— Но вы королева, мадам, — возразил сэр Роберт.
— Несчастная королева, — сказала Мария, с особенным выражением взглянула на сэра Роберта и замолчала.
Он смутился.
— Мадам, я, право, не знаю... Мне сложно понять... Я новичок при дворе, и этикет... А с женщинами у меня вообще нет опыта! — сбивчиво пробормотал он.
— Я это заметила, — Мария погрустнела и отвернулась от него.
Сэр Роберт пытался заглянуть ей в лицо, но она смотрела в сторону.
— Я прогневал ваше величество? — спросил забеспокоившийся сэр Роберт. — Мне уехать?
Мария молчала.
— Мне уехать? — повторил сэр Роберт.
Мария молчала.
— Прощайте, ваше величество! Извините меня за то, что доставил вам огорчение. Я уезжаю и больше никогда не появлюсь при дворе! Это не для меня, — отчаянно воскликнул сэр Роберт и дернул лошадь за поводья, чтобы умчаться прочь.
— Погодите, — остановила его Мария. — Господи, как ребёнок... — проговорила она про себя. — Мы с вами стоим друг друга, — сказала она вслух с невесёлой усмешкой.
— Ваше величество?..
— Поклянитесь, что вы будете мне верны и никогда не предадите, — жёстко проговорила Мария.
— Ваше величество! — возмущённо вскричал сэр Роберт. — Как вы можете подумать, что я... Что мне... Я клянусь, ваше величество!
— Тише, тише, я вам верю, — сказала Мария, оглядываясь на свиту. — Однако что же мы едем шагом? — прибавила она. — Давайте покажем, как мы умеем ездить верхом. Ну-ка, в галоп! — королева хлестнула стеком своего коня. — Попробуйте догнать меня, милорд!.. А вы не отставайте, живо за нами! — крикнула она через плечо придворным.
* * *
— ...Как могло случиться, — спрашивал сэр Томас сидящих перед ним джентльменов, — как могло случиться, что мы только теперь узнали о поездке королевы Марии за город? Вы понимаете, какой шанс мы упустили? Марию сопровождали всего несколько конных гвардейцев, с которыми мы легко справились бы, — об её придворных я не говорю, они разбежались бы при первых признаках опасности. Мы были в полушаге от победы и не взяли то, что само шло нам в руки: уже вчера мы объявили бы о низложении Марии, и королевой стала бы Елизавета. Всё было бы уже позади, а сейчас перед нами снова неясное будущее. Бог не любит ленивых и нерасторопных, он помогает деятельным и трудолюбивым — он отвернётся от нас, если мы и дальше будем столь же беспечны. Кто знает, предоставит ли он нам ещё одну возможность, не истощено ли его терпение нашим бездействием, не найдёт ли он другие пути к благой цели? Кто знает... Нельзя забывать и о том, что каждый день промедления увеличивает для нас опасность быть раскрытыми — заговоры не могут длится долго.
— Я предлагаю взорвать Уайт-холл, — сверкнув глазами, сказал худощавый джентльмен. — Вы правы — ждать нечего, надо действовать немедленно. Заложим бочки с порохом под королевский дворец и взорвём его.
— Вы с ума сошли! — с ужасом вскричал джентльмен полного телосложения. — Какое неслыханное злодейство! От нас отвернутся все порядочные граждане, мы навеки запятнаем себя позором, — не говорю уже о священной королевской крови, которая будет жечь наши руки.
— Мои руки она жечь не будет, — желчно заметил худощавый джентльмен. — Монарх должен править по законам божеским и на благо своего народа. Если монарх нарушает это правило, он теряет святость, он делается обычным человеком, — более того, преступником! — и его должна постигнуть жестокая кара. В Писании сказано, что неправедному царю нет места на земле; кто убьёт его, совершит богоугодное дело.
— Нет, нет, нет! Ничего не желаю слушать! — полный джентльмен зажал уши. — То, что вы предлагаете, чудовищно. Такие способы борьбы не для нас: наши руки должны остаться чистыми.
