Иван Оченков Стрелок-2

— И впрямь недурное место. Но это всё?

— Нет, дорогая моя, — плотоядно ухмыльнулся великий князь и велел кучеру остановиться.

Ничто не предвещало трагедии, но едва коляска остановилась, а адмирал встал, чтобы сойти с неё, где-то неподалеку раздались два сухих хлопка. Поначалу никто не обратил на них внимания, но Алексей Александрович, вдруг, неловко пошатнулся и упал на сиденье рядом со своей спутницей. Та поначалу хотела было возмутиться от такой бесцеремонности, но, увидев, что на груди великого князя расплывается два красных пятна, пронзительно завизжала.

Для следовавших за ними филеров случившееся так же стало полной неожиданностью. В последнее время, они, откровенно говоря, расслабились. Высокопоставленный подопечный вел себя спокойно и хлопот не доставлял. Разве что мотался по всему городу в своем экипаже, но начальство, снизойдя к нуждам "топтунов" выделило им коляску с кучером, так что служить было сплошным удовольствием.

— Что случилось? — изумленно спросил один из них.

— Кажись, стреляли, — потерянным голосом отозвался напарник.

— Чего сидите дурни? — вызверился на низ возница. — Великого князя убили, а вам и горя нет!

— Как убили?

— Каком кверху, едрить вашу лапоть! Не слышите, стреляли?

— Откуда?

— Должно из парка, — сообразил, наконец, один из филеров и бросился бежать в указанном направлении.

За ним, сунув в рот свисток и оглашая окрестности отчаянным свистом, тронулся второй.

— Вот же бестолочи! — покачал головой кучер, и пошел к экипажу великого князя, чтобы предложить помощь, если таковая понадобится.

Тем временем сотрудники охранки, неслись вперед как раненые лоси, с ужасом понимая, что спокойная жизнь кончилась и только своевременная поимка преступника может хоть как-нибудь смягчить их незавидную участь. Вот только где же его сыскать?

— Глянь, студент с револьвертом! — раздался чей-то крик совсем рядом.

— Какой студент? — даже остановился филёр, но тут ему навстречу и вправду выбежал молодой человек с безумным взглядом и расхристанной одежде.

— Лови наркомана! — закричал тот же голос.

— Чего?!

Но тут вышедший им навстречу юноша, и вправду оказавшийся студентом, вытащил из-за пазухи револьвер и с недоумением посмотрел на него.

— Стой, паскуда! — заорал от неожиданности полицейский и, бросившись вперед, сбил его с ног.

Завладев оружием, он внимательно осмотрел добычу и облегченно вздохнул. Из ствола ощутимо пахло только что сгоревшим порохом, а в барабане не хватало двух пуль.

— Держи его, Пахом, — опасливо косясь на них, заявил напарник. — Еще утекёт падлюка!

— От меня не сбежит, — осклабился филёр. — Я ему все ноги, если надо переломаю, а удержу!

— Что вам от меня нужно? — простонал Григорий. — Я ничего не делал!

— Конечно, ничего! Так, подумаешь, Его Императорское высочество подстрелил...

— Кого?!

— Великого князя Алексея... да что с ним разговаривать, бей!

Когда избитого и обессиленного Назимова доставили, наконец, в жандармское управление, он успел немного поразмыслить. Поначалу, он несколько раз пытался объяснить схватившим его полицейским, что ничего не знает, что оказался здесь случайно и, что может всё объяснить, но всякий раз это было лишь поводом к новым побоям. Однако когда к нему вернулась способность соображать, он с изумлением понял, что вся эта история со слежкой за мастеровым, выглядит настолько бредово, что ему не поверила бы и родная мать. К тому же, как только жандармы узнают его имя, они без малейших затруднений выяснят и его образ мыслей, а так же принадлежность к революционным кругам и тогда ему точно не отвертеться.

