— Давайте, я положу вас в общей, только не признавайтесь никому, что вы доктор, а то пристанут с вопросами, — предложил Илан.
На том и порешили. Намур хотел, по обыкновению, зазвать Илана в душевые, в одиночку он, похоже, побаивался раздеваться среди веселых медсестричек, Илан сказал ему, подойдет позже. До дезинфекции Намура проводил, но даже не проверил внутри наличие Неподарка. Быстро и почти не припадая на ногу прошагал до главного поста у больших дверей и попросил журнал общих записей. Открыл страницы платных вызовов в город. В тот вечер, когда Гагал попросил показать ему анестезию ниторасом и, в результате эксперимента, оказался навеселе, приходили именно за ним. Фельдшер вписал в графу выхода его имя, ему зачислил деньги, и пришел в кабинет к Илану искать доктора Гагала. Это Илан не сдержал язык. Из-за Илана доктору Эште отрубили руку. Адар и в портовой управе, которой командовал до прихода в город имперских властей, стоял на страже справедливости и всегда требовал возврата долгов. Сам мог не платить, но не вернуть задолженность ему было нельзя. Возможно, лекарства, опоить Эшту, оставил тоже Илан, предварительно рассказав, как пользоваться. Номо они не пригодились, покойников не лечат.
Мыслей в голову сразу пришло так много, что стало тяжело дышать. Во-первых, для того и писан госпитальный устав — доктора друг друга не обсуждают; взялся исправлять — исправь молча. Во-вторых, может быть, все не так. Может, не в чем себя винить и не за что казнить. Нужно хотя бы попробовать проверить, верная это догадка или нелепое совпадение. Адар ли вообще отрубил Эште руку. В-третьих, Илан сказал правду. Лучше совсем не лечить, не браться, чем наносить труднопоправимый вред. Впрочем, для нерадивых и неумелых докторов при городской гильдии есть квалификационная комиссия и внутренний суд, и не Илану решать, кто достоин звания врача и членства в гильдии, а кто нет. Но и не Адару назначать наказание. В-пятых, долгов и так было более, чем достаточно. Добавился еще один, вместе с ответственностью за искалеченную жизнь. В-шестых, за отчаяние, злость, а, может быть, даже сумасшествие Адара вешать на себя вину глупо, но... смотри пункт 'во-первых'. Нужно не только взвешивать каждое пророненное слово, но и думать, кому ты его говоришь. Любое, даже самое простое и самое правильное объяснение ситуации любой это объяснение слушающий может понять задом наперед и повернуть соответственно извилистому течению мыслей в своей голове.
Впрочем, не нужно себя оправдывать. Виноват. Скорее всего, виноват. А чтобы разобраться, что к чему, следует не топить себя, не кусать, но и не выгораживать. Следует встретиться с Адаром. Через кого искать встречи — через госпожу Мирир? Джениша? Аранзара? Просто пойти в порт?.. Испробовать все возможности, найти его и напрямую спросить, зачем.
И тут от входных дверей дворца прозвучало сакраментальное 'Врача в Адмиралтейство!' А с другой стороны, из акушерского, выскочил Гагал и крикнул: 'Илан, Эшта сорвал повязку, выдрал трубки, залил пол, беги, прошу тебя, нужна кровь!'
* * *
В Адмиралтейство поехал Гагал. Илан даже не стал следить, сколько крови у него берут. Просто заснул на свободной постели Актара не в силах с собой бороться, и сон его был ближе к потере сознания. Видимо, взяли много, потому что на рассвете, когда проснулся, в голове шумело и перед глазами мелькали пятна, а при попытке встать он испытал смесь морской болезни с ортостатическим коллапсом и просто сесть на постели получилось лишь с третьей попытки. Времени на свече нагорело неполную первую четверть утренней. Начало процедур в отделении, проверки, уколы, промывания, раздача пилюль и микстур. Еще через четверть стражи завтрак и смена дежурного врача. Рядом с постелью Илана сидел Неподарок с застывшим серым лицом и потухшим взглядом. Помочь подняться даже не подумал, или спал с открытыми глазами, или плавал настолько глубоко в собственных мыслях, что не видел реальности. Илан чуть толкнул его в плечо.
