— Не врёт, не врёт, — сощурился тот недобро и ткнул пальцем в вывеску на сельсовете: — Читай! Чёрным по белому!
— Ну, допустим, по красному... — усмехнулся тот. — И не чёрным...
— Привет, Сань! — пророкотала трубка. — Паш, тоже привет! Игорёк, ты где там? Тоже здравствуй.
— Привет, привет... — буркнул тот, зябко поводя плечами. Они знакомы были только вприглядку, изредка сталкиваясь у меня дома, когда один уходил, а другой наносил мне визит. Поэтому радости особой Игорь не испытывал. Их мало чего связывало.
Зато у меня с Вовкой было чего вспомнить. Сошлись мы с ним на почве выжигания по дереву года за два до описываемых событий. Он проходил у меня ликбез по правилам использования новоприобретённого апарата и вскорости переплюнул своего учителя по качеству отделки любовно выписанных (или как лучше сказать: выжженных?) работ. Глядя на его творения, ни за что нельзя было сказать, что их касалась такая, в принципе, грубая вещь, как игла выжигателя.
Его страстью, как, впрочем, и моей, было изображение обнажённого (и не очень) женского тела, вплетаемого в разнообразные мистические сюжеты. Уж вылизывал он свои работы до такой степени, что мне и присниться не могло такое качество отделки.
У меня с выжигателем были простые отношения. Как тот же Вовка с немалой долей досады отмечал, мои работы сильно отдавали диснеевщиной. А он стремился к максимальному реализму. Каждую складочку, каждую морщинку на телах и на минимуме одежды своих "герлов"он вылизывал часами.
Одна только вещь ему никак не давалась: компоновка сюжета своих картин. За этим он и бегал ко мне. При разработке очередного страдальческого шедевра мы с ним засиживались часто-густо до поздней ночи. Я был обязан растолковать ему расположение и степень насыщенности каждой тени, каждого светового пятна. Порой это было очень утомительно, но отказать ему я был не в состоянии.
Вроде как всё понявший, он утаскивал свою доску домой и там смолил её "до посинения". Через день-два он вновь появлялся у меня с новой кучей вопросов и недоумений по поводу светового оформления всё той же картины. Но вещи получались у него, конечно, отменного качества.
Что любопытно, на продажу своих шедевров он ни в какую не соглашался. Любые посулы натыкались на вежливый, но твёрдый отказ. Не мог он расстаться со своими "детищами" ни за какие коврижки. Так и висели они у него дома на стенах на зависть многочисленным посетителям.
Вот это-то совместное наше творчество и было резко прервано, лишь только я обзавёлся браслетом. События завертелись так, что мне было уже не до выжигания. И уж, тем более, не до живописи. Хотя, мастерскую, максимально приближённую к образу своей прежней "берлоги", я себе в "Тадж-Махальчике", всё-таки, организовал. Даже вид за окном соответствовал прежнему. Только появлялся я в той мастерской не так часто, как того душа просила. Всё время что-то мешало. Суета какая-то.
— Ну так что? — продолжал я сучить ногами от нетерпения. — Адрес-то скажешь, или секрет какой?
— Никакого секрета нет, — рассудительно рокотала трубка. — В Долгопрудном я обитаю. Только ты сам не найдёшь. Давай я тебя встречу с электрички. Ты когда сможешь ко мне заглянуть?
— Да хоть щас! — вырвалось у меня непроизвольно. — Чего тянуть?
— Хе-хе! — добродушно рыкнула трубка. — Узнаю Одессу! Шутник. Тебе добираться ещё не меньше суток.
Я было раскрыл рот, чтобы начать убеждать его в обратном, но в этот момент получил ощутимый толчок в бок. Санька приложил палец к губам и молча показал: "Пусть так!"
— Ладно, Володь, — сразу остепенился я. — Всё верно. Это я от радости сдурковал. Короче, мы у тебя послезавтра высаживаемся в Долгопрудном. А во сколько тебе удобно?
— "Мы"? — удивился тот, не ответив на мой вопрос. — Вы что, все хором явитесь?
Я хохотнул. А Пашка перефразировал известную поговорку:
— Боливар четверёх не вынесет, что ли?
