Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Действующая часть


Жанр:
Опубликован:
14.01.2020 — 14.01.2020
Читателей:
1
Аннотация:
Мемуары старшего сержанта горного отряда эскадрона "А" 22-го полка SAS ВС Великобритании о командировке в Ирак в ходе операции "Буря в пустыне" в 1991 году.
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Действующая часть



Кэмерон Спенс



Действующая часть



SABRE SQUADRON


Словарь

AFV — Armoured Fighting Vehisle — ББМ — бронированная боевая машина, бронетехника.

B-52 — Heavy US Air Force bomber — тяжелый бомбардировщик американских ВВС.

Cannon — Motor bike — мотоцикл.

CFSG — Close Fire Support Group — группа непосредственной огневой поддержки, ГНОП.

Chinook — US-made heavy transport helicopter — Боинг CH-47"Чинук", тяжелый транспортный вертолет американского производства,

Crap-hat — Para nickname for infantryman — "Дерьмошляпы", презрительная кличка британских десантников для всех остальных родов войск и видов вооруженных сил.

C-130 — Veteran RAF four-engined tramsport aircraft, built in USA — Локхид С-130 "Геркулес", ветеран КВВС (в производстве с 1954 года), четырехмоторный транспортный самолет средней и большой дальности американского производства.

Endex — End of exercise or misson — "Эндэкс", конец учений или боевого задания.

Exfil — Exfiltration or extraction of personell or equipment, usually covertly — эксфильтрация или эвакуация личного состава или техники, обычно скрытная.

FOB — Forward Operating Base — ПОБ, передовая оперативная база.

Four Tonner — Britsh Army Bedford truck — Четырехтонник, британский армейский грузовик производства фирмы "Бэдфорд".

FSG — Fire Support Group — Группа огневой поддержки.

F-16 — US multi-role fighter aircraft — Американский многоцелевой истребитель "Дженерал Дейнамикс" F-16.

GAZ — Russian-made jeep — Сделанный в России джип. В данном случае, речь о полноприводном автомобиле советского производства "УАЗ" модель 469.

GIAT — French-made heavy-calibre gun — французская малокалиберная автоматическая пушка.

Gonk — Sleep, rest — пересып, отдых.

GPS — Global Positioning System; satellite-based navigation aid — Глобальная система позиционирования, спутниковая навигационная система.

Green army — Regular Army — регулярная "зеленая" армия.

IR — infra-red — инфракрасный (диапазон).

LSRV — Landing Site Rendez-Vous — посадочная площадка.

LTD — Laser Target Designator; device used to direct air-launched laser-guided weapons onto target — ЛЦУ, лазерный целеуказатель; устройство для наведения на цель авиационного оружия "Воздух-земля" с лазерным наведением.

LUP — Lying-Up Position — строго говоря, лежка или дневка. В данном случае переведено как Пункт Дневного Базирования, ПДБ.

Maggot — sleeping bag — жаргонное название для спального мешка, "личинка".

MATS — Remote-controlled aircraft, used as target for gorund-to-air weapons training — радиоуправляемый самолет-мишень, используемый для учебных стрельб зенитными ракетами.

MILAN — European-made antitank missile — франко-германский ПТРК "МИЛАН" 2-го поколения, в данном случае MILAN2 с тепловизионным прицелом MIRA-2

MIRA — Milan Infra Red Attachement; special night-sight for MILAN missile — тепловизионный прицельный комплекс ПТРК MILAN.

Mk19 — Grenade-laucnher — американский автоматический станковый гранатомет Mk 19 калибра 40х53 мм с ленточным питанием.

M16 — semi-automatic rifle — американская автоматическая винтовка М16. Закупалась в различных вариантах (в том числе, полуавтоматическом, AR-15) Великобританией для армии (использовалась преимущественно в тропической местности) и сил специального назначения. SAS использовали как полноразмерный вариант винтовки, так и укороченные карабины.

M202 — Incendiary round — американский легкий реактивный огнемет М202 Falsh

NAPS — Pill administered to Coalition troops to counter effects of chemical and biological warfare — таблетки, выдаваемые войскам Коалиции для противодействия химическому и биологическому оружию.

NBC — Nuclear Biological & Chemical (warfare) — радиационное химическое и биологическое (оружие), РХБЗ (средства защиты)

OC — Officer Commanding — командир подразделения уровня роты, Эскадрона или батареи в Армии, Королевской Морской пехоте, военизированных организациях Великобритании или Содружества. Обычно капитан или майор. Соответственно CO (Commanding Officer) — это командир полка или батальона, обычно подполковник или полковник.

PNG — Passive Night-vision Googles — пассивный (т. е. не использующий ИК-подсветку) прибор ночного видения в виде очков, ПНВ.

Rodney — Like a Rupert, only more so — Родней, то же что и Руперт, только еще хуже. Прозвище для офицеров, отличающихся крайним высокомерием, заносчивостью и прочими "приятными" чертами с точки зрения рядового и сержантского состава. Сравнимо с отечественным "шакалы".

RV — Rendez-Vous — место встречи, пункт сбора.

RQMS — Regimental Quartet Master Sergeant — полковой квартирмейстер, т. е. начальник службы тыла полка.

RSM — Regimental Sergeant Major — полковой сержант-майор. Самый старший унтер-офицер полка.

Rupert — Lower rank's nickname for officer; somewhat derogatory — Руперт, прозвище для офицеров; слегка уничижительное.

Sat-nav — Satellite navigation system — спутниковая система навигации, GPS.

Two i/c — Second in command — заместитель командира.

T-72 — Russian-made Iraqi main battle tank — Т-72, иракский основной боевой танк советского производства.

Unimog — 4 by 4 Mercedes Benz, used as support vehicle — полноприводной универсальный грузовой автомобиль "Унимог" производства фирмы "Мердседес-Бенц", использовался конвоями SAS в качестве машины снабжения.

Victor — Codename for Regiment's Forward Mounting Base in Saudi Arabia — передовая база 22-го полка SAS в Саудовской Аравии, известная под кодовым именем "Виктор".

Victor 2 — Iraqi communications relay post for control Scud missiles — иракский коммуникационный узел под кодовым именем "Виктор 2", служивший для управления ракетами "Скад" (советская жидкостная одноступенчатая баллистическая ракета Р-17 (индекс ГРАУ 8К14) ракетного комплекса оперативно-тактического назначения 9К72 "Эльбрус).

.50 — Heavy calibre machine-gun — .50-й, крупнокалиберный (12,5 мм) пулемет системы Браунинга М2.

110 — Long wheelbase Landrover — легковой автомобиль повышенной проходимости "Лендровер Дефендер" производства британской компании Land Rover с колесной базой 110 дюймов.

203 — M16 rifle with 40-mm grenade-launcher attachmenr — 203-й, винтовка М16 с установленным подствольным 40-мм гранатометом М203.

Пролог

Я проснулся, едва услышал это слово. Голос Базза был низким и хриплым, но он звучал в моем измученном мозгу словно сирена.

— Подъем, подъем. Противник.

Перед тем, как я открыл глаза Том тряхнул меня. Три раза, сильно. Ему не стоило беспокоиться. За секунду я перешел от забытья к полному выбросу адреналина. Я сбросил свой спальный мешок — свою "личинку" — и схватил свою разгрузку, которую использовал в качестве подушки. В ней было все, что требовалось мне в первую очередь: магазины, гранаты, пара фляг с водой, еда и моя жестянка с набором для выживания.

Яркий солнечный свет пробивался сквозь маскировочную сеть и бил мне в глаза. Потребовалась секунда, что бы найти мою М16 и еще одна, что бы накинуть разгрузку на плечи. Проделывая это, я почувствовал лихорадочные движения слева, когда Джефф пробудился к действию. Я спал рядом с передними колесами, Джефф занял место у задних. Оба защищали от безжалостного ветра и песка.

Сон. Целую жизнь назад.

Смех. Болтовня. Чай и сигарета, прежде чем я улегся, что бы отдохнуть. Это были мои последние воспоминания. Теперь мы были в рамках драмы — той, которую я, черт возьми, не понимал. Я чувствовал себя беспомощным, переполненным желания узнать, что происходит. Но дисциплина победила. Сначала о главном.

Я закинул свой спальник в "Берген" и закинул эту гору в кузов машины. На краю моего поля зрения возникла суета телодвижений, когда Джефф, Том и Ник сделали то же самое.

Судя по его позиции, я предположил что Ник должен был быть у кормы машины, заваривая чай, когда поднялась тревога. Том был с другой стороны, вероятно чистя свою М16. Он, должно быть, блохой перепрыгнул через капот, что бы добраться до меня. Угол, под которым он сейчас целился, по крайней мере дал мне представление о направлении угрозы.

Держа М16 в правой руке, я присоединился к нему. Четыре туловища толклись, пытаясь пристроится под камуфляжной сетью, девять десятых которой было занято машиной.

Надо мной Ник запрыгнул к гранатомету Mk19 и откинул рычаг запора, потянув его вниз и вправо с ужасающим "керк-кланк". Воюя с сетью над его головой, он развернул тяжелое оружие поддержки на 270 градусов, распинывая рюкзаки по сторонам, что бы получить свободу передвижения. Позади меня Джефф закидывал в багажник машины горелку, набор для чая, несколько кружек, канистру и остатки завтрака. Затем он запер багажник.

Тишина. Мы были готовы.

Все это заняло у нас около двадцати секунд. И за это время никто не произнес ни слова.

Теперь я почувствовал свое сердце. В груди стучало так, будто она сейчас взорвется. Притормози Кэмерон, приятель. Если вам нужно начать стрелять, лучше при этом целиться, иначе мы все можем выбросить на ринг полотенце и покончить с этим.

Дыши медленно, равномерно, замедли свой пульс, что бы привести себя в работоспособное состояние.

Не отрывая взгляд от горизонта, я потянулся за биноклем, который всегда держал под командирским креслом. Справа от себя я услышал, как Том застегнул пряжку своей РПС (ременно-плечевая система, разгрузка — прим. перев.), слегка скрипнув М16, когда магазин коснулся капота.

Я ожидал услышать грохот двигателей, лязг танковых гусениц; что-то такое, что придаст угрозе весомость и дистанцию. Но все что я слышал. были ветер и хлопки камуфляжной сетки. Это было настолько близко к тишине, как никогда, с тех пор как мы пересекли границу на заднем дворе Саддама.

Дерьмо.

Это может означать, что рота Республиканской гвардии идет за нами пешком.

Нервы в моем животе натянулись.

— Что у нас тут? — спросил я, поднося к лицу бинокль. Мне потребовалась секунда, что бы настроить фокус на бесконечное плоское пространство пустыни за пределами камуфляжной сети.

Прежде чем Том ответил, я прокрутил в голове то, что уже знал. Базз выполнял роль передового поста для машины Тони. Машины Тони, Таффа и моя были сгруппированы на 30 -метровом отрезке, в нескольких метрах от остальной части конвоя. Там, растянувшись в 150-метровую дугу, остальные три "Лендровера" занимали позиции для защиты "матки" снабжения на "Унимоге". Погода стояла ясная. Видимость была хорошей — до девяти-десяти километров этой унылой местности. Они должны были находиться в коме, что бы не заметить то, что привлекло внимание Базза.

— Вражеская машина — ответил Том. — Это все что сказал Базз.

Варианты были бесконечны. Что это за машина? Была ли она одна или были и другие? Было ли это отдельное выдвижение или последний ход в тщательно продуманной последовательности маневров, приведшие к нашему успешному окружению?