— Сходи в палату напротив, найди доктора Раура, пусть поставит мне капельницу с глюкозой, — попросил Неподарка и лег обратно. — Иначе мне отсюда не уйти.
Неподарок слегка ожил, оглянулся, словно его тоже разбудили, нашарил на теплом полу свалившиеся подкрадухи и молча поплелся выполнять просьбу.
Доктор Раур, несмотря на почти полуторасуточное дежурство, был бодр, скор на помощь и умел с инструментом. Измерил давление, вынес вердикт: 'Мало!' Систему в вену поставил так, что Илан почти не почувствовал, принес шприц с желтым масляным экстрактом, спустил рубаху с плеча, не спрашивая и не объясняя, сначала уколол, потом сказал:
— Вы извините, доктор, что я с вами, как с больным, это брахский ягодник с маслом белого лавра, сердце поддержать. Вчера не рассчитали, наверное, что вы уставший. Я полтора флакона крови взял. Стоило ограничиться одним, но уж очень напугал нас этот вон паршивец, весь пол вымыл кровью. А еще врач называется...
— Сейчас с ним что? — спросил Илан, скосив глаза на Эшту.
Тот лежал для наблюдений неудобно — хоть и поперек палаты, но у Илана за головой, так что видел Илан от него только укрытые одеялом ноги. Неподогретый раствор холодком бежал по руке к плечу, быстро и заметно делая жизнь более сносной. Даже света от ламп и свечи с отметками времени стало больше. Или это рассвет дополз до гор за Арденной, и от моря в западные, обращенные к городу окна падают бледные блики, затылком к окну не поймешь.
— А что с ним будет? Пережали, завязали, привязали. Дышит, жизнью недоволен. За то, что его двое суток всем госпиталем спасают, поблагодарить не хочет, если еще раз так сделает, спишем его в беспокойное отделение к брахидскому доктору Арайне, вы согласны?
Илан промолчал. Последняя реплика предназначалась, по всей видимости, не ему, а самому Эште, который не спал и недовольно засопел в ответ.
— В отделении... какие прогнозы?
— Дивертикул пищевода я перевел в общую, — стал рассказывать Раур, загибая пальцы, — первое ножевое хорошо, у него все расписано для следующей смены, но пока не трогаем, второе ножевое отпустили домой, последний по релапаротомии хуже, я позволил себе дополнить ваше...
В дверях палаты возник Неподарок.
— Доктор... У меня... я... поговорить хочу, — опустив голову, пробормотал он.
— Подожди, — махнул на него Раур. — Приведу вашего доктора в порядок, отправлю завтракать, потом поговоришь. Ничего срочного уже нет, не оживить покойника.
Неподарок исчез из дверного проема как-то очень резко для раннего утра и неудобных в ходьбе подкрадух.
— Какого покойника? — спросил Илан Раура.
— Которого доктор Гагал вчера привез из Адмиралтейства на вскрытие. Ай, вы же тут лежали, вы не знаете, какой вокруг него поднял шум этот ваш... друг. Советник Намур. Парня вон того, за дверью, кто он у вас, не знаю, полоскали, как тряпку, половину ночи. Он еле от них вырвался, и сразу к вам. Плакал тут сидел, всем мешал.
Еще один плакса, который всем мешает, подумал Илан, и тут же на пороге возник доктор Актар. А как ещё, вспомнишь дурака — он сразу появится.
— Здравствуйте, я за лекарством, — сказал Актар, — в тумбочке...
Как понял картину, в которой доктор Илан под капельницей на его кровати, неизвестно, но вместо того, чтоб лезть в тумбочку, упал возле постели на колени, схватил Илана за руку с иглой и ткнулся головой в скомканное одеяло. Видимо, решил, что окончательно довел своего доктора до больничной койки.
— Вставай, вставай, — сказал Илан и похлопал его свободной рукой по шее. — Меня уже проплакали насквозь, я больше не впитываю. Иди, всё делай сам, правильно и вовремя, чтоб я не ругался.
