Пост

Я взял ребенка на руки и повернулся к парню.

— Тебя как зовут?

Тот подтянул отпавшую челюсть и автоматически прошептал:

— Рваный.

Похоже, он напрочь забыл и об испуге, и об Ольге, и вообще обо всех нас. И так огромные его глаза, стали еще больше — он, не отрываясь, смотрел на ребенка.

— А ребенок живой? — опять прошептал Рваный.

— Живой, — ответил я, а про себя подумал, живой-то он точно, но вот ребенок ли?

— Знакомься, его зовут Ваня. Ваня, это Рваный.

В разговор вступила Ольга.

— А у тебя нормальное имя есть? Рваный это же кличка?

При звуке её голоса он опять дернулся, словно все страхи вернулись к нему, однако пересилил себя и тихо ответил:

— Есть.

Потом еще тише прошептал.

— Рома.

Мы — я, Ольга и Ромка-Рваный сидели вокруг 'стола' — положенной на расколотые кирпичи, настоящей столешницы. Я нашел её в другой квартире. Илья есть с нами отказался, взял кусок мяса, и ушел в другую комнату — кому-то надо следить за улицей. Как оказалось, город совсем не вымерший. Рядом с Ольгой, на поролоновом походном матрасе — тоже трофейном — лежал Иван Иванович. Он, как всегда, был спокоен и флегматичен, лишь иногда посматривал на Ромку. У меня было ощущение, что он оценивает нашего нового компаньона.

На столе лежали наши припасы — вареное холодное мясо, тонкие, чуть подгоревшие лепешки и в котелке горячий настоящий чай. Всем этим мы разжились в последние дни. Кроме чая. Его мы взяли еще раньше, когда проходили через место побоища Московского спецназа с восточниками. Что они не поделили, я не знал, но точно знал, кого они ищут. Мы пару раз, чудом избежали столкновения с ними. Если бы не фантастический нюх и слух Ильи, то скорей всего, мы уже бы были в плену. Мясо у нас появилось еще раньше. Как Илья умудрился добыть косулю без огнестрельного оружия, я до сих пор не представляю. Ведь в любом случае, бегала она быстрее любой твари.

Как только я начал нарезать мясо, Ромка, до этого старавшийся не показать, что он думает только о еде, сразу сдался и уже не отходил от стола. Похоже, он давно не ел досыта. А может и вообще не ел — выглядел он как узник Дахау. Я сразу отрезал большой кусок и подал ему, но Ольга закричала на меня и заставила нарезать его на мелкие полоски.

— Ешь по одной и не сразу. Потихоньку. А то желудок не выдержит.

— Я знаю, — прошептала парень.

Я опять отвернулся, не хотел, чтобы кто-нибудь увидел мои глаза. Похоже, мальчишка, прошел в своей жизни через ад. Вообще, чудо, что он до сих пор жив. Позже, когда он начал рассказывать, про свое существование, я понял, что это еще мягко сказано. Его жизнь настоящий подвиг — наши схватки с тварями и прочие напасти, против его обыденной ежедневной борьбы за выживание, показались сейчас мне детскими игрушками.

Я налил чай в найденную здесь же стеклянную банку, пополоскал и выплеснул. Взгляд, которым резанул меня Роман, показал мне, что я слишком расточителен. Наверное, он не стал бы мыть банку чаем. Положив в стеклянку два кусочка сахара из пластиковой упаковки, найденной нами там же, где мы обзавелись и мукой, я протянул его парню.

— Давай, Ромка, запивай. А то так на сухую подавишься.

Ольга взяла кусок мяса и лепешку, но есть так и не начала. Она с жалостью смотрела на, забывшего про все и всех, мальчишку.

Я и сам, хотя был по-настоящему голоден, не мог есть, видя, как Роман, провожает голодным взглядом каждый чужой кусок. Вот что значит настоящий голод, — подумал я. — Это не просто пару дней, без еды посидеть.

Я хотел, как можно скорее расспросить парня и поэтому, заметив, что он уже не хватает куски один за другим, решил заговорить.

