Старший опять крикнул ему вдогонку. Тот прокричал в ответ неразборчиво. Пробежав метров 200 по берегу, он воткнул свою горящую ветку в песок. Старший махнул своей веткой, призывая его к себе. Он переспросил Надежду, она кивнула головой, и они вернулись к пастушьему костру.
— Мир на стану! — Северин вышел из кустов и подошел к костру. — Я Северин Волынец из Кандраша, веду товару в Ефремово. Это моя дочь Надежда, у кого она в гостях?
— О! Пап! — Надейка бросилась к нему, отложив в сторону кусок хлеба с сыром и кружку молока. Северин подхватил её на руки.
— Мир — дорога, — Кряжистый пастух встал так, чтобы между ним и Северином оказался костёр.
— Я Алеш из Приютного, гоню стадо. Это мои сыновья Озим и Луз, — он кивнул на двух пареньков 14-15 лет, и жестом пригласил Северина к костру.
— Ну что гулёна, нагулялась? — прижал дочку к себе, усаживаясь на охапку веток, накрытых рогожей.
— А мне брод показали, Луз там ветку воткнул.
— Мир на стану, — из темноты вышел Матвей. Следом за ним появились Троха и Арт, держащий самострел вниз, но пальца с спусковой скобы не снял.
— Алеш, это Матвей, Карась, Арт. Они со мной товару ведут. Парни, это Алеш и его сыновья Озим и Луз. Они перегоняют скот.
— А куда вы гоните скот? — Сбоку вышла Лива, кивком здороваясь с пастухами. Те удивлённо уставились на девушку в необычном наряде для этих мест, с оружием и перевязанной рукой. Лива присела у костра, протянула к нему руки.
— Пап, пап! Отпусти меня, я молоко допью. Пока Матвей мой хлеб с сыром не съел, — запросилась Надейка, пытаясь опередить Матвея, подбирающегося к ее ночному перекусу.
— Даже делиться не будешь? Вот жадина!
— Матвей, а давай я лучше с тобой завтраком поделюсь, всё равно до обеда спать буду.
И хотя последние слова были сказаны с набитым ртом, их все услышали и заулыбались. Напряжение и настороженность спали, уступили место любопытству. Не успел Алеш ответить на вопрос Ливы, как к костру подъехала верхом на Салгане Заряна. Кивнула всем и снова на лицах пастухов изумление. "Ночная"! Здесь рядом! Такая, как их все расписывают — узкое лицо, огромные глаза, болтающиеся на груди черные очки, лук со стрелами за спиной, чёрный как тьма конь.
Лива встала, подошла к Заряне они о чём-то переговорили. Заряна развернула коня и направилась к броду. Лива вернулась к костру, выхватила из него толстую, тлеющую с одного конца ветку:
— Надейка, где твой свисток? Иди сюда, свисти!
Одним глотком допив молоко из чашки, девочка поблагодарила Алеша и со всех ног кинулась за Ливой. Северин кивнул Арту:
— Иди за ними!
Далеко идти не пришлось. Лива остановилась и начала махать зажженной палкой над головой.
— Свисти Надейка, как Заряна научила!
Ночную тишь разрывают два длинных свистка. Там за бугром сигнал повторяет Завьял и свист несется дальше к застывшей в напряжении товаре.
Услышав сигнал, Вага щелкнул кнутом, хлопнул поводьями:
— Хэй, пошли!
Вслед за беспутом тронулись мажары, за ними пошли подводы, оставляя на песчанном грунте колею и следы копыт, вперемешку с отпечатками подошв грубой обуви. Матвей и Троха оставили Арта с Северином, а сами метнулись навстречу товаре, к своим повозкам.
— Так куда ты скот гонишь? — Лива снова вернулась к костру и пытает Алеша.
Надежда прислонилась к отцу и молча, доедая пастушье угощение, смотрит на костёр. Северин задумчиво перебирает пряди дочкиных волов и прислушивается к разговору.
— В Луначарово.
— На бычках клейма нет, чей это скот?
— Мой!
— А почему в Луначарово, а не в Шалолет или в Новоторг? Там же наверняка дороже.
Алеш привстал, подкинул наломанных кустов в костер.
