Решено было до последнего не обнаруживать себя. Трое оставшихся защитников шнека попрятались кто куда. Пусть нападающие влезут на борт, а там Бог рассудит.
Роберта почему-то совсем не тревожила предстоящая схватка, наоборот — кровь закипала давно забытым азартом.
Трое сарацин одновременно спрыгнули на палубу и почти сразу все трое ткнулись в доски настила, пятная кровью мокрое дерево. Роберт отметил, что тяжелый меч мелькает в руках Хелега как перышко. Дальше праздно наблюдать ему не дали: с левого борта донесся стук, в леер впились зубья кошки. Не понимая, как такое могло произойти, франк метнулся в ту сторону. И вовремя — через борт уже переваливались вооруженные кривыми саблями смуглые оборванцы.
Первый рубящий удар он отвел, прихватив клинок противника гардой. Ответил колющим в горло... Не стоило даже мгновеѓния тратить, что бы убедиться в результате. Булькая и брызгая кровью, сарацин свалился в ноги набегающему соратнику. Не тратя время на фехтование, — не на турнире, — Роберт просто рубанул по клинку противника бхелхетой и на мгновение сам опешил: Табан срезал железную полосу. В руках противника остался бесполезный эфес. Но тот не остановился — с фатальной неизбежностью пришел грудью на выставленную дагу.
Что ж вы лезете так быстро? Ишь, умные, обойти хотели. Ну, давайте, давайте! Пока вы тут топчетесь, еще один через борт ползет.
Заботиться о последнем перевалившемся через борт пирате, не пришлось. Стрела вошла ему в глаз. Роберт не стал оборачиваться, поняв: Орм приглядывает за его спиной. Выпад справа... отбить... крутнуться...
Пока ты руку поднимешь: я второго отгоню. Ага, задел! Отбеги маленько, не мельтешись. О, кажется, не просто задел — падает. Теперь ты, левый. Быстрый какой! А вот так... и так... и так... И — все! Теперь последний. Эй, куда? Я тебя все равно достану! Достану... Достал.
Только уложив последнего, Роберт обернулся. Орм, присел на край скамьи. На носу Хелег, вкладывая всю норманнскую душу в удар, рубанул последнего, оставшегося в живых противника. Голова сарацина отскочила, повиснув на лоскуте кожи; наискось через грудь до паха легла красѓная брызжущая полоса, деля человека на две части. Роберт не стал досматривать, подошел к левому борту. На фелухе было пусто. Рядом на тонком конце телепаласъ утлая лодчонка, тоже пустая. Все, кто выполнял обходной маневр, лежали на палубе шнека.
Боевой азарт помаленьку отпускал. По шее из-за ушей текли струйки пота. Роберт сбросил перчатку, снял и положил на лавку шлем. Усталости не было, так, некоторое опустошение.
— Эй, франк! — зычно гаркнул над ухом Хелег. — Это ты всех положил?
— Самого дальнего Орм стрелой.
— О! — кормщик поддал ногой эфес с остатками лезвия. — Сломалась?
— Нет, херсир, ее франк перерубил. Я своими глазами видел, — поѓдал голос Орм.
— Этой что ли? — Хелег ткнул пальцем в бхелхету. — Она что заговоренная?
— Нет, конечно. Я и сам опешил.
— Табан, говоришь? — вдруг осознал Хелег. — Да! Слышал, — он посмотрел на аккуратный легкий с виду меч с большим уважением.
Потом они долго и муторно убирали покойников с палубы. Хелег и Орм снимали с них все мало-мальски ценное и отправляли тела за борт. То-то рыбы сегодня погуляют на дармовщину.
Когда с этим было покончено, на середину палубы в проход между скамьями стали выносить своих. Почти все оставались теплыми. Не мудрено, день выдался жаркий. Солнце только-только начало спускаться к гоѓризонту.
Роберт разорвал на одном, давно естестѓвенным путем истлевшую рубаху, и приложил к груди ухо. Абу Тахар высокопарно именовал сию процедуру 'выслушиванием биения жизни'. А проще, как догадался Роберт — стука сердца. Сейчас, для верности пришлось заткнуть другое ухо.
