-Но, Антон Сергеевич, я наоборот хотела выходить на правление с просьбой добавить нам ещё две единицы.
-Да? А это как называть, сверхнормативная загруженность? — он кивнул головой на вплывающую в отдел красотку.
Та, не врубившись в напряженную обстановку, соблазнительно виляя задом, пошла к своему месту.
-У нас что, финотдел или модельный подиум? Почему я постоянно вижу вашего работника не на рабочем месте, а болтающейся в курилке? Я склоняюсь к мысли, что у вас раздутый штат.
Не слушая Алевтину, Антон развернулся и пошел дальше. Мальчики-мажоры все также стояли и, лениво переговариваясь, курили.
— Отдел? Фамилии? — притормаживая, спросил Антон.
-Отдел маркетинга и что? — вызывающе спросил один, с гребнем на голове.
Антон, не отвечая, скомандовал:
-За мной!
Один, как-то пугливо оглядываясь, пошел, а второй так и остался вызывающе стоять.
Антон с порога спросил начальника:
-Твои?
Тот поспешно вскочил:
-Да, здрасьте, Антон Сергеевич! В чем дело?
— Обоих немедленно уволить, завтра ко мне с объяснительной, почему в отделе разброд и базар. Я подумаю, сколько вас в отделе оставить.
Набрал кадры:
-Иван Викторович, сейчас к тебе подойдут два молодых человека из отдела маркетинга — уволить немедленно — через час проверю!
В дверях столкнулся со вторым, уже растерянно смотрящим на него модником.
-Вежливости надо поучиться!
А через полчаса рыдающая фотомодель принесла в кадры заявление об уходе — весь финотдел встал, как говорится, на уши: "Какое сокращение, когда зашиваются, работу или на дом берут, или вечером задерживаются, и из-за одной дуры..?" Алевтина Викторовна пила успокоительное и ругала себя последними словами:
-Пошла на поводу у зама — пристроила на свою голову дочку его приятеля, в теплое местечко.
Полосухин, он, не смотри, что на вид добродушный дядечка, как же, внутри у него стальной несгибаемый стержень, как говорится — плавали, знаем.
А Антон чертыхался:
-Вот ведь отморозки — модная стрижка, модный прикид, а за душой... И в противовес им — Сашка Платон изо всех сил старающийся сделать как можно лучше жизнь своей такой многочисленной семьи, и Димка Кондратьев... вот кого Антон и сейчас бы взял на работу, да лет маловато.
И был на следующий день 'разбор полетов'. Полосухин не орал, а вежливо так опускал своего самонадеянного зама:
-Чем интересоваться, как Вы выразились, Валерий Анатольевич, первой леди, Вы бы не разводили бардак на фирме. Пользуясь тем, что у меня были личные дела, требующие моего постоянного внимания, Вы попустительствовали всем, я подчеркиваю, всем работникам фирмы. Я вчера зацепил бухгалтерию и отдел маркетинга, а сегодня с утра лицезрел приход многих работников на работу. Картина печальная... буду наводить порядок. Как говорится, чтобы гангрена не пошла дальше, будем оперировать — зараженные участки удалять. И начну я сегодня!! Алексей Петрович, Вы сделали, что я просил? — спросил он друга Леху, начальника охраны — тот ещё вчера получил по самое не хочу. Антон очень редко называл его на 'Вы'-это означало высшую степень бешенства у него.
-Да! Все готово!
— Ну что же, как говорится, помолясь и начнем!
И была на фирме сумасшедшая неделя — какие-то чужие, равнодушные, не реагирующие ни на истерики, ни на слезы мужчины, тщательно и методично проверяли все отделы.
Через неделю обобщенные данные легли на стол Полосухина. Он долго и внимательно изучал результаты проверки, так же долго матерился — вот когда пригодились выразительные обороты речи Тучковой, пару дней думал, прикидывал ... в офисе все вели себя тише воды, ниже травы.
Зная Полосухина, те, кто давно работал с ним, ждали грозу... И случилась даже не гроза — ураган.
