Спасатель. Книга вторая. Великий княжич

А самым массовым на олимпиаде было соревнование лучников. Стрелков разделили на три категории — дети, отроки и взрослые. А так как далеко не все граждане могли назвать свой возраст, то мы определяли его следующим образом: Все, кто не дорос до планки высотой чуть меньше трех локтей, это дети. Те, у кого выросли усы, или же кто успел обзавестись супругами — взрослые. Прочие же — это отроки и отроковицы.

Дистанция стрельбы у всех категорий была различной Малыши пускали стрелы с пятнадцати шагов, подростки с тридцати, ну а юноши и взрослые мужи должны были показать свое искусство, поразив двухлоктевую мишень с пятидесяти шагов. Вне конкурса шли показательные выступления на сверхдлинной дистанции в сто шагов. Мишень при этом, правда, использовалась огромная — в человеческий рост, но попасть в нее было не так-то просто.

Желающих на стрельбы записывалось хоть отбавляй, и к барьерам выпускали только лучников, прошедших строгий отборочный тур, отсеивающий три четверти кандидатов.

Впрочем, одной молодой особе удалось пройти на соревнования без этой формальности, но об этом я узнал уже постфактум. Алсу, шкода эдакая, услышав о предстоящих стрельбах, не утерпела, и, достав одеяние половецкой девицы, инкогнито записалась на состязания. Ну, не совсем инкогнито. Судьи, ее конечно узнали, а вот мне с трибуны было не разглядеть, что одна из половчанок с надвинутым на лицо капюшоном, это сама великая княгиня. Я конечно спрашивал Ярика, где его жена пропадает, когда начинается самое интересное, но княжич невозмутимо отвечал, что ей, дескать, нездоровится.

Правду я узнал, лишь когда подвели за наградами тройку победителей. Ну да ладно. Получила Алсу серебряный кубок с бронзовой окантовкой — аналог бронзовой медали, и замечательно. Ведь стоит признать, что одной из главных причин, по которой я затеял всемирные соревнования, было как раз желание поднять престиж великого князя.

Во времена средневековья, когда князь самолично водит войска, он должен пользоваться уважением среди своих подданных и особенно среди дружинников. Но вот вопрос, как это уважение завоевать. Конечно, слава победителя монголов никуда не далась, однако ж, все понимали, что тут большая часть заслуги принадлежит советникам-воеводам. Так что этой славы Ярику мало. Требовалось какое-нибудь достижение, которое можно однозначно назвать его личной заслугой.

Житель двадцать первого века, вроде меня, мог бы восхититься умениям князя, которому едва лишь восьмой год исполнился, бегло читать на родном языке и немного говорить на языках иностранных. Латыни его местный священник начинал учить еще до моего появления, а я сделал упор на греческий, плюс от Алсу он набрался монгольских слов. До своего великого предка-тезки Ярослава Мудрого, который был настоящим полиглотом, нашему Ярику конечно далеко, но так и лет нам еще немного. Однако, увы, в тринадцатом веке это совершенно никого не впечатляло. Любой приказчик умел понимать иностранных купцов, и ничего особенного в этом никто не видел.

Да уж, начитанностью и образованностью дружинников не поразишь. Требовалось отличиться силой, ловкостью, выносливостью, особым умением или необычайной отвагой. В общем, чтобы и бояре и простые гридни могли сказать с гордостью — а нашего-то князя никто одолеть не смог.

Правда, поначалу Ярика осеняла слава первого аэронавта, но его монополия на воздушные полеты продлилась недолго. Ведь нельзя же комплектовать экипажи воздушных судов исключительно монархами. Тем более, что монгольфьеров у нас было целых два. Старый шар мы отправили в подарок германскому императору, но взамен сшили себе новые. Конечно, в разоренном княжестве много шелка не нашлось, но мы предусмотрительно изъяли часть ханских запасов, пока Батый находился у нас в плену. Правда, мои расчеты оказались неверными и аэростат версии "бис" взрослого человека поднять все равно не смог. Но худощавых подростков он без труда возносил на предельную высоту в сотню саженей. Дальнейший подъем ограничивался длинной троса, но теоретически, шар мог бы взлететь и на полверсты, а то и больше.