Тот закивал все в то же одеяло, к тумбочке за своим лекарством отполз на коленках, благо полы теплые и после вчерашнего кровопролития помытые. Когда уходил — скорбно оглядывался.
Илан подумал, у тех, кто смотрит свысока, как доктор Актар или император Аджаннар, образ государя Арденны, занятого врачеванием страждущих, иногда до самозабвения, а иногда, как этой ночью, и до самоистребления, сопряжен с некоторым героизмом, отречением от мира и царственной власти, с добровольным падением на такую глубину, что это уже высота, подвиг, почти что святость. Служение высшим идеалам, презрение к мирским удовольствиям, радостям, богатству, свободе, славе. А некоторые, вроде доктора Ифара, который тоже проснулся, но пока не придумал, что сказать, считают, он кается и отрабатывает грехи. Хорошо бы, еще был босиком и в грубой холщовой рубахе. Можно с цепью на шее. Еще лучше — в веригах или кандалах. Но, как вчера, в принципе, тоже достойно получилось. Спас жизнь, а сам ушел в обморок. Грехи — они такие, да. За них дорого и с процентами платишь, что за свои, что за взятые на себя чужие. И 'спасибо' за возмещение ущерба во втором случае говорить не положено. Что ж, доктор Ифар прав. Если он и правда так думает.
А теперь нужно попробовать встать. Грехи не дают лежать, толкают.
Вставать тоже радости мало. Руки болят после не самых острых в мире иголок, нога болит после ночного захода в операционную, голова болит просто так, может, брахского ягодника не любит, может, белого лавра, совесть болит из-за случая с Номо и Эштой. Куда ни схватись, всё неправильно. Утешать себя можно лишь тем, что в Арденне бардак — врожденное явление и не зависит от чьей-то вины или внешних катаклизмов. Хорошо, что есть дела. Первое — вынуть дренаж у Рыжего, пока из отделения не ушел торакальный хирург. Илан, конечно, в себя верит. И верит в кисетный шов, наложенный вокруг дренажной трубки. Дренаж решительно извлечь, шов мгновенно затянуть, и пневмоторакса не случится. Но вы же понимаете — Арденна. И рыжие по всем приметам самые плохие пациенты. Не хуже пациентов-докторов, но где-то рядом. У них чаще других случаются осложнения, нетипичные реакции на препараты, быстрее образуются пролежни и в целом они нежные, как плесень.
Обморок ожидаемо торчал в палате. Оберегал товарища. А Кайи не было. Вместо нее у окна, отодвинув штору, стоял хофрский доктор и смотрел на город. Общее настроение на похоронное было не похоже, из чего Илан сделал вывод, что ночь прошла более-менее спокойно. Неясно, кто, где и в чьем обществе спал, но ничего ужасного не случилось. Хоть и без неприятностей не обошлось.
Илан подошел, чтобы прочесть смотровой лист, подписанный Рауром, посмотреть мочу и оценить возможность удаления дренажа прямо сейчас — дренаж в порядке, отделяемое терпимое, муть из мочи почти ушла, зато под больным мокро. Спросил, где Кайя. Ушла мыть судно и за чистой простыней. На вопрос, как так можно подложить судно даже не под женщину, а под мужчину, чтобы у него потекло по спине, ответить никто не сумел. Илан рассердился. Выслал Обморока искать горячую воду и полотенца, на хофрского доктора зыркнул так, что тот едва ли не спрятался за штору. Понял, что не помнит, как хофрского доктора зовут. Или не знает этого. У Илана вечная проблема с именами. Вчера, удаляя кусок кишечника со свищом, вычищая из брюшной полости гнойники и вымывая кишечное содержимое, гной и фибрин, не удосужился спросить. Показал доктору рукой, что не кусается, из-за занавески можно выйти, попросил сходить в предоперационную за перчатками, антисептиком и попросить лоток со стерильным инструментом для удаления швов. Зажим, чтобы перекрыть дренаж лежит рядом с чистыми шприцами, нужны только дополнительные руки. Появилась Кайя. Сказал ей, что думает про мокрые простыни. Она упрямо наклонила голову и готова была брякнуть свое обычное 'а что такого?', но Илан предупредил возражение: 'Не разговаривай со мной! Тот, кто со мной разговаривал, здесь больше не работает!' Рыжий попытался заступиться, ухватившись за Илана, но возможности его были невелики, и Илан уложил его руки обратно. Стали вдвоем снимать с постели белье, оба злые, Рыжий в огорчении. Явился Обморок с горячей водой, Илан велел им с Кайей мыть и Рыжего, и клеенку на кровати. Потом чистая простыня, потом обезболивающее и совсем чуть-чуть седативного. Чему Илан твердо научился на собственном опыте — что успокаивающего при манипуляциях никогда не надо жалеть. Потом вдвоем с хофрским доктором в четыре руки снимали дренаж, причем, дважды пришлось объяснить, что нужно делать, где держать кожу и как когда тянуть кисет. Первый раз по-таргски, на второй Илан уже перешел на ходжерский. Лучше бы взял в помощники Кайю, она хоть с первого раза понимает. Наверное.
