— Не подходы...
— А то что? — съязвила Дарья, выигрывая время — осматривалась.
Стрелять было нечем — обойма пистолета пуста, но она могла обойтись и без него. Важно определить: один ли противник, тогда у неё не возникнет никаких проблем с его устранением.
— Зарэжу...
— Лады, — озадачила Дарья, запрыгнув без тени сомнения и боязни на диван. — Вот она я — режь меня! Слабо, джигит? Кишка тонка?
Тот выглянул утайкой из-за двери, скосившись одним глазом на ребёнка. Раньше она казалась ему страшнее — с оружием в руках.
— Пух... — сымитировала Дарья выстрел и...
У противника выпало его оружие и дверь под воздействием нагрузки тела "джигита" подалась на место, закрывая проём.
— Э-э... — возмущённо произнесла Дарья. — Я так не играю...
Боевик оказался нервным типом и, похоже, никогда ранее не имел настоящего дела с оружием, скорее нацепил для красоты — отвалился на пол, съехав по стенке.
Подобрав пистолет, Дарья машинально проверила наличие патронов в обойме, тут же прикинула: насколько она рассчитана и калибр. Всё вполне устраивало. Она стала обладателем ГШ-18. С него и начиналась её практика по стрельбе в те далёкие времена, когда была ребёнком, а нынче не считала себя таковой — всё-таки сказывался возраст — ей 12-лет — а начала свой боевой путь два года тому назад в десятилетнем возрасте. Так что практика, а выполненных боевых задач — позавидует взрослый профессионал. И убивать для неё — обычная практика. Кровь не вызывала чувство рвотного спазма. Опустилась на диван. И даже на миг зажмурилась, однако это не значило: кого-то подпустит ближе, чем на выстрел из пистолета.
В памяти тотчас всплыли дела давно минувших дней, которые нисколько не мешали ей спать по ночам — и делала она это вполне спокойно и естественно. Никакого шока, а и быть по определению не могло. Если детей в грудном возрасте вскармливали молоком, то её — нет, не кровью — она уже в утробе матери слышала выстрелы, а затем, затем какие-то люди занялись её обучением по аналогии подготовки ниндзя. Так что игрушками у неё ещё с пелёнок оказались боеприпасы с огнестрельным оружием. И первый подарок был именно ГШ-18, правда, без обоймы. Её она получила после, а чуть ранее патроны от него и висели гирляндами над кроваткой.
Непосвящённому человеку всё это покажется вопиющим кощунством, но только не для универсала. И была задействована в проекте не одна. Детворы в странной группе детсада закрытого типа хватало, и няньки с воспитателями у них там были не в белых халатах, а форме защитного окраса военного образца.
Ещё до того, как она научилась ходить, чуть ранее плавать. Тот случай запомнился Дарье на всю жизнь — как чья-то рука выхватила её из люльки и опустила в ванну с водой, окуная с головой. Она закричала, и едва не захлебнулась. Это был первый урок, а когда повторился, уже не пыталась возмущаться или протестовать открыто, напротив выжить. Поэтому и орать под водой не стала, а что — пускать пузыри. Инстинкт самосохранения подсказал ей, как должно выживать в подобной ситуации. А с третьего купания она уже работала во всю руками и ногами. На четвёртый раз поплыла.
Инструктор-нянька тоже не рисковал, подводя поэтапно ребёнка к тому, что ему предстояло уяснить инстинктивно, а научиться выживать в той или иной ситуации.
Всё это Дарье вспомнилось при взгляде на аквариум, поскольку в своё время она также плавала среди рыб и порой хищных и зубастых. Её готовили к выживанию в любой среде обитания, будь то средняя полоса России или экваториальный пояс. А и про зону вечной мерзлоты напомнил холодильник.
Ей хотелось пить, она открыла дверцу, в лицо ударил холод морозильной установки. И в памяти сразу же неосознанно всплыла картина закаливания. Она познакомилась со снегом раньше, чем обычный ребёнок.
