Да вот только кто на самом деле батюшка означенного "Ерофеича"? Цирюльник ли?! Которого к вельможе на порог бы не пустили хотя бы потому, что в эпоху просвещённого абсолютизма исключительное право самогоноварения принадлежало дворянам...
Отстранённо ковыряя ложечкой десерт, Никита весь вечер просидел в глубокой задумчивости. После кофию, уже в отведённом для высоких гостей апартаменте, не позволив Гюльнаре раздеться ко сну, он тихо спросил:
— Как тебе наш хозяин?
Невеста повела миндалевидными глазами.
— Понравился. Что-то имеешь против?
— Нисколько, потому что мне — тоже. Хороший человек: добрый, умный, искренний, думающий, увлекающийся, наивный, романтик, альтруист... Уважаю таких! И хочу за гостеприимство отплатить ему добром. А сделаешь это ты, цветик мой гранатовый!
Гюльнара аж подпрыгнула.
— Я?! Да ты в своём уме?! Тоже мне жених — подложить невесту под первого встречного барина! Не ожидала от тебя, Никуся!
Никита лишь покачал головой.
— Что за невесты пошли средь инородцев?! Одни блядки в голове... Никто тебя, Граната Ренатовна, ни под кого подкладывать не собирается — разорвёшь в клочья своим восточным темпераментом. К тому же никакой он не барин — типичный менеджер-управленец. А раз так, сделаем лучше вот что: ты ему погадаешь.
— Ну, это ещё куда ни шло... Только я не умею.
— А я научу. Скажешь перво-наперво: позолоти ручку, господин хороший! После чего дашь совет: пускай бросает эксперименты с демократическим миропереустройством и плотно занимается своим аперитивом.
— Хочешь сделать из него самогонщика?
— За меня это сделала императрица, даровав шляхтичам исключительное право производства спиртных напитков. Что, между прочим, тут же сказалось на качестве готового продукта в сторону его значительного повышения. И вот тот самый аперитив, который ты отказалась пробовать ввиду крепости, прославит нашего хозяина почище любых его сумасбродно-демократических прожектов.
— Ты уверен?
— Абсолютно! Как и в том, что одна милая девушка с задатками колдуньи считала ворон на лекции по истории русского пьянства и алкоголизма... Кстати, пускай наш Ерофей Леонтьевич где-нибудь эдак через год-другой сыщет подход к генералу Алексею Орлову, будущему графу Чесменскому, и предложит свою настойку для лечения желудка — тот будет мучиться зело... А ещё скажешь, чтобы, когда разбогатеет, не связывал своё будущее с нижним и средним Поволжьем.
— А что там плохого?! — изумилась Гюльнара. — Поволжье как Поволжье.
— Так-то оно так, цветик мой, да вот в грядущей пугачёвщине для зажиточного предпринимателя ничего хорошего не предвидится точно.
— Ох, как же я забыла?!
— За что только тройку взяла?
— А ты вообще двоечник!
— Есть такое дело... Но, тем не менее, знаю, что во Францию нашему другу лишний раз соваться тоже не след. Там зреет революция, и его запросто могут шлёпнуть под шумок падения Бастилии — печально знаменитое изобретение мсье Жозефа Гильотена кровушки отцедит будьте-нате! Либо наш друг сам заразится настроениями инсургентов и побредёт каторжанским трактом уже здесь, на родине... А вот о северном Причерноморье, которое вот-вот будет освоено, пусть задумается. Пусть в этой связи отыщет по Питеру запойного помощника обер-прокурора Священного Синода, гвардии подпоручика и камер-юнкера Гришку Потёмкина, будущего основателя там райской Новороссии, светлейшего князя Таврического. Пускай сблизится с ним поплотнее. Кстати, водка по рецепту пресловутого цирюльника Ерофеича здесь, как и с Орловым, думаю, придётся очень даже кстати... Записала на подкорку? Идём далее!
— Ники, — перебила его Гюльнара, — не кажется ли тебе, что мы и так уже слишком далеко зашли? Я имею в виду, что нарушаем естественный ход событий.