Мир заполнили звуки чужого тела: что-то изредка булькало, мерно шипело как мехи в кузне, только слабо, очень слабо, на пределе слышимости. Роберт передвиѓнул ухо ближе к грудной кости, и тут из непонятных шорохов донесѓлось: тук-т, тук-т, тук-т. Редкие и слабые, это были все-таки удары жиѓвого сердца. Роберт распрямился.
— Нy что, все тайны Кьяле узнал? — недовольно проворчал, набѓлюдавший за ним Орм.
— Они живые.
— Как?!
— Спят.
— Не может быть. Я смотрел, ни у одного живчик не бьется. Вот только теплые... — и без перехода, — Хелег! Франк говорит, они спят.
— Ему по голове в драке попало? Или уже после спятил?
— Я слушал, вон у того сердце бьется.
— У кого, у Кьяле?
— Приложи ухо к большой кости. Меня один сарацинский лекарь научил.
— Да чему могут научить эти... А каким ухом слушать, левым или правым?
С колен Хелег поднялся в большой задумѓчивости.
— Пoшли, махнул он Роберту в сторону носовой части. Там к борту привалился человек. Вроде, все как и у остальных, но Роберт, не прикладывая ухо сарацинским манером, мгновенно понял — мертв.
— Что про этого скажешь?
— Сам не видишь? Покойник.
— Вижу. И не раненый.
— Вроде нет.
— Я что думаю, — зачем-то понизил голос кормщик, — вдруг они так полежат, полежат да и умрут все?
От перспективы скитаться по хлябям на корабле полном мертвеѓцов Роберта, и так не больно любившего море, пробрало ознобом.
— Я слыхал, — продолжил Хелег, — у сарацинских колдунов есть зелье, если его выпить, станешь как мертвый. Но коли такого мертвеѓца согреть: растереть там, или в бочку с горячей водой засунуть, он оживет. Тебе такое видеть не приходилось?
— Нет.
— И мне нет. Только думаю, сказки это.
— А что тут думать? Пробовать надо.
Кожа Кьяле была теплой только на груди; руки и ноги — как у настоящего покойника. Орм раздул угли в жаровне, на них сверху положили два голыша, невесть для чего перевозимые на шнеке. Когда камни нагрелись, их обернули курткой того же Кьяли, положили ему в ноги, а сами начали энергично тереть руки, щеки, живот. Что человек просыпается, стало понятно, когда на бескровном лице заалел слабый румянец.
— Вина бы ему горячего, — не подумав, ляпнул Роберт.
— Что?! Я те дам, вина! На борту у меня больше этой отравы не будет. А тебя я еще поспрошаю, кто команду извел, — но, сообразив, что хватил лишнего, Хелег добавил уже спокойнее: — Ты три, три, глядишь, и правда поможет.
Когда Кьяле открыл мутные как у новорожденного глаза, у Орма вырвался крик, он подскочил к товарищу и начал трясти. Но тот зажмурился, шумно вздохнул и захрапел. Теперь он просто спал.
До поздней ночи, до ярких, любопытных звезд они грели и растирали, растирал и обкладывали горячими, уже начавшими трескаться камнями. Шестерых отогреть не удалось. Их переправили на болтающуюся за кормой фелуху. Спрыгнув на палубу суденышка, Хелег подрубил мачту, снял парус и укрыл им покойников. Когда он вернулся на шнек, Орм намотал на длинную стрелу клок промасленной пакли, поджег ее и пустил вслед, качающейся на волнах лодке со скорбным грузом. Раздуваемое свежим ветерком, пламя быстро поползло по сухим доскам, перекинулось на осмоленные борта, и вскоре за кормой медленно дрейфующего шнека полыхал гигантский костер.
— Жаль, пиво все вылакали, — сокрушался Хелег. — Не помянуть по-человечески. Ну да чего нет — того нет. Орм, полезай в трюм, пошарь в бочке с солониной и сухарей прихвати. С утра не жрамши.
Увесистый ломоть до слез вонючей солонины и два каменно твердых сухаря Роберт проглотил мгновенно и не поморщившись. А еще вчера носом бы крутил, усмехнулся он про себя. Ужин пришлось запивать теплой водой. Рядом доедали Хелег и Орм.
— Завтра эти винопийцы драные проснутся, оклемаются, и пойдем на остров. Здесь сильѓных течении нет, далеко не отнесет. Подрейфуем пока. — Успокоил Хелег
Пapyс они спустили. Ветерок, успокоившийся к ночи, гнал и покруживал. Звезды водили над головой хороводы. Завернувшись в плащ, Роберт улегся прямо на палубе: и просторнее и воняет не так плотно как в каюте.
— Эй, франк, франк, — легкую дрему сдуло от хриплого баса кормѓщика. — Уснул?
— Почти.
— Ты говорил, будто и тебя так травили?
— Не меня, моих людей. Под Аскалоном, в пустыне. Мы далековато оторвались от своих, преследовали отряд сарацин. Ночевать пришлось под открытым небом. Такое частенько случалось. Еще перед самым выходом больше половины отряда слегло — заболели. Пришлось набирать кого попало. Но вроде они не плохо держались. Вот тогда эта фляга с вином и появилась. Откуда, спрашиваю? А мне — Бог послал. Я и не пил считай, только губы смочил. Караулы проверил и прилег. А когда меня Касым-шакал из палатки утром вытащил, все уже были мертвы. Думаю, выпей я больше, тоже бы остался на поживу стервятникам.
— Может твои люди... того, тоже уснули?
— Нет. Мертвее не бывает.
— Тогда, почему моих только усыпили?
— Откуда я знаю? Скорее всего, хотели взять живыми и продать.
— А твоих, значит, насмерть?
— Там с толпой колодников далеко не уйдешь. Кто-нибудь увиѓдит, услышит... А убегать с живым товаром несподручно.
— И после того ты три года у сарацин пробыл?
— Четыре.
— Долго...
— Выкуп большой запросили.
— Сколько?
— Двадцать марок золотом.
— Сколько?! Ты что, король или принц, чтобы такие деньжищи за тебя выкладывать? Постой, — сам себя остановил Хелег. — Выходит, выѓкуп-то привезли. То-то я смотрю, сарацины тебя только что на руках на мой шнек не заносили. С такого товара и я бы пылинки сдувал, — простодушно добавил он в конце.
Смешно и горько. С точки зрения норманна, вся история выглядела только респектабельной сделкой.
— Так кто ж ты есть? — в голосе Хелега прорезались тревожно-стальные нотки.
С такого станется, связать пассажира и найти на него покупаѓтеля побогаче. Роберт на всякий случай отодвинулся, освоѓбождая место для маневра, случись таковой понадобится. А с другой стороны, убьет он Хелега и Орма и куда потом деваться с этой, танцующей по звездам, лохани?
Куда ни кинь, везде предательство, предательство... Свои в Святой земле предали, арабы просто продали за хорошие деньги, сейчас этот норманн прикидывает, что можно взять с франкского гуся. Мир — одно грязное торжище, помойка для благих намерений.
Наверное, лицо у него сильно изменилось, потому что Хелег, и сам откачнулся:
— Эй, ты чего? Не хочешь говорить — не говори. Шут с тобой! Чего набычился?
— Показалось.
— Показалось! — зло передразнил кормщик. — Небось, думаешь, я тебя сейчас в мешок засажу и на базар: 'А кому франка за двадцать марок? Не простой франк — золотой!'
— Точно? Не вынесешь? — злая ирония прорвалась-таки.
— Я теми, с кем рядом мечом махал, и кто моих людей от смерти спас, не торгую! — Хелег рывком поднялся и, не обернувшись, ушел в сторону кормы.
— Зря ты его обидел, — проговорил из темноты Орм.
— Меня в последнее время столько раз предавали и продавали...
Лицо Тафлара проступило сквозь ехидно подмигивающие звезды: '...прощай Рабан'.
Я что в сволочь превращаюсь?
— Передай Хелегу, — обернулся франк к Орму, — я прошу у него прощения.
Так-то! Долги надо отдавать, и силы душевные вкладывать туда, где зыбко и стыдно, и можно промолчать, лелея, уязвленное чуѓвство справедливости. Мир меня обидел, и я его, мир то есть — сапогом в харю.
— Стой. Не надо. Сам скажу.
Роберт нашел кормщика у руля. Тот сидел на высокой скамье, разглядывая черную плещущую ночь.
— Прости, херсир. Я Роберт Робертин, бывший граф Парижский, дальний родственник франкского короля Филиппа.
— Оп ля! — Хелег аж подскочил. — Так я ж про тебя слышал.
Тесен мир. Куда ни попади, все тебя знают.
— От кого?
— От барона Больстадского.
— Ты видел Хагена? Где он?
— Так на острове, куда идем, на Кипре. Ждем, говорит, командира и побратима, и великого воина, и славного рыцаря. Ну, говорю, великан, небось? А он показывает себе по грудь. Росточка вот такого, но — человек!
И отлегло. И посветлело даже. Или зря собралась отворить новый день? И рыжий толстокожий детина, еще вчера, грозивший разорѓвать на части, оказался симпатичным вполне парнем. И, оказывается, его ждут. Его давно никто не ждал. Стиснуло в груди.
Роберт отвернулся и побрел к своему плащу.
К, принадлежащему Византии, но облюбованному с некоторых пор крестоносцами, острову Кипр, шнек рыжего Хелега подѓходил в сумерках. Команда умаялась после целого дня работы. Далеко не все окончательно пришли в себя после пережитого приключения. То одного то другого вдруг начинало выворачивать. Шнек проѓпах кислой блевотиной. Люди теряли сознание, четверых трепала лихорадка. Из-за этого время, потребное для достижения острова, почти удвоилось. Но все имеет конец (все ли?). На краю сиѓнего-синего, украшенного пенными барашками моря, темной полоской проступила земля.
Их встретила тихая, безымянная бухта с безымянной деревней. С десяѓток хижин прилепились к подножью невысокого желто-серого холма. Над поселением колыхалась ветреная тишина. Только чайки орали над головами моряков, настороженно осматривавших берег.
— Умерли они там все что ли? — проворчал Хелег. — Кьяли, Орм, Сидун, — на берег. Узнайте в чем дело. Да осторожнее, вдруг там поветрие.
Разведчики на берегу не задержались. Оказалось: ни поѓветрия, ни другой напасти. Селяне при виде корабля, который без малого полдня против ветра на веслах шел в их сторону, просто попрятаѓлись. Настойчивое желание чужаков посетить именно эту бухту, заставило местных, собрав пожитки, уйти в холмы. Туда же перегнали тощих коз, единственную местную скотину. В деревне остались только немощные старики. Они-то и объяснялись с норманнами.
— А, и — ладно, — Решил Хелег. — Хоть под крышей поспим. Вода там есть?
— Два колодца. Я проверил, воды на всех хватит.
Свою они выпили всю. Последняя порция пришлась на вчерашний вечер. Пожалуй, этому известию команда обрадовалась больше всего.
Расположились в двух ближних к морю хижинах, доели остатки припаѓсов и вволю напились. Прокравшийся ранним утром в деревню, крестьянин был изловлен, но на допросе ничего нового не сказал. Его отпустили, чтобы передал своим — в деревне торговцы, убивать никого не собираются, наоборот, желают купить еду и узнать дорогу в Никосию.
— Ты что, никогда здесь не был? — удивился Роберт беспечности Хелега, приставшего в первой попавшейся бухте.
— Именно здесь — никогда. Есть тут на западе городок Пирей. Бухта удобная, дороги хорошие, торг, опять же. Только куда нам с нашим полумертвым стадом!? Винопийцы драные! — зло сплюнул херсир. — Пусть передохнут день-два, а там пойдем на запад. Только тебе оно — не с руки. Из Пирея до Никосии дальше, чем отсюда. Есть, конечно, и другие места, но нам туда дорога заказана. Там византийцы, либо венецианцы, враз оставят без товаров и без корабля... а то и без головы. Команда вон едва ноги таскает — не бойцы. Я бы с доброй душой и сам в Фамагусту наладился. А насчет опасности так скажу: в глухомани, где мы пристали, намного спокойнее будет, чем в людных местах. Раньше-то тут тихо было. Византийцы, конечно пошлину драли, но и порядок блюли. А сейчас на эти берега кого только не нанесло: крестоносцы, генуэзцы, венецианцы. Раньше они тут на цыпочках ходили, зато сейчас чуть не хозяевами себя чувствуют. Да и всякой швали без роду, без племени — как в Ноевом ковѓчеге, — неожиданно обнаружил Хелег знакомство с библией. Не иначе, подумал Роберт, славный старик запал в память норманна по тому, что имел отношение к морю — родственная душа.