Собрав расширенное совещание, Антон, не заморачиваясь на громы и молнии (чего зря сотрясать воздух — все люди взрослые), кратко сказал:
-Все, кто сейчас получит конверты — уволены. Подавайте на меня в суд, куда угодно, сможете выиграть, значит, хорошо, но работать у меня никто из вас больше не будет.
Верная Генриетта молча принесла стопку конвертов и также молча стала раскладывать их перед некоторыми из сидящих.
Как орал и истерил зам... пила 'корвалол' испугавшаяся до трясучки финдиректор — её не уволили, но понизили в должности, многим прилетели штрафы. Отдел маркетинга опустел, остались только два человека, что когда-то начинали с Антоном, вылетел с теплого местечка и зам по кадрам. Проредили скучающих и мающихся от безделья охранников, и только конструкторский и дизайнерские отделы остались в том же составе — там люди увлеченные, работали на совесть.
Антон, приезжая домой, обнимал свою Натку и долго-долго сидел молча. Натка же тихонько гладила его по лицу и приговаривала:
-Все это... всички фигня, все наладится, ты вовремя все просек!!
-Наташ, но как же противно, ведь с замом начинали, можно сказать, с нуля.
-Тошка, ведь давно известно: хочешь узнать человека — дай ему деньги и власть, это же тяжкое испытание и большой соблазн.
-Ох, девочка моя, как же я рад, даже не так, безумно счастлив, что увидел и разглядел тебя тогда в электричке!! Ох ты, смотри, пинает меня, да сильно как! — изумился Антон, почувствовав, как толкается малыш в животе.
-Это он тебя тоже успокаивает, что все наладится.
Натку по медицинским показаниям, Николай Антонович перестраховался, отправили на месяц раньше в декрет, и она наконец-то была дома. Антон перестал переживать, как там на работе его девочка, как доехала, все ли хорошо, и до спазмов в горле радовался, приезжая вечером домой.
Его шумно и радостно встречали все: повисал на нем Колюнька, торопящийся вывалить разом все события, чмокала в щеку Лерка, и стояла в сторонке нежно смотрящая на него с таким кругленьким животиком, самая нужная ему из женщин — его Наташенька.
Потом был ужин в такой душевной обстановке, и долгие разговоры... семья рассаживалась на угловом диване, и говорили обо всем. Антон обстоятельно разъяснял или рассказывал своим деткам что-то непонятное или сильно интересующее их, а видел он и знал многое, его слушали, спорили, смеялись, восхищались, а он обмирал от осознания — как ему несказанно 'свезло', как выражалась Лерка.
А ещё частенько по скайпу разговаривали с Верой, прозванивался громогласный Ржентич, не часто, но приезжала Тучкова, прихватывая попутно то Кондратьева с Ленкой, то Платоновых. Его большой дом, который он строил, будучи одиноким, сейчас жил насыщенной и интересной жизнью.
Как-то сразу и Натка, и Антон решили не узнавать пол ребенка. Кто родится — не важно, важно, что дите желанное и долгожданное. А так даже интереснее.
Мамулька и Лерка вязали какие-то чепчики, пинетки, кофточки, Антон было заикнулся, что все "можно купить, зачем?"
— ПапТош, ты как маленький, — выдала ему Лерка, — у нас-то с бабулей — сделано с любовью.
-Ну, как хотите, только вот чего вы вяжете и розовое, и голубое, все одинаковое?
-Не, ну ты тормоз!! — возмутилась Лерка. — Розовое для девочки, голубое-мальчику. А останется если, значит родите ещё.
— И ты совсем не против? — удивился папТоша.
-Я чё, совсем дура? Рожайте, с маленькими даже прикольнее будет, вон, Колька совсем меня не слушается, а малыши, они забавные такие... рожайте.
Ага, — улыбнулась Натка, — тебе репетиция, правильно, опыт будет. А то уедешь вот к Тодоровичу насовсем...
Тодорович, который Адриан, собирался приехать после Нового года на каникулы к ним, Лерка ждала, готовила всякую культурную программу и каждый вечер подолгу общалась с ним в Фейсбуке.
