Капитан Изабелла подняла тонкую бровь.
— Они не смогут сидеть там вечно. Рано или поздно паршивцам придется вернуться в родное гнездышко.
— Это так, — лорд Сирил кивнул, и лицо его прочертила усмешка. — Тем более что в их поместье осталась мать этих двух, некая Леандра Амелл-Хоук. Они вернутся, я в этом уверен. Но... теперь я не хочу им быстрой смерти, капитан.
Женщина улыбнулась.
— Чем я могу послужить вашей светлости?
Де Монфор в последний раз взглянул на кубок в своих руках, и отставил его в сторону.
— Несмотря на то, что до того вы вели дела только с моим отцом, я немало наслышан о ваших способностях, капитан. Я бы хотел, чтобы вы... внедрились к ним. Войдите в окружение этих самых Хоук. Сделайтесь лучшим другом, любовницей, как сочтете нужным. Узнайте их слабости, секреты, все, что поможет вам в вашем деле. И, как угодно, но делайте так, чтобы они страдали. Как можно больше, как можно сильнее. Ссорьте братьев между собой, и с матерью, устраивайте мелкие и крупные неприятности. Пусть с ними почаще случаются беды. Пусть не исполняется задуманное. Срываются тщательно продуманные планы. Пусть это семейство достигнет пика отчаяния. Пусть они потеряют все, что нажили. Я не тороплю вас, капитан. У нас говорят — месть — это блюдо, которое подают холодным. Я готов держать вас на жалование годами. На очень неплохом жаловании. Если вы сделаете все, как я сказал, вы станете очень богатой женщиной, Изабелла.
Гостья улыбнулась, складывая руки на объемной груди.
— Все то, о чем говорит ваша светлость, исполнимо, — она откинулась в кресле, бестрепетно выдерживая белесый взгляд виверна. — Но хочется уточнить. Ваша светлость все же не желает смерти братьев?
— Они должны умереть, — Сирил сцепил тонкие пальцы. — Но только тогда, когда выпьют полную чашу всех страданий, которые вы только сможете навлечь на их головы. Целиком и полностью.
Женщина медленно кивнула, продолжая улыбаться, но уже отстраненно. Видимо, уже мысленно прикидывая объемы стоявшей перед ней задачи.
— Пусть ваша светлость не беспокоится. Вы обратились к той, кому нужно. Я сделаю все лучшим образом. Никто из Хоуков ничего не заподозрит. Один только вопрос. Должны ли беды касаться и матери ее недостойных детей?
— Не только матери, но и всех Хоуков... или Амеллов, о которых вы сможете узнать еще. Впрочем, кроме этой семьи, больше, насколько мне известно, ветвей с таким именем не осталось.
Женщина прикрыла ресницами глаза, показывая, что она понимает, что от нее требовалось.
— Только вынужден вас предупредить, — поставив локти на подлокотники кресла, Сирил несколько раз расцепил и сцепил пальцы. — Старший из братьев, Гаррет Хоук, очень сильный маг. Быть может, в их семье маг не один. Я что-то слышал о сестре этих братьев. Но не вполне уверен, что понял, мертва ли она, или проживает в другом месте. Вам и это предстоит выяснить, капитан Изабелла.
— В этом нет никакого препятствия для исполнения задуманного, ваша светлость. Для меня достаточно того, что Хоук — мужчина.
Сирил усмехнулся, и вновь взял в руки кубок.
— Хорошо. Вот бумаги, — он поднял со стола, и передал в руки гостьи большой запечатанный пакет. — Здесь все, что Вороны смогли разузнать о Хоуках. Это должно помочь вам в вашем деле.
Женщина приняла пакет и уложила его на коленях. Взгляд ее сделался вопросительным.
— Да, — де Монфор кивнул, подливая себе вина из графина, стоявшего тут же, на столике. — Есть еще кое-что, о чем я бы хотел с вами... посоветоваться. В моем доме находится еще один Амелл.
Изабелла подняла брови.