— Да не... — замялся собеседник в трубке. — Я вам буду только рад. Но где я вас спать положу? Мы тут с Валентиной сами едва...
Пашка гоготнул:
— Вовчик, да ты не тушуйся! Спальные места не понадобятся! Мы к тебе только на полчасика заглянем!
— Тогда я ничего не понимаю, — вздохнул Вовчик. — Через пол-страны ехать на полчасика? Вы что, транзитом через Москву? Вы, вообще, что там делаете все вместе, на Ярославщине?
— Подарки раздаём! — заржал Пашка и покосился на стоящего чуть в стороне Славика. — А у нас их не берут! Стесняются!
Славик делал вид, что усердно обсуждает что-то с Любой и нас вовсе не подслушивает.
Вовчик в трубке опять вздохнул:
— Приколисты...
— Ладно-ладно, — поспешил я смягчить впечатление от бестолкового разговора. — Послезавтра, так послезавтра. Ты не сказал, когда тебе удобно?
— Ну, я не знаю... — смутился тот. — Когда там у вас поезд приходит?
И опять, только я хотел взбрыкнуть "Какой, на фиг, поезд?", как Санька меня опередил:
— В десять утра тебя устроит?
— Вполне.
— Ну, тогда жди нас.
— Ладно, — ещё раз вздохнул тот. — Давайте. Жду.
Когда в трубке раздались короткие гудки, Санька наклонился к моему уху и пробубнил:
— Ты куда всё время торопишься? Человек совсем ещё не в теме, а ты его — обухом по голове! "Да хоть щас!" — передразнил он меня. — В запасе — вечность, а по тебе не скажешь. Будто уже завтра — конец света!
— А разве нет?
— Не кипишись: ремешок твой шарик удержит на краю. Обещал. Помогай лёд пообкарнает и вся недолга. А с Вовкой тем более — некуда спешить. Его в курс дела вводить — ещё день терять. Если не больше. А у нас ещё здесь до хрена и больше дел. Как раз до послезавтра и управимся.
— Ишь ты! — иронически хмыкнул Пашка, вплотную приблизив к нам свою кудлатую голову. — Скорый какой! Ширь-пырь-нашатырь! "До послезавтра"! Да тут и за год не управишься!
Санька только насмешливо посмотрел на него:
— А подслушивать нехорошо.
— Да я мимо проходил, — тут же сотворил Пашка равнодушную физиономию, пожимая плечами. — Смотрю — вы стоите, о чём-то перетираете. Дай, думаю, пособлю хорошим людям. Ну и нарвался — на самую, что ни на есть, чёрную неблагодарность!
Всё это краснобайство сопровождалось выразительной жестикуляцией и хлопаньем себя по ляжкам в притворной досаде. Во взгляде Славика, внимательно наблюдавшего весь наш балаган, явно читалась унылая мысль: "Ой, зря я с ними связался!" Он просто не мог решить, как относиться к нашей команде. Весь его прежний опыт администратора в данном случае ничего толкового подсказать не мог. Да и, видимо, память о "волшебном чумаданчике" заставляла его терпеливо выносить все Пашкины выкрутасы.
На горизонте показалась "язвочка Наталья". Она выволокла на крыльцо "Сарая культуры" два необъёмных клетчатых баула и колдовала над замком, тщательно запирая свои владения. Когда сей процесс её удовлетворил, она с удивительной лёгкостью подхватила драгоценную ношу и заковыляла по тропинке в нашу сторону, оскальзываясь в рыхлый снег.
— Вам помочь? Или вы сами? — вылез Пашка с предложением. сложив руки рупором.
— Без сопливых обойдёмся! — огрызнулась та и с гордым видом пронеслась мимо нас, бросив на ходу: — Без меня не начинайте! Я щас вернусь! У меня там... — И скрылась за поворотом.
Пашка хохотнул:
— Вот блин! "У неё там..."! Так мы будем с той хибарой до вечера воландаться! — Он повернулся к Славику: — Давай, Николаич, колись, что там у тебя по плану следующее. Запарили!
Тот гнусаво залебезил:
— Но вы не ответили на мой вопрос...
— Какой ещё вопрос?
— О цене ваших услуг...
Пашка переглянулся с нами.
— Не воруй! Вот и вся плата!