Желающих полетать на невиданной машине нашлось столько, что на аэродроме, организованном вблизи Переяславля, буквально выстраивались очереди. Там были и боярчата, считавшие своим долгом продемонстрировать удаль, и купеческие дети, и просто селяне.

Продвигалась очередь медленно. Перед каждым полетом приходилось долго ждать, пока шар прогреют. Но дети терпеливо ожидали целыми днями, а я присматривался к ним, выбирая... нет, не смелых, те и так в княжью дружину попадут, а самых любознательных, которые хотя и боятся до ужаса полетов, но все равно лезут в корзину, чтобы устремиться в небесную высь. Это будущие ученые, исследователи, экспериментаторы, которые будут двигать прогресс человечества.

Но, как оборотная сторона медали, популяризация воздухоплаванья девальвировала мистический ореол вокруг звания летчика, и мне пришлось думать, как повысить авторитет властителя. И я все же придумал! Мой план, как все гениальное, был прост. Мы организуем какие-нибудь соревнования, Ярик их выигрывает на глазах всего честного народа, и подданные начинают уважительно шептаться — наш-то князь, мал да удал. Гляньте-ка, всех пересилил.

Оставался сущий пустяк — выбрать вид спорта, в котором маленький княжич смог бы одолеть всех соперников, причем, желательно, и взрослых тоже. Но вот тут-то дело не заладилось. Поначалу мне мечталось, что Ярик сможет легко взять приз в стрельбе из самострела, тем более, что по правилам соревнования арбалет держали не в руках, а на подставке, ведь состязались в меткости, а не в силе рук. Однако выяснилось, что хотя зрение подопечного и было орлиным, но и у других русичей оно ничуть не хуже. В этом веке еще не изобрели ни фастфудов, ни табакокурения, ни крепких спиртных напитков, весьма вредных для здоровья вообще, и для зрения в частности. Конечно, питание наших предков бывало весьма нерегулярным, и голодовки среди рядовых общинников случались нередко. Но в целом, хотя рацион питания крестьян и не отличался обильностью, зато пища была насыщенна витаминами, а регулярные упражнения в стрельбе из лука способствовали повышению остроты зрения.

В общем, оставалось констатировать, что поразить современников меткой стрельбой из арбалета Ярику не удастся. Я уж было совсем раскаялся в том, что изгласил проведение игр, но к осени Ярослав начал показывать несомненные успехи в плаванье. И тут меня осенило. Плаванье, это же как раз тот вид спорта, в котором техника гораздо важнее силы. Дело в том, что вода примерно в восемьсот раз плотнее воздуха, и для передвижения в ней нужно тратить очень много усилий. Но обученные пловцы способны снижать сопротивление тела в воде к минимуму и двигаться под водой достаточно быстро, не прилагая больших усилий. Даже ребенок, освоивший плаванье спортивным стилем, легко опередит в воде взрослого, не имеющего понятия о правильных движениях. Достаточно привести один пример. В конце девятнадцатого века, когда состоялись первые Олимпийские игры, спорт уже получил научную основу, а плаванью уже давно обучали целенаправленно. Однако результат первого олимпийского чемпиона на дистанции в сто метров — минута и двадцать две секунды, в двадцать первом веке смотрится весьма бледно. В наше время этого едва хватит, чтобы получить первый юниорский разряд. То есть лучший пловец мира просвещенного девятнадцатого века, перенесшись на сто лет вперед, мог бы соревноваться лишь с десятилетними детишками.

Что уж говорить о веке тринадцатом. Конечно, здесь большинство жителей прибрежных селений, привыкнув с детства плескаться в речках, умели держаться на воде. А до монгольского вторжения, к слову, прибрежными были практически все поселения на Руси. Но одно дело плавать кое-как: на спине ли, на боку, по-лягушачьи, по-собачьи, или даже саженками, и совсем другое плыть по методике, разработанной учеными в двадцатом веке. Ведь, скажем, брасс весьма далек от обыденного лягушачьего стиля, а у саженок движения рук лишь внешне напоминают таковые в кроле, не говоря уже о том, что про вертикальные движения ног никто в прошлом даже не догадывался. Причем мало просто знать правильные движения, их еще надо тщательно освоить, чтобы конечности действовали абсолютно согласованно. Иначе получится так что, к примеру, руки закончили гребок, и тело скользит по воде вперед, а ноги еще продолжают движение и тормозят пловца.

К счастью, меня в свое время тренеры хорошо натаскивали по всем видам плаванья, и я со знанием дела все лето обучал Ярика. Почти каждый день мы старались уделять тренировкам хотя бы полчасика. И к исходу лета княжич, на мой взгляд, уже мог претендовать на спортивный разряд. Вода к осени, правда, стала довольно прохладной, но Ярик так не считал, и резвился в речках и затонах как ни в чем не бывало.

Посчитав, что мой питомец готов к соревнованиям, я в последний момент добавил в программу олимпиады новый вид спорта — плаванье вольным стилем, причем, выступление пловцов приурочил к закрытию игр.

Княжич моих ожиданий не обманул и опередил соперников с большим отрывом, к неописуемому восторгу болельщиков. Когда Ярик вышел из воды, восторженные зрители подхватили его на руки и так, прямо в подштанниках, потащили к княжескому шатру, распевая новомодную песню, принесенную из будущего: "В бой веди нас княже, все в бою поляжем"

Это был триумф! Вспоминая этот исторический момент, я довольно заулыбался, забыв о капризной княжьей няньке, а снова вспомнив о Сбысе, лишь поморщился. Ну что за легкомысленная девица! Полная противоположность мне — хладнокровному и рассудительному исследователю, которого никакие эмоции не могут выбить из колеи. В голову даже закралась крамольная мысль — а к чему восьмилетнему парню постоянная нянька? Он уже войска в поход водит, законы подписывает, города присоединяет, императоров по всему миру выручает. Чай, уже не дите малое. А Нюшу замуж выдадим, вот так-то. Я, правда, так и не понял, есть ли у нее жених, но если и нет, то желающие взять в жены такую пригожую девушку мигом найдутся. Личико у нее миловидное — носик вздернутый, глазки синие как небо, щечки румяные... Хм, когда ее вспоминаю, сразу на душе как-то приятно становится. А пожалуй, юному князю — круглому сироте материнская ласка нужна, а Сбыся ему вроде как вместо мамы приходится.

Сам сиротинушка, правда, обделенным вниманием себя не считал, и носился со своей Алсу по холмику, играя в салочки. Намаявшись, княжич подскочил ко мне, и прозрачно намекнул, что пора бы уже заканчивать пикник:

— Гавша, смеркается. Поедем уже в терем?

— Ты как хочешь, — не стал я возражать, — а у меня тут еще кое-какое дело осталось.

— И верно, — поддержала меня Алсу, — в городе шум и гам. Чего туда спешить?

Сообразив, что в скором времени ожидается что-то интересное, Ярик тоже решил остаться. Он усадил женушку в походное креслице, сел сам, и потребовал от меня почитать стихи:

— Гавша, расскажи сказание "Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой".

— Ну нет, — запротестовал я, — это слишком длинно. Лучше послушайте про Ермака.

Дети, затаив дыхание, приготовились слушать, а через миг к ним присоединилась вернувшаяся Сбыслава. Улыбнувшись лукаво и игриво ущипнув меня за руку, Аннушка уселась на коврике рядом со своими воспитанниками, и даже не показывала виду, что недавно бегала вся в слезах.

