Действующая часть

ЗСУ-23/4 — это гусеничная машина советского производства, оснащенная грозной 23-мм четырехствольной пушечной установкой с радиолокационным наведением. Она была разработана что бы сбивать самолеты и вертолеты, но также чертовски хороша в выбивании дерьма из мягкокожих наземных машин.

Мы отошли за гребень и стали наблюдать.

Машина продолжала ехать и не останавливалась. Мы понятия не имели, видела она нас или нет. А потом кто-то высказал предположение, что это часть отряда, отправленного окружить нас.

Мы снова сели в машины и проехали пять километров, просто что бы уйти от антенного поля, все время оглядываясь в том направлении, где последний раз видели загадочную иракскую машину. Но она уже исчезла.

Мы продолжали патрулировать Треугольник, но сочетание этого инцидента и факта, что мы теперь ехали при полном солнечном свете, напугало нас. Мы были рады, когда работа была сделана и мы могли убраться отсюда к чертовой матери, обратно в широкую открытую пустыню, где захват не был такой уж большой угрозой.

В тот же вечер, мы вернулись на автостраду. За исключением одного момента, все шло относительно гладко. Мы остановились примерно в километре от моста. Я вылез с MIRA, собираясь быстро осмотреться и ничего не увидеть, но вместо этого получил небольшую, но позитивную тепловую сигнатуру. Она обладала всеми признаками часового на посту.

— Чо-о-о-орт возьми, — сказал Роджер, — мне все равно никогда не нравился этот проклятый мост.

После всей этой суеты вокруг дренажных труб, я никак не мог поверить, что все это услышал. Я открыл рот, что бы кое-что сказать, но передумал. Я поработал над своим гневом, пробираясь к мосту с Таффом, для ближнего осмотра.

В пятистах метрах от дороги мы еще раз проверили с MIRA и вот она снова — единственное пятно на экране. Мы устроились поудобнее и начали наблюдать. Если был один парень, были и другие. Сорок минут спустя наш единственный источник тепла не двигался. Ни единым мускулом. Я решил, что наш часовой либо дзен-буддист, либо уснул. Последняя возможность, конечно, заключалась в том, что это был вовсе не часовой, а что-то неодушевленное. Мы с Таффом побежали назад и быстро посовещались с Тони.

— Какого черта — сказал Тони — если это часовой, мы врежем "Миланом" по этому бедному ублюдку. Он даже не поймет, что его убило.

К счастью, "часовой" оказался бетонным столбом Должно быть, он нагрелся на солнце и остывал медленнее, чем эстакада. Сверхохлажденная оптика MIRA настолько чувствительна. Это было сюрреалистическое окончание пребывание в месте, которое мы были счастливы покинуть. Треугольник напугал нас всех.

Мы без происшествий пересекли автостраду и направились на юг. Общее ощущение было такое, что наши дни путешествия на север закончились. Однако, учитывая узел связи, который мы нашли, я не мог не задаться вопросом, как скоро мы вернемся назад.

— Глава тринадцатая

На следующее утро, в воскресенье, мы проснулись с новостями, которых ждали уже несколько дней. В 4 часа утра, союзные войска начали прорываться через отдельные пункты вдоль 500 километрового участка иракской обороны вокруг Кувейта. Атака началась с артиллерийского налета, подобного которому не видели в этой части суши со времен Эль-Аламейна. За исключением погоды, которая превратилась в крысиное дерьмо, все шло по плану, но было сложно понять точную картину из искаженных отчетов, которые мы получали по BBC.

В восемь часов Роджер собрал "штабных". Штаб полка уже вышел на связь. Мы должны были продвигаться к саудовской границе и ждать указаний. Поскольку никто не имел понятия о том, как будет проходить сухопутное наступление, они хотели, что бы мы оставались в тылу иракских позиций, просто на тот случай, если нам придется идти на Багдад и убрать Усатого.