— Ах, вот как?!
Несколько секунд Буривой молчал, пристально глядя ей в глаза. И тут задумчивость, тяготившая его за столом, прорвалась вовне подобно перезрелому фурункулу.
— Ты уверена, цветик мой опасливый, что ход этот естественен, а мы выступаем как противоестественный фактор? Я ведь, как тебе известно, человек искренне верующий. Но при этом не фанатик. И даже не приверженец канона Русской православной церкви.
— При чём здесь церковь, Ники?! Я говорю...
Его, что называется, несло, и он довольно грубо оборвал подругу:
— Говорю я! Говорю я, а ты послушай. И выскажи своё мнение. Ибо я озвучу кое-что, издавна трактуемое неоднозначно, однако принципиальное, крайне важное в плане того, как нам далее вести себя в мире чуждых, казалось бы, объектов, субъектов, явлений и понятий... Так вот, для себя я всегда разделял Всевышнего и людской религиозный культ. Вера моя зиждилась на базовых максимах религиозно-философского воззрения на бытие, именуемого деизмом: Бог создал Мир, пристально взглянул на дело рук своих, решил, что для первоначала результат хорош весьма, умыл руки и доныне лишь с интересом наблюдает за пресловутым естественным ходом событий. Деизм привлекателен уже тем, что вполне универсален. Он позволяет без экивоков объединить идеализм с материализмом, совместить априорную, превыше доказательств, веру в божественный акт первотворения — с эволюцией, отрицать которую ныне сложно апостериори, сиречь опираясь на факты.
— Что-то я такое припоминаю со студенческих лет, — задумчиво проговорила Гюльнара. — Какая-то связь с Джоном Локком, Мари Франсуа Аруэ-Вольтером, Жаном Жаком Руссо...
— ...Томасом Джефферсоном, Бенджамином Франклином, Дэвидом Юмом, Готфридом Лейбницем, — продолжил список просвещённый есаул. — Что и говорить, у нас, деистов, была тёплая компания! Кстати, мы сейчас пребываем в эпохе расцвета западного деизма. Вернее, рассвета. А вот у меня, увы, произошёл закат.
— Да неужели?! — съязвила подруга. — И давно?
— Не так, чтоб очень. В памятную ночь на конспиративной квартире. Если быть абсолютно точным, в тот момент, когда выяснилось, что союзные нам демоны не просто чудят в своём мирке, но Кем-то выставлены на страже пространственно-временных и реально-виртуальных переходов. А раз так, цветик мой гранатовый, Творец отнюдь не глядит на нас безучастно в подзорную трубу. Нет, всё у Него под контролем!
— Странный ты какой-то казак, Ники. Я всегда считала, что ваш брат склонен к крепкой выпивке, обильной закуске, хождению по бабам, рубке с плеча всяких там татар...
— Татары мне попались неправильные — хорошенькие больно. Вот с этого и пошло. Да и не забывай, я ведь не простой казак, наоборот, продвинутый, элитарный, древнего корня сары-азманов...
— Кто такие, кстати, сары-азманы?
— Давай об этом после, цветик, я и так теряю нить! Что-то там было про позорную трубу... Ага! Бог, стало быть, воистину Господь...
— Ты сомневался?!
— Творец и Господь — вовсе не одно и то же. Творец сотворил и бросил, а Господь господствует — управляет, направляет, контролирует, взимает дань, учит, воспитывает, кормит, поит, корит, поощряет, защищает, по башке даёт, если творение того заслужило... Всё у него рационально, всё по делу, всё спланировано, всё закономерно. И вот что я подумал в связи со специальной операцией "Чёртово яблоко": а не закономерно ли наше здесь появление? Не запрограммировано ли наше поведение? Не тянутся ли от нас причинно-следственные ниточки из екатерининской эпохи в третье тысячелетие от воплощения Иисуса Христа? Если оно так, то шеф с домовым — обычные перестраховщики, а нас попросту запугали, чтобы мы не отвлекались от главной задачи. Если оно так, то я был сегодня вправе порешить рыжего мерзавца. Но коль этого не случилось, ему на роду написано подохнуть в муках не от педикулёза, но как раз от твоего проклятья... По совести сказать, там, на поляне, среди бандитов, я многое отдал бы за свободу воли, за право адекватно, без каких-либо ограничений, реагировать на ситуацию, не задумываясь о судьбе Вселенной в связи с отдельно взятой асоциальной личностью. И мог ведь запросто сорваться, задержись хоть немного дух Смотрящий!
