— Кого-то в детстве мало называли принцессой, — сказала она сама себе и подумала, значит ли ее короткий разговор с самой собой то, что Амти сошла с ума.

Она подошла к краю, толкнула за него ногами несколько флакончиков, и они исчезли. Не упали, а будто бы растворились. У Амти мигом пропали вопросы насчет того, что будет с ней, если прыгнуть вниз.

Собравшись с силами, она подошла к ручейку. И мгновенно опьянела. Пустота была сладкой, пустота манила. Она пахла всем, что Амти когда-либо любила. Запах бензина мешался в ней с ароматом мяты, шоколада, теплого свечного воска, красок, плюща и спирта. Все эти запахи были вместе и одновременно отдельно. Амти застонала от удовольствия, коснулась руками текущей пустоты, и почувствовала шелк, воду, огонь, когда резко проводишь над ним рукой, кошачью шерсть, любимую мягкую игрушку, словом, все, к чему когда-либо любила прикасаться. Перед глазами протекли лучшие моменты ее жизни, вот она победила в художественном конкурсе, вот она лежит рядом с Эли, и болтает с остальными, со своей семьей, вот отец ведет ее в парк развлечений.

Амти с трудом сфокусировала внимание, чтобы набрать пустоты во флакон. Она переливалась черным, клубилась внутри, как дым. Амти бессмысленно улыбалась, глядя на нее. Ей хотелось остаться здесь навсегда. Амти помнила, что, отчего-то, пить пустоту нельзя. Она не помнила, почему, но знала, что нужно сдерживаться. Но умыться ведь ей можно?

Амти окунула руки в ручей, умылась пустотой. Внутри нее что-то сладко отозвалось. Часть Амти стремилась слиться с этим ручейком, часть Амти являлась лишь одной из капель этого потока. Амти легла на холодный пол и уставилась в ничто, которое было здесь небом. Она чувствовала божественный аромат пустоты, и ей казалось, будто всю жизнь свою она прожила только для того, чтобы остаться здесь навсегда.

Что могло быть лучше? Какое удовольствие могло бы заменить ей одну каплю того, что текло здесь беспрестанно? Амти чувствовала невероятное возбуждение, она сунула руку под юбку, скользнула пальцами за резинку трусов. С первым же прикосновением, ее обожгло, никогда она не чувствовала ничего подобного. Удовольствие нарастало с каждым движением, и когда оно стало почти болезненным, сознание чуточку прояснилось.

Какой-то голос внутри, показавшийся Амти очень противным, сказал, что она не должна оставаться здесь.

Вперед или назад, сказал он, куда угодно, только не оставайся здесь. Можно вечно агонизировать от удовольствия в центре пустоты, но это не то, чего ты ищешь, так?

— А что я ищу? — спросила Амти.

Но голос не ответил.

Амти не знала, сколько еще она пролежала на холодном камне, но сознание больше не покидало ее. Времени будто не было, Амти казалось, что она лежит тут одновременно секунду и столетие. Вперед или назад, думала она. Амти чувствовала себя сильной, отдохнувшей, далеким-далеким казалось путешествие по Лестнице Вниз. Амти чувствовала, будто у нее была вечность, чтобы расслабиться. Она встала, слегка пошатываясь, взяла дневник и опустила флакон, в котором клубилась тьма в карман рубашки.

Она посмотрела назад, потом вперед. Обе Лестницы поднимались наверх, и Амти не помнила, какая из них привела ее сюда, откуда она спустилась.

— Хуже не будет, — сказала себе Амти. Она выбрала Лестницу по которой ей идти обратно с помощью считалочки. Сделав первый шаг, Амти почувствовала спокойствие. Она никогда не ощущала такого прежде. Ей казалось, будто у нее было все время мира, она знала, что и для нее все кончится хорошо тоже. Что все всегда кончается хорошо, что даже смерть — не конец, и что самое страшное уже позади. Амти очутилась в чудесном саду. Пели птицы, шелестела листва. Цвета были такие яркие, что Амти захотелось нарисовать все эти невозможные, несуществующие растения. Она и не заметила, что по щекам у нее текут слезы. Высокие деревья укрывали маленьких птичек с яркими крылышками, на прозрачной воде плясало огромное солнце.

И все же Амти знала — это не ее место. В этом не было ничего плохого, просто она понимала, что в гостях. Хозяин этого сада не был к ней враждебен, хотя она несла в себе скверну.

Амти нагнулась, попробовав сорвать цветок на память, но ей вдруг стало жалко его с его короткой, бессловесной жизнью. Жалко, и Амти не сомневалась, что это по-настоящему.

Она сделала еще шаг вперед, и, казалось, взлетела. Амти увидела маму. Она не была красиво накрашена, выражение ее лица не было надменным, как и всегда. Мама улыбалась ей, но когда Амти протянула руку, медленно покачала головой.

— Мама! — сказала Амти.

Но мама не ответила. Она только смотрела на нее, и Амти подумала, что, наверное, мама все-таки любила ее, а она все-таки любила маму.

— Папа, — сказала Амти. — Очень скучает!

А я не помню тебя, но так хотела бы помнить. Я так хотела бы узнать тебя лучше, мамочка.

Амти этого не сказала, но, казалось, мама все поняла. Со следующим шагом мама расстворилась, как туман, когда восходит солнце. Амти будто бы оказалась в калейдоскопе. Небо перед ней горело разными цветами, и Амти знала, что здесь есть каждый из цветов, даже те, которые не различить ее глазам. В мире столько пестрых вещей, подумала Амти, птицы, лягушки, цветы, какие же они все красивые.

С каждым шагом Амти чувствовала себя все легче. Подниматься было лучше, чем спускаться. И все же ее глаз фиксировал далеко не все. Амти скорее улавливала отдельные впечатления: всплески золотого света, ощущение радости, прохладный летний дождь на щеках.

Наверное, подумала Амти, спускающийся вниз Перфекти тоже не смог бы различить все оттенки тьмы, только почувствовал бы страх, одиночество, ярость. Амти не чувствовала под ногами земли, она будто летала во сне.

А потом Амти поняла: нет никакой особенной разницы между Перфекти и Инкарни. Все они жили в этом большом и разном мире, где в равной степени было темно и светло.

У них был общий дом, который одни хотели разрушить, а другие — сохранить, однако жили в нем не они. Все, что пряталось в темноте было так же важно, как то, что осталось на свету. Ощущение было очень сильное, но Амти не могла облечь его в слова, потому что не придумали таких слов.

Сделав следующий шаг, Амти неожиданно почувствовала под ногами пол, а потом, потеряла равновесие, споткнулась и упала.

Да, Амти определенно растянулась на полу и он определенно был холодным. Она почувствовала, что засыпает спокойным, приятным сном, и ей было абсолютно все равно, где она находится.

Кто-то помог ей подняться, мягко поставил на ноги, отогнав сон. Зрение сфокусировалось не сразу, человек долго казался ей отливающим золотым светом. Но когда Амти моргнула пару раз, она увидела усталого мужчину средних лет с двухдневной щетиной на впалых щеках.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Амти. Она огляделась. Комната была небольшой и полностью белой. Все в ней было удивительного, снежного цвета: письменный стол, телефон, стулья. Больше всего, подумала Амти, похоже на кабинет врача.

Амти снова посмотрела на мужчину, он выглядел совершенно обычным. Только его руки, сначала Амти подумала, что у него кольца на каждом пальце, а потом увидела, что золото как будто было частью его плоти.

— Надеюсь, — сказал он, голос у него был довольно подозрительный. — Ты не сошла с ума во время своего путешествия.

— Я тоже на это надеюсь.

— Как твое имя?

Амти сказала с гордостью:

— Я — Амти, Инкарни Страсти, Тварь Страха.

Она поклонилась, а губы мужчины растянулись в усталой улыбке.

— Ашдод, Перфекти Чувства, Творение Радости, — сказал он.

— Не похожи вы на радость, — серьезно сказала Амти.

— Вот и я так считаю. От тебя несет пустотой.

Он скривился, будто запах был для него едким. Амти втянула носом воздух, почувствовала запах карамели и улыбнулась.

— Для Перфекти, — сказал Ашдод. — Далеко не так приятно.

Он достал из ящика стола респиратор, надел.

— Не думал, — сказал он. — Что мне придется соблюдать технику безопасности.

— Технику безопасности?

— На случай, если кто-нибудь из Инкарни доберется сюда. Такого не случалось уже очень давно.

— А вы меня не боитесь?

— Если ты здесь, вряд ли ты очень враждебная Инкарни.

Амти подумала, а потом кивнула. Если прислушаться к себе, то можно было ощутить дрожь во всем теле, будто у Амти температура. Сам местный воздух был для нее не слишком полезен, казался горьковатым.

— Здесь тебе долго задерживаться нельзя, — сказал он. — Нужно выпустить тебя в Государство.

— Государство? — спросила Амти. — А разве это не Государство?

Ашдод вздохнул, из-за его респиратора это звучало как предсмертный хрип.

— Ты что случайно сюда попала?

— Можно и так сказать, — кивнула Амти. — Но я просветлилась. Честно.

— По крайней мере, по сравнению с твоими товарищами.

Ашдод копался в шкафу, доставая какие-то порошки, потом включил в розетку белый чайник.

— Прости, что так долго, — сказал он. — Это для нас форс-мажор, хотя мы дежурим на случай, если кто-то из вас сюда попадет.

— Мы, наверное, тоже дежурим, — сказала Амти. — Чтобы вас убить.

— О, не сомневаюсь.

Голос у Ашдода был такой усталый и циничный, что Амти никогда не сказала бы, что он — Перфекти.

— А у вас все такое белое?

— Нет, — сказал он. — У нас все сияет. Мы закрасили здесь окна, чтобы не ослепить охотников за тайным знанием среди Дочерей и Сыновей Тьмы.

Амти окна сразу и не заметила, так они были плотно закрашены белым. Она села на стул, расправила юбку.

— А вы не боитесь, что я ходила за Слезами и теперь уничтожу мир?

Ашдод посмотрел на нее, у него были темные глаза, такие темные, что зрачков было почти не видно. Золото на его пальцах переливалось.

— На этот случай у нас тоже есть меры безопасности, но с тобой все в порядке.

Он поскреб щетину под подбородком, хмыкнул, будто вспомнил какую-то шутку.

— А вы не покажете мне, какой у вас тут мир?

— Это строго настрого запрещено, Перфекти скрывают наличие настоящего Света даже от ближайших родственников. Неподготовленные не должны знать об истинном Месте Света.

Амти подумала, что госпожа Шэа, наверняка, не рассказывала этого даже Мескете.

— Поэтому я и дежурю в приемной, хотя это не всегда я, тебе могло повезти и больше с кем-нибудь осведомленнее. Кроме того, тебе не понравится, и, возможно, ты ослепнешь. Мы заинтересованы в том, чтобы Инкарни, которые прошли Лестницу и вышли с другой стороны мира — вышли отсюда живыми. И несли свои знания.

Амти посмотрела на закрашенные окна и заметила, что свет пробивается даже через них, глаза тут же заболели.

— Я вот не понимаю, что я узнала, — засмеялась Амти. — Ну разве что то, что у Перфекти есть свой мир?

Ашдод вскинул бровь, потом сказал:

— А ты не очень умная, да?

— Я привыкла считать, что умная.

— Зря.

Не думала Амти, что у Перфекти может быть такой ужасный характер.

— Мир един, если подумать, — сказал он. — Хотя у него и есть три части. Как три листика на ветке. Один из них в тени, другой на свету, а третий — между. Как первоклашке объяснил. Понятно?

— В общих чертах, — сказала Амти. Ашдод заваривал что-то в белой кружке, а Амти замолчала. Она чувствовала себя радостно, но вовсе не так, наверное, ощущают просветление.