Именно тогда я вспомнил слова нашего командира. Мысленно подготовьтесь к худшему. Если дерьмо попадет в вентилятор, домой вы не вернетесь.

Я похлопал по пистолету на моем ремне, что бы проверить, там ли он еще. Если случится самое худшее, я ни за что не позволю им меня взять.

Я ткнул Тома локтем под ребра.

— Смерть или слава, э?

— Заткнись нахрен, Кэмми и слушай.

— Черт возьми, приятель, но...

А потом мы увидели его, пересекающего наш фронт примерно в 700 метрах от нас. Из-за дистанции и дымки было трудно понять, что это такое, но выглядело как одна из служебных машин советского производства, большой вездеход, под названием "ГАЗ". На этот раз брезент был натянут, так что непонятно было сколько людей внутри. Может, там был только водитель, а может и полдюжины вооруженных до зубов солдат.

Джип начал замедлять ход. Они мчались по пустыне, ничего не наблюдая мили, пока на чистом горизонте не нарисовались семь курганчиков. Конечно, черти бы их побрали, они сбавили скорость. Оставались два больших вопроса: за кого они нас принимают? И остановятся ли они? Я чувствовал, что Том хочет, что бы "ГАЗ" проехал мимо. Но в то же время я знал, что он думает о том же, о чем и я: если они не пришли к каким-то вполне очевидным выводам, они заслуживают, что им настучали по их чертовым головам.

Через пятьсот метров, после того как мы его заметили, джип остановился. Ник и Том выругались. В трех метрах от меня раздались приглушенные ругательства — слабое эхо — от машины Таффа. Все это быстро приобретало дурной оборот.

"ГАЗ" оставался на месте, двигатель работал на холостом ходу, его пассажиры наблюдали за нами с безопасного расстояния. Мысли лезли мне в голову. Возможно они вызывают подкрепление. Или удар с воздуха. Секунды тикали. Напряжение было невыносимым.

— Может, они просто свалят нахрен — сказал Том.

Я знал, что он верит в это не больше меня.

Стояние продолжалось. Я не знаю, как долго "ГАЗ" оставался там. Это могло быть две минуты, и десять.

Том крался вдоль капота, пока не оказался у колеса, возле которого я спал. Краем глаза я заметил, что он занял огневую позицию прямо за гранатометами на переднем бампере.

Внезапно джип тронулся с места. На мгновение показалось, что они решили ехать дальше, но водитель просто медленно поворачивал. Через пять секунд "ГАЗ" уже мчался на нас.

Из-под маскировочной сети раздалось хором "Говнюки!". Я присел на корточки за передком нашей машины, опершись локтями о капот, мой взгляд был направлен на приближающийся столб пыли.

Позади меня развернулась бурная деятельность, когда Ник заряжал Mk19, загоняя гранату в патронник рукоятью заряжания. Mk19-й это большое оружие, но со своими огромными руками, Ник всегда управлялся с ним с легкостью.

— Я зайду сзади — прохрипел Джефф — Если эти черти явятся пошуметь, я их обломаю.

— Проследи, что бы они не удрали — сказал Том уголком рта.

Я полуобернулся туда, где был на позиции Джефф. Он сидел на корточках у заднего бампера.

— У тебя же есть белый фосфор, да?

Он мрачно кивнул. Граната, снаряженная белым фосфором, мгновенно поджигает все в радиусе 25 метров. Это было как раз тем оружием, которое требовалось в этой ситуации. Закинь белый фосфор в корму этой штуке и у нее не будет ни единого шанса. Но сначала Джефф должен будет добраться до нее. И потом, он должен будет убедиться что эта чертова штука попадет в цель. Если он промахнется, мы действительно окажемся в дерьме.

Джип равномерно двигался к нам, оставляя за собой хвост пыли. Дело было уже не в том, гасить ли эту штуку, а когда. Примерно в 200 метрах от нас у водителя был выбор: повернуть на нашу группу сетей или на группу с "Унимогом". С растущим чувством, что все это было каким-то образом предопределено, я наблюдал, как водитель поворачивает руль в нашу сторону. Он был хорошо виден за забрызганным грязью лобовым стеклом.

Каждый взял приближающийся "ГАЗ" на прицел. Было еще кое-что, что я должен был знать, прежде чем мы окажемся в дерьме-или-бей и беги. Не отводя глаз, я тихо позвал Ника.

— Ты видишь там что-нибудь еще или это все?

— Ничего, приятель. Но это не значит, что там его нет — ответил он.

Теперь я посмотрел на него, но говорили мои глаза. Чертовски верно. "ГАЗ" остановился в десяти метрах от наших сетей, в вихре песка и пыли.

Никто из нас не шевелил ни единым мускулом. Мое последнее воспоминание о Нике, было мимолетным взглядом на его огромную голову, когда он наводил Mk19 на корпус машины. Вены на его шее вздулись и пульсировали. Он выглядел страшным как грех. Теперь, за пылью и насекомыми, покрывавшими ветровое стекло, я разглядел пару лиц — и что-то еще, более светлое в тени, что вполне могло быть третьим. Невозможно было сказать, есть ли там еще люди. Я должен был предположить, что они там были. Десять метров — это не далеко, но достаточно прилично. Джеффу пришлось бы преодолеть это расстояние как Линфорду чертову Кристи, если под брезентом были солдаты. Они не должны были связаться по рации, не говоря уже о том, что бы развернуться и свалить.

Еще чуть-чуть тишины. Наш 110-й был подобен капкану, удерживаемому тонкой нитью. Малейшая вещь могла заставить нас действовать.

Дверь водителя открылась и ветер хлопнул ей о борт джипа. Из машины вылезли двое иракцев. Я взял парня, который сидел на пассажирском сиденье и наблюдал через прицел за его глазами. Реакции глаз дают вам мгновенное предупреждение, о чем сейчас думает мозг за ними. Хотя я не мог разглядеть его знаков различия, что-то инстинктивно подсказывало мне, что он офицер, причем старший.

Я следил, как он переводит взгляд с одной, укрытой сетями машины, на другую. Его водитель двинулся к Тони, третьему в нашей группе, но перед офицером стоял другой выбор: Тафф или я.

Я знал что парни по соседству тоже держат этих ребят на прицеле, но это ни хрена не облегчало задачи.

Он сделал несколько шагов по направлению к нам, затем остановился. Мой палец напрягся на спусковом крючке. Он повернулся и что-то сказал водителю. Теперь тот тоже остановился и обернулся. Они посмотрели друг на друга, потом снова повернулись к "ГАЗу".

Дерьмо. Возможно, они нас заподозрили. Я почувствовал мгновенный приступ недисциплинированности. Хотелось поливать эту чертову штуку автоматическим огнем. Но я сдержался. Эта вещь еще не была разыграна. Они дошли до своих дверей, открыли их, затем нагнулись и что-то взяли. Я ожидал, что офицер вернется с оружием в руках, или, что еще хуже, с гранатой. Вместо этого он достал потертую каску. Как и его приятель. Холодное облегчение в ситуации, которая ухудшалась с каждой секундой. Я подумал: тебе понадобится больше, чем чертов шлем, дружище. Этот парень был в паре секунд от встречи со своим Создателем, и он беспокоился о своей внешности.

Оба военных надели свои каски, поправили их и вернулись на прежний курс. Офицер направился прямо к передку моей машины. На мгновение, я был поражен нашими затруднениями. В одно мгновение я сложил эту головоломку. Мы были в 200 километрах позади вражеской линии фронта. Горстка потрепанных на вид машин отсиживалась посреди огромной и враждебной пустыни. Кем мы могли быть еще для этих людей, кроме как их однополчанами?

Может, они думали, что мы спим. Может быть, они думали что это какая-то игра. Последнее, что могло прийти им в голову — это то, что мы были командой поиска и уничтожения из SAS, прибывшей посеять хаос в их тылу. Я слышал биение своего сердца в моих ушах, чувствовал тонкую пленку пота под пальцем на спусковом крючке. Я следил за глазами парня, когда он добрался до сети. Теперь он был не более чем в трех футах от нее. На мгновение он остановился, но это была просто заминка: он искал вход.

Я выровнял дыхание, а затем остановил его.

Иракец наклонился и поднял сетку. Он наклонился, поднимая ее над головой, бормоча при этом божбу, адресованную Аллаху. Он был внутри нашего НП, когда выпрямился, увидев что я смотрю на него поверх ствола своей М16 и замер.

Тогда-то и началась стрельба.

Глава первая

Я услышал о вторжении в Ирак на высоте 23 000 футов. Многие помнят, где они были 2 августа 1990 года. Что касается меня, то я висел на склоне горы, близкий к осуществлению мечты всей своей жизни — стоять на вершине мира. SAS разрешила мне присоединиться к гражданской экспедиции. Я был страстным альпинистом и решил заработать себе место в команде, выбранной для финального штурма Эвереста, который должен был состояться весной следующего года.

Сам штурм имел интересный поворот — то, что меня особенно привлекало. Он включал в себя тройную атаку на вершину, момент для размышления на вершине, а затем спуск на парапланах с вершины мира. В принципе, план состоял в том, что бы раскрыть наши парашюты и шагнуть со склона горы в пропасть.

Практически, летняя экспедиция, в которой я оказался в 1990 году, включала в себя восхождение в связке на горы Шишабангма и Чо-Ойю — последняя является третьей по высоте вершиной в мире.

На второй день августа, Эверест был уже близко. Я мог его видеть. Больше всего на свете, мне хотелось принять участие в восхождении на следующий год. Но это было до того, как Саддам разработал планы на Кувейт.

День, по гималайским меркам, начался нормально: я встал, поел и заварил чай, еще до того, как снег подтаял и солнце начало освещать склоны. Я выплеснул остатки чая в заполненный облаками каньон под моей палаткой и повернулся к вершине. Последний участок маршрута выглядел пакостно: твердый лед под крутым углом; единственный выступ, если что-то пойдет не так, это 800-футовый ледяной уступ, уходящий в кучу уродливых трещин на скальном склоне под ним.

Шесть часов, предшествующих моему возвращению в базовый лагерь, требовали от меня полной сосредоточенности. Задача на сегодняшний день состояла в том, что бы перетащить кучу припасов в Базовый Лагерь 2, расположенный вблизи от вершины. Я уже был близок к тому, что бы поставить под угрозу свое место в экспедиции. Я не хотел снова все испортить.

Мы были на высоте около 22 000 футов и уже неделю в путешествии. И тут в первый раз она подкралась ко мне. Усталость, ведущая к усталости которой я никогда не знал. Я чувствовал себя совершенно разбитым, но до этого был очень уставшим и решил что справлюсь. Затем началась водянка. Это одно из самых мучительных ощущений боли, которое я когда либо испытывал. Тебе так хочется в туалет, что можно заплакать. Но вы даже этого не можете сделать, потому что ваше тело цепляется за каждую каплю влаги — пот, мочу, слезы, что угодно. Мне дали кислород и через день или два я был снова в порядке. Диагноз был прост. Высотная болезнь. Я слишком сильно напрягался, в то время как мое тело не акклиматизировалось. Чертовски глупо. Никто так не злился как я. Меня больше всего беспокоило то, что я потерял свое место на восхождении в следующем году.

Я посмотрел вниз с ледяного уступа. Один промах — и я навсегда останусь на леднике. Я много лет занимался альпинизмом и по какой-то извращенной причине падение никогда не вызывало у меня страха. Я взглянул на возвышавшуюся надо мной скалу и очертания Эвереста за ней и позволил себе немного расслабиться. После моей ошибки вначале, все начало выглядеть лучше. Если повезет, думал я, у меня есть реальные шансы пройти в следующий раунд.

