойду поищу какого-нибудь главного. Пусть скажет — куда идти и куда стрелять.

Атака на американских солдат была долгой, кровавой и жестокой. Главным центром сопротивления на Васильевском острове было большое желтое здание, служившее в прошлые времена местной управой. Кое-как собранное воинство, конечно, в подметки не годилось подготовленным штатовским солдатам. Но русские все-таки перли вперед! Подход к управе прикрывал бронетранспортер. Многие из тех, что пытался к нему подобраться, легли под пулеметным огнем. Но все дело решил тот самый бородатый парень с мотоцикла. Он сумел подлезть — и метко метнуть "коктейль Молотова". Бронетранспортер зачадил. Одновременно ребята попытались подойти по крышам. Но там их встретили плотным пулеметным огнем. И тут вдруг из окон здания стали вылетать орущие американские солдаты.

— Низко летят. К дождю, наверное, — Прокомментировала Васька. Они стояли в подворотне неподалеку. Джекоб решил ни во что активно не вмешиваться — а вот Тони с Уэйтсом не утерпели. Увидев, как строят невесть из кого собранное воинство, они полезли поучаствовать и покомандовать. И, видимо, были где-то там...

Из окна вылетел очередной защитник демократии.

— Джекоб, ты жив? А я уж думал на этим свете уже не повстречаемся... — Перед журналистом стоял Тони. Он был весь ободран, покрыт грязью, на морде виднелись свежие ссадины, под мышкой Тони придерживал автомат Калашникова. Он возбужденно рассказывал:

— Слушай, как все весело вышло. По крыше мы не прошли. Ну, так ребята подсказали ход под землей — какие-то там коммуникации. Мы прошли, вылезли из подвала. Так наши ребята их всех сделали.

— Наши... Это которые?

— Которые? Да вот эти! — Кивнул Тони на здание, над которым взвился "веселый Роджер". — Ну ты бывай, потом встретимся. А то у меня теперь взвод под началом, я за этих придурков отвечаю.

Техасец скрылся в муторной ночной глуши. А ведь сержант Уэйтс, возможно, и до ротного командира дослужится — мелькнула мысль у Джекоба.

Впрочем, долго размышлять не пришлось. После некоторого затишья снова началась пальба. Повстанцы, не считаясь с потерями, теснили американцев к Стрелке. Пленных они не брали. Да и не просто не брали. Двигаясь вслед за продвигающимися отрядами повстанцев, Джекоб видел чудовищно искалеченные трупы американских солдат.

— Ну и что ты страдаешь? Мы их сюда не звали! — Сказала Васька, когда Джекоб осматривал подбитый американский джип. Девушка-сержант, которая там ехала, была изнасилована ну в очень извращенной форме. А потом пристрелена выстрелом в голову. Но, с другой стороны, их в самом деле кто-нибудь сюда звал?

Наступление между тем захлебнулось. Повстанцы выкинули американцев с Васильевского острова. На Петроградке тоже шла стрельба. Джекобу тут как раз нашлась работа — сгонять на трофейном джипе и разузнать, что там и как. Рванув по Тучкову мосту, журналист долгое время никого не встречал — только тела растерзанных солдат НАТО. Наконец, вывернув на Каменоостоовский, он увидел команду — на глаз, примерно до батальона. Команда состояла из тех же личностей, кого журналист уже видел — длинноволосых и наголо бритых парней в кожаных куртках, — а в большинстве — просто синемордых типов.

Они шли нестройными рядами и горланили:

А наш притончик гонит самогончик.

Никто на свете не поставит нам заслончик!

И пусть шмонают опера, мы пьем с утра и до утра,

Вагончик жизни покатился под уклончик.

Но на ту сторону перейти не вышло. Генерал Адамс вывел на набережные всю оставшуюся бронетехнику. Американцев в упор бил болтающийся по Неве крейсер, по которому танки почему-то не могли попасть — но все-таки повстанцев отметало с мостов огнем. Проход на тот берег был закрыт. И тут... С колонны сорвался ангел. Он, держа крест в поднятой руке, завис над крейсером с поднятым на мачте красным флагом. Между тем крейсер мочил из всех калибров. И ведь их танки и бронетранспортеры — все -таки, сволочи, горели! Но продвинуться на ту сторону Невы не выходило.

Русский — это судьба

В Александро-Невской лавре начинался обычный день. Монахи и послушники сидели в трапезной и поглощали скудный завтрак, время от времени прислушиваясь к происходившей возле Невы стрельбе. И тут в зал вошли двое незнакомых людей. Как они прошли через посты монахов — непонятно, Лавра и вообще охранялась очень тщательно, а в свете последних событий все посты были усилены, никого чужих и близко не подпускали. Но, тем не менее, незнакомцы прошли. Оба гостя были одеты в черные подрясники. Из-под них виднелись запыленные тяжелые сапоги — такие, которых нынче уже не делают. Один из визитеров был плотным мужиком, держащим в руке здоровенный боевой топор. Другой был похлипче — он смотрел на всех очень умными глазами.

— Что ж это, делается, братья! — Заговорил тот, что с топором. — На нашу новгородскую землю налезла всякая сволочь, а вы тут сидите? Вон там уже война идет... Отсидеться думаете?

— Так ведь это бесовские слуги... Нечисть и ее слуги. — Подал голос кто-то из угла.

— С ними мы разберемся. Но Господин Великий Новгород должен постоять за себя. А ну выходи!

Тем временем откуда-то среди монахов уже успела распространиться весть — кто такие эти гости. Это были новгородские митрополиты, жившие давно — еще в Средние века. Тот, который с топором, имел в свое время собственный митрополичий полк и сам водил его в бой. И когда нужда подпирала, он, подоткнув рясу, лез вперед своего полка по штурмовой лестнице на вражеские стены с боевым топором. Те суровые времена такое поведение владыки не считалось чем-то необычным. В конце-то концов, укрепленными форпостами вокруг Пскова и Новгорода были именно монастыри.

Второй митрополит был тоже выдающейся личностью. Он не прославился военными победами. Славу себе владыка заслужил на ином поприще. Как-то в его келью заглянул бес. Под видом женщины. Нечистый хотел таким образом опорочить митрополита. Да только не вышло! Митрополит оседлал беса — вроде как гоголевский Вакула. Но если гоголевский кузнец по молодой глупости, рванул в Питер, чтобы добывать своей девице модную обувь, то монах был уже зрелым мужем, серьезно занимающимся политикой. Он использовал подвернувшееся транспортное средство с большим толком — верхом на черте отправился к константинопольскому Патриарху, дабы выбить себе подтверждение своих митрополичьих прав. Дело-то в следующем: в те времена у Новгорода шла крутая разборка с Москвой. Поэтому подтверждение данных прав значило очень многое, это уравнивало Новгород с Белокаменной и Киевом по духовному статусу. В Средние века это было очень большим делом.