Однако только я раскрыл рот, Ольга жестом показала мне — остановись, пусть он нормально поест. Ладно, пусть ест, кивнул я, сытый всегда добрее и разговорчивей.

Мы шли через лес четыре дня. Ольга догнала нас в первый вечер. Она подтвердила то, о чем говорил мне Гном — они действительно чувствовали друг друга. И видимо, чем ближе, тем сильней, еще за пару часов до её появления, полуволк предупредил меня, что скоро появится Зумба. Мне было немного обидно, что он чувствует приближение Ольги, а я, любивший её, нет. Казалось бы, все должно было быть наоборот. Ведь во всех книгах и фильмах, именно любимые, всегда чувствовали друг друга.

Когда она появилась, то первый вопрос был не обо мне, и не об Илье, первым делом она спросила про детей. Это тоже кольнуло, но уже не так сильно, если честно — то я ожидал этого. Мне пришлось выслушать гневную тираду о моей бездушности, когда она увидела, что Ванька и яйцо путешествуют у меня за спиной, в рюкзаке.

Однако потискав извлеченного наружу младенца, она вдруг успокоилась и больше об этом не вспоминала. И даже, когда на следующее утро, я спросил, кто понесет Ивана, она показала на мой рюкзак. Точно также она согласилась с тем, что я дал ему имя — сначала встретила в штыки, заявила, что его зовут совсем не так, но через некоторое время успокоилась и теперь он для нее тоже Ванечка.

Я нисколько не сомневался, что это дело рук самого Иван Ивановича. Я уже давно пришел к выводу, что он как-то управляет и Ольгой, и полуволком. В начале, когда я в первый раз засунул младенца в рюкзак, Илья тоже встал на дыбы, но так же, как и Ольга, забыл об этом через несколько минут.

Подтвердилась и еще одна моя догадка — на яйцо она лишь посмотрела, сказала, что оно хорошо выглядит, но даже не стала брать на руки. Я так и думал, хотя она и считала яйцо ребенком, но на самом деле, чувствовала, что это не так. Тем же вечером, я провел и тест, который до этого не прошел Гном — попросил закрыть глаза, а потом подал ей в руки яйцо. После спросил, что у неё в руках. Она, как и полуволк поплыла и ничего не смогла сказать, ей даже стало плохо, когда она открыла глаза и увидела, что держит. Я пожалел, что начал это, кто знает, чем мог закончиться её внутренний разлад в ощущениях. Однако, я зря переживал — уже на следующий день, они вдруг начали считать, что яйцо — это не ребенок, а, что-то такое, без чего не может существовать Иван.

И Гном, и Ольга, на каждом привале проверяли не только как дела у младенца, но и осматривали камень.

После первого вечера, я, не желая навредить, больше не пытался проводить эксперименты. Успокаивал себя, как всегда, одним и тем же — со временем все тайное станет явным. И наконец, я заставил Ольгу рассказать, откуда пришла идея заварить все это — в результате чего мы сейчас идем по лесу в запретные земли, туда, где можно хватануть такую дозу облучения, что нас уже ничто не спасет.

Почти ничего нового я не узнал. Главный эпизод, заставивший её начать эту аферу, выглядел совсем просто. В её изложении это выглядело так:

Однажды, когда она еще находилась в лаборатории, её привели в новый незнакомый бокс. Там была куча приборов, на столе у стены стояли два больших монитора, за которыми сидели люди в белых халатах. Никого из этих сотрудников она раньше не видела. Единственным знакомым был вежливый старичок Анатолий Абрамович — доктор, который вел её с самого начала.

Над столом было огромное — во всю комнату — окно с толстым бронированным стеклом. Через него можно было видеть другой бокс. Он был совершенно пуст, если не считать большого закрытого аквариума, внутри которого лежала коричневая тряпка. Во всяком случае, ей так показалось сначала. Потом Ольга поняла, что это никакая не тряпка, а что-то живое. Эта штука иногда дергалась, по ней волной пробегала дрожь, заставляя менять цвет на зелено-черный и обратно.