— Договор у меня с торгашом луначарским, он нам телят на откорм на два года дал. За это каждый четвертый бычок мой. Пригоню, рассчитаемся с купцом, тогда и клеймить будем. Пусть скот дешев в Луначарово, зато там и кони дешевле. Вот сынам по жеребенку обещал по весне взять. Заработали! Ни одного бычка за два года не потеряли!
Довольные похвалой мальчишки заулыбались, ещё бы их отец похвалил в присутствии непонятных гостей. Их похвалил, да и сам похвалился помощниками своими.
— Не боитесь, без охраны, стадо гнать по степи, — Лива отклоняется от костра, всматриваясь в приближающегося всадника.
— Возле Приютного давно уже извели скотокрадов всех. А степняки сюда не доходят, они от Ханской дороги кормятся, — пояснил Алеш, оглядываясь на шум приближающего обоза. — От кордона до Луначарово по этой дороге дозоры звездочеев ходят часто. Так что не боюсь, не впервой!
Тут подъехал Завьял, подогнал коня Ливе, бросил ей поводья, а сам рванул к броду, к едва различимому силуэту Заряны.
— Алеш, нам нужен проводник. Мы хорошо заплатим, не обидим! Со стадом в сорок голов двое верховых справятся запросто. Тем более у тебя на троих всего две лошади, — она кивнула на два седла лежащих в изголовье постелей.
— Нам в Ефремово нужно к вечеру попасть, а мы этими местами давно ходили, не хотелось бы в этих барханах с пути сбиться. Есть ведь короткая дорога для повозок, и ты наверняка её знаешь!
Алеш подумал немного и кивнул:
— Есть дорога, по ней и успеете к вечерку и даже раньше, не торопясь!
— Так что Алеш, подумай, мы можем сразу заплатить, серебром. Только сейчас решай! Нам стоять нельзя, мы без остановок пойдем!
— А что решать, вон мой младший с вами и пойдёт. Дорогу знает, в этом году, уже два раза в Ефремово сбегать успел. Луз собирайся, с ними идёшь, дорогу короткую им покажешь.
Лива заскочила на коня:
— Вот и хорошо, жди здесь. Я лошадь тебе пришлю.
Мимо них потянулась, срезая речной изгиб товара. Минуя костер, проехал беспут, подпрыгивая на кочках. Жуя свою жвачку, прошествовали первые волы, тянущие нелегкие мажары. Матвей отвязал и подвел коня к Северину, отдал поводья и побежал догонять свои повозки.
Северин вставая, разбудил заснувшую Надейку:
— Ну что едем, доча?
— А я тогда к Матвею досыпать пойду, ладно?
— Хорошо, — согласился Северин. — Отвезу к Матвею.
Алеш подошел, помог Надейке к отцу забраться:
— Северин, сколько всего у тебя дочерей?
— Эээ, нет! Это не мои дочери! У меня вот — одна единственная.
— Да понял я, что это не твои дочери! А я подумал, ты ими богат, раз твоя дочь ходит одна ночью по степи. Я поблагодарю Великое Звездное небо за то, что моя жена такая пугливая трусиха, не захотела быть одна и оставила двух наших псов дома с собой. Ты же знаешь, пастушьи псы они такие, верные и свирепые, бывает, что не сразу могут остановиться в своей ярости.
— Знаю я, Алеш, знаю, — согласно кивнул башлык, прощаясь с пастухом. — Ночная степь не место для маленькой девочки!
— Присмотри за моим сыном, Северин из Кандраша. И береги свою дочь.
Вслед за мажарами потянулись подводы, возницы оглядываясь на пастухов, стоявших у костра, подгоняли лошадей, не желая терять из виду повозки, идущие впереди.
Северин проехал мимо Завьяла, застывшего на берегу реки с зажженной лампой. На середине брода, по брюхо в воде стоял Салган, фыркая на брызги, летевшие в морду от ударов копья Заряны по воде. Жига сидела на коне, скрестив ноги перед собой, и шлепала копьем по воде, заставляя повозки принять вправо, обходя подводную яму.
Небо по-прежнему было закрыто тучами. Перейдя реку, обоз, ведомый Ливой, начал подниматься вверх по пологому склону песчаного холма. Колеса и копыта вязли в песке, занесшем старую дорогу. Подъем нелегко дался товаре. Северин на вершину холма забрался, ведя коня на поводу, следом за водовозкой, которую, стараясь из-за всех сил, втащила наверх Лапа. Заруба, шедший рядом с бочкой, особо не махал кнутом, оберегая трудягу-лошадь.
Мимо Северина, передававшего Матвею спящую дочку, протрусили Завьял и Луз, направляясь в голову обоза. Луз был на одной из вьючных лошадей, которая еще не успела привыкнуть к своему наезднику, временами взбрыкивала и старалась прижаться к лошади Завьяла.
— Спустимся вниз, можно зажечь фонари, — подъехала Лива. Ее конь ткнул носом в шею жеребца башлыка и шумно выдохнул. Северин коленом почувствовал тёплое дыхание коня.
— Зачем мальца с собой взяли? Ведь Завьял у нас дорогу знает, и Заряна ночью не слепая, всяко путь найдет. А если бы Алеш не согласился его послать, силой забрали бы? Аманатом?
— Может возле Приютного и мирно стало, но никогда Каршинская степь не станет местом для спокойных прогулок. И звездочеи неспроста свои дозоры по степи в эту сторону гоняют. А с пастушком нам спокойней будет, не каждому теперь Алеш будет рассказывать, куда пошел обоз с его сыном. В Ефремово расплатимся, как обещали, и отпустим парня.
Внизу спуска стоял Шалга, выставленный Ливой, следил за тем, чтобы зажженные фонари не вешали слишком высоко над повозками. Матвей повёл мажары, сориентируюсь на огонёк фонаря подвешенного под задней осью беспута. Завьял умчался вперед, останавливаясь на поворотах, светил фонарем Ваге, указывая ему путь. Луз, ехавший впереди всех, уже перестал пытаться разглядеть в темноте, как ему казалось, кружившую вокруг него Заряну. Он вёл обоз по приметам, с трудом, узнаваемым в ночном мраке. Временами он свистом обозначал себя, направляя Завьяла в нужную сторону. Позади полоска сереющего неба обозначила горизонт. Дорога спустилась на равнину и перестала петлять.
Завьял нагнал Луза:
— Быстрее! Догоняем тебя.
Подъехала Лива, спросила про дорогу впереди.
— Прямо, ровно, не петляет, не сбиться.
— Тогда быстрей, светает уже.
Прохладная утренняя свежесть, тучи,низко нависшие над равниной. Степь просыпается с ожиданием дождя.
Лива с Заряной разъехались по сторонам от обоза и выехали далеко вперед. Вага следовал за Завьялом, белым пятном скользящим впереди. Матвей запрыгнул на дышло мажары, подоткнул свисающее с Надейки одеяло. Свежо. Идут волы, жуя на ходу. Поскрипывая, тянутся подводы, с возницами, трущими глаза, зевающими охраняями, изредка бросающими взгляды по сторонам, и уже не так живо реагирующие на звуки ночной равнины. Спят пацаны, спит Полкан, устроившись на одеяле у них в ногах. Александр изредка поворачивается, чтобы поправить одеяло, сползающее от беспокойного сна мальчишек.
Серое все вокруг. Закричал петух. Курлыкнул что-то свое, отвечая на ругань Карася и замер, закрыв глаза. Вдоль повозок побежал Шалга:
— Туши фонари!
Рига затушил фонарь на беспуте. Уже различаются следы копыт идущих впереди лошадей и волов.
Лива подъехала к Северину :
— Вон там, у кустов, привал делаем. Полчаса! Самим поесть и скотину напоить, накормить время хватит.
У кустов уже маячили Завьял с Лузом.
— Шалга! Охрану готовь. Как встанем на привал — пятеро слева, пятеро справа. Дорох пусть сзади присматривает. Дальше километра никто не отходит. Полчаса все бдят! Твои потом на ходу перекусят. И если я замечу, что кто-то у тебя жуёт в охранении, головы тебе не сносить! Увидят что-нибудь, сразу сигнал и доклад!
Подъехали к месту назначенного привала. Возле кустов пирамидка из камней сложена, высотой по пояс Завьялу, возле нее стоящего. Рядом Луз, пыль с пирамидки каменной смахивает, сдувает. Флягу снял с пояса, на камни побрызгал. Подъехал Северин поближе, смотрит точки белые на камнях.