Я был уставшим, когда наконец вернулся в базовый лагерь и включил новости. Прослушивание новостей Би-Би-Си было частью ежедневного ритуала. Напоминание о домашних делах. И, напоминание что в этом мире все еще есть гребаные безумцы.

Моей первой реакцией на известие о вторжении Ирака был шок. Второй — желание вернуться домой. Я мог представить себе оживление в Херефорде, сплетни в комнатах отдыха, шум и волнение.

Это был шанс для настоящей работы. Возможность применить на практике все полученные знания. Я всегда сожалел, что пропустил Фолклендские острова, но не надо было быть ученым-ракетчиком, что бы понять, что тут потенциально больше возможностей. Была конечно, одна маленькая проблема. Я застрял тут. Внезапно, я забыл про Эверест. К черту Гималаи, мне нужно было вернуться домой.

Если бы не Гарри Тейлор, я бы рехнулся. Гарри был руководителем экспедиции и бывшим сержантом SAS. Он был альпинистом всю свою сознательную жизнь. Его пухлое лицо противоречило его худощавому телу, находившемуся в редкой даже для SAS физической форме. Гарри служил в Эскадроне "B" до своего ухода из Полка пять лет назад. Ему было только около тридцати, но он уже накопил богатый опыт в горах и за их пределами. Он уже был в нескольких экспедициях в Гималаи, как в составе Полка, так и в гражданских путешествиях. В прошлой несколько парней получили тяжелые травмы, а двое погибли. Гражданская экспедиция не смогла добраться до вершины. Так что теперь, Гарри был зависим. Это было видно по его глазам. Гарри вероятно умрет в горах, потому что, как наркоман, он не сможет отказаться от этих чертовых штук. Закончив одно восхождение, он поднимется на следующую вершину, а затем на следующую, и так одну за другой.

Возможно, из-за своей собственной зависимости, Гарри понимал мою патологическую потребность вернуться; вернуться к работе, к которой я готовился с тех пор, вступил в ряды Специальной Авиационной Службы восемь лет назад.

В течении нескольких следующих недель мы много говорили, обсуждая все военные варианты, которые, как мы предполагали, будут доступны планировщикам Уайтхолла и Пентагона. Составление собственных планов было интересным упражнением для ума, но что еще более важно, оно не давало мне рехнуться.

Недели тянулись мучительно медленно. Когда наконец, пришло время прощаться, прощальные слова Гарри были точны и просты.

— Ты везучий ублюдок, Кэмми. Удачи тебе, приятель.

Мы пожали друг другу руки и я повернулся к крутой, усыпанной осыпями тропинке, которая в конце-концов привела меня в Херефорд.

— Увидимся, когда вернешься! — крикнул мне вслед Гарри.

Шесть месяцев спустя, эти слова будут снова последуют за мной. Но тогда, когда я заставлял себя не бежать трусцой вниз, по склону горы, я мог думать только о том, что ждет меня впереди, а не о людях, которые уже не вернутся.

Хорошо было вернуться обратно, к ребятам. Но это тоже было странно. Два дня назад я дышал разреженным кислородом Гималаев. Потребовалось двенадцать часов, что бы спуститься с гор пешком и на яке; еще пятнадцать часов, что бы добраться до Лхасы на полноприводном автомобиле. Оттуда мы целый день летели самолетом до Лондона, а оттуда на автобусе в Херефорд. В конце концов, через три недели после того, как войска Саддама растоптали Кувейт, я снова был в Стирлинг-Лайнс и рвался туда.

Вот только все было не так просто. В течении двадцати одного дня в Полку кипела активная деятельность по подготовке к встрече с иракской угрозой. Войска Саддама все еще вливались в крошечное нефтебогатейское государство, откуда они могли двинуться куда угодно в Заливе. Саудовская Аравия, оплот интересов Запада на Ближнем Востоке, могла пасть следующей. Не важно, что я почти два месяца не видел никого из своих корешей. Дерьмо летело и я должен был в него вписаться.

В три часа была съемка фотографии всего Эскадрона и я получил указание быть там, с бородой и всем прочим. После того как я месяц не брился, выглядел я хуже бродяги. Тем временем я занялся делом, возвращая на склад свое горное снаряжение и урывками разговаривая со всеми ребятами, с которыми только мог.

В том, как люди двигаются по базе, обычно чувствуется целеустремленность, особенно во время подготовки. Но тут все было по другому. Куда бы я не посмотрел, парни были вовлечены в маленькие проекты, связанные с Кувейтом. Я перемещался между ними, заглядывая через плечо, стараясь не быть навязчивым. Ночь через месяц ожидания и я уже чувствовал себя как запасной хрен на бар-мицве. Стив, глава воздушно-парашютного отряда, огромный парень, выглядевший как персонаж романа Свена Хасселя, суммировал то, что я чувствовал.

— В конец очереди, Кэмми — сказал он, хлопнув меня между лопаток и направляясь на очередной инструктаж. — Ты это пропустил, приятель.

В Эскадронах SAS есть четыре отряда: горный, воздушно-парашютный, мобильный и лодочный. Как сержант горного отряда, я не мог не ответить.

— Я не ожидал увидеть на этом вызове никого из вас, мальчики из Олдершота, Стиви. Армия Саддама, должно быть большая куча придурков, чем я думал. (Aldershot boys в оригинале — намек на место постоянной дислокации британского Парашютно-десантного полка. Прим. перев.)

Он рассмеялся.

— Ну вам-то, дерьмошляпам, это хорошо знакомо, а? (Crap-hat в оригинале — унизительное прозвище, которое десантники употребляют в отношении всех остальных военнослужащих британских вооруженных сил. Кроме коммандос морской пехоты — для них припасено прозвище "капустноголовые" — прим. перев.)

Черт. Первый раунд за десантурой.

Я решил проверить почту: счета и остальное дерьмо, которое накапливается, когда вы уезжаете достаточно надолго. Когда я пересек центр комплекса, активность продолжалась. Каждый свободный клочок земли был занять большими громоздкими коричневыми контейнерами, в которых хранится 99 процентов необходимого для вашего существования. Нужна была война, что бы все это вытащили наружу. Куда бы я не посмотрел, повсюду укладывали и готовили снаряжение.

Именно тогда я увидел пару знакомых лиц сквозь организованный хаос; Том и Джефф пересекали территорию комплекса, каждый с планшетом под мышкой. Судя по направлению, куда они двигались, они шли к Кремлю, самой защищенной части анклава Полка. Именно здесь все собирались, когда мы планировали что-то большое. Том поднял голову, увидел меня и толкнул Джеффа локтем. Они подошли ко мне.

— Черт меня побери — заявил Том со злобной ухмылкой на лице — Мы готовимся выбить дерьмо из иракской армии, а они запустили сюда одного из своих шпионов, что бы тот поглазел.

Том был отличным солдатом, одним из лучших, кого я когда-либо видел. Четыре года назад я помогал ему тренироваться для поступления в Полк. Его главными недостатками был ужасный вкус в одежде и факт, что он был бывшим десантником, о чем никогда не забывал, особенно, если твой родной полк был пехотным, как мой.

Они начали осматривать меня с ног до головы. Том потеребил мою растительность на лице. Джефф своротил нос и притворился, что его тошнит. Я довольно смуглый — видимо, из-за кельтского происхождения — так что я пропустил шутку Тома мимо ушей. Но я отвесил Джеффу подзатыльник. За годы службы в полку, бывали времена когда я вонял и похуже.

Оба разразились смехом. Мы пожали друг другу руки. Было приятно снова увидеть их.

Как правило, вы общаетесь с парнями в своем отряде. Кроме профессионализма, я полагаю, вас больше ничего не связывает. Но есть и другая стайка парней; люди, которые популярны потому что они забавны, остроумны, или что-то еще, и очень профессиональны. Том и Джефф не были из горной группы. Они относились ко второй категории. Джефф был "киви", с которым я познакомился несколько лет назад, когда работал по обмену с новозеландской SAS. Джефф, подобно мне, был "дерьмошляпой" — то есть, его первый полк тоже был пехотным.

Они не могли долго здесь торчать. Они должны были прибыть в Военный зал для проведения инструктажа по оценке целей, который мог начаться в любой момент. Это, как я выяснил, неумолимо продолжалось с начала вторжения. Список целей был длинным. Электростанции, командные пункты, бункеры управления, аэродромы — все ключевые объекты внутри Ирака, имеющие хоть какое-то стратегическое значение, были выделены планировщиками Полка как требующие особого внимания на случай, если мы получим приказ отправиться туда и их уничтожить. Том и Джефф не выдали мне никаких коммерческих секретов, когда сказали что их целью на сегодня была гидроэлектростанция где-то в горах к северу от Багдада.

Мое ощущение изоляции усилилось, и я думаю, Том видел это, хотя я изо всех сил старался выглядеть беззаботным.

— Не волнуйся — сказал он. — Здесь еще полно всякого. Иди домой и соскреби это дерьмо со своих щек. Скоро начнется шоу.

Он повернулся, что бы догнать Джеффа, который продолжил свой путь к Кремлю, а затем, помолчав добавил:

— Кстати, дерьмошляпа...

Я устало хмыкнул, готовясь к очередной порции шуток о моем "лебеде" в Гималаях.

— Добро пожаловать обратно, дружище — сказал он.

В тот вечер я снова увидел Джейд, впервые за два месяца. Мы не женаты, хотя мы вместе уже много лет и планируем когда-нибудь пожениться. У нее двое детей — Аарону одиннадцать, и Джейме пяти лет — от неудачного брака. Они сорванцы, и я люблю их, как своих собственных. Они оба еще не спали, когда я наконец вырвался из Стирлинг-Лайнс и вошел в дверь. В течении нескольких следующих часов, пока они не легли спать, мы сидели и болтали о том, что они делали, а затем о том, что я делал и видел за последние несколько месяцев. Наконец, Джейд отдала приказ идти в кровать и после шквала пронзительных демонстраций протеста, дом погрузился в тишину.

Джейд пяти футов росту, среднего телосложения, с длинными каштановыми волосами. Она валлийка и очень красивая. У нас были свои взлеты и падения на протяжении многих лет, но она была моей лучшей подругой, я любил ее и она знала это. Для меня армия была образом жизни с тех пор, как я себя помню. В шестнадцать лет я записался в армию мальчиком-солдатом в полк Королевы, при первой же возможности. Я прошел отбор в SAS вскоре после Фолклендской кампании в 1982 и с тех пор был готов быть на каждом развертывании в забытых Богом местах в мире, в любой момент времени. Вдобавок ко всему, есть масса учений, многие из которых за границей, на которые вас посылают каждый год. Для меня это половина причины, по которой я делаю эту работу. Но для тех кто женат на системе, это нелегко, и я думаю, что это объясняет высокий процент разводов среди личного состава Полка. По крайней мере, Джейд была из семьи военных, так что для нее это было не в новинку. Неважно, насколько хорошо прошла командировка на которой я был, достаточно того, что я вернулся.