Славик моментально покрылся пятнами и просипел:
— Как... вас понимать?..
— Не придуривайся, Николаич! Ты всё прекрасно понимаешь. "Чай и мы в лесу не звери, понимаем что к чаму"!
Но Николаичу по статусу Филатовский "Стрелец" был как-то без нужды, а потому юмора он не оценил и молча пялился на Пашку, всё так же переминаясь с ноги на ногу.
— Ну, что смотришь? Денежку я тебе давал? Давал! Ты её не берёшь. Говоришь — проблем не хочешь с законом. Ладно, уважаю! Хоть и не всё здесь так гладко... Да ты не тушуйся! — похлопал он Славика по плечу, видя, что тот порывается сказать что-то в своё оправдание. — Здесь все свои! — Он оглянулся на нас и подмигнул. — Ты до конца дослушай... Раз денежка вам без надобности, зайдём с другой стороны. Со стороны сугубо матерьяльной. Процесс будет протекать примерно так... Сейчас мы все вместе садимся в нашу "ласточку" — вон она, видишь? Притомилась уже, нас дожидаючись. Правда, Игорёк?
— А то! — цыкнул тот сквозь зубы.
— Вот. Все вместе садимся в нашу "ласточку", — повторил он вдохновенно, не снимая руки со славикова плеча. — Едем по подведомственной тебе территории, и ты, согласно там своим бумажкам, тыкаешь пальчиком в очередную развалину и говоришь: "Хочу, чтоб была как новая!" Ну, перед этим, конечно, знакомишь нас со своим проектиком, коих у тебя в папочке — сверх всякой меры. Ну, а мы, есессно, воплощаем в жисть решения партии и правительства. Тут же, не отходя от кассы! Наш стиль работы ты уже видел.
— Да уж... — промямлил Славик невнятно.
— Вопросы есть? — Пашка повернул к нему ухо, как бы прислушиваясь, но, не дав ему и рта открыть, тут же констатировал: — Вопросов нет! Значит, что?
— Что?
— По коням! — Пашка выставил вперёд свою клешню и первым двинулся по направлению к машине.
— Но позвольте...
— Что опять? — Пашка круто развернулся на пятках и чуть не сверзился с утоптанной тропинки.
— Мы же все туда не поместимся, — заискивающе прогнусавил Славик, указывая подбородком в сторону "ласточки". — Может быть, всё-таки, каждый на своей?
Пашка гыгыкнул и переглянулся со мной:
— А вот этот момент пусть тебя не волнует. У нас ахтомобиль — резиновый! Ещё десять раз по столько влезет!
— Ну, это ты, конечно, хватил! — криво ухмыльнулся Игорь.
Славик только головой покачал и степенно двинулся в указанном направлении, придерживая безмолвную Любу за локоток и что-то тихо ей гундося на ушко.
23. ''Шкатулка с секретом''
Поравнявшись с машиной, я придержал Пашку за рукав:
— Погоди...
Тот удивлённо оглянулся и застыл в нетерпеливом ожидании.
— Вы тоже послушайте, — сказал я идущим следом за мной Саньке с Игорем.
— Так... — шумно вздохнул Игорь. — Что у нас плохого?
— Типун тебе на язык, — шикнул я на него, мельком глянув на загружавшего себя в машину Славика. Люба топталась рядом, что-то заботливо кудахча. — Просто хочу дезертировать из ваших рядов.
Игорь присвистнул:
— Недолго мучилась старушка...
А Пашка вылупил глаза:
— Это как? Ты ж у нас — гвоздь программы! Стоило тогда жопу мочить!
— Не кричи, — понизил я голос. — Стоило. Я уже всё обдумал.
Санька коротко хохотнул и отвернулся, разглядывая окружающий нас пейзаж.
— Ну? — набычился Пашка, готовый сходу отмести любое предложение.
— Я сейчас отдаю тебе браслет...
Игорь присвистнул ещё громче, а Санька крякнул с досадой:
— Рискуешь...
— Ни фига себе! — глаза у Пашки едва не выпрыгнули из орбит. — Это зачем?