— Граница звездочейская! — догадался сам, огляделся по сторонам. — Дозоры бывают?
— Часто! Иногда ночуют здесь, — Луз показал на кострище, обложенное камнями. Рядом кучка кустов нарубленных.
— В конце лета здесь на постоянку становятся, до холодов стоят. Пока скот в разные стороны гонят, они и стоят, за порядком смотрят. Караваны по Ханской дороге идут, а здесь местные, наши да ефремовские ходят. А пост от степняков охрана.
Подошла товара. Встал беспут, остановленный Ливой. Замерли мажары. Перекличка погонщиков, мычание волов. Слева на середине товары Заруба с водовозкой остановился. Справа от колонны хозяйка Карася встала, за ней Вилли кухню поставил, к раздаче готовиться.
— Смелей давай, водила! — Завьял подтолкнул Луза к Вилли. Тут накладывает ему полную миску дымящейся картошки с мясом. Посыпав зеленью рубленой, протянул пареньку:
— Справишься, ещё приходи. Чай вон стоит, не хватай голыми руками! Горячий!
На полке, возле горячего бока кухни, выстроились металлические кружки с чаем разлитым.
Аромат от кухни пронесся над товарой. Заулыбались мажоры. Облепили водовозку. Зарубу подгоняют, прикалываются:
— Ты, Заруба мешаешь только, мы без тебя справимся, нам еще поесть успеть нужно!
Побежали с полными ведрами к своим животинкам. Сперва о них позаботиться надо, напоить, накормить своих зверюг. И только потом самим на запах кухни податься.
Слева вдоль товары цепочка часовых чернеет среди кустов. Справа тоже выстроились, Шалгой расставленные, охраняи.
— Иди Загал, перекуси, — подошёл Гриша, с мешком сена за спиной. — Иди, я покормлю и напою.
Вытряс полмешка прямо на дорогу перед лошадью.
— Не буди их Сань, пусть спят, — Северин возле телеги Александра смеется, — Полкана тоже не буди. Я и Матвею сказал, чтоб Надейку не будил. Кого надо ребята потом разбудят.
Возницы, погощики после перекуса разбрелись по своим повозкам. Кто прилёг, кто с повозкой занимается. За столом Лива с белогорцами завтракают, напротив них Шалга сидит, чай обжигающий потягивает, да на часовых в степь поглядывает.
На кухне Карась с Гришей, пока Вилли посуду моет, в четыре руки чистят, режут, заправку для обеденного супа готовят.
— Живи вдосталь, Вилли, — поблагодарила Лива, поставив пустую тарелку в стопку грязной посуды. — Вкусно!
— Шалга! Четверых, как тронемся, снимай с охраны. Пусть отдыхают. На следующем привале на посты встанут первыми, — уже сидя верхом, приказала начальнику охраны.
— Как товара, Северин? — застала башлыка возле мажары, рассматривающего колесо. Рядом Арт тряпкой, от грязи и пыли, обод колеса протирает. Распрямились оба, вздохнули спокойно. Волос конский прилип, не трещина, как показалось!
— Нормально товара! Скрипит, но тащит, — Северин попробовал пошатать колесо, оно стояло мертво, даже не шелохнулось.
— Быстрее сможем идти? Мы тут, как на ладони, на этих пустырях.
— Быстрей? Волов палить? Сможем! А потом? Сейчас загоним, потом повозки на себе потащу?
Взял у Арта тряпку, начал протирать руки.
— Сможем, если надо, то сможем, — резко изменил настрой Северин. — Вы зачем мою дочку к костру потащили? Кто там ночует? А вдруг лихой какой-нибудь? Сначала стрелу на звук пустит, потом спросит "кто пришёл?".
— Чего это ты всполошился сейчас? — Лива удивленно уставилась на башлыка. — Заряна два круга возле них проползла, ни луков, ни копья, ни собак там не было. От них за километр обычными пастухами пахло. Мы были рядом. Дочке твоей ничего не угрожало.
-Всю дорогу думал, почему именно она, ребенок? Почему не Завьял? Не ты, не я? Любой мог пойти, любой взрослый. Почему моя дочь?
— На ней была форма! — Лива ответила не сразу.
-Вот дряни, суки, ведьмы! Из-за этого грёбаного тряпья готовы моего ребёнка под удар поставить?