Мы болтали, целовались и болтали снова, пока не упали в изнеможении в постель где-то на рассвете. Ночью я просыпался в мокром поту, хватаясь за живот и ловя ртом воздух, я никогда не знал, когда мне приснится сон, который жил со мной уже лет десять или около того, но каждый раз, он был таким же ярким и таким же ужасным как и предыдущий. Как всегда, я был убежден что был проткнут толстым деревянным колом, я просыпаюсь с окровавленной штукой торчащей прямо сквозь меня, уставившись на нее, наполовину в изумлении, наполовину в полном ужасе. Сон никогда не достигал своего окончательного и логического завершения — я просыпался раньше этого, слава Богу — но со временем, без сомнения, я стал воспринимать его как некое предчувствие смерти.

После этого, заснуть уже не получалось, так что я оделся, легонько поцеловал Джейд в лоб, бросил последний взгляд на детей, которые еще спали и поехал в лагерь. Уже начинало светать, когда я пробирался через казармы к комнате отдыха Эскадрона. Это было чудесное утро; один из тех рассветов, которые, как вы знаете, обещает начало хорошего дня. Перекличка должна была начаться еще через пару часов, когда я вошел в комнату отдыха и включил свет, наслаждаясь тишиной после вчерашней суматохи.

Комната отдыха это рабочая комната Эскадрона "А". Каждый находящийся на активной службе Эскадрон — "А", "В", "D", "G", четыре боевых Эскадрона, имеет свою собственные, всего четыре в Стирлинг-Лайнс. Мемориальные доски, щиты, фотографии и другие памятные вещи на их шестнадцати стенах содержат почти всю историю SAS в послевоенный период. Я пронесся мимо сувениров из Малайи, Борнео, Омана и Южной Атлантики, пока мой взгляд не остановился на дальней стене, на который всегда были карты и данные по части текущего момента. Не было необходимости говорить, что она была заполнена материалами по Кувейту и Ираку. Были оценки угроз по танкам, зенитно-ракетным комплексам, вертолетам, самолетам и так далее. Столкнувшись с этим впервые, в тишине перед дневной суетой, реальность ситуации с которой мы столкнулись впервые поразила меня. Я знал что наши разведданные по иракским боевым порядкам, были не такими, какими могли бы быть, но вид всех этих флажков, разбросанных по Кувейту и Южному Ираку — каждый из которых представлял собой одну из ключевых военных частей Саддама — говорил что если дело дойдет до драки, то нам придется работать на полную катушку.

Мое возбуждение было омрачено суровой реальностью. В конце лета 1990 года, Эскадрон "А", моя часть, находилась в готовности для антитеррористических операций. Парни, направляющиеся на развертывание в Залив были из резервных команд. Мы не были готовы уйти в резерв до конца года. Я все еще размышлял над этим фактом, когда огромная рука опустилась мне на плечо.

— Расслабься Кэмми, все закончится к гребанному Рождеству, дружище.

Я повернулся кругом, что бы обнаружить что столкнулся с гигантским генетическим отклонением. Ник был ростом в шесть с лишним футов и имел больше мускулов, чем на каком-нибудь траулере в Гримсби. Он попал в SAS из десантников, через полк Королевских ВВС, что было необычно. Несколько тяжеловесный, он имел обыкновение беспощадно лезть в бутылку, но он был чертовски хорошим парнем, чрезвычайно трудолюбивым работником и имел золотое сердце. Будучи по преимуществу подрывником, он также чертовски хорошо все взрывал. Мы обменялись любезностями.

— Ник, ты толстеешь — сказал я, не упуская ни единой возможности подколоть бывшего десантника. — Расслабляешься на тренировках, дружище?

— Попробуй подойти ко мне сзади, черт тебя возьми, и я тебе покажу Кэмми, придурок ты эдакий.

До того, как все это зашло слишком далеко, вошло еще несколько парней и мне пришлось отбиваться от потока комментариев по поводу так называемой халявы, на которой я был последние восемь недель. После этого, подумал я, большой гребаный конфликт может показаться чем-то вроде небольшого праздника.

Перекличка, как всегда была в десять минут девятого. Оттуда мы направились на Эскадронную Молитву, в комнату отдыха. Молитвами руководил в основном Роберт, наш сержант-майор и Грэм, наш командир Эскадрона. Роберт был чертовски хорошим парнем. Высокий, хорошо сложенный и смуглый, что бы он ни делал, он делал это хорошо. Он боксировал и играл в футбол за Армию, свободно говорил на нескольких языках, включая арабский.

У меня были особые причины его помнить. Пару лет назад я вел группу из восьмидесяти студентов — как мы называли кандидатов в SAS, на тридцатикилометровый марш-бросок на Пен-и-Вэн в Брекон-Биконс в рамках их отборочной подготовки. Эти вещи делаются так, что бы заставить вас почувствовать себя в аду, и честно говоря, выворачивают кишки наружу. Как старший в этом деле, я должен был подавать пример — обыгрывать всех и каждого до финиша или терпеть ухмылки от студентов до конца курса. Для этого у меня была своя техника, довольно простая: начав на старте, я не останавливался и не оглядывался назад. В течении первых десяти километров вы слышите топот сапог где-то позади вас, но через некоторое время звук пропадает и вы можете сбавить ход, идти помедленнее и наслаждаться унылым пейзажем. Но в этот раз кто-то прилип ко мне как клей, более того — у него была проблема с тем, что бы вдыхать через нос — это звучало, как будто за мной по пятам бежал разъяренный, фыркающий демонический бык. Поэтому я продолжал топать по гребаному склону холма, надеясь стряхнуть с хвоста это чудовище, но как бы сильно я не толкал себя вверх, оно оставалось там, не более чем в нескольких футах от моего правого плеча. В конце-концов, я нарушил свое золотое правило и обернулся. Там был Роберт, тащивший на спине сотню или около того фунтов, ухмылявшийся мне как обезумевшая обезьяна. Собрав все свои силы, я попытался заставить себя поверить, что все это время знал, что это был он и что он должен был следить за собой, так как выглядел будто слегка не в себе. Роберт был хорошим другом и пользовался огромным уважением в Эскадроне. Когда он вставал там, вы знали что находитесь в хороших руках.

К сожалению, я не мог то же самое сказать о Грэхеме — Грэхем был майором и, строго говоря, не был одним из нас. Он прибыл по обмену с другим подразделением, но, возможно, они не жаждали его вернуть назад или что-то еще, поскольку он застрял у нас на год и не показывал никаких признаков того, что бы свалить. Пока мы развалившись в потрепанных креслах комнаты отдыха, слушали Роберта, Грэхем стоял позади него, приглаживая свои тонкие, песочного цвета волосы, и выглядел задумчивым. Он был парнем, который командовал эскадроном, но иногда добиться от него решения было все равно что выжать кровь из камня. По какой-то причине, власть имущие, должно быть, думали что у него из задницы солнце светит, потому что он не мог сделать ничего неправильно. Как и многие Руперты — офицеры — он был из хорошего общества, а это имеет большое значение в высших эшелонах армии. Так оно и есть; это система и, в отличии от многих людей, я не позволяю ей меня беспокоить.

Эскадронная Молитва закончилась и мы отправились на Отрядную Молитву. Здесь вы узнаете точно, кто и что делает. Для боссов это хорошее время, что бы получить обратную связь от отрядных сержантов. Для меня это была возможность представление о том, что происходит в Эскадроне.

В конце-концов, официальные брифинги закончились и комната опустела, за исключением меня и Алека. Алек был моим коллегой-сержантом и еще одним парнем, к которому я питал большое уважение.

— ОК, сказал он, как только последний человек свалил — Ты слышал линию партии. Ты хочешь знать, как обстоят дела на самом деле?

Я молча кивнул. В углу комнаты телевизор, который оставался включенным в течении дня, что бы парни могли быть в курсе событий, выдавал меню из событий в Заливе, любезно предоставленных CNN.

Я уже ознакомился с наращиванием сил Ирака. Как более 300 000 иракских военнослужащих находились в Кувейте и соседних районах на юге и западе Ирака. Их сопровождали 3500 танков, свыше 2500 бронемашин и 1700 артиллерийских орудий.

— Это серьезное дерьмо — сказал Алек — Что бы ты не видел и не слышал, прогнозы здесь такие: это не какая-то армия тряпкоголовых, это изощренный противник. Парни за которыми мы должны следить в этой толпе — он постучал по карте позади себя — Республиканская гвардия Саддама. В то время как большая часть регулярной армии состоит из призывников, эти ребята серьезные, настоящие. Зеленые Сопли говорят что если дело дойдет до драки, они могут дать нашим достаточно времени для нее.

Зеленые Сопли — корпус разведки — обеспечивал нас основной частью наших разведданных.

— А при чем тут полк? — спросил я.

— Эскадрон "G", как ты знаешь, собирается развернуться на театре военных действий, а Эскадрон "D" отправится через несколько недель. Где-то в Объединенных Арабских Эмиратах создается база для полка.

— А Эскадрон "А"?

Алек покачал головой.

— Ни малейшего шанса. На данный момент мы остаемся на месте.

Я выругался. С учетом того, что так много происходит в Заливе, было неописуемо неприятно, что нас удерживали обязанности по борьбе с терроризмом.

— Может быть, все не так уж и плохо — сказал Алек, стараясь сохранить бодрый тон. — Поговаривают, что террористические группировки, симпатизирующие Саддаму, в ближайшие недели могут начать строить планы захвата заложников. Что касается нашей подготовки, самолеты поднялись вверх по списку приоритетов, а поезда метро идут в конец очереди. Время вытащить черные комплекты и опробовать некоторые новые методы входа, которые они разрабатывали для нас.

Нам всегда удавалось заполучить в свои руки гражданские пассажирские самолеты, что бы поиграть с ними, когда это было необходимо.

— Алек — сказал я — Если шар взлетит, мы можем все это пропустить. Ты это хочешь сказать?

— По сути дела, да.

Он на мгновение замолчал.

— До возвращения эскадрона "G" в конце ноября будет трудно. Мы должны держать на плечах две головы: одну, полную антитеррористического дерьма, и другую, которая знает о последних событиях в Ираке и Кувейте. Бьюсь о заклад, ты хотел бы сейчас остаться на той горе, а?

Я бросил взгляд в сторону телевизора и увидел американский танк М1 "Абрамс", сражающийся с песками пустыни в Саудовской Аравии. Последние новости с "театра военных действий" сообщали о том, что Саддам только что перебросил еще 50 000 солдат в пятнадцатую и самую свежую провинцию Ирака.

Глава 2

По мере того, как тянулась патовая ситуация между Ираком и Коалицией в ходе оккупации Кувейта, недели складывались в месяцы и прежде чем мы это осознали, наступил ноябрь. Вначале мы думали, что не сможем участвовать в этом деле, но теперь мы увидели проблески надежды. Политическая ситуация выглядела такой же неразрешимой, как и до этого, хотя с американскими, британскими, французскими и арабскими войсками, прибывающими в Залив тысячами каждую неделю, чувство что все это ведет к чему-то большему, было непоколебимо. То, что изменилось, была быстрота, с которой Эскадрон "G" вернулся в Стирлинг-Лайнс, теперь начало вырисовывалось перед нами. Неделями мы считали, что это никогда не случится. Теперь это было написано крупными буквами на календаре в комнате отдыха Эскадрона "А".

То, что мы узнали от первых вернувшихся из Эскадрона "G", было в высшей степени обнадеживающим. Наша собственная 7-я бронетанковая бригада, насчитывавшая 8000 человек, была почти готова к наступательным действиям, у нас были вертолеты, бомбардировщики, истребители и самолеты наблюдения, вдобавок правительство только что решило отправить вторую бронетанковую бригаду в Саудовскую Аравию. К концу декабря у нас, британцев, будет 30 000 солдат. Но если вы думаете, что это впечатляет, сказали нам парни из Эскадрона "G", вы должны видеть, что развернули янки. А потом они ушли, глубоко удрученные; потому что даже если все это начнется завтра, они не вернутся.

В каком-то смысле, их было даже жаль, но я полагал что видел все, когда поймал Ника в редкий момент сострадания, положившего огромную руку на удрученного коллегу из Эскадрона "G" и предлагая теплые слова утешения взамен возможности всей жизни, которую тот упустил:

— Ты всегда можешь попросить командира полка перевести тебя в Эскадрон "А" — сказал он, подмигнув мне, когда я проходил мимо.

— Но если бы я был на твоем месте, я бы обратился к нему с этой просьбой, только после того, как ты угостишь его несколькими порциями выпивки на корпоративе.

Корпоратив был нашей попойкой в конце года. Это был хороший совет, за исключением одного — дайте хотя бы половину шанса, остальная часть Эскадрона "G" сделает то же самое.

В конце первой недели декабря мы передали роль подразделения антитеррора эскадрону "G", одному из отрезанных ломтей. С тех пор все действительно начало гудеть. На уровне эскадрона были некоторые действительно интересные изменения в плане оборудования и снаряжения. Однажды утром в главном комплексе обнаружилась куча зловещего вида пушек. Это были 20-мм GIAT, которые полк испытывал до того, как разразился кризис в Заливе. Испытания еще не были завершены, но кто-то где-то решил, что мы все равно должны взять их на театр действий, на всякий случай. Когда дело доходило до оружия поддержки, все на что мы действительно могли положиться — это крупнокалиберный пулемет Браунинга М2. Это брутальное оружие, но капризное, имеющее неприятную привычку клинить именно тогда, когда оно больше всего нужно. И все же, у меня были сомнения насчет GIAT. Я опробовал его вскоре после того, как они прибыли в исследовательское крыло Полка и тогда оно мне не очень понравилось. Двадцать миллиметров — это здорово. С его помощью можно проделать дырки в чем угодно. Но в случае GIAT система стреляла с помощью электричества и опыт говорил мне, что если сложная часть оборудования, подобная этой, может выйти из строя, именно это и произойдет. Но кто-то выше в цепочке командования решил, что они поедут и они поехали.

Я занялся не менее важными делами по части снаряжения. Я отправился и нанес визит Мэри. Мэри — портниха в Стирлинг-Лайнс, ей наверное под сорок и она потрясающая женщина. Я впервые встретил ее, когда проходил отбор. Когда начинаете, вам выдают береты, которые настолько жесткие, что они ни на что не годны, не вы не хотите ходить повсюду, выглядя как Фред Скаттл, персонаж Бенни Хилла. Я уже некоторое время "работал" над своим беретом, сгибая его и придавая ему форму, что бы он выглядел поношенным, когда придет время надеть его официально. Я решил, что раз уж занялся этим, то могу пришить также "крылатый кинжал", поэтому отправился к портному и впервые столкнулся с Мэри. Мэри сочла это несколько дерзким, но сделала это за чашку чая. С тех пор мы почти всегда так и работаем: я завариваю чай, пока Мэри шьет.

С тех пор, как мы узнали, что направляемся в Залив, я постоянно обдумывал погоду и местность, на которые мы можем там рассчитывать. Большая часть региона это камни и песок — дерьмо, которое может убить ваши колени и локти, если вы проводите часы, наблюдая за каким-нибудь вражеским конвоем или аванпостом. Большинство парней берут одежду и разгрузки как им их выдают, без вопросов. А я ничего не оставляю на волю случая.

С помощью Мэри, я кастомизировал все, что только мог. Дополнительные толстые накладки появились на локтях и коленях моей униформы. Замечательные новые молнии были спороты с куртки и заменены на липучки. Мэри сшила мне противопесочные гетры, что бы все дерьмо, которое можно найти в пустыне, не попадало в мои ботинки и не натирало волдыри, злейших врагов солдата. И наконец, я попросил добавить карманы на икры моих штанов, которые были как раз подходящего размера для индивидуального перевязочного пакета. Когда дерьмо попадает в вентилятор и вы лежите там со своими кишками, болтающимися наружу, или глядите на кого-то другого — то вам нужен такой набор в быстром доступе.

Мэри знала, куда я отправляюсь. Она все понимала.

— Думаю, я сделаю этот кармашек на одежде чуть больше, Кэмми — сказала она, держа иглу между губами в одном уголке рта и с понимающим взглядом. Сначала я ничего не понял. Затем она положила пачку сигарет "Силк Кат" на место, которое она отметила портновским мелком и до меня дошло. Как я уже сказал, Мэри — замечательная женщина.

По большей части, период между передачей дел Эскадрону "G" и окончательным умыванием рук или подведением итогов, за неделю до Рождества, было одним большим возвращением в школу. Обучение было безостановочным и когда у нас был этот дополнительный перерыв, большинство из нас использовало это время, что бы убедиться, что у нас есть абсолютно все, что нам нужно для обеспечения действий в Заливе.

Дополнительный учебный курс напомнил нам, если у нас когда-либо были основания сомневаться в этом, что куча людей собирались вместе что бы сражаться с Саддамом. Однажды, наши лазерные целеуказатели, или ЛЦУ, были изъяты для модификаций, которые позволили бы нам участвовать в совместных операциях с американцами. ЛЦУ это небольшая часть комплекса, который помогает обеспечить точную бомбардировку с воздуха. После того, как цель намечена для атаки, мы пробираемся к ней на дистанцию досягаемости, направляем на нее лазерный луч и ждем звука реактивного самолета свыше. Следующее, что вам требуется, это услышать по рации голос который велит вам нажать на спусковой крючок и через несколько секунд цель испаряется. Мы работали уже с этой системой какое-то время, но только с Королевскими ВВС. Теперь после небольшой настройки и некоторых небольших изменений в процедуре, мы могли также обозначать цели для ВВС США.

Как у парня с обширной подрывной подготовкой, ЛЦУ была часть моего мешка с трюками. Однажды, сделав перерыв во время одной из наших учебных тренировок, я забрел в гальюн, что бы услышать самый ужасный вопль, доносящийся из одной кабинки, за которым последовал самый ужасный случай кашля и отхаркивания, который я когда-либо слышал. На мгновение кровь застыла у меня жилах, но потом я вспомнил, что у Йена и Кейта был урок по арабскому языку. Я мог сказать, что это был Кейт, по ворчанию и напряженным звукам между приступами декларируемого словаря. В ходе длительных учений вы можете узнать о своих коллегах почти все, вплоть до самых неприятных деталей.

— Не забывай — крикнул я Киту, выходя — Бедуин не пользуется туалетной бумагой, только рукой. Или, если повезет, булыжником.

Я говорю по арабски, не слишком бегло, но достаточно хорошо, что бы уловить суть его ответа. Его фразеология прекрасно подходила к моменту. Именно в это время мы еще глубже знакомились с сильными и слабыми сторонами противника. Разведкорпус перешел в сверхурочный режим, изо дня в день готовя сводки о том, что нас ожидает, когда мы войдем в Кувейт и Ирак. Поддавшись крепкому убеждению что иракцы были ничем иным как кучей недисциплинированных тряпкоголовых, я был шокирован некоторыми вещами, которые услышал во время этих совещаний в комнате отдыха. Я начал, например, испытывать здоровое уважение к Республиканской гвардии. Эти парни, по заявлениям Зеленых Соплей, были яростно преданными и закаленными в боях, после их обширного боевого опыта во время Ирано-Иракской войны 1980-88 годов. Переформированные в 1970-х как личные телохранители Саддама, они превратились в полноценную боевую силу во время жестокой и кровопролитной войны с Ираном, достигнув героического статуса в 1988, когда они сыграли важную роль в захвате полуострова Фао, обрушив военные усилия Ирана и сподвигнув аятоллу наконец начать переговоры о мире.

— Уважайте их — сказал наш докладчик из Разведкорпуса — Эти ублюдки злобные и безжалостные. На полуострове Фао они использовали свое химическое оружие, что бы создать шквал нервно-паралитических и цианидовых веществ, убивавших все и всех, к чему прикасались. У иранцев не было ни единого шанса.

Том, развалившись в кресле рядом со мной, подтолкнул меня локтем и прошептал:

— Это все потому, что их обучали дерьмошляпы. Держись десантуры, Кэмми и все будет в порядке. Дай слово, дружище.

Я поблагодарил его за заботу и предложил через несколько дней распространить свое предложение на всех не-десантурных членов полка на подведении итогов.

Подведение итогов — это официальный обзор деятельности Полка за последние двенадцать месяцев, а также прогноз того, что мы могли бы ожидать в следующем году. Учитывая, как развивались события, никто не был слишком озабочен прошлым. Все взгляды были устремлены на предстоящие недели и месяцы. Подведение итогов всегда намечается на неделю в конце года. Оно начинается в понедельник и длится неделю. Это слегка напоминает конференцию. В нем принимают участие все желающие, в том числе и не имеющие права на ношение эмблемы — водители, кладовщики, повара и оружейники.

Неделя перемежается презентациями о прошлой деятельности Полка и его будущих планах: учения и тому подобные мероприятия, запланированные на предстоящий год. Вы должны присутствовать практически на всех мероприятиях, но на практике вы выбираете и отсеиваете, помечая звездочками те выступления, которые имеют непосредственное отношение только к вам или вашему подразделению. В этом случае, я например пропустил беседу с падре, но чертовски был убежден, что не пропущу итоговую сводку разведкорпуса о боевых возможностях иракских вооруженных сил. Я не склонен к религиозным чувствам, но учитывая, какую роль Всевышний мог сыграть в этом процессе, я не мог не думать позже, что возможно ошибся в своих приоритетах. Когда все было готово и подчищено, и мы заполнили себя джином настолько, что могли еще стоять, мы собрались в спортзале в конце недели, что бы получить нашу последнюю подбадривающую речь от командира, полковника Гарри Роллингса. Он начал с того, что попросил очистить зал от не имевших права на ношение эмблемы членов полка. Затем он попросил оставшихся закрыть дверь. Полк — это не слишком большая боевая часть. Всего в нем насчитывается 600 — 700 человек. Но когда личный состав без эмблем покинул зал, а наш оставшийся состав был обескровлен двумя Эскадронами, оставшимися в Заливе, там осталось едва 50 человек.

Мы подошли поближе и стали ждать. Можно было услышать, как упала булавка. Роллингс выглядел таким мрачным, каким я его никогда не видел.

— Парни — начал он — на этот раз время нельзя повернуть вспять. Как вы знаете, Саддам должен до 15 января покинуть Кувейт. Но если хотите знать мое мнение и мнение моего начальства, он не сдвинется с места. Эта штука идет к развязке. И когда это произойдет, мы там будем.

Он продолжал давать свою личную оценку угрозе и тому, в каком качестве он видел использование Полка. В сущности, это было не так уж далеко от концепции операций, разработанной Дэвидом Стирлингом, основателем SAS, чьи пустынные группы дальнего действия (LRDG) так успешно сражались против немецкого Африканского корпуса сорок лет назад. Машины, возможно немного изменились, но тактика была почти такой же: выяснить, что делает противник, доложить и где это было уместно, застать его врасплох с максимальным уроном.

Потом Роллингс сказал то, чего я не ожидал.

— Вы также должны мысленно подготовиться к худшему.

Он сделал паузу, пока слушатели обменивались взглядами.