— А я согласен — надо взорвать Уайт-холл! — закричал сэр Эндрю. — Если мы ввязались в эту историю, нужно идти до конца. И к чёрту чистые руки — важен результат!
— Тише, милорд! Вы пьяны, как всегда, и несёте бог весть что, — раздражённо проговорил полный джентльмен.
— Вам не нравятся моё поведение и мои слова? — сэр Эндрю подбоченился и поправил шпагу. — Уж не хотите ли вы преподать мне урок вежливости? Мы можем хоть сейчас выйти во двор, чтобы потолковать о хороших манерах.
— Джентльмены, успокойтесь! Не забывайте, что у нас есть высокая цель: борьба за истинную веру, за правду и справедливость, — внушительно сказал сэр Томас. — Мы не будем взрывать королевский дворец...
— Правильно, — не удержавшись, перебил его полный джентльмен.
— ...И не потому, что боимся замарать руки, — продолжал сэр Томас. — Коли мы занялись политикой и заговорами, о чистоте рук надо забыть.
— Ага, значит, я прав! — вставил худощавый джентльмен.
— Нет, не правы, — возразил сэр Томас. — Я уверен, что взрыв Уайт-холла — даже если можно было бы его осуществить — и убийство королевы Марии не принесут нашей многострадальной стране облегчения: сторонники Марии немедленно обвинят в убийстве Елизавету — её назовут узурпатором и злодеем, а Марию объявят мученицей. Тёмный народ поверит в это, и Елизавете придётся бороться со своим народом... Я уверен, что мы должны действовать по намеченному плану: мы должны захватить Марию и заставить её отречься в пользу Елизаветы — это единственный путь спасения Англии.
— Вы в этом уверены... — пробурчал сэр Эндрю. — А нам-то что до вашей уверенности?
— Да, я уверен, — твёрдо повторил сэр Томас, — и я объяснил вам, на чём зиждется моя уверенность... Давайте не допускать больше оплошностей; давайте усилим наблюдение за дворцом и каждую минуту будем готовы выступить. Я, со своей стороны, сделаю ещё кое-что для осуществления нашего плана, — но об этом после... Джентльмены, прошу вас сейчас разойтись, и не забывайте о бдительности. До свиданья, господа.
— Разговоры, разговоры — одни разговоры, — проворчал сэр Эндрю, вставая из-за стола. — Как тут не запить от тоски.
Джентльмен полного телосложения презрительно покосился на него; худощавый джентльмен хотел что-то сказать, но сдержался и промолчал.
...Сэр Томас подождал, пока затихнут их шаги в коридоре, потом встал, подошёл к двери и спросил человека, стоящего на страже:
— Он не приходил?
— Нет, милорд.
Сэр Томас прислушался.
— Что-то сегодня тихо в "Свиной голове". Нет посетителей?
— Почти никого, милорд.
— Плохо. В такой день мы здесь на виду.
В тот же миг раздался громкий хохот и мужской голос затянул весёлую песню.
— Узнаю сэра Эндрю, — сказал сэр Томас. — Хоть какая-то польза от этого джентльмена: кто заподозрит, что он заговорщик?
Вернувшись к столу, сэр Томас сел, отодвинул свечу и прикрыл ладонью глаза. В последнее время он мало спал, его глаза слезились от бессонницы и с трудом выносили яркий свет.
* * *
Ждать пришлось долго, сэр Томас отчаянно боролся с дремотой. Наконец, скрипнула дверь, и в комнату вошёл сэр Джон.
— Вот и я, милорд! Заждались?
— Признаться, да. Присаживайтесь, — сэр Томас указал ему на табурет.
— Благодарю вас. У меня есть уважительная причина для опоздания — принцесса Елизавета затеяла игру в мяч по новым правилам, и это было так увлекательно, что даже я, старый дуралей, гонялся за мячом наряду с молодёжью, — улыбнулся сэр Джон.
— Вот как? Значит, настроение Елизаветы по-прежнему бодрое? — устало спросил сэр Томас, потирая веки.
— По-прежнему, милорд.
— Но вы посвятили её, наконец, в наши планы?