К серебристой квадратной тумбе, на которой стоял аквариум, шла куча кабелей, который уходили к ним в комнату. На большом, висевшем под потолком экране, в разных окнах, можно было видеть в разном ракурсе изображение той штуки за стеклом. Видимо, все происходившее с ней, снимали сразу несколько камер.

Ничего особенного там не произошло — Ольгу усадили в кресло, стоявшее справа от стола. Теперь она сидела затылком к стеклу и не видела, что происходит в аквариуме. Ей натянули на голову сетку с датчиками, жгут проводов от них уходил под стол операторов. На виски тоже прилепили пару штук. Потом Анатолий Абрамович попросил Ольгу расслабиться и закрыть глаза. Голову и виски начали покалывать мелкие иголочки, но через пару минут это прошло.

— Все.

Услышала она голос оператора. С неё начали снимать датчики, и она открыла глаза. Старичок смотрел на неё, на лице было плохо скрытое нетерпение. Однако по мере того, как он вглядывался в её глаза, его лицо начало меняться. Теперь в нем сквозило разочарование. Он почти умоляюще спросил:

— Оленька, ты что-нибудь почувствовала?

— Да.

Врач дернулся, но дальнейший ответ привел его в печальное настроение. Услышав про покалывание, он сник, но спросил еще:

— Неужели больше ничего? Подумай, ты должна была испытать еще что-нибудь.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Больше ничего.

Когда медсестра уже уводила её, она услышала, как Крейтер несколько раз повторил:

— Не может быть, этого не может быть, я не ошибаюсь.

И он действительно не ошибся. Среди ночи Ольга внезапно проснулась и вдруг поняла, что ей нельзя больше здесь оставаться. Надо срочно идти выручать детей, которых везут Восточники и приисковики.

Рассказывать о том, как она смогла выбраться из Комплекса и добраться до Поста, я не просил. Это было уже вторично. Гораздо больше меня заинтересовала 'тряпка' в сухом аквариуме. Что это за хрень — которая вдруг ни с того, ни с сего запрограммировала Ольгу и Илью на спасение детей, которые по большому счету совсем не дети? Оказалось, что Гнома тоже подключали к этой штуке, как и еще одного их общего друга — Бориса Танасийчука.

К сожалению, как раз про это ни она, ни Илья ничего сказать не могли. Они точно знали, что эта штука подсказала им, где искать детей и куда их доставить. Внушила им, что это даже важней их жизни, но что это такое они понятия не имели.

Все это было странно и непонятно. Но только если бы мы жили еще тогда, до войны, теперь же на каждом шагу было столько странного и непонятного, что постепенно, наоборот, нормальная жизнь, нормальное поведение людей казались странными. Теперь, я думаю, все прояснится уже там, куда мы должны доставить Ивана и яйцо. Как зовет его Ольга — место. Просто — место.

Что нас ждет там, не знает никто, но я теперь уже настолько влез в это дело, что сам хочу непременно добраться до этого 'места'. И не только ради Ольги. Я задолжал и самому Ваньке.

— Ну, что — набил пузо?

Ромка сонно кивнул.

— Давай тогда, расскажи нам про себя. Кто ты, как ты тут живешь, ну и вообще, про город и про жизнь. Давно один?

— Да че рассказывать-то? Вы сами все видите. Вы лучше расскажите, кто вы и откуда пришли?

Он очнулся и заинтересованно смотрел на нас.

— Я думал, что на Земле больше никто не живет.

Я усмехнулся, а ведь я не сильно отличаюсь — еще совсем недавно, мне тоже казалось, что кроме нашего Города, никто на Земле не выжил.

— Расскажем, Ромка, обязательно расскажем. Но потом, сейчас нам надо знать, местную обстановку. Мы хотим пройти через город.

— И это срочно, — добавила Ольга. Даже Ванька повернул голову и посмотрел на Романа. Похоже, он тоже торопится.

— Вы с ума сошли? — парень удивился искренне. — Правда, хотите вот так идти через город?

— А что такое?

Что-то в его вопросе мне сильно не понравилось.