— Это так, — орлесианец прервался и, приложившись к кубку, пил, пока не осушил его весь. Впрочем, как уже можно было убедиться, чтобы опьянеть, ему потребовалось бы куда больше вина. Во всяком случае, речь его и, похоже, мысли оставались ясными. — Это их кузен. Но он из той же семьи. Семейное сходство между ним и братьями поразительно.
— И ваша светлость желает...
— Законы кровной мести обязывают меня разобраться с ним, как с каждым из тех, в ком течет кровь Амеллов, — Сирил говорил по-прежнему ровно и бесцветно, но у жевавшего губы Дайлена смёрзлось нутро — не от холода, а от страха. — Однако я успел оказать ему гостеприимство до того, как узнал, кто он такой. Наскочил в лесу, когда, прогуливаясь на лошади, пытался скачкой обуздать... обуздать жажду мести, что до сих пор не дает мне покоя.
По спокойному тону и отрешенному выражению лица не было похоже, чтобы де Монфор испытывал хоть какие-нибудь чувства из тех, про которые говорил своей странной гостье. Но успевший уже сколько-то узнать орлесианца Дайлен уже не обманывался — с детства привыкший к лицемерию орлесианского двора обладатель глаз виверна мог удерживать внутри пожар, скрывая это так мастерски, что этому следовало поучиться.
— Странно, что он осмелился показаться во владениях вашей светлости.
— Он не знал о том, что учинили его братья, — Сирил пожал плечами и глубже уселся в кресле. Можно было догадаться, что блистательный лорд был утомлен длительным днем и еще не до конца здоров после первой встречи с кузеном своих врагов. — Бедный ягненок забрел прямо в пещеру ко льву. Ах, если бы я не пообещал ему покровительство и кров! Я бы мог сбросить его со скалы, как поступили Хоуки с моим отцом. С той же самой скалы. Ради этого я бы не поленился вернуться в Марку. Или, даже, сохранить ему жизнь, но выколоть глаза, отрезать язык и уши — чтобы до конца своих дней он бы мучился так, как мучился мой отец в его последние мгновения.
Дайлен с усилием опустил веки, пригашивая светивший из-под них лириум.
— С другой стороны, он так прекрасен, — украшенный камнями кубок играл в тонких пальцах орлесианского лорда. Сидевшая напротив женщина молчала, отстраненно глядя перед собой, и только по ее приподнятой брови можно было бы понять, что она внимательно слушает. — Я бы мог набить из него чучело... прекрасное чучело. И поставить его в зале моих трофеев. Между антиванским полозом и неваррским камнеколом. Ферелденский собачник. Каково, а?
Женщина уклончиво улыбнулась. Дайлен перевел дух, закусив начавшую неметь на морозе костяшку пальца.
— Если бы знали вы, капитан Изабелла, сколькие способы успел я навоображать за эти день и ночь о том, что можно было бы сделать с моим врагом. Но проклятые законы дворянского гостеприимства. Если с его головы упадет хотя бы один волос, пока он мой гость, я покрою себя бесчестьем.
Орлесианец несколько раз разжал и стиснул обратно руку в кулаке. Слушавшая очень внимательно гостья не стала прятать усмешки.
— И ваша светлость хотели бы посоветоваться со мной о судьбе этого несчастного?
— Именно, — де Монфор ответил на усмешку капитана Изабеллы. — Как бы вы поступили на моем месте?
Та слегка расслабила лицо.
— Если ваша светлость позволит... отдайте его мне.
Де Монфор поднял бровь.
— При необходимости непременно извести всех из семейства врагов вашей светлости, — женщина повела плечом, ослабляя петли на куртке. — Да еще так, чтобы они сами считали дни до смерти, лучший способ, — она помедлила — продать в рабство.
Дайлен выпустил костяшку изо рта. Лорд Сирил выпрямился в кресле.
— Если он так красив, как утверждает ваша светлость...
Де Монфор кивнул.
— Тогда эта месть вашей светлости свершится легче, чем все прочие, — капитан Изабелла справилась со всеми петлями и качнулась вперед, укладывая локти на колени. — Даже не нужно будет менять планов. Мне известны места в Киркволе, где перекупщики рабов забирают товар для переправки в Тевинтер. В основном торгуют эльфами, но человеческий молодняк тоже берут очень охотно. На красивом мальчишке можно много заработать.