— Вы знаете калибр угрозы перед вашим лицом. Вы также знаете, что может Республиканская гвардия. Джентльмены, если пресловутое дерьмо попадет в вентилятор, вы не вернетесь домой. И хорошо, если вы будете готовы к этому сейчас.

Только тогда я понял, о чем он говорит. Роллингс говорил не о мешках для трупов. Он говорил о том, что иракцы сделают с нами, если мы попадем в плен. В комнате воцарилось молчание. Там не было никаких подколок насчет десантуры и дерьмошляп. С одной стороны, я был ошеломлен. Это было все равно что спросить, запомнил ли ты своих червей, когда идешь на рыбалку. Конечно, мы знали что может сделать враг, если нас схватят. И все же, это пробудило во мне еще кое-что: за все месяцы подготовки к войне, я ни разу даже не подумал о возможности попасть в плен. Может быть, именно это и побудило Роллингса так высказаться. Может быть, нам всем нужно было немного напомнить, что, по какой-то причине, некоторые из нас уже не будут здесь на следующем подведении итогов.

Когда мы вышли из спортзала и направились на наше последнее мероприятие на этой неделе, нашему корпоративу (в оригинале — bungfight, прим. перев.) в конце года в столовой, не было никаких вытянутых лиц, но вы могли бы почувствовать определенную перемену в атмосфере.

Через несколько минут мы уже откупоривали банки в столовой, что бы не остаться в стороне. Вы слушаете речь, такую как нашего командира полка, и вы не зацикливаетесь на ней; нужно идти дальше. В "зеленой армии", слова Роллингса опустошили бы среднего восемнадцатилетнего парня и возможно отправили бы его в самоволку до конца его следующего отпуска. Ник, Том, Алек, Джефф, Тони и я откупорили банки и выпили за следующий тост: смерть, слава или жизнь евнухов в одном из дворцов Саддама.

Вечеринка закончилась в два часа на следующее утро, после обхода лучших гостиниц Херефорда. У некоторых парней были жены или подруги, которые приезжали и забирали их. Моя девочка присоединилась в процессе. Попрощавшись, мы разошлись в разные стороны на десятидневный отпуск. Джейд и я медленно шли домой, рука об руку по пустым улицам, каждый со своими собственными мыслями. Мои вернулись к тому, что сказал ранее комполка. Как эскадрон, мы сделали все, что было в наших силах, что бы подготовиться к тому, что нас ждет впереди. Но на личном уровне, я знал, мне нужно еще кое-что сделать, прежде чем мы все вместе отправимся в Залив 29-го декабря.

Когда я попал в лагерь, он был тенью того места, которым был последние несколько месяцев и лишь еще несколько человек занимались своими делами. Я пошел прямо в свою комнату и вытащил все наружу. У каждого из нас была собственная комната в Стирлинг-Лайнс. Ничего особенного, просто место, где вы храните свое имущество. Теперь, в тишине лагеря, две вещи занимали меня больше всего: во первых, каждый предмет должен был занять свое место в путешествии. С учетом 80 фунтов веса на человека, это не оставляло мне большой свободы выбора. Во-вторых, если я ошибусь. никто не доставит мне то, что я забыл на задний двор Саддама — если, конечно, мы направляемся именно туда. Поэтому я отложил в сторону свои комплекты для джунглей и арктических местностей и принялся готовить все, что мне потребуется в пустыне.

Первое что мне потребуется: разгрузка. В нее входили два подсумка под магазины, два подсумка под фляги и утилитарный подсумок, последний предназначался для таких вещей как таблетки гексамина, которые использовали что бы развести костер, кое-какие медицинские принадлежности и предметы первой необходимости, вроде пакетиков с чаем. Моя разгрузка служила мне верой и правдой долгие годы, но впервые отправлялась на войну. Даже в Северной Ирландии вы никогда не находитесь дальше чем в нескольких милях от ближайшей телефонной будки. Однако, если я отправлюсь в набег вглубь Ирака, укладка в моей разгрузке может означать разницу между свободой и пленом, жизнью или смертью. Я взвесил все это и быстро пришел к заключению. В основном, это было не достаточно хорошо для того, куда мы направлялись; поэтому мне понадобится небольшая доработка. Я быстро позвонил парню по имени Дэйв, который держит небольшую компанию по одежде и специальному снаряжению в Девоне. Это был не первый раз, когда он получил звонок от меня с просьбой о каком-то странном снаряжении в почти невозможные сроки. Дэйв хорошо разбирался в военном снаряжении. Если бы я сказал ему, что мне нужен подсумок для моей разгрузки, достаточно большой, что бы вместить четыре сдвоенных магазина для М-16, мне не нужно было бы излагать ему необходимые требования и размеры. Он бы просто сделал это. И он никогда не задавал неудобных вопросов.

Я нарисовал ему, что я хотел на обратной стороне пачке сигарет и сбросил спецификацию ему на факс. В ответ я получу специальные подсумки на грудь для гранат, медицинских принадлежностей, морфина и палочек химического света, плюс все обычное барахло. Более того, Дэйв достаточно проницателен, что бы сделать все это в пустынном камуфляже, без моего напоминания. Теперь чувствовал себя счастливее. Если я попаду в дерьмо, я рассчитываю что у меня будет все, что нужно, что бы вернуться домой.

На второй день, я принялся паковать свой "Берген", рюкзак, в котором мы носим все, что требуется на активной службе. В него входили все обычные вещи: спальный мешок, комплект РХБЗ (защиты от ядерного, биологического и химического оружия), запасные ботинки и одежда, маленькая печка и несколько больших емкостей с водой. Наши стандартные емкости для воды вмещают около полулитра, что достаточно в нормальных условиях, но когда вы находитесь в состоянии стресса, потребление воды увеличивается. Я еще раз взглянул на ситуацию и задался вопросом, что можно с этим сделать. Слишком много бутылок с водой загромождают ваш "Берген" и не оставляют вам места ни под что другое. Так что я срезал горлышко у нескольких пластиковых контейнеров для воды и приклеил суперклеем к каждому пластиковый пакет. Теперь у меня было что-то вроде водяного пузыря, который, когда его запихивали в полный "Берген", заполнял собой все закоулки и щели, делая использование объема максимально эффективным.

На третий день, я дополнил укладку своего "Бергена", добавив кое-какие небольшие, но тем не менее, необходимые вещи, которые мне нужно будет взять с собой. К ним относились мой компас, коротковолновый радиоприемник — слушать службу новостей BBC будет жизненно необходимо, если нам придется бежать, узнавая из ее сообщений все необходимое, начиная от того, выиграли мы или нет и заканчивая несущественным вопросом, стала ли война ядерной — и специальный набор для выживания и побега, изготовленный мной, который содержал ряд необходимых предметов, если бы мне когда-либо пришлось бы бежать и выживать на вражеской территории. В эту маленькую жестянку я умудрился упаковать около сорока самых разообразных предметов: полотно ножовки, таблетки от поноса, стерилизатор воды, огарок свечи, бритвенное лезвие, скальпель, бритвенные лезвия, пинцет, иглы, силки для животных, пластиковые пакеты, два бульонных кубика, шоколад и презервативы. Последние хорошо подходят, что бы защитить ствол вашего оружия от воды. Но в нашем случае, реальным врагом будет песок. В пустыне эта дрянь проникает повсюду. Песок и оружие плохо сочетаются.

Наконец, я осмотрел свое личное оружие. Мы все были вооружены штурмовой версией М16, под названием "Коммандо" (Colt Model 733 — прим. перев), которая обычно дополнялась гранатометом М203. Это было хорошо проверенное сочетание, не требовавшее особого внимания. Я был менее доволен комплектом, который шел с моим 9-мм пистолетом системы Браунинга. Не то, что бы я когда-нибудь думал о себе как об Уайте Эрпе (легендарный стрелок-ганфайтер Дикого Запада — прим. перев.), но возможно, наступит момент, когда мне понадобится быстро достать эту штуку, а при нынешнем раскладе это было невозможно. Я посмотрел три или четыре разных модели кобур и в конце-концов выбрал плечевую кобуру, которую подогнал для использования с моими плечевыми ремнями. Она была достаточно хороша и удобна, но не закрывает Браунинг, когда это не нужно. Я также пошел и купил себе 20-ти зарядный магазин вместо стандартного 12-ти зарядного. Все эти дополнения были за мой счет. Спецназ или нет, армия выдает тебе только те вещи, которые она считает достаточными для работы. Проблема в том, с нашей работой ты можешь погибнуть.

К полудню третьего дня, у меня все было готово. Осталось сделать только одно, последнее дело, прежде чем я могу вернуться на рождественские каникулы. Я сел и написал письма родителям, Джейд и мальчикам, а также письмо старшему сержанту или офицеру, которому будет поручено войти в мою комнату, если я не вернусь вовремя. Я дотошный сукин сын и хотел убедиться, что все улажен, прежде чем мы отправимся в ОАЭ. Я прислонил письма к стене, в дальнем конце комнаты, в последний раз огляделся, что бы убедиться что ничего не забыл, затем выключил свет и закрыл дверь.

До Рождества оставалось несколько дней и мы с Джейд были достаточно заняты, что бы не думать об обратном отсчете времени до начала войны. В канун Рождества мы помогли Джейми подготовиться к приходу Бородатого Деда, поставив рядом с его чулком сладкий пирожок и морковку. Морковка, это как известно, именно то, что олени любят больше всего после тяжелой работы по всему миру. На Рождество дети, конечно, рано встали с постели (Джейми с радостью заметил, что олень откусил кусочек от одной из морковок) и праздник был в самом разгаре. Мы как обычно устроили рождественский обед с сестрой-близняшкой Джейд. У Френсис есть две девочки, с которыми мальчики хорошо ладят и мы провели остаток дня, потихоньку выпивая и делая все возможное, что бы увернуться от снарядов, выпущенных из различных новейших систем вооружения "Экшн Мэн".

А потом, совершенно неожиданно, настал последний день. Прощаться с Джейд было нелегко. Я пытался представить иракцев как слабаков, как дилетантов, решивших поиграть с премьер-лигой. Но все это было немного неубедительно. Я сказал ей, что возможно, смогу позвонить, когда доберусь до ОАЭ, но ни один из нас не любил телефон, так что это казалось довольно бессмысленно. Мы также согласились, что в моих письмах не будет большого смысла, так как все наши письма будут пропущены через цензуру и мне не нравилась идея, что какой-то квази-интеллектуальный подлец читает мои самые сокровенные мысли. Итак, мы договорились, что я не буду звонить и не буду писать; что будет гораздо лучше, если мы просто оставим это до тех пор, пока все не закончится.

После того, как дети уснули, я обнаружил, что становлюсь опасно сентиментальным. Она напомнила мне, что сначала я хотел пригласить Френсис, а не ее и мы оба рассмеялись. Это помогло снять напряжение, уже почти невыносимое между нами.

Но это мало что изменило. Я знал, что она надеялся что зазвонит телефон и мне дадут отбой — что все это каким-то чудом отменится. Нет нужны говорить, что этого не случилось, вместо этого мы попытались забыть обо всем, проведя наши последние часы вместе, трахаясь словно подростки.

Где-то на рассвете мне снова приснился сон. Как и в прошлые разы, он был чертовски ярким. Я проснулся, как всегда, уверенный что меня проткнули толстым деревянным колом. Как ни странно, но в то утро, когда я отправился в Залив, моя уверенность в том, что сон был каким-то предзнаменованием, принесла Джейд некоторое утешение. Там куда я направлялся, деревянных кольев было вполовину меньше, чем иракских снарядов и пуль.