Всё та же рука с рукавом защитного окраса положила её в пелёнках на снег. А затем при повторном закаливании и вовсе раскрыла их. На третий раз рука осыпала её охапкой чего-то колюче-холодного. Она не захныкала, и плакать не думала, напротив пыталась привыкать к новому испытанию. Деваться-то всё одно некуда. И была права — на голову вылили ушат ледяной воды, и... растирание. А потом жар как в печке. Её приучали к бане, а на деле — повышенному температурному режиму.
Открыв бутылку, Дарья пригубила напиток. И снова пережитые воспоминания захлестнули её. Она оказалась во власти того, что уже пережила, так неужели и сейчас переживает, но не за себя, а своих родных? Хотя не помнила, когда впервые увидела маму, и почему она не сразу оказалась с ней. В памяти то и дело продолжала возникать рука с рукавом защитно-маскирующего окраса — хватать её и куда-то тащить. А один раз она бросила её на каком-то канате. Ей пришлось самой вцепиться в него, дабы не упасть туда, где не было видно дна.
Обман зрения — пол находился рядом — инструктор знал об этом, а ученице это ни к чему, тем более что она показывала наилучшие результаты в сравнении с остальными детьми. Отсев производился естественным образом, и никто не погибал, как в средние века из учеников ниндзя, где чтобы выжить, а и из ума не приветствовалось, надо убить соседа.
Характер ребёнка-девчонки ковался, закаляясь, точно булатная сталь. Один слой накладывался на иной, и так просто с ней никому не покончить. Природные инстинкты выживания она впитала вместе с жизненным опытом, и со стороны даже инструкторам-мучителям, казалось: как кошка имела девять жизней. Но тот, кто считал ученицу своим детищем, а себя — её "отцом", так и не увидел выпуска. Она в это время сдавала выпускной экзамен. И тогда также оказалась в окружении тех, кто накинулся на неё и родных с оружием в руках. Боевики были повсюду, и скрываться от них, а бежать было бессмысленно. Хочешь избежать неприятностей, уничтожь их всех до одного.
Рука с напитком последовала вниз, зато поднялась иная с пистолетом. Дарья навела ствол на тело боевика у стены. Он видел её — запомнил — не должен выжить. Ей надо убить его! Убить! Уничтожить! Истребить...
Дарья тряхнула головой, отгоняя от себя дурные мысли, точно ворох проблем. Почему-то тянула время, и почему, сама не понимала. А попросту не могла выстрелить в безоружного противника. Это было выше её сил. Ей надо было кончать с ним, когда он сжимал то, что теперь она. Может ему вернуть ГШ-18 и расшевелить? Всё одно не выстрелит, скорее пистолетом в неё бросит и побежит.
Как же ей быть, а поступить с ним?
— Эй, джигит! — подскочила она к нему, отвесив звонкую пощёчину.
Тип нервно дёрнулся, открывая глаза и...
— Не убивай меня! — заорал он.
"Вот гад такой... — подумалось Дарье. — Как он мог, а сказать ей такое!"
— А ещё мужик — горец! Ну и кто ты после этого? Позор своего славного рода! И смывается кровью!
— Не-ат... — зажмурился тип, закрывая голову руками. — Пожалюйста-а-а...
"Сволочь!" — теряла терпение Дарья, чего раньше за собой не замечала, убеждаясь лишний раз в поговорке: Мы в ответе за тех, кого приручили!
— Встань! — услышал "джигит" от девчонки.
Повиновался.
"Ну вот, он выше её в два раза, так чем не повод разобраться с ним при применении огнестрельного оружия?"
"Джигит" нервно трясся — пальцы рук дрожали, а и зубы дробно стучали.
"Как всё-таки непросто с ним!"
— Где твой кинжал, джигит?
Противник не обладал им.
— Ты вообще-то горец — дитя гор?
— Нэт, моя тут родилса, аки твоя!
— Хм, сравнил... — осознала Дарья: ей не следует продолжать разговор с ним — с каждым мигом будет сложнее решиться на то, что она обычно делала машинально на инстинкте самосохранения, не задумываясь, поскольку главная цель — выжить и не из ума. — Нападай на меня!