— Я говорил вам при прошлой нашей встрече, что принцесса умна и осторожна, поэтому мне не надо было подробно рассказывать о наших планах, достаточно было намёков.
— То есть вы так ничего ей и не сказали? — сэр Томас с крайним неудовольствием посмотрел на сэра Джона.
— Напротив, я сказал Елизавете всё, но о заговоре не было упомянуто.
— Как это возможно?
— Вы удивляете меня, милорд, — усмехнулся сэр Джон. — Разве слова выражают наши тайные мысли и намерения? Вам лучше меня должно быть известно, что слова, наоборот, скрывают их. Использовать слова для сокрытия своих тайн умеют все, однако глупцы выдают себя случайными оговорками, интонацией, жестами, выражением лица, а умные пользуются подобными приемами осознанно — таким образом, можно вести секретный разговор, не называя вещи своими именами. Даже если этот разговор будет подслушан, шпиону не удастся понять его смысл: согласитесь, что всего один упущенный многозначительный жест делает такой разговор непонятным для постороннего.
— Спасибо вам за разъяснение, милорд, но, право же, я слишком устал для софических рассуждений, — резко произнёс сэр Томас. — Ответьте просто: Елизавета знает, что в ближайшее время от неё потребуются быстрота и решительность?
— Уж не знаю, как вам и ответить, милорд. Боюсь, что вы опять рассердитесь, поэтому для простого ответа я подниму и опущу брови, — и сэр Джон произвёл это движение.
Сэр Томас глядел ему в глаза и молчал; сэр Джон тоже молчал и глядел в глаза сэру Томасу. Прошло несколько мгновений; сэр Томас отвёл взгляд, снова потёр веки и со вздохом произнёс:
— Извините меня, милорд, если я вас обидел. Неудачи преследуют нас: вчера мы упустили шанс захватить Марию. Она выезжала из Лондона с небольшой свитой, но мы слишком поздно узнали об этом — ничего уже нельзя было предпринять. Проклятый епископ Эдмунд, — он так усилил охрану дворца, что мы не успеваем вовремя получать сведения оттуда! — сказал сэр Томас с тихим отчаянием. — Однако и епископ совершает ошибки, — чему пример вчерашний выезд королевы без должных мер безопасности. В этой ситуации я вижу единственный выход: привлечь на нашу сторону Роберта Дадли. Мария доверяет ему, он почти неотлучно находится при ней.
— Ни в коем случае! — горячо возразил сэр Джон. — Я думал, что этот вопрос закрыт. Вы согласились со мной, что сэр Роберт — не тот человек, который способен на участие в заговоре.
— У нас нет другого выхода, — повторил сэр Томас. — Я попробую поговорить с Робертом Дадли... Не возражайте! Это единственный выход... Я вас пригласил вот зачем: если со мной что-нибудь случится, если наше дело провалится, — постарайтесь, чтобы Елизавета не пострадала. Я знаю, вы сумеете отвести от неё подозрения. Заклинаю вас, сберегите Елизавету! Сберегите её для Англии!
— Вряд ли мне удастся отвести от неё подозрения в том, что она хочет стать королевой, — покачал головой сэр Джон, — для этого мне пришлось бы переубедить всю нашу страну, да ещё и Европу в придачу. Однако обещаю вам сделать всё возможное, чтобы эти подозрения не превратились в уверенность.
— Благодарю вас, милорд, — сэр Томас опустил голову на руки и закрыл глаза.
Сэр Джон поднялся из-за стола.
— Чей это голос раздаётся в общем зале? — сказал он. — Никак, это сэр Эндрю? Пойду к нему — отчего бы мне не выпить в компании старого друга?
— Прощайте, сэр Джон.
— Надеюсь, что Господь, которому вы столь преданно служите, спасёт вас, сэр Томас.
Часть 5. Провал
Во дворце королевы Марии готовились к церемонии вручения наград. Слухи об избранных счастливцах давно будоражили столицу, но до последнего момента никто ничего точно не знал. Любопытство ещё больше подогревалось тем, что во дворец были приглашены многие джентльмены, достойные милости королевы — и втайне каждый из них верил, что именно он будет отмечен её величеством. Вместе с ними приехали их жены и дочери, которые с нетерпением ждали начала церемонии.
