— Хм, — сунула в воду ножку Катя и крупно вздрагивает, — явно не месяц май.
— Ребята, — обречённо пискнула Рита, — может, всё же прорвём оцепление?
— Подруга, ты от убийств ещё не устала? — одергивает её Катя.
Эдик спокойно заходит в море, не производя лишних телодвижений, окунается и плывёт в темноту. Метров через триста, противоположный берег, но он почти не различим в черноте неба.
Катя решительно встряхивает рыжей гривой и, со сдавленным вскриком погружается в воду, гребёт по-собачьи. Боже, да она почти не умеет плавать, пугаюсь я!
— Ты как? — в тревоге спрашиваю я.
— Замечательно! Только бы кто ни будь, не цапнул меня за ногу, — сквозь зубы пытается шутить она, смешно загребая руками.
Эдик делает круг, подплывает к своей подруге: — Интересный стиль, у меня так мой пёс Шарик плавал. Научишь?
— Дала б я тебе меж лопаток, — без злости отвечает Катя.
— Нам пора, — я беру за ладонь Риту и настойчиво тащу в воду.
Какой ужас, пронизывающий холод сжимает лёгкие, вода стремительно выгоняет тепло, одежда намокает и стягивает кожу, появляется противный страх, вдруг не доплывём.
Сзади всхлипнула Рита, но, демонстрируя хороший брасс, уверенно плывёт. Буквально через пару минут тело немеет от холода, но прилипшая одежда выдаёт пару градусов тепла, словно я в дырявом гидрокостюме.
Катя лихорадочно гребёт, вздымая руками пену, как бы силы её не покинули. Ей что-то говорит Эдик, она слегка успокаивается, начинает плыть так же размерено как и все мы.
На берегу снуют тени, появляется милицейская машина, но нас не видно на чёрной воде.
Тело совсем теряет чувствительность, но мы проплыли лишь половину пути. Рита гребёт совсем рядом, иногда касаясь меня пальчиками, наверное, ей так легче. Катя упрямо прёт как большая черепаха, но в движениях начинает появляться явная вялость, Эдик не спускает с неё глаз.
— Катюша, тебе помочь? — меня пронзает беспокойство.
— Всё просто здорово, я иду ко дну, — мне кажется, что она шутит, но неожиданно её голова исчезает. Эдик, фыркнув, ныряет. Не раздумывая и секунды, следую его примеру. Очень вовремя цепляем её за волосы и выволакиваем на поверхность.
— Катюшенька, держись! — чуть не плачет Рита.
— Уф, как меня переклинило, — её глаза блеснули тусклым зелёным светом, она вцепилась в плечи Эдика, — мне нужна ваша помощь, ребята, — спокойно говорит она.
Остаток пути проходит как во сне, но страх за Катю придаёт силы. Противоположный берег возникает неожиданно, как подарок судьбы. Ноги, словно култышки, коснулись дна, пятки не ощущаются, сознание помрачённое. На удивление, лучше всех нас чувствует себя Рита, она первая выбирается на берег, словно большая собака отряхивается и помогает нам вытащить Катю, которая пребывает в полуобморочном состоянии.
Как некстати, дует северный ветер, резко снижается температура воздуха. Теряем последние силы, растягиваемся на мокрых камнях, почему-то становится тепло и захотелось спать.
Первый очнулся Эдик, шатаясь, встаёт: — Согрелись? — ехидно спрашивает он.— Это обычное переохлаждение, если заснём, увидим дивные сны, а пробежимся — есть шанс выпить горячего чаю с коньяком.
Заставляю себя подняться дёргаю за руку Риту, пихаю в бок Катю: — Твой ухажёр предлагает нам пробежаться, — грубо говорю я.
— Ухажёр, какое дивное слово! — Катя, шатаясь, встаёт. Внезапно глаза разгораются, кожа засияла полированной медью, над телом заструился пар и её одежда высыхает прямо на глазах. Я теряю дар речи от удивления, но неожиданно мне становится жарко, в лёгких словно скопился огонь и пытается вырваться наружу. Не выдерживаю такой пытки и выдохнул из себя жгучее пламя, водоросли на берегу в одночасье вспыхивают, а вот и над Ритой повисает контур страшного пса — мгновенье и будто мы небыли в ледяной воде. Эдик понимающе кивает, у самого зубы выстукивают барабанную дробь, он без зависти произносит: — Полезное качество, жаль, у меня таких защитных функций организма нет.
Катя встрепенулась, раскрасневшаяся, словно после хорошо протопленной бани, утыкается в его грудь и прижимается всем телом.
— Э-эй, не сожги! — восклицает Эдуард Арнольдович, с нежностью поглаживая стоящие торчком рыжие волосы, с удовольствием впитывая в себя страшный жар от её тела. Лишь под утро оказываемся у Ритиного дому. Единодушно решили идти к ней, её отец в командировке, а лишний раз волновать родных не хочется.
Рита с интересом посматривает на меня, затем не выдерживает, говорит: — Кирилл, а у тебя глаза светятся и зрачки узкие.
— Совсем плохо, — хмурюсь я.
— Будем вместе ходить в чёрных очках, — улыбается Катя.
— Появились контактные линзы, я смогу предать вашим глазам любой цвет, — обыденно говорит Эдик, словно с этой проблемой сталкивается постоянно.
А ведь это выход, я вздыхаю с облегчением, поднапрягу начальника КГБ, пусть достанет пару комплектов.
Ещё ночь, а Дарьюшка уже готовит метлу, выдвигает к бордюрам ящики для мусора. Она замечает нас, выпрямляется, упираясь о палку метлы, ждёт, когда подойдём.
— Привет, бабушка! — Рита целует её в морщинистую щёку.
— Не спится по ночам? Эх, молодость— молодость, я раньше так же гуляла до зори. Вы только человека не загоняйте, у него нет таких способностей как у нас, — она окидывает зорким взглядом Эдика.
— Бабушка, а у тебя больше нет патронов с серебряными пулями к автомату, — словно спрашивает о леденцах Рита.
— Все истратили, так быстро? — искренне удивляется Дарьюшка, целуя в макушку внучку.
— На чумном кладбище упырей в клочья разнесли, — с гордостью говорит Рита.
— Не один не ушёл? — Дарьюшка внимательно смотрит ей в глаза.
— Да нет, — поникла под её взглядом Рита, — большая часть обрела крылья и улетели в Прибалтику.
— Что ж, у святых отцов существенно прибавится работы, — мрачнеет старушка.
— Так у тебя есть ещё патроны?
— Последние отдала, вам их лет на десять должно было хватить, — на лице Дарьюшки возникает угрюмое выражение, — эти события предвестники большой войны. Дети мои, в непростое время вы живёте, — сокрушённо качает она головой.
— А мы твой сервиз переплавили, — грустно заявляет Рита.
— Для этой цели я и дала его тебе, внученька, — горестно вздыхает Дарьюшка, — так сказать, стратегический запас. Но славу богу, у меня есть старинная ваза, ещё со времён Христа осталась, — у Эдика от удивления округляются глаза, но Дарьюшка продолжает будничным тоном, — она из серебра страшной разрушительной силы. Это благородный металл из земель драконов, да деточки, есть такая страна, это удивительная и чрезвычайно опасная земля.
— А Кирилл дракон и Катя тоже, — не удержавшись, с гордостью выпалила Рита.
— Засветились уже, — неожиданно хмурится Дарьюшка, — ты внученька, светлая моя душа, даже отцу своему не говори, — внезапно я улавливаю в её взгляде зловещий отблеск внутреннего огня, он такой мимолётный, вряд ли кто его заметил, но мне вдруг стало страшно за Риту
— Вот и Кирилл меня об этом просил, — вздыхает девушка.
Дарьюшка внимательно смотрит на меня, что-то видит, ещё больше хмурится, тихо говорит: — Камень едва не захлебнулся твоей кровью, правда, это не твоя вина, но ты уже другой, Кирюша. Как мир воспринимаешь? — неожиданно с грустью спрашивает она.
Мне становится жарко от её слов, а ведь действительно, всё поменялось. Прислушиваясь к внутренним ощущениям, задумчиво произношу: — Словно всё стало контрастным, оголённым.
— Вот и души людей будут для тебя словно оголённые, можешь не понять. Тебе заново надо учиться различать полутона, не ровен час решишь, что вокруг сплошное зверьё, наломаешь дров. Задерживаться в Севастополе вам не стоит, пора в Москву собираться, под ясные очи Белова Леонида Фёдоровича. Хотя, насколько они у него ясные, уже не знаю. Помню его ещё мальчишкой, голопузым, честным и справедливым, но это было в другой жизни, — задумалась старушка. Она тихо подошла к диванчику, и я только сейчас заметил, что на нём безмятежно спит маленькая девочка. Дарьюшка поправила одеяло, горестно вздыхает: — Глаз да глаз за ней нужен, сорванец ещё тот.
— Лаура? — догадываюсь я.
— Она тоже всё воспринимает как чёрное и белое, без полутонов, очень сложный возраст. Сейчас не догляжу, все люди для неё станут насекомыми, а у рептилий это еда.
— Ужас какой, — вздрагивает Катя, с непонятным любопытством разглядывая спящую девочку.
— Ужас не она, а вы! — внезапно сверкнула очами Дарьюшка, но взгляд моментально потеплел. — Вам надо очень серьёзно работать над своими чувствами, иначе отступитесь от кодекса Ассенизаторов и окажетесь по другую сторону ... и на вас объявят охоту. Надо же, упырей в бедную Прибалтику отпустили! А ведь там и без них всякой нечисти через край, как дрожжи в сортире! — всплеснула она руками. Но старушка быстро справилась с эмоциями, оставила не в меру расшалившемуся коту изодранный тапок, позвала нас пить чай с клубничным варением. Лишь под утро мы распрощались и, испытывая противоречивые чувства, вышли на улицу.
У Риты дома чисто и уютно, вазу, подарок Дарьюшки, она пока поставила на круглый столик с витыми ножками. Девушка вздохнула, глядя на такую красоту, неужели придётся её переплавлять.
Ваза сплошь в выпуклых узорах, понять, что изображено трудно, на ней словно языки застывшего пламени, а может, необычные вьющиеся растения или сказочные змеи. Во мне крепнет убеждение, уничтожать её нельзя, это как рубить тысячелетние деревья и бросать в костёр древние иконы.
— Неужели её придётся плавить? — вздыхает Рита, протирая вазу чистой тряпкой.
— Нет, — уверенно говорю я, ловя взглядом чарующие отблески светлого огня.
— Зачем же нам её отдала Дарьюшка?
Я оставляю вопрос без ответа.
— Кирилл, а ты не уйдёшь в свою страну? — в голосе Риты звучит тоска.
— Мне и здесь хорошо, — неуверенно говорю я.
— Мы вас заберём с собой, — обвивает руками жилистую шею Эдика Катя.
— Я не против, — задумчиво говорит мой друг. Его мысли вновь где-то парят в неизвестных далях. Он механически отхлёбывает из широкой кружки чай с коньяком и ему хорошо и уютно в мягком кресле, но также ему будет хорошо и уютно и у жерла готового взорваться вулкана. Странный он человек, может легко принять не воспринимаемое и сделать этому логическое обоснование. Мне кажется, в нём течёт кровь предков далёкой Расы, людей, что взглядом могли сшибать планеты со своих орбит. Ещё неизвестно, кто круче, драконы или люди. Хотя, зачем сравнивать, всё в этом мире так переплелось. Себя я ощущаю обычным человеком, правда теснится в моей груди настоящий огонь, да и крылья хочется расправить за спиной.
Незаметно погружаюсь в мысли, хочу уединиться, чтоб никто не мешал, даже Рита отвлекает. Такое ощущение, что мои нервы перекрутились и стонут, словно перетянутые струны гитары. Не отдавая себе отчёта, щёлкаю пальцами и ухожу в мир, наполненный синими бликами.
На этот раз я осторожен, не хочу попасть в Отстойник,желаю просто побродить в синем мире, полюбоваться всполохами голубого огня, потрогать призрачные кристаллы? Но этот мир ждёт моих действий и, словно испытывая нетерпение, начинает бурлить, струи неведомой энергии скользят вдоль тела, схвачу любую и окажусь в неведомых краях.
Ветвистая молния едва не ослепляет меня, синий мир темнеет.
— Отстань, я просто хочу отдохнуть! — выкрикиваю в отчаянье.
Несколько синих лепестков мягко обхватывают тело и, словно журчащий поток, выносят к берегу хрустального озера.