— Ну что же, похоже, это действительно лучший выход, — де Монфор взял со столика графин, подумал, и поставил его на место. — Сейчас он в своей комнате. Выпил два бокала "Чистой слезы". Говорят, этот дурман может свести с ума... либо подарить просветление, дав ответ на многие мучавшие ранее вопросы. Не знаю, не пробовал. В любом случае, проспит до утра. Утром он покинет мой дом, я об этом позабочусь. И едва его конь окажется за воротами — законы гостеприимства, которые так чтят в нашем орлесианском обществе, перестанут распространяться на него.
— Мои люди возьмут его прямо за воротами, — капитан Изабелла ухмыльнулась, прокручивая на пальце одно из надетых на него колец. — И я тотчас же отправляюсь на пристань, а оттуда — в Вольную Марку. Приказы вашей светлости будут исполнены в точности.
— Что же, чудно, — де Монфор кивнул и прикрыл рукой глаза. — Тогда вы можете идти, капитан. Распоряжения насчет вас и ваших людей уже отданы.
— Доброй ночи, ваша светлость, — гостья отвесила полупочтительный поклон, на который хозяин ответил кивком головы.
— Доброй ночи.
Женщина ушла. Лорд Сирил некоторое время в задумчивости сидел в кресле, затем, поднявшись, дошел до стеклянной двери, ведущей на балкон и, приоткрыв ее, поднял глаза к ночному небу. Однако, Дайлен ничего этого не видел. В тот миг, когда орлесианец только задумывался о том, чтобы подышать свежим воздухом, он, забыв про дурноту, лихорадку и текущий нос, заворачивал за угол дома, туда, где его стену увивали побеги винной ягоды, что уже ранее спасли его жизнь.
Добравшись до этих побегов и, подергав, убедившись в том, что держат они крепко, Дайлен с тоской вспомнил об оставленных кошеле, мешке и коне, что ныне томился на лучшей из конюшен Орлея. Но изыскивать способы, чтобы вернуться в комнату за вещами было не только долго, но и опасно. Встречу со своим стражем Дайлен не забыл, и в том, что странно одетое нечто по-прежнему ждет его у дверей комнаты, не сомневался. А значит, путь у него был только один. Бывший маг догадывался, что времени было мало, но того, что оставалось, он собирался использовать все, без остатка.
Убедившись в том, что стража так и не появлялась у этого участка стены за все то время, пока он подслушивал на балконе, Амелл впервые в жизни не вознеся молитвенного воззвания к Создателю, шмыгнул носом и нерешительно взялся за толстую ягодную лозу.
Часть 36
— Стало быть, теперь можно и поговорить.
Проводник с покряхтыванием сел на плоский валун, и откупорил большую флягу. Шибанувший из нее сивушный запах заставил поморщиться присевшего рядом Командора. Однако отойти Айан не мог. С видимым удовольствием сделав несколько крупных глотков, рыжий муж Совершенной Бранки спрятал флягу и, вытащив из своего мешка свернутую в рулон большую карту, развернул ее во всю ширь. Кусланд вынул свою, гораздо новее и с множественными пометками, подаренную принцем Беленом. Некоторое время они сличали помеченные на изображениях многочисленных пещерных ходов пути. Наконец Огрен ткнул в участок дороги в самом низу карты Командора и довольно крякнул.
— Гляди, Страж, вот от здесь, до там — полное совпадение. Не думал я, что разведчики Белена добирались так далеко. Однако, как вишь, дальше у меня — красота, а у тебя бело и голо. А? Это — точная копия карты, которую рисовала сама Бранка. Ну, есть от Огрена толк? А ты не хотел меня брать. Эх, ты.
Айан счел за лучшее промолчать. Хорошо было уже то, что проводник вообще начал этот разговор. Это был первый привал после тейга Харзар, куда экспедиция добралась спустя сутки после начала своего похода. Стоявший в тейге гарнизон встретил бронто, тащившего на спине громадные тюки с провизией, с немалым воодушевлением. Однако, Огрен, что шел с отрядом как проводник и знаток всего, что было связано с Бранкой, всю дорогу отмалчивался, многозначительно косясь в сторону погонщика бронто, и на расспросы Командора почти не реагировал. Раздраженный Кусланд готов был уже отдать ему приказ о возвращении в Орзаммар. Но сдержался. И, как оказалось теперь, не зря.