С другой стороны, он ведь всерьез готовил себя к жертве во имя грядущей свободы. И пусть убить он собирался царя, а не его сына, но разве не останется в веках имя того, кому первому удалось пустить кровь императорской фамилии? И если он будет держаться твердо и прямо, как и подобает народному мстителю, разве это не станет примером для всех, кто последует за ним?

— Как ваше имя? — спросил его дежурный офицер.

— Иван Непомнящий, — отозвался Григорий разбитыми губами.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул жандарм. — А за что вы убили Великого князя Алексея Александровича?

— За то, что он принадлежит к семье царя... за то, что он жирует за счет народа... за то, что он и ему подобные ... Смерть тиранам!

— Довольно, я вас понял, — поморщился дежурный, и обернулся к подчиненным. — Отведите негодяя в камеру, и следите, чтобы ничего над собой не сделал!

Дмитрий в это время, как ни в чём ни бывало, вернулся в столь удачно снятую им квартиру. Сегодня все части мозаики сложились воедино и он спокойно и методично осуществил свой план. С помощью Сёмки он выследил великого князя и узнал, что тот тайком снял квартиру. Догадаться, зачем ему это нужно, было совсем не трудно. Появлялся он здесь всегда в одно и тоже время, так что остальное оказалось делом техники. Разве что, присутствие графини Богарнэ оказалось сюрпризом, но так даже лучше. Добавилось драматизма.

Правда, студента в его плане изначально не было. Но увязавшийся за ним Назимов сам подписал себе приговор. Нечего за героями войны ходить с револьвером в кармане. Сначала он даже хотел воспользоваться оружием Гришки, но стрелять из незнакомого ствола на такое расстояние было той ещё лотереей. Так что, пришлось обойтись своим. Но это ничего, про трассологические и баллистические экспертизы в этом времени ещё никто не слышал, так что сойдет. К тому же была вероятность, что тот очнется немного раньше и успеет уйти...

Теперь нужно было, как можно скорее возвращаться в квартиру. Если Геся не заметит его отсутствия, то у него будет алиби. Не бог весть какое, но всё же. Вообще, её, конечно же, не стоило впутывать во всё это, но ничего другого на ум не пришло. А так, снял квартиру для встреч с любовницей, был с ней, никого не видел, ничего не слышал.

Правда, оставался ещё Григорий. По-хорошему надо было его пристрелить, да и дело с концом. Но, сразу не стал, а потом удобного случая не представилось. Испытывал ли он угрызения совести? Нет! Они сами этого хотели, к этому всячески готовились, так что Будищев всего лишь помог осуществлению их мечты. И вообще, они ведь тоже собирались его использовать в качестве киллера. Что тут скажешь, за что боролись — на то и напоролись! Правда эти собирались убить не сына, а отца... но следующие не побрезгают и сыном, хоть и другим. Это Дмитрий знал наверняка, поскольку детдом, в котором ему пришлось в своё время жить, находился на улице Каляева. Тогда ещё местные бучу подняли, мол, не желаем жить на улице, названной в честь убийцы. Память у него всегда была хорошая, вот и запомнил.

Глава 18

Озорной солнечный зайчик проник в комнату сквозь небрежно задернутую штору и разбудил Гесю, нахально светя ей в лицо. Сначала она пыталась спрятаться от него под одеялом, но его придавил своим телом Дмитрий и попытка не удалась. Волей-неволей пришлось просыпаться.

— Боже, как не хочется вставать, — страдальчески простонала она, с трудом раскрыв глаза.

— Кто тебя заставляет? — буркнул в ответ Дмитрий и повернулся на другой бок.

— Пить хочется.

— Туалет справа по коридору.

— Грубиян!

— Что есть, то есть.

— Ещё какой-то гадкий привкус чувствуется, — пожаловалась девушка.

Что-то в её голосе подсказало Будищеву, что спать дальше не получится, и надо идти и нести ей воды.

— Головка — вава, во рту — кака? — усмехнулся он, подавая Гесе стакан.

— Как тебе не стыдно!