— А если у вас есть собственный мир, то почему вы не воюете с нами?

— Думаешь я мечтал об этой работе? — спросил Ашдод. — Я должен сейчас заниматься тем, для чего я создан, а не просвещать тебя.

Он помолчал, а потом сказал:

— Нам, вашему народу и нашему народу, и тому, что между нами, только дай повод взять пушки и пойти воевать. Мы воевали на заре времен, когда жили в пещерах и питались подножным кормом. Когда есть война, никто не может быть счастливым, когда есть война, кто бы ни воевал, он делает это под вашими знаменами, Инкарни. Любая война — пища для вас, она ничего не дает миру. Мы не воюем, потому что знаем это. Если чем-то и можно добиться победы, так это миром.

— Но мир ведь ужасен! Ты ведь был в Государстве?

Амти помолчала, а потом спросила вдруг то, что впервые взволновало ее по-настоящему.

— Почему мир такой страшный, если есть такие как вы?

— А почему мир такой чудесный, если есть такие как вы?

Пластиковой ложкой Ашдод размешал что-то в стакане, подвинул ей.

— Подожди, горячее, — сказал он. — Ты привыкла считать, что мир принадлежит вам. Вполне нормально. Лягушки считают, что мир принадлежит лягушкам, киты, что мир принадлежит китам, врачи, что мир принадлежит врачам, а физики, что мир принадлежит физикам. Даже если вы имеете влияние в мире обычных людей, мир не ваш. Он наш общий. В нем столько же хорошего, сколько и плохого. Люди предают друг друга, но и помогают друг другу. Убивают друг друга, но и спасают. Вы стараетесь разрушать то, до чего можете дотянуться, а мы — чиним.

— Но почему вы позволяете нам делать ужасные вещи?

Ашдод посмотрел на нее так, будто у Амти винтиков в голове не хватало.

— А с какой стати мы должны вам что-то запрещать? Вы такая же сила в мироздании, как и мы. Такие же дети своей Матери, как и мы — дети своего Отца. Только вы забываете, у любого ребенка есть и отец, и мать. Считай, что наши божественные Родители развелись и разделили нас между собой. Мы братья и сестры. И мы похожи во многом, кроме самого главного. Пей, а то остынет.

— Что это?

— Нужно чтобы тебя не сожгло во время перехода через наш мир в Государство.

Амти взяла кружку, отпила. Напиток был похож на чай, но горчил.

А потом Амти заговорила, будто в ней прорвало какую-то плотину, всю жизнь сдерживавшую эти вопросы:

— Но почему тогда с людьми случается плохое? Почему в мире столько боли? Почему одни выигрывают в лотерею, а другие умирают от рака? Почему я не смогла доучиться в школе? Почему умерла моя мама? Почему дочь моих друзей растет без родителей? Почему если меня укусит клещ, я заболею энцефалитом? Почему люди разводятся? Почему дети умирают, если суют головы в пакеты? Почему люди убивают друг друга? Почему я чувствую, что хочу кого-нибудь убить? Почему чипсы только наполовину наполняют упаковки? Почему происходит инфляция? Почему жить так тяжело, почему вокруг столько плохого? Почему моя семья может быть безумна или мертва?!

Ашдод посмотрел на нее, и отчего-то ей показалось, что под респиратором он улыбнулся. Вокруг его глаз залучились морщинки, которые бывают только у очень добрых людей, когда они смеются.

Он сказал:

— Дитя, ты вовсе не такая плохая, как о себе думаешь. Как и многие другие Инкарни. А мы вовсе не такие хорошие. Почему ты считаешь, что свет и тьма, это хорошее и плохое? Это силы мира, часто смыкающиеся друг с другом. Они не хорошие и не плохие. Страсти могут нас вдохновлять, Жестокость может нас защищать, Чувства иногда губят нас, а Милосердие обманывает. Дети Света и дети Тьмы не добро и зло, они просто делают, что им должно. А что до того, почему происходят плохие вещи, так это случайность. Мир, это хаос, все в нем, и хорошее и плохое, происходит случайно.