Но сделали быстро и чисто, и Илан слегка выдохнул. Правда, Рыжий в ответственный момент умудрился издать такой жалобный звук, что отогнанный подальше к окну Обморок бросился к нему, словно наседка к цыплятам, схватил за плечо и чуть не расплакался с горя. Как же, тут целых пять капель крови, а то и все десять, и страшная трубка, и какие-то ниточки в боку, и драгоценный посланник Мараар лежит, словно смертельно раненый на поле боя, и стонет, значит, без паники не обойтись.
— Всё! — сказал Илан. — Обязанностей море и маленькая плошка, поворачивать, растирать, покормить, подышать, подвигаться, откашляться. А будешь сопли на кулак наматывать, обниму, поглажу и поцелую в лобик. Тебе это понравится? Нет? Мне тоже нет. Поэтому не вводи меня в затруднение, подходи и выполняй!
Рыжий что-то хлюпнул. Попытался сказать голосом, отчего Обморок ухватился за него еще крепче.
— А ты, — велел Рыжему Илан, — не хнычь. Я тебя отпустил на свободу. Теперь можешь поворачиваться сам и, если получится, даже сесть.
Это всех слегка утешило.
Илан оставил всю компанию разбираться, кто в чем виноват и что они теперь будут делать. Ушел в послеоперационную. Там капают. Всех разом всем подряд. У повторного, самого тяжелого, висит флакон с желтоватым раствором, один из тех, что выдала вчера аптека по рецепту Актара. И один на стойке уже пустой. Опять эксперименты доктора Раура, да что ж такое... Но помогает. Инъекций много, все обычные, большая часть — чтоб спал. На удивление, все хорошо. Прямо подозрительно хорошо. Почки нормально, сердце нормально, дыхание, правда, жесткое, ну, и хвост с ним. Почти нет лихорадки — главное. Промывать еще не начинали, это к следующей смене. По множественным трубкам что-то вытекает, в разумных объемах и не самого страшного вида. Мышь сказала бы: да, ездец, но не смертельно. Скорее да, чем нет. Илан ожидал встретить картину в разы хуже. Вчера это выглядело всего лишь как два из десяти. Сегодня тянет уже на пять-шесть. Надо просить у Актара подробный разбор брахидского зелья. И заказывать в аптеке срочно еще. Прямо сейчас составить заявку флаконов на пятьдесят для начала, и надеяться, что сырье не очень экзотическое и какое-нибудь местное или хотя бы оттуда, где навигация круглый год. Чистая бумага с ночи лежит на подоконнике. Где ходжерское стило? И Неподарка, намеренно шаркающего подкрадухами под открытой настежь дверью, чтобы обратить на себя внимание, не замечать. Пойдем все вместе на прием, там выясним, что за допрос, что за покойник. Честно сказать, не хочется узнавать. Усталость накапливается и без лишних знаний.
Неподарок был несогласен с тем, что его не видят, всунул голову в палату, мрачно спросил:
