— Нет, они не сумасшедшие. Если они порвут со своей родиной, то куда им товар сбывать? Тут может быть только одно: их Корона заранее дала им разрешение на любые действия в отношении нас. А что? — Старый Ягуар сощурился, — у них есть то преимущество, что что бы их купцы тут не натворили, наши корабли никогда не появятся у их берегов, а ихние у наших — запросто! Поэтому не следовало нам связываться с этими разбойниками, честная торговля для них — это как горячий снег, столь же невозможная вещь.

Асеро со вздохом подумал, что в горах во время войны с каньяри снег порой бывал горячим... от крови.

— Ну а как же возможность волнений в твоём городе? Ведь ты же войска просил на всякий случай в готовность привести?

— Да, просил. Но может секретарь выразился неудачно... Короче, я бы считал ввод войск в случае нужды меньшим злом.. Так как англичане потом только увеличат опасность. Если принять меры, то риск можно свести к минимуму. Вообще, все волнения — от безделья. Вот открываются у нас новые аквафермы, там нужны рабочие руки, для молодых перспектива быстро себе дом получить. Что ещё надо? А не идут. Точнее, деревенские идут, а городские не идут. Не хочется в воде возиться. Хочется работы непыльной, чистой... Хочется, сидя в библиотеке, в доинкском прошлом покопаться. А потом нести, какие, мол, и тогда чиму были культурные да образованные, только пришли инки да всё испортили. Хотя что было до инков? Рабство да человеческие жертвоприношения. Нет, конечно, отдельной кучке рабовладельцев жилось хорошо. Ну а народ как страдал, это их не волнует. Нет, только при инках Чимор по-настоящему расцвёл.

Асеро взял бумагу, вызвавшую столь бурную тираду. Она была написана на двух языках, английском и испанском, и второй вариант Асеро мог прочитать без труда. (Мысль, что между этими вариантами могут быть важные различия, ему просто не приходила в голову). В бумаге говорилось, что все предварительные условия, касающиеся непосредственно торговли, англичане принимают, только вот вопрос с запретом рабовладения требует более тщательного рассмотрения, однако тут тоже нельзя исключать... Однако самым важным было то, что в ближайшее время нужно будет принять дорогих гостей, являющихся одновременно и послами, и купцами. Но если они приедут скоро, то, значит, нужно быть где-то неподалёку.

"Куда они так торопятся?" — спросил Асеро. — "Или у них просто "время-деньги", и им надо побыстрее снять прибыль? Или за всем этим кроется какая-то другая причина... Неужели был прав Слепой Старец?"

Слепой Старец считался одним из самых авторитетных предсказателей, и когда ему пару лет назад прочитали все книжки об Англии, которые были доступны на тот момент, он сказал, что рано или поздно с этой страны сорвёт крышку как с перегретого котла. И только отток населения в чужие земли способен оставить там порядки как есть. Горный Ветер сорвал отток населения в Новую Англию, значит... Значит, там скоро должны будут произойти большие перемены. Киноа, собственно, и рассчитывает на эти перемены повлиять, однако тут его надежды скорее тщетны... Пусть купцы ? не поселенцы, но вдруг прав Горный Ветер в своих опасениях, что это могут быть разведчики врага, и Английская Корона готовит для Тавантисуйю большую войну, в которой просто сплавит "излишнее население"? Но что тут ни думай, всё равно придётся готовиться к приёму "дорогих гостей", хоть и следить за ними как можно зорче. Впрочем, время ещё есть. Можно будет поговорить с Золотым Слитком, который должен прибыть сюда послезавтра. А пока есть другие дела...

— А как ты думаешь, Старый Ягуар, где в Чиморе наиболее тонко и может порваться.

— Сложно сказать. Между черными и соседями сейчас трения. Надо бы тебе туда съездить и разобраться. Дело в том, что эти в университете, которые против инков, они не просто к чиморской древности апеллируют, они проталкивают идею, что если люди принадлежат к разным народам, то, мол, у них настолько разные культуры, что они ужиться не могут. Хотя, казалось бы, чиму и кечуа сколько вместе уживаются, и ничего. Но вот эта история с чёрными, она тут любителям чиморской древности очень кстати. Короче, там ситуацию надо как-то аккуратно разрулить.

— А что случилось-то?

— Да там один парень встретил на побережью девушку из соседнего селения и насильно овладел ею. Вот теперь его должны судить.

— Ну, я не понимаю, в чём проблема, есть же суд и закон. Если человек виноват, то казнить его надо. Он же про наши законы знал?

— Знал. Но вроде этот парень ничем дурным себя до того не замарал и был даже в авторитете. Иные говорят, что та девушка его чуть ли не оклеветала, хотя зачем бы ей это? Позор ведь! Тут не столько судьба преступника важна, сколько важен общественный отклик на это дело. Короче, суд послезавтра, а завтра можешь к бывшим рабам съездить? Нелишнее это будет.

— Хорошо, поеду.

На следующий день с раннего утра Асеро отправился в селение бывших рабов, радуясь, что погода в этот день была относительно приличной. Прохладно, ветрено, но хоть без дождя и бури. Внешне селение казалось вполне благополучным. Опрятные, хоть и в большинстве своём однокомнатные дома, люди, занятые делом... Впрочем, при появлении Первого Инки они отрывались ото всех дел и всячески выражали почтение своими белозубыми улыбками. Некоторые пытались падать на колени, но Асеро старался пресечь такие попытки. Следуя заветам своего деда Манко, он считал чрезмерные демонстрации почтительности вредными. К тому же когда человек бухается ниц, как прочесть, что у него на лице?

Потом его представили местному старейшине по имени Слоновий Зуб, и Асеро пожелал потолковать с ним наедине, что и было исполнено.

— Я попал в рабство юношей, по вашим меркам мальчишкой, и до того как меня освободили, успел пройти много хозяев. И языки приходилось учить по ходу дела. А грамоты я не знал до недавнего времени, только под сорок и выучился кое-как читать. И вообще мне хоть и трудно порой приходится, но свою нынешнюю жизнь я бы ни за что не променял даже на христианский рай.

Старейшина улыбнулся своим беззубым ртом. Судя по всем, зубы выпали не от старости, выбил кто-то из прежних хозяев.

— А как у тебя люди в целом себя чувствуют? Тут иные говорят, будто за годы рабства человек так привыкает к нему, что потом ему трудно отвыкать. Так ли это?

— Полная чушь. Большинство рабов живут просто слишком мало, чтобы привыкнуть, 5-7 лет ? и ты мёртв. Вот меня избрали старейшиной, хотя мне ещё сорока нет, но ведь остальные куда моложе.

— Я думал — тебе лет шестьдесят, ну пятьдесят. Ведь мне самому сорок, а рядом с тобой я выгляжу просто юношей.

— Конечно, тебя ведь не били плёткой и зубы у тебя все целы. Было бы странно, если бы тебя не холили и не лелеяли.

— Ну, в юности мне пришлось повоевать. Да и сейчас я стараюсь не изнеживаться, всё-таки война возможна в любой момент. Кстати, о чём я и беспокоюсь — если на нас нападут, твои люди способны взять в руки оружие?

— Думаю, они это смогут. Если их научить. Но пока учить не спешат, и без того временами конфликты...

— Отчего?

— У нас очень мало девушек и женщин. Оттого наши юноши проявляют интерес к девушкам окрестных селений. Ну а это часто не нравится местным юношам, как-то не хочется лишних соперников. Было несколько драк, дело удалось уладить мирно, был случай внебрачной беременности — уладили браком, но вот теперь непонятно что делать.

Старейшина немного помолчал и добавил:

— Пойми, не считай нас неблагодарными, вы дали нам больше, чем можно было и мечтать. Нас тут лечат и учат, мы не страдаем от голода, мы можем прокормить себя сами честным трудом, но есть голод и другого рода. Юноши тоскуют о женской ласке, но возможности научиться вести себя прилично у них было не очень много. Вот Слоновий Бивень и соверши роковую ошибку, за которую он может поплатиться жизнью.

На глазах у старейшины блестели слёзы. Он сказал:

— Это был один из самых толковых моих помощников, к тому же я любил его как сына. У меня, раба, не могло быть жены и детей. Вот ты спрашивал: трудно ли после рабства привыкать к свободе? Белые люди говорят, что раб не может привыкнуть распоряжаться собой, потому что когда они освобождают ставшего им ненужным раба, разумеется, немолодого и нездорового, он порой на коленях умоляет, чтобы его не выкидывали, а они говорят, что раб любит рабство. Но дело не в этом. Труднее привыкнуть к тому, что у тебя есть будущее. Будучи рабом, я жил одним днём, я не мог отложить что-то на завтра или послезавтра. Есть что-то вкусное, ешь его сейчас, не жди до завтра, так же и с любовью. У меня была любовная связь с рабыней, порой, вспоминая об этом, я чувствую угрызения совести. Мы спали друг с другом, не думая о последствиях, разве можно об этом думать, живя одним днём... Она забеременела, но не дожила до конца срока. Если бы она не была беременна, то прожила бы может ещё и год-два, а так не выдержала... Порой я чувствую себя убийцей.

— Ты не виноват, Слоновий Зуб, виноваты те, кто так жестоко обращается с людьми, низводя их до скотины.

— Да, это так. Однако и с меня это не снимает ответственности. Я понимаю, что нас не будут прощать до бесконечности. Нашим соседям нужна безопасность, и они правы в этом своём желании. Я стараюсь сделать всё, чтобы к нам относились без неприязни, но не всё в моей власти.

— Ты мудр, Слоновий Зуб, и вижу, что тебя избрали старейшиной отнюдь не зря. Но что всё-таки натворил этот юноша?

— Он стал ухаживать за девушкой из соседнего селения. Она сперва принимала его ухаживания благосклонно, согласилась выйти на свидание на берегу и даже дала себя поцеловать. Во всяком случае, он уверяет, что она была согласна. А потом он решил, что если она согласна на поцелуй, почему бы ей не согласиться на всё остальное. Ведь если она любит его, то она должна быть довольна... Во всяком случае, потом довольна.... Ну и совершил недозволенное.

— А что твой народ думает по этому случаю?

— Пойми, мы не единый народ. Нас объединяет только цвет кожи и наше рабское прошлое. Языки и обычаи до попадания в рабство у нас были разные. Поэтому и смотрят на это по разному. Одни считают, что если женщина дала хоть намёк на свою любовь, это даёт мужчине самые широкие права, другие — что нельзя что бы то ни было делать с женщиной без её согласия... Но тех, кто сочувствует Слоновьему Бивню — много.

— Дело не только в сочувствии. Насколько люди согласны жить по нашим законам?

— Сложно сказать. Работы непочатый край. Я ведь и от Слоновьего Бивня ничего такого не ожидал.

— А что говорит девушка? Конечно, юноша поступил плохо, но если она готова его простить...

— Не знаю. Знаю, что её отец страшно разгневан и хотел бы на основании этого случая поставить вопрос о нашем удалении с Побережья. Мне бы очень не хотелось, чтобы дело приняло такой оборот.

— Удалении куда?

— На шахты в горы. Оно бы не страшно, но обидно бросать уже обжитую акваферму....

— Я понимаю тебя. Нет, последнего точно нужно избежать.

— Я знаю, что многие местные недовольны нами. То, что о нас так заботятся, кажется им обидным. Как будто их этим обделяют... И для многих эта некрасивая история — лишь предлог заявить об этом.

— Я понимаю, но вот что получается. И наказать его сурово плохо, и не наказать плохо. Требовать с него как с урождённого тавантисуйца и в самом деле не вполне справедливо, но и даже ограничиться рудниками тоже может быть принято не всеми. Нет решения, которое бы устроило всех. Правда, я не судья и не могу решать за него. Кстати, имени судьи ты не знаешь?

— Мозговитый.

— Слышал о нём. Он умеет самые сложные случаи разрешать. В своё время я встречал его...

Асеро не договорил, так как не знал, известно ли старейшине что-либо о войне с каньяри, а пускаться в объяснения сейчас не хотелось.

— Так как я лицо заинтересованное, то мне нельзя общаться с судьёй до суда, а наедине — и до вынесения приговора. Но ты... ты ведь можешь рассказать ему о некоторых важных деталях? Это ведь не запрещено?

— Я понял тебя, Слоновий Зуб. Да, конечно, я поговорю с ним до того, как он вынесет приговор.

Старейшина посмотрел на него с какой-то смесью мольбы и надежды в глазах. Асеро понимал его и в то же время понимал, что некоторые вещи невозможны. Девушке уже не вернуть потерянную честь, а значит, люди будут требовать казни насильника, и хорошо, если дело ограничится только им, и не пострадают невинные.

На суд пришли почти все жители обоих селений, да и много из окрестных. Приходили старики и старухи, приходили женщины с детьми за спиной, видно было, что дома остались или совсем уж немощные, или совсем уж занятые. Общественные работы в этот день, разумеется, отменили, но если ты, например, повитуха, а у тебя в деревне кто-то рожает, то ничего не поделаешь, долг есть долг. Но всё, кто только мог, точно пришли.

Для Асеро, разумеется, было приготовлено почётное место, с которого было всё хорошо видно и слышно. Он оглядывал сидевшего под стражей преступника, главного обвинителя, которым был отец девушки, и саму пострадавшую, которая куталась в платок, то ли от холода (было ясно, но ветрено), то ли от стыда. Судья должен был прибыть с минуты на минуту, но он что-то задерживался. Во избежание лишних контактов он должен был ночевать в Тумбесе (сам Асеро провёл ночь в селении бывших рабов), но было неясно, что могло задержать его там. Карету и лошадей в таких случаях выдают без задержек.

Потом судья прибыл. Перед всеми он извинился за опоздание, вызванное неожиданной задержкой, потом подошёл лично к Асеро и сказал: "Государь, мою карету обстреляли по дороге. Мне лишь задели руку", — он показал на перевязь на локте, — "но кое-кто из сопровождавших ранен серьёзнее. О них позаботятся, однако я подозреваю, что наши кареты могли просто перепутать, и метили в тебя". Асеро невольно вздрогнул. Скорее бы Горный Ветер приехал разбираться, что ли... Хотя сам ведь накануне послал тому сообщение по спецпочте, чтобы тот в столице разобрался с Тухлым Пирожком. Инти собирался, да не успел... А тот со скандальными связями наведывался в обитель, вполне мог увидеть письмо Чистой Верности и запомнить адрес.

Был, правда, ещё один момент, который Асеро тревожил. Спецпочтой могли пользоваться только люди Инти. Ни он, ни Старый Ягуар прямого доступа к ней не имели. Конечно, Инти и Горный Ветер им доверяли, но... порядок есть порядок, да и как говорил ему Горный Ветер, координатор Ворон тут бы их не понял.

Так что Асеро был вынужден пересылать сообщение через Ворона, который для этого дела вызвал некоего Цветущего Кактуса.

Асеро также спросил юношу, знает ли тот по-английски (испанский они-то уж точно все знают), получив утвердительный ответ, попросил скопировать торговый договор на двух языках и переслать Горному Ветру, чтобы тот с ним ознакомился сам и показал Искристому Снегу.

Накануне Асеро не думал о возможности измены, но теперь, когда случился обстрел кареты, нельзя было не подумать и об этом. Во всякому случае, Инти в таких обстоятельствах всегда проверял такую возможность самым тщательнейшим образом. С другой стороны, Ворон и Цветущий Кактус должны были знать, что Асеро отъехал из Тумбеса вчера... Может, всё-таки это было именно против судьи? Могут же у него быть враги и из-за этого дела, и вообще...