Воспоминания были до того неприятны, что Никита поёжился от омерзения.
— Сейчас же, — продолжал он после доброго глотка лафита, — риск запутать причины и следствия, по-моему, минимален. Мы ведь всего-навсего гадаем, а это, согласись, не кнутовище принуждения и даже не работа Ленина "Что делать?" как руководство к действию для приснопамятной РСДРП(б). Рекомендация лукавой цыганки...
— Татарки, — усмехнулась Гюльнара, которую и саму, казалось, захватила идея выступить в роли провидицы.
— Ещё краше! Да, так вот, рекомендация лукавой цыганки априори предполагает свободу выбора пути. Правда, заставляет напряжённо задуматься — типа, чем чёрт не шутит... Особенно касается это людей мнительных, не чуждых мистике, каков без сомнения Ерофей Леонтьевич. К слову, я абсолютно уверен, что знаменитую тинктуру "Ерофеич", реально прославленную чуть позднее тех времён, в которых мы сейчас находимся, не под силу продвинуть на потребительском рынке занюханному парикмахеру. А вот неглупый чиновник со связями — кстати, тут ему Грицко Потёмкин будет очень кстати, — без пяти минут дворянин, обуреваемый неуёмной жаждой деятельности, замутил бы сей гешефт куда скорее и успешнее. И он, между прочим, не забудет о цирюльнике. Знаешь, почему?
— Наверняка господин просвещённый есаул знает лучше! Со своей стороны могу предположить, что, раз Ерофей Леонтьевич выходец из семьи церковнослужителя, брат дворянина, интеллигент и альтруист...
— Цветик, ты, пожалуйста, не путай: интеллигенция на Руси появилась только в XIX веке по Рождеству Христову. И дело не столько в альтруизме и благовоспитанности, сколько в маркетинге, уж поверь ведущему менеджеру солидной коммерческой фирмы, учреждённой под занавес века двадцатого. Это тебе не доисторический есаул, пусть трижды просвещённый!
Никита состроил гримасу, должную, видимо, свидетельствовать о мудрости Платона, помноженной на озабоченность судьбой цивилизации Джорджа Буша-младшего. В результате, как и следовало ожидать, стал похож на идиота. Потому, что, если килограмм античного повидла перемешать с килограммом техасского навоза, получится два кило навоза, а не — наоборот. Вот оно, в чём дело-то!
— Дело конкретно в том, что эпоха Екатерины Великой стала кульминацией ломки многовековых устоев, подспудно начатой "тишайшим" царём Алексеем Михайловичем Романовым и резко подстёгнутой его знаменитым сыном, императором Петром I Алексеевичем. Русь окончательно перешла с азиатской ориентации на европейскую. Стремительно менялась жизнь общества в целом и каждого из наших тогдашних — сегодняшних! — соотечественников по отдельности.
— Это же, наверное, хорошо, — резонно предположила Гюльнара.