Еще одна директива имела большое значение. Отныне мы будем делать все наши перемещения только при свете дня. Это было вызвано двумя изменениями в общей картине. Во-первых, иракская армия считалась более озабоченной тем, что происходит в Кувейте, чем горсткой британцев, бродящих по их задворкам; и во-вторых, у нас было гораздо больше шансов на идентификацию с нашими собственными войсками — и им, и нас — при дневном свете, чем ночью и в поистине ужасную погоду. В азарте обычной войны, солдаты имеют скверную привычку сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы. Все это говорило о том, что мы зашли слишком далеко, что бы нас вытащили на нашу сторону.

Пока мы ехали, мы начали делать то, что как мне казалось, делают только во второсортных фильмах о Второй мировой войне: мы мечтали о том, что мы будем делать, когда это все наконец закончится. Том с нетерпением ожидал долгого отпуска с Хелен. Ник, который сегодня выглядел немного лучше, хотел начать один или два строительных проекта вокруг дома. Он прикинул, что с деньгами, которые он скопил за время нашего пребывания на операции, он сможет сделать то, что обещал себе уже год или два. Идея отдыха Ника заключалась в том, что бы утром заложить фундамент дома, и закончить этого сукина сына к полудню. Когда мы поравнялись с Джеффом, он с удовлетворением отметил, что Шварцкопф удачно приурочил свое выступление к кульминации сезона регби. Через пару дней в Твикенхэме они с ним разберутся, а потом начнется следующая война.

— А ты, — спросил Том, — какие у тебя планы, дружище?

Я уже собирался открыть рот, когда он остановил меня. Может быть, что-то в глазах меня выдало.

— Нет, нет, нет. Только не говори мне. Вместо того, что бы провести некоторое время с этой великолепной женщиной и восхитительной семьей, ты проведешь три первых чертовых дня в лагере, разбирая свое гребаное снаряжение, не так ли?

Я пожал плечами.

— Ты же знаешь, что это имеет смысл.

У меня есть время для административных дел и время для потехи, но я не могу веселиться, пока не разберусь с любым административным вопросом, который висит надо мной. Просто я такой, какой я есть и Том это знал.

— Да ты просто чертова дерьмошляпа, — сказал он.

Что мне оставалось делать, кроме как кивнуть? У меня было отчетливое ощущение, что он прав.

Наступила середина утра и в связи с переменой погоды мы остановились выпить чаю и чего-нибудь пожрать. Перемещение начало приобретать характер воскресного пикника за городом, когда вдруг кто-то заметил серебристый отблеск в просвете ясного неба над горизонтом. Тони не стал задерживаться. Он схватил ТАКАМ и отошел немного в сторону от машин. ТАКАМ представляет собой черную коробку примерно шести квадратных дюймов и может работать в двух режимах. Если вы оставляете чеку в верхней части, это простой приемо-передатчик на дистанции прямой видимости. Вытащите чеку и он станет тактическим аварийным маяком — отсюда его название — способным послать автоматический сигнал бедствия любому, кто случайно окажется поблизости.

Остальные с тревогой наблюдали за Тони, время от времени оглядываясь на самолет, который теперь мы отчетливо слышали. С помощью бинокля его можно было легко опознать как F-16. Не было никаких сомнений, что он видел нас. Как стервятник он сделал круг примерно в восьми километрах впереди — как раз в пределах досягаемости своих ракет "Мэверик" класса "воздух-земля". До нас донесся голос Тони.

— Неопознанный самолет, неопознанный самолет. Имейте ввиду, что мы дружественные войска в восьми километрах к северу от вашей позиции. Неопознанный самолет, как поняли, прием?

До нас с ветром донеслось легкое шипение статики.

Тони снова попытался вызвать самолет.

Я как раз думал о том, что будет ужасно, если здесь разорвется пара ракет, когда вдруг появился Роджер.

— Что тут происходит? — беспечно спросил он.

— Из нас вот-вот будет выбивать дерьмо вон тот самолет — сказал я, указывая на крошечную точку над горизонтом. — Тони пытается с этим что-то сделать.

Роджер прищурился, пытаясь найти самолет, потом сдался и подошел к Тони. Лидер мобильной группы все еще пытался связаться с пилотом.

— Какого чо-о-о-орта ты пытаешься сделать? — спросил его Роджер.

Тони попытался объяснить.

— Там, наверху, есть самолет. Я думаю, он видел нас, босс.

Роджер стоял, уперев руки в бока.

— Ну и что?

— Неопознанный самолет, неопознанный самолет, мы — дружественные войска в 10 километрах к северу от вашей позиции... — начал было Тони снова, но тут же замолчал, поняв, что сказал Роджер.

— Я пытаюсь остановить повторение того, что случилось с Эскадроном "D".

Роджер всплеснул руками.

— А, чушь собачья, — сказал он, — эта чертова штука за много миль отсюда. Хватит ссать и давайте снова отправим чо-о-о-ортово шоу в дорогу. Я не знаю как вы, а я уже почти готов ехать домой.

И с этими словами он пошел обратно к своей машине.

Тони и я переглянулись. Именно в этот момент ТАКАМ затрещал и густой американский акцент прозвучал громко и четко:

— Подтверждаю, дружественные войска. Прием и отбой.

По деловому тону этого парня, мне стало ясно, что мы были на волосок от того, что бы быть взятыми на прицел и запуска по нам "Мэверика".

Роджер, к сожалению, был слишком далеко, что бы услышать это подтверждение. Но даже если бы он это сделал, я сомневаюсь, что это имело бы большое значение.

Точка на горизонте двинулась на юг и мы направились за ней. Мы гнали изо всех сил весь день, в конце-концов добравшись до подходящего для ПДБ места, примерно в двадцати километрах к северу от границы. Мы спешились, устроились поудобнее, и стали ждать следующего пакета приказов, не сводя глаз и ушей со всего, что напоминало самолет.

Понедельник пришел и ушел странным образом. Судя по тому, что мы могли продолжить из наших радиоприемников и обрывков информации, которую мы получали из штаба полка, бои за Кувейт шли где-то к юго-востоку от нас. Больше не было необходимости маскировать наши машины — на самом деле, та штука с самолетом, которая едва не произошла и теми самолетами, что мы видели, давала единственный шанс не быть испаренными собственной стороной, это быть как можно более открытыми в том где и чем мы были.

После месяца совершенно секретных операций было крайне странно стоять лагерем в бескрайней иракской пустыне, не имея для защиты ничего более существенного, чем пара парней в карауле и чертовски большой "Юнион Джек" в середине.

Мы провели это время слоняясь, спя и сидя кружком, слушая Всемирную службу новостей BBC. Мы также разбились на банды. Каждый человек тяготел к той группе, с которой у него сложилась особенно тесная связь в ходе кампании. Крис и Кит сидели у "Унимога", пили чай и болтали о всякой ерунде. Алек и Роджер торчали возле машины Роджера, разговаривая о футболе, собачьих бегах, биллиарде, игре в кости, и любом другом виде спорта, о котором Роджер хотел бы поговорить и возможно, сделать ставку. Что касается нас, то мы, как правило, дрейфовали между машиной Таффа, Тони и моей собственной.

Контраст с нашими первыми днями по ту сторону границы не мог бы быть более заметным. Тогда порядок и аккуратность были в порядке вещей — вы заканчивали со своим спальным мешком, немедленно укладывали его в багажник и убирали в машину на тот случай, если вам понадобилось бы поспешно уехать. Сейчас не было маскировочных сетей, и не было ничего необычного в том, что бы увидеть спальные мешки и предметы одежды повсюду, что бы они могли проветриться. Со временем погода улучшилась и атмосфера стала довольно приятной. Пейзаж был почти таким же, как и во время всей кампании; плоский, каменистый и пыльный, с редким намеком на растительность. Мы конечно, выставляли часовых, но если противник пришел за нами, мы бы засекли его примерно за десять километров.

Ник, Том, Джефф и я, провели много времени с Тони, Фрэнком, Баззом, Таффом, Дином и Джорджем. Мы по очереди играли в покер единственной колодой карт Дина, рассказывали друг другу истории о безумных временах до и во время "Бури в пустыне". Мы также слушали BBC, что бы узнать новости о войне. Большинство из нас были горячими сторонниками Маргарет Тетчер и довольно часто упоминали о неудачном времени ее ухода из политики в преддверии конфликта. Мы все были уверены, будь Мэгги вместо Джона Мейджора все еще на своем месте, то мы были бы в Багдаде, прочесывая улицы — и бункеры, которые лежали под ними — в поисках Саддама и его корешей.

После постоянной жизни на грани, наш аппетит к балагану и дурачествам в значительной степени себя исчерпал. Едва ли не единственная шутка, на которую у нас еще оставались силы и время, это были розыгрыши с новостями. И всегда это проделывалось с экипажем Таффа, в котором ни у кого не было радиоприемника, что в итоге сделало их принимающей стороной.

Типичный розыгрыш с новостями выглядел примерно так. К месту, где сидела большая часть из нас, попивая чай или играя в карты, подбегал Базз и говорил:

— Черт! Вы никогда не догадаетесь, что только что сказали в новостях.

На что мы отвечали (большинство было в курсе):

— Что? Давай, выкладывай.

— Джон Мэйджор только что был пойман с поличным на какой-то элитной шлюхе. Правительство вот-вот падет. Коалиция рушится, а все потому, что Джон не мог удержать свой фитиль сухим.

В этот момент Тафф поднимал голову и говорил:

— Нет! Я в это не верю!

Базз энергично кивал:

— Вот прямо сейчас, дружище. Это абсолютная правда.

Он выглядел таким серьезным, что даже я, несмотря на то, что был вовлечен в этот жалкий розыгрыш, почти в него поверил.

Те, кто не был вовлечен в этот номер, разделились во мнениях между теми, кто думал что премьер-минстр был полным идиотом, что бы подвести свою сторону в этот критический момент истории и теми, кто думал, что он был не таким уж плохим типом, в конце-концов.

— Ну и черт с ним — подводил итог Тафф. — Старина Джон. Я и не подозревал, что он способен на такое.

Просто удивительно, как много вариантов этой шутки мы могли сыграть с Таффом и все же заставить его поверить вам.

После тридцати шести часов, когда все еще не было никаких признаков что о нас помнили, мы начали сходить с ума. Желание что-то сделать, или просто вернуться домой, убивало нас. Удивительно, но единственный человек, который, как мы думали, придет в бешенство от всей этой бездеятельности, как раз этого не сделал. Роджер обходил машины, дружелюбно болтая о том, как проходит командировка, и рассказывая бесконечный поток забавных историй. Когда ему не нужно было возглавлять балансирующую на острие ножа кампанию сил специального назначения против коварного и изощренного врага, он был отличной компанией; хороший парень, что бы быть рядом.

К началу среды, когда наземная война получила впечатляющий размах, мы получили последние новости с ПОБ. Мы должны были оставаться на месте до тех пор, пока военные действия не будут завершены официально, с чем-то вроде надлежащего заявления о капитуляции. Без этого никто не знал, на какие трюки может пойти Саддам. Штаб полка хотел, что бы по крайней мере один эскадрон был размещен за границей, готовый к непредвиденным обстоятельствам. Этим эскадроном были мы. Так что, пока все не будет стерто в пыль, все что мы могли сделать, это продолжать сидеть и ждать. Хуже всего было то, что оба полуэскадронных конвоя эскадрона "D" уже переправились на ту сторону.