С некоторыми переделками, чтобы у слушателей не возникало лишних вопросов, я прочитал стихотворение про смерть Ермака, надеясь на благодарность публики. Но когда дошел до слов "Мечи сверкнули в их руках — и окровавилась долина, и пала грозная в боях, не обнажив мечей, дружина", Алсу неодобрительно фыркнула:

— А караулы что, спали?

— Наверно боярин вообще дозоры не выставил — пожала плечиками Сбыся. — Э-эх, а еще полководец.

— А вот Кучум, видно, искусный воевода, — восхитился татарином Ярослав, — если смог ночью провести войско через лес и в темноте организовать атаку лагеря.

Откашлявшись с недовольным видом, я кое-как закончил декламацию, но получил в награду лишь новый вал критики:

— Плавать в тяжелой кольчуге даже искусному пловцу трудно, — с видом знатока заметил Ярик.

— А у челнов что, дозорных тоже не было? — Поразилась Сбыслава, — И если лодьи на середину реки отогнали, то на чем обратно вернулись? Хоть одна-то лодка на берегу осталась?

— Не пойму, почему предводитель один бросился в воду, — нахмурилась Алсу. — Почему его нукуры не помогали?

Меня такое пренебрежительное отношение к народному герою покоробило. Обидевшись, я отвернулся и стал внимательно оглядывать Оку через обзорную трубу. Ага, вот и он — мой красавец-катамаран. Не знаю, как там с караульной службой у Ермака, а мои дозорные давно доложили о появлении странного кораблика, и как раз его-то я и поджидал весь вечер.

Я не забывал о своих мечтах преодолеть Атлантику и исподволь готовил заказы местным корабелам. Конечно, океанские суда мы еще не строили, но технологии потихоньку отрабатывали, и пару небольших катамаранчиков с косыми парусами летом на воду все же спустили. Назвал я головные корабли новой серии без всяких изысков — просто "Чайка" и "Поморник".

Жаль только, мы с княжичем тогда были в отъезде, и воочию увидеть свое детище, гордо рассекающее волны, мне не пришлось. В Переяславле катамараны долго не задержались. На Оке им делать нечего, здесь на узком стрежне просто нет места для маневра. Поэтому кораблики спустились вниз по течению до Волги. Оттуда "Чайка" в начале осени должна была вернуться в столицу, а вот "Поморнику" предстоит отправиться на Каспий, чтобы в открытом море отработать приемы управления судна в условиях штормовой погоды. Надеюсь, кормчий наберется за зиму достаточно опыта, чтобы вести корабль не только во время сильного ветра, но и во время порывов и шквалов, когда волны мечутся во все стороны без всякого порядка.

Для обычной ладьи подобное задание — плыть в открытом море во время шторма было бы смертельно опасным, но катамарану оно вполне по плечу. Конечно, надо заметить, что многокорпусная конструкция помимо явных преимуществ — малого водоизмещения и способности нести большую парусность, имеет и некоторые недостатки. Великолепные ходовые качества катамарана, способного даже под рангоутом двигаться быстрее однокорпусного судна, идущего под парусом, влечет за собой опасность опрокидывания. Оговаривая с капитанами моих красавцев особенности судовождения катамаранов, я особо подчеркивал этот момент, иллюстрируя его на маленьких макетах. У двухкорпусного корабля плечо восстанавливающей пары и, следовательно, восстанавливающий момент больше, чем у однокорпусного. При малых углах крена это хорошо, катамаран быстро выравнивается. Но столь легкое выравнивание может привести к беспечности экипажа. Стоит кормчему увлечься и развить чрезмерную скорость, или же пойти слишком крутым курсом, как появляется опасность возникновения сильного крена, достигающего угла опрокидывания. Как только центр тяжести поднимется выше центра сил плавучести, восстанавливающий момент превращается в опрокидывающий, и кораблик оказывается вверх килем.