— Да ничего! Вас прибьет первая же банда!

Он впервые за время нашего общения улыбнулся, и даже издал нечто похожее на смешок, однако быстро оборвал себя и испуганно взглянул вокруг. Я опять подумал, что жизнь у него тут совсем не сахар, мальчишка даже смеяться разучился.

— Ну мы и сами не подарок, — я похлопал себя по кобуре со Стечкиным.

— Это поможет, — рассудительно сказал он, кивнув на пистолет.

На счет оружия он был согласен, значит, уже встречался с подобным.

— Только вас всего двое, а это слишком мало, чтобы идти через город.

— Трое, — машинально поправил я.

— Вы и его хотите взять?! Этого мутика? — Ромка махнул рукой в сторону двери, куда ушел Гном. — Ну вы совсем чокнулись! Вас не только бандиты, но и, вообще, любой встречный постарается убить.

Наверное, он прав, — подумал я. — Никто же не знает, про то Илья, это не обычная тварь.

— А тварей здесь много? — в тему спросил я. — И что такое мутик?

— Мутик, это мутик, — он поднял на меня недоумевающий взгляд. — Ну это такие как он.

Ромка опять кивнул в сторону двери.

— Может, мутанты? — догадалась Ольга.

— Ну, а я про что говорю. А тварей всяких разных тут теперь полно. Даже в самом городе есть. Хоть и охотятся на них все. Но их всех не перебьешь. Особенно там, где Нефтяники были и там, где раньше был военный городок и аэродром.

— Понятно. Ну они же только ночью выходят?

— Кто?

— Твари! Мы про что говорим сейчас?

— По-разному — есть ночные, есть дневные. Те, которые в речке, им вообще по фигу — хоть день, хоть ночь.

Что-то здесь было не так, и я переспросил:

— Ты мне про каких тварей говоришь? Таких как Илья? Но они ведь воду терпеть не могут!

— Не. Таких как он, здесь нет. Я ни одного не видел. Здесь куча всяких других. Как собаки, как змеи, прыгуны и прочие. В речке самые страшные Черные Окуни. Они хоть и мельче Ондра, но зато их много и зубы у них как иглы. Человека в секунды разрывают.

Парень озадачил меня. Про таких тварей я еще не слышал. Они, что — в разных местах, разные?

— Вообще, мы их всех зовем мутиками — мутантами, а не как вы тварями.

— Игорь, — подала голос Ольга. — Наверное, это совсем другое. Ты же знаешь, твари во многом продукт Базы.

Она сформулировала мою мысль. Наверное, так и есть. Но если их здесь не столько, сколько лезло на наш Пост, это уже хорошо. А про окуней, я не очень поверил. Совсем недавно, я бродил по реке, и ни одна водная тварь на меня не напала. Поэтому спросил:

— Про окуней — ты сам видел? Или просто слухи?

Он усмехнулся.

— Да, слухи. Хочешь, пойдем к речке, вон она совсем рядом. Сам увидишь.

— Игорь! — перебила нас Зумба. — Не отвлекайтесь. Нам надо идти! Осталось еще немного. Ивану уже тяжело.

Я оглянулся на 'младенца' и улыбнулся ему.

— Устал, Иван Иваныч? Потерпи еще немного, скоро ты попадешь домой.

Тот ни взглядом, ни движением не показал своего отношения к моим словам, но за него высказалась Ольга.

— Да, он знает, что это совсем рядом и говорит, что надо идти.

Ромка, раскрыв рот, уставился на Ольгу.

— Говорит? — недоверчиво переспросил он.

— Не обращай внимания, — постарался я замять неудобную тему. — Тетя Оля это говорит иносказательно.

Думаю, он мне не поверил, но, похоже, он тоже насмотрелся на всякие чудеса, так что зацикливаться на этом не стал.

Ольга вдруг насторожилась и приложила палец к губам. Я ничего не слышал, но уже привык доверять ей — слух и зрение у неё гораздо острее моих. Еще один подарок от Базы, вместе с силой и выносливостью. Глядя на нас, Ромка тоже затих.