Сестрички Платоновы тоже начали потихоньку вязать, сначала простые шарфики, какие-то прихватки, потом под руководством бабушки Маши Олюшка связала первые пинетки, для своего племянника.
Все Платоновы были уверены, что родится мальчик, кроме Санька. Тот не заморачивался:
-У меня что ребят, что девчонок — куча, кто родится! Не, сын, конечно, здорово, но и девчушка, как Леся — тоже классно. Я его уже люблю, лишь бы все нормально.
Полосухины, подумав, конечно же, с подачи Лерки, решили пригласить всех своих друзей на Новый год к себе — благо, места хватит на всю ораву. Платоновы с тещей и Бирюком — куда его, бедолагу, денешь, Димка Кондратьев с Петровой, Бобер, Тучкова...
-Наташ, я никогда в такой многолюдной компании и не встречал Новый год. Только вот Вера и Ржентич далеко, а так все свои рядом будут.
До Нового года оставалось полтора месяца, а Лерка носилась с идеями, как лучше обустроить и отпраздновать его, высказывал всякие придумки Колюшка, прикидывали, чего и сколько закупить и приготовить мамМаша и Натка, Антон только улыбался...
-Хорошо!!
А Петровой во второй четверти пришлось немного подергаться... В самом начале четверти пришла к ним новенькая — Марианна Слепцова. Класснуха предупредила, что придет на следующий день новенькая и чтобы ребята приняли её как подобает.
Новенькая, в модном прикиде, вся такая на понтах, заявилась в класс одной из первых.
— Привет, где тут свободное место? — спросила она у Егоршиной. Та удивленно оглядела её и показала на свободную парту.
-Хмм, а я хотела бы вот здесь, у окна.
-Ребята придут, с ними и говори, — ответила неразговорчивая Катька и опять уткнулась в учебник.
Класс начал заполняться. Ввалился Чума, пристально оглядел новенькую, хмыкнул, а та сидела королевой, с высокомерным видом. Пришел Кодрат, как всегда с двумя рюкзаками на плече — своим и Ленкиным.
-Привет всем! — и, не обращая никакого внимания на новенькую, позвал Чуму:
-Дэн, смотри, все получилось, мы тут немного добавили, — он вытащил какие-то листы, и оба оживлено уткнулись в них.
Пришел Бобер, бросил свой ранец подошел к новенькой, поинтересоваться что и как. Марианна пренебрежительно поглядела на него — ну не блистал Сашка Бобров красотой — обычный, с жестким ежиком белобрысых волос, худой, с незапоминающейся внешностью, так, ничего особого. Он привлекал девчонок совсем другим — умел дать отпор, был справедливым и обаяние у него было какое-то внутреннее, но с первого раза такое не разглядеть. И было у него много подружек, что характерно, расставался он со всеми легко и по-дружески. Марианну он не впечатлил, и ответила она ему снисходительно, пренебрежительно посмотрев на него.
-Понятненько! — протянул Бобер.
— Сашка, ну ты где застрял? — увлеченный Диман совсем не смотрел на новенькую.
Зато заскочивший, как всегда, 'с шумом и пылью' Валька Куликов, с пятого класса имевший кликуху "Шут", и на этот раз не подкачал, уставившись на новенькую заорал:
-Ребя, гляньте, к нам Барби пришла, в живую!
-Дебил отмороженный! — тут же обозвала его Марианна.
-Ну зачем же так разбрасываться словами, не зная человека? — попенял ей Бобер.
Она опять пренебрежительно отмахнулась от него:
-А не пошел бы ты...
-Ну, как знаешь, как знаешь, тебе жить!
. И все — основное ядро класса потеряло к ней интерес, зато из 'Б' класса три их мачо каждую перемену заглядывали к ним и что-то да спрашивали у неё.
Диман пересмеивался с Петровой, на переменах они куда-то уходили, а Марианна почему-то сразу выделила его из всех, скорее всего, из-за роста, да и на лицо Диман был ничё, симпотный, это признавали все девчонки.
После последнего урока Слепцова, взяв свой весь в каких-то камушках-стразиках рюкзачок, подошла к их парте и, поставив рюкзак перед носом Димки, царственно произнесла:
-Разрешаю тебе проводить меня!