— Да, твоя карта действительно гораздо подробнее и до самого... — Кусланд вынужден был склониться ближе к Огрену, который, со времени их последней встречи, пахнуть лучше не стал. — До самого тейга Ортан! Так ведь это то, что мы ищем!
— Мы ищем Бранку, — рыжий проводник с шумом прочистил горло. — А Бранка, мать ее за ногу, может быть где угодно. Пока я не видел никаких опознавательных знаков, которые она обычно любила оставлять, когда шлялась по Глубинным тропам. Но, может, они будут дальше. Все ж таки уходила она в тейг Ортан, эт точно. Тут слишком близко к Орзаммару. Без глаз не заблудишься.
Айан перекатил во рту кусок живого камня, что время от времени попадались на стенах, произраставшие подобно грибам и имевшие кисло-сладкий, довольно приятный привкус. Глубинные тропы оказались вовсе не такими, какими он себе их представлял. Не бывавшему ранее под землей наземнику казалось, что в пещерах должна была царить кромешная тьма, и большую часть дороги придется проделать при свете факелов. Однако гномьи тропы приятно удивили его, и прочих длинноногих гостей подземья. Более чем за сутки полного времени, когда они проделывали путь до последнего оплота владений Орзаммара со стоявшим в нем гарнизоном, места, где нельзя было бы пройти без света, им не попадалось. Глубинные тропы были освещены всегда, пусть даже слабо — светом, отраженным растущими под потолком пещеры кристаллами, многократно преломлявшими лучи дневного светила с поверхности, слабым мерцанием лишайников и гнилушек на стенах, идущим из-под почвы подземным жаром расплавленных пород. Каменные коридоры троп, то сужавшиеся, то расширявшиеся, и переходящие в огромные величественные залы, остатки гномьих поселений, с выбитыми прямо в скале домами и целыми улицами, что поблизости от Орзаммара встречались часто и не успели прийти в окончательное запустение, заросли съедобного мха и грибов на стенах, и шастающие под ногами грызуны — все это путники уже успели перевидать на пути, хотя шли они пока недолго. Воины Харзара — крепости, представлявшей собой несколько десятков обжитых выбоин в теле пещеры, и большие железные ворота, перекрывавшие пути в два боковых хода, заверили, что все увиденное ранее не будет идти ни в какое сравнение с дальнейшим путем, за воротами этого последнего тейга, где начинались уже совершенно дикие, нехоженные Глубинные тропы. Россказни о гигантских живых грибах, лавовых реках, огромных пауках и, главное, полчищах порождений тьмы, могли бы смутить любых неопытных в пещерных перемещениях наземных путешественников, но у этих не было выбора.
Тем не менее, несмотря на многочисленность страшных рассказов, обещанные ужасы пока начинаться не торопились. Глазам наземников, покинувших тейг Харзар и продвигавшихся вглубь Троп согласно имевшихся у отряда двух карт, представали каменные стены древних ходов, что кое-где пересекались жилами неизвестных им пород, произраставшие то тут, то там сухие и жесткие пещерные грибы на длинных ножках, и временами поднимавшийся из трещин в почве горячий пар от красневших в глубинах горы раскаленных соков земли. Однако ни обвалов, ни опасных каменных выростов на потолках, ни даже одного тоннельника, что, по словам гномьих воинов, сбивались во тьме в целые стаи, за много часов пути им так и не встретилось. Пещерный зал, выбранный для стоянки, мог бы даже показаться удобным, для не особо притязательного путника. Хотя здесь было темнее, чем на многих иных участках Глубинных троп, однако, потолок подземья уходил вверх и терялся во тьме, давая непривычным к каменной толще наземникам передышку от постоянного давления над головами. Из грота вело всего два хода — тот, из которого они пришли, и тот, что уходил дальше, вглубь диких Троп, уменьшая вероятность того, что при нападении пришлось бы отбиваться от врага сразу со многих сторон.