В Тронном зале было так тесно, что нельзя было пройти, а люди всё прибывали и прибывали. Окна, наглухо закрытые по случаю холодной погоды, запотели; воздух в зале был душным и спёртым, дамы обмахивались веерами, мужчины утирались платками; хуже всех приходилось пожилым господам, которые едва стояли на ногах.
Минул означенный час церемонии, прошло ещё четверть часа, полчаса, три четверти часа, — королева не появлялась. Двум старикам сделалось плохо, слуги вывели их в переднюю, где было прохладнее; разговоры, вначале приглушенные, становились всё громче, порой слышался смех. Через час с четвертью стала нарастать тревога: собравшиеся вопросительно посматривали на недвижных гвардейцев у дверей и на окаменевшего церемониймейстера. Уж не случилось ли чего-нибудь? Может быть, начались волнения в народе? Или из-за границы поступили дурные вести? А может быть, упаси Боже, случилось что-нибудь с её величеством?
Некоторые джентльмены, протискиваясь через толпу, как бы невзначай приближались к церемониймейстеру и вели между собой беседу, в которой задавали сами себе вопросы о состоянии королевы и выражали надежду, что с ней всё в порядке. Однако церемониймейстер не поддавался на такие уловки и продолжал стоять, как каменный истукан.
Через полтора часа ожидание сделалось невыносимым; разговоры прекратились, и лишь тяжелые вздохи раздавались со всех сторон. Королева не появлялась...
А Мария всё это время примеряла платья. Обычно она не любила долго одеваться, заранее зная, в каком наряде выйдет на люди, но сегодня это было не так. Не подлежало сомнению, что при вручении наград королева должна быть в пышном парадном платье, однако нельзя было надевать платье из числа тех, в которых она выходила на важные государственные церемонии, — вручение наград было знаком монаршей милости, но не праздником государственного значения.
Лучше всего в данном случае подошло бы платье, годное для посещения парламента или для встречи с представителями благородного сословия, — ибо посещая парламент или встречаясь с благородным сословием, королева тоже изъявляла милость по отношению к своим подданным, — однако такое платье было скучным, хоть и дорогим. Марии же не хотелось сегодня выглядеть скучной, — наоборот, она хотела, чтобы её вид был вызывающим.
Она задумала сделать на церемонии вручения наград нечто такое, во что не посвятила даже лорд-канцлера; это могло вызвать бурю в Лондоне, и Марию, поэтому, обуял авантюрный дух. Фрейлины и горничные не узнавали свою королеву: она была в приподнятом, нервическом настроении, — от неё будто искры сыпались...
Опоздав на два часа к началу церемонии, Мария всё-таки выбрала себе подходящий наряд. Он состоял их двух частей: нижнее атласное платье светло-зелёного цвета было сплошь выткано крупным золотым, растительным узором; верхнее, бархатное платье также было зелёным, но чуть темнее и с большим вырезом, расширяющимся от пояса к ногам и показывающим нижнее платье. Меньший вырез шёл от груди к плечам и заканчивался большим стоячим воротником из накрахмаленных кружев. Рукава верхнего платья доходили до локтей, а дальше спускались рукава нижнего с манжетами из тех же кружев, что воротник.
На грудь Мария повесила брошь с изумрудом, голову закрыла коротким бархатным чепцом с кружевными краями и на него тоже приколола брошь с изумрудом, но меньшего размера. Перчатки зелёного бархата, под платье, были прошиты золотой нитью; на пальцы были надеты шесть изумрудных перстней восточной работы.
Совершенно поразила королева своих камеристок, когда приказала густо напудрить и напомадить своё лицо, — до нынешнего дня Мария не увлекалась гримом. Новшеством стало и применение духов — королева питала к ним какое-то странное предубеждение, пользуясь только гвоздикой, — но сейчас в ход пошли лаванда, жасмин, цитрус и амбра с мускусом.