.................
Раннее утро, сижу на шелковистой траве, богомол осторожно касается моей руки, пятится и, раскачиваясь на членистых лапах, спешит исчезнуть в изумрудных зарослях.
Здорово! Где я? Обвожу взглядом чудесный мир, встаю, не спеша иду к озеру. Вода светлая, веет запахом чистоты и свежести, рыбина плеснула хвостом, рак стремительно ушёл в глубину и затерялся в пышных водорослях.
Не раздумывая, сбрасываю одежду и прыгаю вводу. Она ледяная, но не вызывает неприятных ощущений, просто освежает тело! Плыву кролем, рассекая гладкую поверхность. Мысли успокаиваются, дикое напряжение уходит, я сливаюсь с природой.
Из майки делаю сумку, завязав узлом нижнюю часть. Ныряя у камышей, ловлю раков. Вскоре набиваю импровизированную сумку до верха. Улыбаюсь, вот сюрприз будет друзьям.
Некоторое время валяюсь на мягкой траве и не о чём не думаю. Это верх блаженства! Но вот, мозг царапнуло беспокойство, пора домой, иначе захочу остаться здесь навсегда. С сожалением смотрю на буйную зелень и светлую гладь
озера, хватаю раков. Домой!
Материализуюсь в полной тишине. Все, кроме Эдика, в глубокой растерянности. У Риты брызнули слёзы, лицо идёт красными пятнами, Катя недовольно поджимает губы.
— Ты где был?! — едва не плача выкрикивает Рита.
Невероятно смущаюсь, я не ожидал, что будет такая реакция: — Вот, — вытягиваю майку, — за раками ходил.
— Эдик, ну скажи ему что ни будь! — в великом возмущении требует Катя.
— Раки? Обалдеть! Ну ты молодец!— мой друг оживляется, радостно потирает ладони. — Сейчас сварим! Ритуля, укроп есть?
— Мужчины все одинаковые, — высокомерно глянула Катя и моментально гаснет под его ласковым взглядом Эдика. — Да, Ритуля, укроп у тебя есть? — елейным голосом добавляет она, с обожанием глядя на черную бородку от уха до уха. — Да ну вас! — Рита в возмущённом порыве отворачивается.
— Так у тебя есть укроп? — слышится невозмутимый голос Эдика.
— Есть, — уже спокойнее говорит Рита.
И всё же раки везде разные, таких вкусных я в жизни не ел, что там до них тигровым креветкам!
С последним рачьим панцирем мир полностью восстановлен. Рита улыбается, жмётся ко мне: — Ты бы ещё как-нибудь смотался за раками, — под общие улыбки требует она.
Стараюсь расслабиться, максимально отдохнуть, но мысли не дают мне покоя, скоро в Москву, что нас ждёт? Я чувствую, что основное развитие произойдёт именно там. Вновь всплывут проблемы с так называемыми Воинами Христа. Безусловно, к нему они отношение не имеют, но фанатично убеждены, что служат Господу, тем и опасны. За столетия накопили огромный опыт и, вероятно магией страшной обладают, иначе не рискнули вступать в единоборства с драконами. Внезапно вспоминаю Стелу, её точеную фигуру, насмешливые глаза, ямочки на щеках — аж в пот прошибло! Украдкой бросаю взгляд на Риту. Она счастлива, мурлычет под нос песенку, рассматривает рубашки, снимает с вешалки шикарный плащ. Усилием воли гоню от себя видение образа Стелы. Пытаюсь улыбаться, но получается несколько растеряно.
— Что-то случилось? — мигом подмечает возникшие перемены в моём лице Рита.
— Да так, скоро в Москву, работы много будет, — поспешно опускаю взгляд вниз.
Катя многозначительно глянула на меня, сузила глаза, едва заметная улыбка скользнула в краешках чувствительных губ. Она, как опытная женщина, сразу раскусила меня, но Рита, подлетела ко мне, щебечет: — Отец с Германии привёз, одевай!
— Да мне б что-нибудь попроще, — сконфузился я.
— Бери, бери, папа ругаться не будет! — она обвивает мою шею руками, зажмурившись, целует меня в губы. Чувствуя себя виноватым, неловко отвечаю ей поцелуем.