— Я? — переспросил в недоумении тип. — Поднять рука на ребёнка? Вах, да за кого твоя держать моя!?
— То-то и оно — не держу! Беги — свободен! — надеялась Дарья выстрелить ему в спину, как беглецу: будет звать на помощь, тогда грех не пристрелить его.
— Нэт, — воспротивился тип. — Моя не бегать...
— Типа твой дом — живёшь в нём, а я такая нехорошая, зато ты — просто само совершенство — ангел среди убийц? Сто процентов!
— Не совсем...
— Вот видишь... — казалось бы нашла она повод для выстрела.
— Не убивай моя, и моя выводит твоя отсюда! Твоя и тех, кто явился сюда с твоя к нам...
— И что ты говоришь, джигит?
— Правду — чистую...
— Ну... смотри! — понадеялась Дарья: теперь он не уйдёт от неё — и если что — появится долгожданный повод избавиться от него привычным образом для неё. — Если соврал...
— Моя говорить твоя правду...
И акцент ей понравился. Тип всё больше походил на боевика.
— А что выше — под крышей? — заинтересовалась в продолжение Дарья.
— Чердак...
— А на нём? Есть ещё боевики вроде тебя или оружие?
Тип не знал, что ответить.
— Веди, — решила она прикрыться им. Если там кто-то засел — всё меньше проблем — хоть таким образом избавиться от него, и вроде как её совесть будет чиста, соответственно сможет спать спокойно по ночам, а беззаботно.
Дверь на чердак ушла в сторону и взору ребёнка открылась картина подготовленной стрелковой позиции в виду установленной там на сошках крупнокалиберной снайперской винтовки. Модель знакомая — изучала её, но никогда не пользовалась. Слишком тяжёлой была винтовка и весила под пуд. Отдача при выстреле такая, что при всём своём желании не удержит. Сюда бы кого-то крупнее, чем она — отца или стариков.
— Деда, — вспомнила она про сухопутного отставника. Тот в отличие от неё подался вниз.
Как он там? И вообще что обнаружил, а, вне всякого сомнения: на кого-то обязательно наткнулся.
— Что в подвале? — озадачила Дарья очередным вопросом джигита. — Отвечай, или ща за всё мне здесь...
— Заложники...
— Что? Кто?!
— Люди... — исправился на словах джигит.
— А ну пошли... — погнала она его по лестнице вниз — спустились в гостиную.
— Додик! — воскликнула мама в сердцах, не в силах сдержаться. Переживала. А пришлось понервничать, как всегда. Да никак привыкнуть не могла. — Ты где столько времени пропадала?
— Да, доча, — подтвердил папа. — Мы с мамой уже собирались идти за тобой! Думали: нарвалась на засаду и...
— Минус два, плюс балласт... — отрезала дочь.
Морской волк улыбнулся, превозмогая боль. Внучка радовала его всё больше и больше. А ведь когда появилась у них в семье, он, как и сухопутный отставник со сватом, был не меньше озадачен. Они-то хотели получить внука, чтобы тот пошёл по их стопам, каким отказался сын-зять. Да теперь уяснили: ошибались на счёт Дарьи и сильно. Она превзошла их ожидания, и даже самих. Куда им до неё. А ведь растёт молодёжь — боевая. Грех жаловаться.
— Моя помогать... — указал джигит на старика.
— Медик? — уставилась Анфиса на него. У неё, как у внучки — не забалуешь, а быстро раскроет обман.
— Учиться на врач...
— Будет врать...
— И работать...
— Санитар?
— Нет, врач на неотложка — студент моя.
Ему поверили. Дарья была рада: ей на какое-то время удалось избавиться от балласта, теперь ничем и никем не была обременена — подалась в подвал.
— Додик!
— Спок, ма! Я за дедой, ага?
— Угу-у-у... — затянула Мила, наказав мужу не отставать ни на шаг от дочери.