— Это хорошо, — согласился Никита. — Но хорошо только для тех, кто внутренне готов к реформам. А таковых, как показывает опыт всех времён и народов, меньшинство, хотя и жизненно активное. Не все "меньшевики" удерживаются на плаву, ибо справедливо подмечено — революция пожирает собственных детей. Однако именно из их бурлящей социальной среды выныривают и уже не тонут Анастасы Микояны, Анатолии Чубайсы и Романы Абрамовичи... Что до заболоченного — инертного, неповоротливого, вялого, консервативного — большинства, то оно, цветик мой, лишь завидует успешным людям, облизывается на чужие блага, скрежещет зубами от злости и сочиняет колкие анекдоты об интеллекте "новых русских". Значительная часть как минимум одного-двух поколений захлёбывается в водовороте радикальных перемен. Кто-то из "большевиков" не в состоянии приспособиться к изменениям в силу возраста и привычки к прежнему порядку вещей, кому-то по натуре чужды любые телодвижения, кто-то ради общественного статус-кво вынужден делать своё дело вне зависимости от любых перестроек — таковы учёные, врачи, учителя, военные, полиция, чиновники, рабочие, крестьяне. Ошеломлённая психика подобного индивида рефлекторно стремится прочь от собственной безысходной реальности, а значит, на уровне подсознания у него, индивида этого, возникает неодолимая тяга ко всему маргинальному: пьянству, разврату, сексуальной дезориентации, жестокости, романтике преступного мира, войнам, магии, сверхъестественному, иноземным прелестям. Для продвижения на рынке импортных товаров социально-политическая нестабильность — что компост для огорода под картошку. А в случае с тинктурой "Ерофеич" налицо пышный букет обольщения, сулящий разумному бизнесмену сумасшедший профит при минимуме риска. Беспроигрышный вариант! Тут обывателю и мистический даже в наше время Китай. Тут и рецепт бодрящего напитка из глубины веков, писаный иероглифами на рисовой бумаге в эпоху императора Ши-хуанди. И недреманный страж секрета, пышущий огнём и цитатами Мао Цзэдуна, — жёлтый дракон Сунь Хуйвчай. И юная девственница Вынь Сухим, слеза которой поит обязательный ингредиент настоя — ядрёный корень хрена, модифицированный генами редьки. Ну, и главный герой, храбрый цирюльник Ерофеич, одолевший змея в поединке — трёхэтажным матом на 666-м ходу...
Гюльнара, слушая продвинутого есаула, лишь криво усмехалась и качала головой.
— Занятная история! Сам придумал?
— Разумеется, сам. Подсказать-то некому, вокруг одна необразованная, скудоумная, бесхитростная серость.
— Ах, вот как?! Ну, спасибо! Кстати, зачем приписывать заслуги какому-то Ерофеичу? Пусть господин Леонтьев-младший сам и станет брендом. Водку-то, как ни крути, гонит именно он.
— Увы, моя серость... хм, моя прелесть, ничего не выйдет. Означенный парикмахер де-факто уже отпечатался в истории. Если угодно, влип в историю. Вполне допускаю, что влепил его туда — точнее, влепит его туда — как раз мечтатель Ерофей Леонтьевич. Это и есть оправданный маркетинговый ход, о котором ведётся речь в связи с худородным цирюльником. Одно дело — сказочка о предприимчивом негоцианте или барине-эксплуататоре, и совсем другое — об отважном посадском человеке. Русские во все времена обожали самородков из подлого люда, и ближайший к нам тому пример — Михайло Ломоносов. Много позднее таковым станет Гришка Распутин... Ну, всё, накинь мантилью и — марш на сеанс ясновидения!
— Прямо сейчас?! — удивлённо воскликнула Гюльнара. — Может, с утра, перед отъездом?
— С утра не будет должного эффекта. Рассвет и практическая магия плохо совместимы.
— Думаешь, ночью да при свечах скорее поверит?
— Надеюсь, — пожал плечами Никита. — С другой стороны, это его личная проблема. Дело петуха — вовремя прокукарекать, а там хоть вовсе не рассветай... Пойдём, я провожу, а то ещё неправильно поймёт твоё второе пришествие. И чтобы без стриптиза там!
Лично присутствовать на таинстве гадания он отказался напрочь. В качестве отступного реквизировал у Ерофея Леонтьевича свежий номер "Санкт-Петербургских ведомостей". Но, возвратившись в гостевой апартамент, читать не стал — сразу уснул...
...Прорицательница безжалостно растолкала его с первыми петухами. В миру античного бога Морфея Гипносовича есаул Буривой как раз вёл казачьи сотни сквозь пустыню Гоби к логовищу злокозненных хунхузов.
