Шепард, возможно, и сам догадался о том, что Андерсон неспроста обратил внимание на одинаковый возраст Кали Сандерс и Сарена Артериуса. Потому что именно Сарен был напарником Андерсона во время прохождения той миссии на горно-обогатительном заводе, доводившем нулевой элемент до нужной потребителям кондиции. Именно Сарен сделал всё, чтобы получить прямой доступ к артефакту-кораблю, к Назаре-наблюдателю. И вот теперь всё это повернулось совершенно другим боком. Кали Сандерс, как был убеждён Андерсон, не 'зевнула' ситуацию на Иден-Прайме. Может быть, она её не отслеживала детально, но в целом — точно не оставила вне своего внимания.
И потому, вполне возможно, она понимает, что слишком многое изменилось. В том числе и в её взаимоотношениях с Андерсоном. Только ленивый разумный органик не отметил в своих видеороликах и текстах, что командиром фрегата 'Нормандия', ссадившего на поверхность Идена легендарного Жнеца, является именно капитан Дэвид Андерсон. Множество доказательств, вполне документальных, теперь разбросано по серверам и Интернета Идена и Экстранета Галактики.
Андерсон знал о разговоре между Сареном и Найлусом, в котором Артериус рассказал своему напарнику и ученику о провальной миссии Андерсона. Намертво похоронившей стремление Альянса получить "своего человека" в Корпусе Спектров. Первого человека-Спектра, которым вполне мог стать он, Дэвид Андерсон.
Шепард... Он весьма скромно 'отработал' эту щекотливую ситуацию, заявив о том, что сам себя не видит Спектром, а вот Андерсону это звание, статус должны Советники Цитадели присвоить, дать, выдать. Как угодно, но должны. И те же Советники должны сохранить статус Спектра и за Сареном Артериусом и за Найлусом Крайком, хотя формально, конечно, оснований для того, чтобы лишить обоих турианцев этого звания — больше чем достаточно.
Кали Сандерс и Сарен Артериус — ровесники. Обоим — по сорок четыре года. Может быть, в этом совпадении и нет ничего особенного, заслуживающего внимания, а может... это — спусковой крючок ситуации. Сарен вернулся из небытия, из хаскоподобного состояния, вернулся, оставшись прежним, известным, легендарным Спектром. Сандерс, Кали, тоже не была малоизвестным офицером — её отцом был тот самый Грисом, именем которого названа Академия, размещённая на большой космической станции. Очень специфический вуз. И Кали там — не последний человек по значимости. Да, о взаимоотношениях Андерсона и Сандерс кое-что известно многим разумным органикам. В разной степени полноты, детальности, чёткости, но — известно. Большинство, конечно, не придаёт этой информации сколько-нибудь большое значение — у самих полно проблем и вопросов, требующих немедленного реагирования и внимания, а взаимоотношения двух офицеров Альянса чаще всего и не являются ни проблемой, ни вопросом такого "экстренного" уровня.
Не разведённый со своей женой официально и полностью Андерсон... маневрировал. Нет у человечества, к счастью или — к сожалению, до сих пор таких инструментов, которые были бы способны однозначно 'разрулить' такие ситуации быстро и чётко, а главное — правильно. Неофициально — не разведены, официально — тоже не разведены, а фактически... никаких отношений, ну — почти никаких Андерсон со своей женой не поддерживает уже очень долго. Да, с сыном — пытается и старается поддерживать, но... каждый раз преодолевая сопротивление бывшей супруги.
Сандерс... Кали... она пока... свободна. И она, хочется верить, продолжает любить Дэвида Андерсона. Того, кто её спас несколько раз от беды, возможно — от гибели. Того, кто был рядом с ней, когда отвернулись, ушли подальше почти все разумные. И сейчас Андерсону больше всего хотелось просто увидеть лицо Кали и сказать ей только одно: что он... он её любит. Она... поймёт. Как поймёт — это ей решать и ей выбирать, но сейчас, когда 'Нормандия' идёт к Цитадели, а там... по всякому может ситуация повернуться, именно это Дэвиду и хочется сказать именно Кали. Старшему лейтенанту ВКС Альянса, технику, дочери Грисома и просто — красивой и умной женщине. Девушке. Понимающей, что теперь, после Идена, в Галактике очень многое изменилось.
Да, нельзя забыть, нельзя забывать, что формально, юридически, он, Дэвид Андерсон, женат. И нельзя забывать, что неформально — он тоже уже женат. На другой женщине. На Карин Чаквас. И дело даже не в том, что Карин пока не говорит о беременности, о детях, о семейной жизни, наконец. Не говорит, хотя, как врачу, ей об этом, ох, как много известно и понятно... А в том... что он любит их — всех трёх женщин и каждую в отдельности. По-разному любит, но — любит. И Кали, и свою бывшую жену, и Карин. Любит. Где-то умом, где-то сердцем, где-то своей сутью понимает, что любить их — сейчас важнее всего. Нужнее всего. Потому что в любой момент могут появиться во множестве Жнецы и начаться Жатва... И тогда... связь рухнет. И километры пространства встанут непреодолимыми пустотами между мирами, населёнными разумными органиками. Тогда невозможно или... очень трудно будет добиться любой возможности сказать эти три слова. Просто сказать. Или — написать.
Взгляд командира корабля остановился на экране настольного инструментрона. Надо услышать голос Кали. Пусть она сама решает, включать ли видеосвязь или ограничиться аудиоканалом. Ему будет достаточно услышать её голос и понять, что она его услышала. Услышала и поняла. Он будет краток. Только три слова, конечно, не единственные, но — главные. А остальное — как получится.
Пальцы сами исполнили несложный пассаж на засветившейся виртуальной клавиатуре. Сменилась заставка. Только бы Кали не ушла куда-нибудь, где связь не такая хорошая... Да, мигание индикаторов на панели настольного инструментрона подтвердило — подключились антенные комплексы 'Нормандии', но... всякое может быть.
— Дэвид, здравствуй, — послышался голос Кали. — Рада тебя слышать. Я многое знаю...
— Кали... — Андерсон отметил, что его голос дрогнул. — Я... я хочу сказать, что...
— Дэв... Я всё-всё помню! И я знаю, что ты хочешь сказать! Я тоже, тоже очень люблю тебя! — Экран осветился. И Андерсон увидел Кали. В своей поношенной старшелейтенантской форме она сидела в кресле в Информцентре Станции. — У нас тут... поздняя ночь, я одна в отсеке... Знаю, что твоя 'Нормандия' сейчас на пути к Цитадели... и вы очень-очень много важного и нужного сделали на Иден-Прайме. Дэв, я всё помню! — повторила Кали и по её взгляду и выражению лица, по тембру и тону голоса Андерсон понял: она действительно всё помнит. — Я знаю, что на борту твоего корабля — Сарен, знаю, что там же находится и протеанин. Тут наши научники, умники-разумники на стенки лезут от осознания невозможности пообщаться с твоими партнёрами. Конечно же, по очень широкому кругу вопросов! — говоря всё это, Кали внимательно, очень мягко и по-доброму смотрела на Андерсона. — Дэв... Милый Дэв. — Кали замолчала, но в её глазах не появились слезинки — она мёртво держала себя в руках. — Значит, всё же... Жатва приближается, — выдохнула она, не сводя взгляда с Андерсона.
Командир фрегата кивнул. Кали придвинулась к экрану поближе:
— Дэв... Мы постарались отследить и собрать всю информацию о происшедшем на Идене. Изучить, что смогли и сумели. И скажу тебе, что... Мы понимаем, во что вы, нормандовцы, влезаете. На Цитадели у нас есть кое-какие контакты. Пересылаю тебе файл, там — все данные. Пароль ты знаешь, Дэв. — Кали прикоснулась к клавиатуре одного из стоящих перед ней инструментронов, экран второго настольного инструментрона, стоявшего слева от Андерсона, мерцнул, отмечая прибытие файла. — Ты... пиши, Дэв. Я буду рада. И буду писать ответно, — произнесла Кали. — Спасибо тебе, Дэв! За память, за чувства. За поддержку! — она приподняла руку, отметив нетерпение собеседника. — Не надо, Дэв! Мне многое виднее и ощутимее. Не возражай, не надо. — Андерсон, привставший было, опустился в кресло. Кали заметно успокоилась. — Дэв... Знай, что я окажу тебе и твоим коллегам-нормандовцам любую возможную помощь. Просто знай. Я люблю тебя, Дэв! — Кали бросила взгляд куда-то вверх и в сторону, вероятнее всего — на табло системы дальней космической связи. — Пиши, Дэв! — успела она сказать прежде, чем экран померк. На нём проступила заставка с коротким сообщением об окончании времени стандартного сеанса связи. Одновременно — и видео и аудио.
Несколько минут Андерсон сидел, глядя в экран. Ему казалось, что он видит на тёмной поверхности лицо Кали. До сих пор видит, хотя уже пропали и надпись-информер, и заставка.
Кали, как и положено женщине, понимала его, мужчину, гораздо глубже, острее, точнее. Именно потому, что не была к нему, Дэвиду Андерсону, равнодушна. Не считала его, опального капитана ВКС, несостоявшегося первого человека-Спектра 'одним из'. Ей не нужны были словесные пояснения, пусть даже заранее заготовленные Андерсоном. Ей не нужны были слова — письменные или устные. Она почувствовала настроение, состояние и положение собеседника. Да, возможно, она была рада, что Дэвид позвонил первым, что он первым вышел на аудиосвязь. Вполне возможно, что она могла бы ограничиться аудиоканалом, но — решилась на видеоконтакт. Захотела не только услышать, но и увидеть Дэвида Андерсона. Через много месяцев после 'крайнего' сеанса связи.
Кали не стала требовать от Андерсона озвучивания 'трёх важнейших слов', она сама сказала их, по собственной воле. Сказала вслух, совершенно точно, чётко и определённо, потому что знала, понимала, чувствовала: это то, что важно не только для неё, но и для Дэвида Андерсона. Как бы там ни сложилось будущее — их индивидуальное и общее будущее — эти слова сказаны и услышаны ими обоими. И теперь... Теперь можно спокойно делать всё, чтобы Жатва не стала глобальной неожиданностью для разумных органиков, населяющих Галактику.
Кали не стала много говорить о своей работе, но Академия Грисома была в числе лидирующих научных центров человечества. Там, как знал Андерсон, действительно работали и работали результативно, а не писали 'липовые' отчёты ради грантов и дутого престижа.
Отодвинув кресло от стола, Андерсон встал, привычно неспешно и тихо подошёл к иллюминатору, закрытому бронезаслонкой. Взгляд командира корабля расфокусированно устремился куда-то далеко за пределы отражения интерьера каюты. Андерсон вспоминал. Многое. Очень чётко и полно. И чувствовал, как успокаивается.
Как бы ни сложилась в дальнейшем ситуация, он успел сказать Кали то, что хотел, что было рождено его душой, сутью, чувствами. И услышал в ответ то, что больше всего хотел услышать именно от Кали. Нет, дело даже не в том, что когда-нибудь в будущем — близком или отдалённом — Кали согласится стать его женой и матерью его детей. А в том, что он сумел, смог и успел дать понять дорогому для себя человеку, что не забыл, помнит и... любит. Любит без всяких далеко идущих планов, стандартных или нестандартных — всё равно. Просто любит. И хочет, чтобы Кали это знала. Точно, полно и определённо знала.
Командир Андерсон и майор Чаквас. Общение
Командирские заботы имеют обыкновение становиться непрерывными. И всё же Андерсону удавалось заставлять себя как-то отвлекаться от круговерти вопросов, проблем, согласований, решений. В такие минуты он вспоминал, как всё начиналось.
Знал ли он о том, что в составе ВКС Альянса Систем должен появиться такой фрегат, как 'Нормандия'? Конечно, знал. Немногое, конечно, но — знал. Достаточно полно и чётко. Потому что многие месяцы провёл в опале, будучи отстранён от полётов, от привычной для спецназовца работы. Тренировки, учения, выезды на полигоны. Да, и это всё было, но...
Было неприятно чувствовать на себе взгляды. Оценивающие, внимательные, чуть ли не измеряющие. Сочувствующие, выжидательные, сканирующие. Было неприятно понимать, что за стандартными фразами, за манерой разговора стоит... непонимание. Да, мало кто в деталях знал, что случилось тогда на том горно-обогатительном заводе. Из общедоступной информации большинство тех, с кем Андерсону приходилось так или иначе общаться, обращали внимание только на количество жертв и на материальный ущерб.
И то, и другое было непозволительно большим. Даже с точки зрения штатских, гражданских людей. Для него, спецназовца, тоже неприемлемым, но... войны без потерь — материальных и людских — не бывает. Это суждение помогало Андерсону сдерживаться, не срываться, оставаться спокойным и уравновешенным в самые 'кризисные' моменты взаимодействия с другими разумными органиками.
Журналисты быстро потеряли к нему интерес. Секретность, её режим, сделали своё дело. Недостаток информации заставил писак и снимак искать 'жареные' факты и 'сенсации' в другом месте. И тогда... Тогда на Андерсона обрушилась тишина. Холостяцкая небольшая личная квартира стала стремительно превращаться в 'берлогу'. Да, вещей и мебели в ней мало — служба в спецназе не предполагает одобрения стремления к 'обрастанию' имуществом всякого рода, но... Андерсон пытался забыться. Нет, не в выпивке, а в физических нагрузках. Изводил себя, сотни раз повторяя одно и то же упражнение. Ел механически, часто — не ощущая вкуса и аромата пищи. Спал спокойно внешне, но очень неспокойно внутренне. Нет, до криков, воплей дело, к счастью, не доходило, но...
Садясь в очередной раз в военный автобус, следовавший на полигон или стрельбище, Андерсон заставлял себя не прибегать к стандартным мерам пассивной защиты: он не надевал очки, не надвигал на глаза козырёк форменного кепи, не утыкался взглядом в какой-нибудь очередной ридер с 'лёгким чтивом'. Он садился на жестковатое сиденье — на лавку или в кресло — и терял интерес к окружающему миру. Внешне — терял. А внутренне — старался сохранять контроль над происходящим вокруг, но полностью игнорировал всё, что выходило за рамки драконовски ограниченного протокола общения и взаимодействия с другими пассажирами автобуса. Так же он вёл себя и на полигоне: в классе или на позициях, на полосах препятствий. Выполнял нормативы, выслушивал разборы и оценки, заполнял требуемые документы. И всё. Минимум словесного общения.
День за днём, месяц за месяцем. Иногда, конечно, он думал о том, насколько же бездарно расходует время жизни. Куда от таких мыслей денешься? Полюбил неподвижно стоять часами у окна, смотреть, как восходит и заходит солнце. Старался не думать о происшедшем, об этой миссии-проверке на допуск к званию Спектра. Сидел за столом, просматривал новостные порталы, читал аналитику военных порталов. В детали не углублялся, понимал, что незачем. Быстро его в строй не вернут. Чиновники Альянса такие 'проколы' не любят. Хотя... Они ведь не подготовили должным образом всё, что должны были подготовить. Да, Спектров, как считалось, не готовят. Их — выбирают. Сам Андерсон никогда не видел себя в мундире сотрудника Спецкорпуса. Не было у него таких мечт. Да, мысли были, обычные. Но — не более того. Хватало полигонов, стрельбищ и многочасовых тренировок, когда так удобно 'выключать мозг', превращаясь в орудие. Или — в оружие. Выполнять функцию.
Вечером пришёл приказ. Обычный файл на инструментрон. Короткий текст. Суть — 'Прибыть на 'Поле комплектования''. Без пояснений: для чего и зачем. Закрыв экран наручного инструментрона, Андерсон собрался и, когда на часах в холле появились четыре нуля — вышел, сел в наёмный флайер и через час уже стоял у стойки регистрации военного космопорта. Процедура проверки много времени не заняла. Садясь в кресло военного шаттла, Андерсон бросил короткий взгляд в иллюминатор и щёлкнул замком привязных ремней.