— Нет, пусть валит на чердак! Там удобная стрелковая позиция и снайперская винтовка! Только крупнокалиберная, па! Так что не зевай при выстреле, иначе будет та же история, как и с дедом...
— Которым? — встрепенулась Алевтина, опасаясь за сухопутного отставника прожив с ним порядка полвека.
— Моряком... — кивнула внучка на морского волка, подле которого уже хлопотал джигит, выяснив: у старика перебита ключица и кость раздроблена. Требовалось срочно очистить рану и... короче без операции — кустарного типа — не обойтись.
Старик по такому случаю потребовал местной "анестезии".
— Есть коньяк... — начал перечислять спиртное в баре врачеватель, да был остановлен стариком на данном виде спиртного.
— То, что надо — коньяк! Як конь буду, — заржал он.
— Кому что, а ему лишь бы пойло! — запричитала Анфиса.
— Цыц, баба, — что в переводе на язык джигита означало: молчи, женщина, да!
Но когда старик узрел чистый спирт, не то что бы отказался от коньяка, просто предпочёл запить им кристально чистый, а горючий напиток.
— Ну, как говориться, не чокаясь и: не дай Бог последнюю! А если последнюю — не дай Бог! — заявил он перед тем, как приложился к горлышку.
— Чокнутый... — пожурила его Анфиса, а сама места себе не находила.
Успокоившись за них, Дарья заторопилась вниз, застукав сухопутного отставника в растерянности.
— Чё не так, деда? — услышал он её обращение к себе, и не сразу отреагировал надлежащим образом, а, чуть промедлив, указал ей на людей в клетках. — Зверинец...
— Уже слышала про них от одного джигита, — уверила Дарья. — Они — заложники!
Предложила выпустить их.
— Могут кинуться на нас — неправильно понять...
— Расслабься, деда, — заверила внучка. — Всё под контролем! Доверься мне! Поверь на слово...
Загремев по прутьям клетки ГШ-18, Дарья громко сказала:
— Прошу минуточку внимания! Силами боевого подразделения ФСБ проводится спецоперация по вашему освобождению! Поэтому убедительная просьба слушать меня внимательно! Сейчас вами займутся — дадут поесть и возможность покинуть клетки! Так что ведите себя соответственно — будьте людьми! Не надо впадать в панику или истерику! Мы с вами, а это главное! И не бросим в беде!
К подобному зрелищу ей было не привыкать — проходила один раз при сдаче выпускного экзамена. И ситуация повторялась. Правда тогда она спасла ребёнка — одного заложника, и проникла в аул под тем же видом. Просчёт боевиков был очевиден, и тогда её прикрывала группу захвата. А нынче на ней ещё и родные балластом на шее. Но зато взрослые люди, и при случае могли держать оружие, да и сносно стрелять — обученные азам военного дела.
— Мужчины есть, а люди способные взять в руки оружие...
К Дарье из-за прутьев клеток потянулись обрубки.
— Боже! Господи... — едва сдержался сухопутный отставник. — Да что же это! И как допустили...
— Всё нормуль, дедуль? — поинтересовалась внучка, вопросительно уставившись на него.
— Угу...
— Тогда бабуль и маму зови!
— Держись, внуча...
— Да я что — сам...
Они поняли друг друга без лишних слов.
— Сюда... — закричал сухопутный отставник, объявившись в гостиной.
— А додик где? — заголосила дочка.
— В подвале осталась...
— Как ты мог, отец?! — последовал укор в его адрес.
— ...с людьми, — прибавил он, чуть погодя.
— С какими людьми — боевиками?! — готова была Алевтина наброситься на него.
— Нет, с заложниками! И это, девки... — замялся старик. — Им помощь нужна! И еда...
Разграбив содержимое продовольственного запаса на кухне, женщины заторопились вниз, а отставник остался в доме, прильнул к окну на втором этаже — перебрался на балкон.
С ним и пытались повести переговоры боевики, требуя выдать эмиссара, в противном случае обещали медленную и мучительную смерть всем без исключения, не взирая на возраст и половую принадлежность.