— Стыдно у кого видно, — парировал он, заставив её спрятаться под одеяло. — И вообще, пить меньше надо!

— Сколько я там выпила! — возмутилась модистка. — Ты сам, наверное, какую-то дрянь купил.

— Вчера шла за первый сорт.

— Выйди, мне надо одеться.

— Ещё чего! Я тут как раз чувствую прилив сил и нежности...

— Негодяй!

Все же, примерно через час, им пришлось покинуть квартиру. Дело в том, что после очередного приступа страсти они оба проголодались, а запасом продуктов Дмитрий не озаботился. Пройдя через пустое парадное, молодые люди вышли на улицу, где к ним тут же кинулся какой-то полный, но вместе с тем довольно шустрый господин.

— Моё почтение, Дмитрий Николаевич! — поприветствовал он Будищева. — Вы слышали, что происходит?

— Нет, а что случилось?

— Да как же это можно не знать? Покушение на Его Императорское Высочество!

— Да что вы говорите, а на какое именно высочество?

— Что, простите?

— Ну, императорская фамилия довольно велика.

— Алексей Александрович!

— Понятно. И что с великим князем?

— Даже не знаю что вам сказать. Одни говорят, что погиб. Другие, что только ранен. Да, злоумышленника-то схватили!

— И кто же этот мерзавец?

— Неизвестно. И потом, отчего же сразу "мерзавец"? Может быть просто человек с убеждениями. Нет, я, конечно, не одобряю подобных действий, однако...

— Однако если вас начнут допрашивать жандармы, — перебил его Будищев, — начните именно с неодобрения. Лучше даже с возмущения, и ни слова про убеждения.

— Хм, — задумался толстяк, а Дмитрий тем временем обернулся к Гесе.

— Гедвига Генриховна, душа моя, позволь представить тебе нашего домовладельца. Осип Абрамович Каплан, собственной персоной!

— Очень приятно.

— А мне то как приятно познакомиться с вами, мадам Будищева. Надеюсь, вам понравилась квартира?

— Очень.

— Я, кстати, не знал, что Дмитрий Николаевич женат. Тогда бы я предложил вам совсем другую квартиру. На втором этаже, шесть комнат, солнечная сторона пальчики оближешь...

— Э, мы, некоторым образом...

— Стеснены в средствах? Боже, какие пустяки, это же всего семьсот рублей в год...

— Мы не женаты.

— Что? — неподдельно изумился Каплан. — Но у меня приличный дом...

— Поверьте, Осип Абрамович, — поспешил успокоить его Дмитрий. — Мы работаем над этой проблемой, так что в самом скором времени мадемуазель Берг станет-таки мадам Будищевой. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

— Я тоже на это очень надеюсь! Мне ведь нужно думать о своей репутации...

Но молодые люди не стали слушать причитания домовладельца, а поспешили уйти прочь, пока тот ещё что-нибудь не наговорил.

— Какой неприятный тип, — с досадой покачала головой Геся, когда они отошли на достаточное расстояние. — А ещё еврей!

— Выкрест.

— Что?

— Я говорю, он — выкрест, причем, как и ты липовый.

— Что он сделает теперь, откажет от квартиры?

— Ну, если ты заартачишься, то с него может статься.

— Прости, но ты это серьезно?

— Что именно?

— О том, что хочешь на мне жениться?

— Я похож на балабола? — вопросом на вопрос, ответил Дмитрий.

Девушка в ответ задумалась. Так уж случилось, что единственный раз, когда её звали замуж было ещё до Бердичева. Хотя, конечно, никто её мнения не спрашивал. После смерти мамы, в кагале[65] решили, что бедной сироте не годится жить одной и нашли ей мужа — молодого человека по имени Мойша Гельфман. Говоря по совести, даже родная мать считала его дурачком, и бедная женщина уже совсем было отчаялась найти ему хоть какую-то жену, поскольку были они не богаты, а единственным достоинством её сына было владение сапожным ремеслом. Она была не прочь взять в дом молодую здоровую невестку, а про Мойшу и говорить нечего. Но мысль о том, что она станет женой этого невзрачного молодого человека с мутным взглядом и слюнявым ртом, вызвала в Гесе такой ужас, что она, не колеблясь ни минуты, сбежала.

Она была тогда еще совсем юна и наивна, а потому, когда на её пути встретился Николаша, просто не смогла не влюбиться в этого красивого и доброго вольноопределяющегося. Тот тоже не на шутку увлекся ей, и много говорил о своей любви, но замуж не звал. Причем, вряд ли это были сословные предрассудки, женился же он, в конце концов, на этой болгарской крестьянке!

Но тогда ей было всё равно и она, не раздумывая, отправилась за ним на войну, а он при первой возможности нашел другую. Одному Господу известно, чего ей стоило пережить это, но она выстояла и не сломалась. Нашелся добрый человек, помогший ей с документами, и она смогла переехать в Россию, где никто не знал ни её и начать жизнь с чистого листа.

Там в одном приволжском городке она встретила Ипполита, который дал ей возможность открыть своё дело и преуспеть в нём. Не за так, конечно. Он тоже не предложил ей руки и сердца, говоря, что женат на революции. Но Геся всё равно иногда чувствовала себя содержанкой и падшей женщиной.

И вот теперь, после стольких лет нашелся человек захотевший назвать её своей женой. Это было так не обычно, что об этом стоило подумать. Возможно, Дмитрий не самая блестящая партия, но он молод, силен, недурен собой, да к тому же умеет зарабатывать деньги. И не жадный. Сколько получал жалованья простой нижний чин, пусть даже унтер, когда он принес ей тот отрез ткани, и велел сшить из него себе красивое платье? И ведь она была именно в нём, когда её впервые увидел Крашенинников. "Нет, уж совсем никуда не годится, вспоминать сейчас об Ипполите!" — с досадой подумала модистка.

— Эй, извозчик! — прервал её размышления возглас Будищева, и перед ними тут же материализовалась пролетка лихача.

— Куда прикажете, барин? — с ухарской улыбкой осведомился у него кучер.

— В лавку Шульца, на Английской.

— Полтора рубля, — счел своим долгом предупредить лихач.

— А харя не треснет?

— Помилуйте, барин! Овес-то ныне...

— Так я за лошадь и переживаю, не за тебя же!

— Только за-ради вашей барышни, чтобы ножки не била — рупь двадцать!

— Восьмигривенный!

— Эх, где наша не пропадала, — мотнул головой извозчик, так что с головы едва не свалился цилиндр. — Садитесь господа, домчу с ветерком!

— А отчего именно к Шульцу? — тихонько спросила Геся, когда они устроились на сиденьях.

— Первый день новой жизни нужно начать в хорошем месте.

— Для человека пытающегося произвести на даму впечатление, ты слишком долго торговался с извозчиком. Я даже засомневалась, кто из нас принадлежит к народу Израилеву.

— Это специально, чтобы ты понимала, что я — человек серьезный и деньги на ветер кидать не стану.

— Конечно-конечно. Ты такой серьезный и положительный, что даже ребе из нашего местечка не стал бы возражать против твоего сватовства.

— Я всегда говорил, что раввины — люди умные. Не то что, ты, не понимаешь своего счастья!

Убийство великого князя Алексея Александровича произвело в жандармском управлении эффект разорвавшейся бомбы. Сначала все притихли, будто оглушенные этим неожиданным событием. Затем бросились изображать лихорадочную деятельность, так что знаменитый "Стукалов приказ", в данный момент, более всего напоминал разворошенный палкой муравейник.

Одним из немногих людей сохранивших способность ясно мыслить, был, как ни странно, сам шеф жандармов — генерал Дрентельн. Чтобы пресечь панику Александр Романович щедрой рукой наделял своих подчиненных поручениями и в скором времени разогнал заниматься делом всех кого смог, после чего вызвал к себе Вельбицкого.