Глава 3

Стоя на взлетной полосе в Дахране, рядом с гигантским фюзеляжем "Гэлэкси", я созерцал происходящее. Я видел самолеты в свое время, но это было что-то особенное, аэродром был заполнен транспортниками и истребителями, насколько хватало глаз. Здесь повсюду ощущалось безотлагательность и угрозы: солдаты носили бронежилеты, каски и комплекты РХБЗ. Хотя до Багдада было еще далеко, мы вошли в зону боевых действий. Дахран находился в зоне досягаемости иракских ВВС и баллистических ракет Саддама "Скад".

Подтверждение этого были повсюду. До сих пор никто по настоящему не указывал на угрозу со стороны "Скад". Они всегда считалось досадной помехой, но тактически бесполезными, слегка похоже на гитлеровские V2, но я не мог не задаться вопросом, не узнаем ли мы нового о "Скад" Саддама. Неизвестно, как долго нам придется ждать наземного транспорта, так что я решил немного прогуляться. Я нашел Ника сидящего на тележке, припаркованной под крылом ближайшего самолета. Казалось, он глубоко задумался.

— Уже соскучился по дому, дружище? — спросил я.

Он задумчиво покачал головой, что в случае Ника было тревожным признаком.

— Когда в следующий раз мы увидим эти комплекты, будем надеяться, что это все для другой стороны, а, Кэм?

— Ага — сказал я, не совсем уверенный, серьезно он говорит или нет. На Дахран можно было сбросить ядерную бомбу и однако все равно надо было вернуться для зачистки.

Прибыли автобусы и мы отправились на нашу тренировочную базу в Объединенных Арабских Эмиратах. Путешествие длилось около шести часов, и когда мы наконец прибыли, было уже темно. Лагерь был чрезвычайно спартанским. Там был камбуз, склад-и-арсенал и санитарный блок. Что касается остального, все было в палатках, но поскольку климат был умеренным, нам было на это наплевать. Так как мы были в дороге большую часть из последних тридцати шести часов, мы отбились как только прибыли, впав вjессознательное состояние под ритмичное пыхтение лагерных электрогенераторов.

На следующее утро мы были разбиты. Рассвет дал нам возможность бросить первый взгляд на местность. Она казалось идеальной для той подготовки, которую мы должны были провести в преддверии крайнего срока для вывода Саддамом войск из Кувейта, примерно через две недели. К 12 января, за три дня до истечения крайнего срока, мы должны были быть в форме, акклиматизироваться, полностью обучены и готовы к выдвижению на нашу передовую горную базу. Время поджимало. Я утешился видом наших машин, выстроенных в линию в лучах утреннего солнца. После нескольких месяцев надругательств со стороны Эскадрона "G", они выглядели ничуть не хуже.

Все четыре "скадрона в SAS следуют одному и тому же боевому расписанию. Каждый состоит из четырех отрядов по шестнадцать человек: лодочного, воздушно-парашютного, горного и мобильного — но все члены проходят перекрестную подготовку в методах других отрядов. Поскольку ни один солдат не обладает таким же уровнем навыков других отрядов, которые он имеет в собственном, следующие двенадцать дней будут посвящены тому, что бы ввести нас всех в курс дела в одной важной области: мобильных операциях.

Это было время для возвращения к основам: понимание машин, как провести аварийный ремонт, вождение на сложной местности, навигация по счислению и GPS. Мы никогда полностью не полагались на наши навигационные системы. На случай, если что-то пойдет не так, когда мы будем в Ираке, мы практиковались также, как и до появления GPS, используя старую формулу времени, расстояния и скорости.

В течении нескольких первых дней, мы тренировались индивидуально, в основном в использовании оружия поддержки, которое мы возьмем с собой. Это были гранатометы Mk 19, крупнокалиберные пулеметы Браунинга и ПТРК "Милан", которые были установлены на наших машинах. Мы также потратили много времени, работая с отобранными иракскими системами оружия, с которыми, как мы полагали, можем столкнуться если — когда — мы пересечем границу. Никто до сих пор не сказал, что именно туда мы и отправимся. Но поскольку, именно это мы делали лучше всего, это было предрешено, когда дерьмо попало в вентилятор, мы будем в Ираке, как Флинн. Мы изучали стрелковое оружие и крупнокалиберные пулеметы противника с тем же вниманием к деталям, с каким мы изучали наше собственное оружие. Если там все пойдет наперекосяк, иракское оружие сделает работу так же хорошо, как и любое другое.

Кроме того, мы прошли интенсивную подрывную подготовку, что мне всегда нравилось, так как взрывчатка была сильным резервным навыком, который я приобрел за время работы в полку. Мы тренировались прямо на краю нашего обычного предела безопасности. Наши ложные атаки и перестрелки были полностью с боевыми зарядами, используя каждый тип взрывчатки и боеприпасов на нашем складе. Мы взорвали макеты целей, которые, как мы полагали, призваны атаковать. Мы разработали множество новых методов для максимального воздействия нашей взрывчатки. Мы были ограничены только пределами нашего воображения и когда дело доходило до некоторых устройств, которые мы делали, часто были на волосок от смерти.

За два дня до того, как мы покинули Манаму, мы разбили наши группы и сформировали новый боевой порядок. Мы разделились на два полуэскадронных конвоя, примерно по тридцать человек в каждом. Личной состав нашего полуэскадрона состоял из: половины мобильного отряда, половины воздушно-прыжкового отряда и полного горного отряда. Другой полуэскадронный конвой получил вторую половину мобильного отряда, вторую половину воздушно-прыжкового отряда и весь лодочный отряд. Деление было продиктовано необходимостью рассредоточить мобильный отряд, ребят с реальным опытом быстрых, рейдовых операций в тылу противника, между двумя конвойными группами.

Наш конвой будет состоять из шести боевых машин, одной машины снабжения на базе грузовика "Унимог" и четырех мотоциклов. Маленькая четырехколесная скоростная багги, обещавшая успех на ранних этапах нашей подготовки, осталась в прошлом. Они оказались совершенно неподходящими для полей валунов, которые мы увидели на севере Саудовской Аравии, в Кувейта и Ираке. Мы также отказались от 20-мм пушек GIAT. Мы привезли их с собой в ОАЭ штук пятнадцать, но в конце-концов, сочли их использование слишком рискованным. Даже если их электрическая система стрельбы работала так, как рекламировалось, не было никакой возможности поставить на них ночную оптику. Мы пытались приклеить ее, но каждый раз, когда мы начинали стрелять из этих чертовых штук, вибрация ее стряхивала. Нам придется положиться вместо них на .50-е, какими бы капризными они не были.

Экипаж каждого из шести "Лендроверов" модели 110 состоял из командира, водителя и оператора систем вооружения, плюс четвертого парня, который по очереди с остальными катался на прикрепленном к каждой машине мотоцикле.

Экипаж "Унимога" состоял из водителя и штурмана. Этот приземистый механический динозавр должен будет тащить все припасы, которые мы не сможем разметить в наших "Лендроверах". Поскольку он не был предназначен для участия в бою, идея заключалась в том, что бы постоянно "зажимать" его между парой машин, для его защиты. Шесть боевых машин делились на три такие пары или патрули. В каждом патруле будет находится эксперт по вооружениям, специалист-подрывник, медик и переводчик с арабского. Система патрулей давала нам возможность разделиться на три отдельные рабочие группы, хотя мы считали, что на этой стороне границы нам следует держаться вместе, по крайней мере, на начальных этапах. Разделение нас, как мы считали, увеличивали наши шансы быть скомпрометированными. Так уж случилось, что события в жизни других членов конвоя должны были доказать нашу правоту.

Машины распределили, после чего перед нами встала задача разделиться на группы. Это было непросто. Мы все неплохо ладили, но неизбежно, некоторые люди ладили лучше других. Один из признаков, по которым Полк отбирает кандидатов, это способность сосуществовать со своим ближним; и если его что-то раздражает, способность отключать этот фактор, дабы это не оказывало влияния на его суждения. Хотя все было хорошо во время тренировок, операции устроят настоящие испытания. Оглядев нашу стайку парней, я не увидел никаких явных линий раскола. Но это не означало, что их там не было.

В действующих частях SAS, все решения принимаются с использованием системы Китайского Парламента: то есть босс и четыре командира групп или "штабных" — воздушно-парашютной, лодочной, горной и мобильной — все они предлагают варианты, которые позволяют боссу прийти к тому, что мы надеемся, будет наилучшим решением. Китайский Парламент уникален в Полку. Когда мы находимся на контртеррористическом дежурстве, система работает немного по другому, но принцип тот же. Мы разделены на команды — штурмовую, снайперов и специальных методов проникновения — в отличии от групп. Здесь же, в пустыне, мы были вынуждены отказаться от деления на группы и были разбиты на команды, на этот раз состоящие из экипажей отдельных машин.

Как один из "штабных", я имел некоторое влияние на тех, кто достался мне: Большой Ник, Том, и Джефф, "киви". Помогая их отбирать и обучая в качестве инструктора, я был рад, что заполучил их.

Другими "штабными" были Тони и Алек. Тони был старшим в мобильной группе и потрясающим парнем. Бывший представитель Корпуса Королевских Электриков и Механиков, он также был одним из самых профессиональных солдат, которых я когда-либо встречал. Самое замечательное в Тони было его хладнокровие. Его крылатой фразой было "медленно, медленно, лови обезьяну" и она описывала все, что он делал. Он был высокообразованным парнем, с достаточной квалификацией, что бы в любой день стать Рупертом. Ростом шесть футов четыре дюйма, худощавый, он также имел офицерскую выправку, но без редкой помпезности, бывающей в таких случаях, хвала Господу. Его репутация мыслителя, человека который обдумывает все острые углы, прежде чем принять решение, снискала ему большое уважение. Если бы я мог выбирать кого-нибудь из Полка в качестве товарища по "штабным", я не мог бы выбрать лучше.

Алек не входил в число близких мне людей, хотя у меня не было реальных причин на него жаловаться. Полагаю, он был полной противоположностью Тони. Оба были сообразительными, схватывающими на лету парнями. Но если Тони был спокойным и методичным, Алек был дерзким и амбициозным. Не то, что бы что-то было с ним не так. У нас всех были идеи, где бы мы хотели оказаться через пять лет. Но в Алеке было что-то такое, чего я никак не мог понять. Я помню, как однажды поделился этим с бывшим сержантом, парнем, которого я очень уважал, в тот день, когда Алек перешел из воздушно-парашютного отряда в горный; этот шаг был широко воспринят как плохо скрытая попытка перескочить через очередь в ряды командиров отрядов. Мой приятель, мудрый стреляный воробей, покинувший полк некоторое время назад, много работал с Алеком. Он оторвался от своего пива и с понимающим видом сказал:

— Следи за ним, Кэмми. Алек солдат-карьерист и ему плевать на тех, по кому он вскарабкается, что бы достичь своей цели.

Я чувствовал себя немного виноватым, вспоминая эти мысли сейчас. В тылу врага все мы должны сплотиться как одна команда, иначе мы погибли. Кроме того, я знал, что если дело дойдет до драки, Алек будет так же хорош, как и все остальные.

То, что никто из нас не мог сказать, про того парня, который возглавит наш полуэскадронный конвой.