— Дослушайте до конца... — терпеливо перебил я и опять повторил: — Сейчас я отдаю тебе браслет. Ты отправляешь меня домой. Поработать хочу в мастерской. Ну, что поделаешь? Муза меня посетила. А вы сами тут без меня прекрасно со всем справитесь. Я вообще не вижу смысла в своём тут нахождении, — поспешил я оправдаться, видя изменяющиеся не в лучшую сторону выражения лиц своих соратников. — Паша здесь, как рыба в воде. Нашёл общий язык с местным населением. На Игоре — транспортное обеспечение. Вдруг чего, так мигом доставит до дому. На Саньке лежит общее руководство процессом. Он лично заинтересован в успехе операции. Разве не так? — Тот только презрительно хмыкнул. — А я здесь что делаю? Ни ступить, ни молвить не умею...
— Как это "что"? — возмутился Санька наконец. — Без браслета нам...
— Так без браслета, или без меня?
— Да какая разница?..
— Разница в том, что когда браслет будет у Паши, ему не придётся каждый раз на меня оглядываться, если понадобится срочно реализовать очередную идею...
— Во-во! Я представляю!.. — саркастически проскрипел Санька, с ехидным прищуром обозревая окрестность. — Паше только дай волю!
— А что "Паша"? — моментально взъелся тот. — Что тебе не нравится?
— Да всё! И балаган этот, и Четвёртая Мировая...
— Её ж ещё не было...
— Будет! Паша организует. Ему только дай власть! Он же критики на дух не принимает.
— Ой, можно подумать!..
— Ладно вам! — одёрнул я спорщиков. — Ничего страшного, я думаю, не случится. Не такой уж Паша и дурак... — Я решительно стянул браслет с руки и протянул его Пашке: — На! Я надеюсь на твоё благоразумие... А меня увольте... На пенсию хочу. Или, хотя бы, в отпуск... Кратковременный...
Отлив сил не заставил себя ждать. На меня знакомо опустился серый туман. И задуманное мною уже не казалось таким желанным и безоблачным. Но отступать было поздно. Сказал "а", так говори уже и следующую букву.
Пашка держал браслет в руке и надевать его не торопился, наблюдая за мной.
— Может, передумаешь?
— Нет...
— Тогда и я умываю руки, — безнадёжно махнул рукой Санька и нахмурился. — Всему есть предел. Не желаю присутствовать при агонии земной цивилизации.
Пашка мутно посмотрел на него, но на выпад ничего не ответил. Куда и подевалось всё его шутовство! Игорь с насмешкой посмотрел на их мрачные физиономиии, хохотнул и полез в машину:
— Давай, Паш, делай, что сказали, да поехали. Хватит рассусоливать.
— Вот именно... — поддержал я, борясь с надвигающимся забытьём. — Открывай проход. Надо отоспаться. Вырубает.
Я уже с трудом держался на ногах.
— А говорил: "Муза!..", — Пашка, ворча, натянул браслет и крупно несколько раз вздрогнул. — Твою мать!.. Чтоб тебя!.. Забыл совсем... Чё, прям здесь, что ли?
— Чешись...
— Угу... Ну, так как? — хмуро обратился он к Саньке. — Ты тоже до хаты?
Тот в сомнении постоял пару секунд, испытующе смотря на меня, на Пашку и, наконец, решился:
— Ладно, чёрт с вами! Кто-то же должен за тобой присмотреть...
Пашка просиял:
— Ну вот! А то: "Четвёртая мировая"!.. Пророк хренов... Загружайся! Я сейчас Вовчика до шконки дотащу и — назад...
* * *
**
Как я добрался до постели, совершенно не помню. Наверное, и вправду Пашка на руках донёс.
Только проснулся я не в лучшем состоянии. Как выжатый лимон. После того, как его из чая вынут. За ненадобностью.
Кстати, о чае: неплохо бы сейчас. Чашечку-другую. Да покрепче.
Щас бы — щёлк! И готово. В таком состоянии — самое то. Ни рукой, ни ногой шевелить не хочется.
Ага. Разбаловался... Забудь на время.
Надо, Федя! Надо...
Совершив над собой насилие, я сел. Огляделся.
Игиде это мы? А... Ну да... Как и было заказано: в мастерской... Килограммы пыли и квадратные километры бардака... Пашка педантичен, как робот... Ну, это и хорошо. Не хочу пока никого видеть...