Диман сначала не врубился, а потом переспросил:
-Че-го?
— Разрешаю тебе проводить меня и рюкзак мой понести.
-Лен, ты че-нибудь понимаешь?
-Да, понравился ты девушке. Видишь, рюкзачок доверяет нести.
-Аааа, я и не въехал.
Димка переставил блестючий рюкзачок на соседскую парту, привычно взвалил на плечо свой и Петровский рюкзаки и, взяв Ленку за руку, пошел на выход.
-Мне ничье разрешение не требуется. Кого мне надо, того и провожаю!
Петрова, выйдя из школы, поникла.
-Ты чё? Болит что ли чего?
— Да нет!
— А чё такая смурная?
-Да так.
-Ой, Петрова, не юли, я чё, тебя не знаю? Обидел кто — скажи, разберусь. Пошли-ка, на нашей лавочке посидим.
Он, не отпуская Ленкину руку, шустро потащил её к лавочке, давно уже прозванной в школе 'Скамья влюбленных', ну нравилось там сидеть именно парочкам.
-Колись, чё случилось? Лен, ведь не отстану!
Та вздохнула:
-Да, я вот прикинула, какая я и какая она. Не в мою пользу.
-Кто она? — не понял Диман.
-Ну, эта новенькая, она такая красотка.
-Ты чё? — Выпучил на неё глаза Диман. — Совсем дура? Да это ж Барби, чё в ней красивого? — И увидев, что его, его Петрова смотрит с недоверием, забухтел: — Совсем мозги потекли, я чё, слепой? На фиг мне кто сдался? Не, и ты можешь представить меня... — он заржал, — меня, с этим блестючим игрушечным рюкзачком? Да меня же в пять минут оборожут и запозорят, я чё, Сергей Зверев? Точно, такой рюкзачок, туфли на платформе, глазки подведу и губки бантиком, и буду как этот, ну, жених у Барби — кукольный. Дурищща ты, Ленка, первостатейная! Ниче ты не понимаешь, на фига мне кто? Да и это, я завтра специально по фене начну говорить — вот увидишь, весь интерес пропадет, я же из неблагополучных. Эх ты!
Диман оглянулся и, не увидев никого, быстренько приобнял свою такую маленькую, но ладненькую и привычно-родную Петрову.
-Пошли уже, мне сегодня вечером в офис ехать, а там ТриС замучает, что и как. Вот мужик — зануда, но мозги точно как у компьютера, я только заикнусь, пояснить чего, а он сразу — понял, понял. Посидит, помикитит и выдает через немного: тут ошибка, здесь — слабо, но идея — блеск. Учись, Диман, у тебя котелок варит. А вот в русском ни фига не варит. Пошли, вон Бобер прется с Олюшкой, точно, забыли вчера к Платонам забежать, ща Олюшка прицепится.
Ну ведь не скажешь же Олюшке, что они полвечера прообнимались, Димка обожал обнимать свою Петрову, не форсируя событий. Успеется! Вон, Катька Соснина... Многие из ребят знали, что она после их спасения, оказалась беременной и потом почти два месяца пролежала в больнице. Чё-то там пошло не так. А Нютка в школу не пришла — ходила уже с заметным животом. А Кондрат чё, дурак? Одно дело обнимашки, а вот так, случись чего, и куда им ребенок — самими только по пятнадцать будет. Вот придет Диман из армии, тем более ща год служить всего, тогда можно, а ща — потерпим! Да и Ленка — это же Ленка, таких больше нет. Диман же помнил, как к нему до этой драки девчонки относились, ну как ко второму сорту. Некоторые, правда, Лерка там, Егоршина, которые с садика его знали, обзывались дураком, но принимали на равных, а остальные, почти все боязливо обходили его. А Петрова, вот Диман только её и видел, и хотел, чтобы рядом всегда была. Да и батя её уже на полном серьезе звал его, Димана, зятем. А чё, он и не против, вот только бы Петрова не влюбилась в кого другого.
А Платоновы всем большим семейством поехали к бабе Нине наконец-то на своей машине.