Это была работа Грэхема. Прежде чем я успел остановить это, моя память вернулась в совершенно другое время и место. Это было за месяц до Рождества, и мы были на последних антитеррористических учениях в Шотландии. Эти учения вращаются вокруг какого-либо инцидента, например угона поезда или ситуации, связанной с осадой и полностью реалистичны. Настолько, что если вы не будете осторожны, стресс действительно может добраться до вас.

Грэхем не был одним из нас. Он был офицером по обмену, чужаком. Этот конкретный выход не мог быть более важным. Если бы мы облажались, то могли бы отбросить всякие мысли о отправке в Ирак. Цель в тот день была возможно самой сложной из всех ситуаций угона, с которыми мы сталкиваемся: авиалайнер со 150 пассажирами на борту. Через несколько минут после прибытия в аэропорт, мы собрали Китайский Парламент и приступили к работе. Нам нужно было провести разведку. Я просил Грэхема, не хочет ли он пойти с нами. В то время, как 150 несчастных добровольцев морозили свои яйца в закрытом старом самолете в дальнем углу аэропорта, Грэхем грыз свой карандаш.

— Возможно, будет лучше, если я останусь тут — сказал он.

Мы были передовой группой, прибывшей на вертолете. Основной отряд антитеррора все еще мчался по трассе М6 из Херефорда в "Рэнджроверах".

Я услышал, как Базз застонал позади меня.

— Босс, вы знаете порядок — продолжал я — Остальные будут здесь не раньше, чем через четыре часа. А через полтора часа Вы должны будете быть на совещании у начальника полиции.

— Или завтра командир полка сожрет наши яйца с беконом на завтрак — прошептал Базз, достаточно громко, что бы Грэхем его услышал.

— Хорошо — сказал Грэхем — Вы идите в любом случае. Я останусь здесь, на всякий пожарный.

Мы пошли на выход. Мы не могли больше позволить себе болтаться без дела.

— На какой, мать его, пожарный? — пропыхтел Базз, когда мы бежали по мокрому от дождя асфальту — Мы ждем вторжения пришельцев из космоса? Господи, нам нужен стеклянный шар, что бы иногда понять этого парня.

Китайский Парламент — это хорошая система. Это дает человеку, который должен принять окончательное решение, шанс использовать опыт, накопленный "штабными", находящимися у него в подчинении. Но в конце-концов, это работало только если босс принял это решение. Грэхем мог слушать весь день и не составить никакого чертового мнения. В тот день в Шотландии мы взорвали несколько дверей и подстрелили всех нужных людей. Нас похлопали по плечу и мы пошли домой. Но это было по настоящему. Война имеет обыкновение выявлять в людях и худшее и лучшее. Честно говоря, я понятия не имел, в какую сторону двинется Грэхем. Но то же самое можно сказать и о любом из нас. Не в последнюю очередь, в этот список подозреваемых я твердо включил себя.

Тренированные и полностью экипированные, мы выдвинулись днем 12-го числа, что бы присоединится к Полку на передовой опорной базе; месте, обозначенном как "Виктор". Мы двинулись на север в атакующем строю: боевые машины впереди и с тыла, "Унимог" посредине, мотоциклы вокруг и быстроходные багги позади. Мы мчались по пустыне, пока день перетекал в ночь, выглядя как что-то из "Безумного Макса". Мы выглядели агрессивной и буйной бандой. Любой житель Запада, который мог бы встретиться с нами, почти не сомневался бы в этом, как и в том, что с точки зрения иракцев мы были подразделением SAS, на задаче проникновения. Дело в том, что у нас не было другого способа доставить все наши машины, оружие, боеприпасы и снаряжение на передовую опорную базу. Я молился, что бы не наткнулись на кого-нибудь из корпуса британской прессы, который по слухам мародерствовал в пустыне, высматривая нас.

Мы двинулись дальше, наконец добравшись до "Виктора" где-то в предрассветные часы. Это был какой-то гарнизон и огромный. Мы продолжали ехать, пока не достигли края взлетно-посадочной полосы. Это был прогресс. Мы знали, что нам выделили ангар где-то на базе, так что мы были уже где-то рядом.

На другой стороне взлетно-посадочной полосы было скопление больших зданий. Мы направились к ним, пораженные размерами этого места. Оно было освещено как универмаг "Харродс" в канун Рождества.

Мы подъехали к первому из трех гигантских ангаров и нам повезло. Внутри не было ничего, кроме кучи походных кроватей, но кто-то сказал нам, что мы нашли нужное место, так что мы припарковали машины и вошли внутрь. Как и везде на "Викторе", никто не волновался насчет счетов за электричество. После ночной езды, подвесные потолочные светильники прожигали наш мозг как лазеры. Ангар отзывался эхом на стук наших ботинок, пока мы бродили вокруг и осматривали наш новый дом. Вы могли бы поставить в него "Боинг-747" и еще нашлось бы место для пары частных реактивных самолетов.

Никому не надо было ничего говорить. Каждый из нас схватил по раскладушке и плюхнулся на нее. Через несколько минут весь эскадрон вышел из строя, храпя как свиньи. На следующее утро мы отловили ребят из эскадрона "D", размещенных в соседнем ангаре. Тот, что был подальше, был выделен эскадрону "B", когда они прибыли. В течении следующих нескольких дней мы активно болтали с парнями, которых не видели месяцы. Было приятно наверстать упущенное.

Разница между тренировочной базой и "Виктор" была разительной. Все были здесь. Мы все были под тремя крышами и у нас было все, необходимое для поддержки. Таким образом, это было идеальное время, что бы исправить некоторые упущения, с которыми мы столкнулись во время нашего обучения. Я рано понял, что нам надо заграбастать этих людей из логистики, поскольку они были нарасхват. Одной из вещей, которые я хотел сделать, было наварить дополнительные крюки на бортах нашей машины, что бы мы могли повесить такие вещи как канистры и наши "Бергены" снаружи, что бы освободить драгоценное место внутри для сотен вещей, которые мы возьмем с собой на задний двор Саддама. Я нашел парня из ККЭиМ, который сказал что сможет сделать это без проблем, а затем вышел на улицу покурить, чувствуя себя весьма довольным собой.

На вторую ночь после нашего прибытия в "Виктор" нам стало скучно. Общую картину по-прежнему было трудно понять, учитывая все виды отчаянной дипломатической деятельности, идущей в Багдаде, Нью-Йорке и Москве. Мы понятия не имели, как долго мы должны были здесь находиться, но полагали, что достаточно скоро получим приказы от командования в Эль-Рияде. Независимо от того была ли война неизбежна или нет, для нас имело смысл проскользнуть через границу до того. как напряженность перерастет в полномасштабный конфликт. Если и когда шар взлетит, мы будем на месте, творя то, что должны будем сделать в День Первый. Помимо укладки и переукладки машин и проверок систем навигации GPS в месте дислокации, там действительно было не хрена делать.

Пока мы не нашли Падди.

Падди закончил британскую армейскую школу стрелкового оружия и был придан Полку в течении нескольких лет. Он был местным экспертом по тяжелому вооружению поддержки, таких как крупнокалиберные пулеметы, гранатометы Mk 19 и ПТРК "Милан"; и если не считать возраста, я ближе всего был к личной встрече с Кью, эксцентричным изобретателем оружия SIS из "Бондианы". Во время нашего тренировочного периода, я стал все больше беспокоиться о состоянии крупнокалиберных пулеметов, которые стали демонстрировать тревожащую тенденцию к заеданиям. Пэдди был занятым человеком в "Виктор", но я однажды сумел поймать его за шиворот, что бы он глубже оценил эксцентричные привычки нашего вооружения. Если .50-е начнут клинить, когда мы будем нуждаться в них больше всего, я хотел знать, есть ли какие-то предупреждающие признаки этого.

— Это звучание — серьезно сказал мне Падди. — Ты должен слушать .50-й все время. Как только он изменяет тон, становится слишком поздно. Он заклинивает и тогда вы... в общем, ты облажался Кэмми.

— Как я могу распознать проблему?

Падди облизал зубы.

— Тренируйся — сказал на манер Совы. — Боюсь, это единственный выход.

Я посмотрел на часы. Была середина утра.

— Что ты собираешься делать ближайшую пару часов? — поинтересовался я у него.

Прежде чем он успел ответить, я отвел его в ангар и представил Тому, Нику и Джеффу.

— Ребята — сказал я, — Мы идем в пустыню на урок музыки.

В течении нескольких часов мы слушали темп и тона .50-го, в то время как тот выплевывал тысячи пуль в дюны, пока мы не были уверены что мы знаем, что мы должны были слушать.

Пока у нас был Падди, мы решили спросить его насчет "Милана". SAS славится тем, что просит оружие сделать то, что его производитель никогда не собирался делать и за миллион лет. Падди поставил наши ноги на землю. Если вы собираетесь попасть в бункер с расстояния 200 метров из "Милана", вы можете забыть об этом, терпеливо объяснял он нам, потому что система наведения "Милана" захватывает и удерживает цель на расстоянии 300 метров.

— Черт, Падди, это не очень хорошо — сказал Том — Какой смысл таскать эту чертову штуку, если она не работает, когда это тебе нужно?

— Это конечно, хорошо для работы с подготовленной позиции — предположил Падди — Ну тогда просто не заморачивайтесь с захватом цели, просто наводите и стреляйте. Иракцы это увидят и не будут спешить вернутся обратно, попомните мои слова.

— Я не думаю, что ты хочешь пойти с нами? — спросил его БФГ

— Я бы рад, на самом деле. Но это не вариант — Падди вздохнул. — Очень жаль. Не берите в голову.

Он на мгновение выглядел по настоящему подавленным, потом встряхнулся и снова оживился.

— А теперь, раз уж я об этом заговорил, я могу рассказать вам, как срезать несколько углов со "Стингером".

Мы недолго пользовались "Стингерами", заполучив его на короткое время всего месяц или два назад. "Стингер" — это отличное оружие, как скажет вам любой советский летчик-истребитель, летавший над Афганистаном в 80-х годах, но требуется время, что бы приноровиться к его системе целеуказания. Даже когда вы тренируетесь в идеальных условиях, делаете все по учебнику, есть вероятность что иракские МиГи уже ушли и вы уклоняетесь от бомб. За несколько коротких минут, Пэдди рассказал нам как мы могли сэкономить ценные секунды изощренной настройки до момента, когда вы получите ИК-захват на цели. Затем, как врач, выписавший рецепт, он велел нам идти и потренироваться, пока мы все правильно не сделаем.

О небо.

В течении следующих двух дней мы отправлялись в пустыню и выпустили в общей сложности около тридцати "Стингеров", что обошлось налогоплательщикам примерно в 30 000 фунтов стерлингов за выстрел. Мы стреляли по радоуправляемым моделям самолетов MATS, а затем, когда они все были израсходованы, выпустили в небо несколько осветительных мин из 81-мм миномета.

— Как я всегда говорю, этого практического дерьма никогда не бывает достаточно — сказал Ник, прищурившись в прицел "Стингера" и выпуская эквивалент стоимости "Мерса" или БМВ в "люстру", мягко болтающуюся на парашюте в голубом небе над нами.

— Чертовски верно — согласился Том, за момент до того, как со свистом начался запуск. Между тем, оборвались шнуры между осветителем и парашютом. Затем, спустя долю секунды, ракета взорвалась.

Аплодисменты, завывания и приветственные крики со всех сторон.

К концу нашей недели в "Виктор" мы точно определили, какое оружие мы возьмем с собой, а какое оставим. Помимо оружия поддержки, мы также возьмем с собой 66-мм противотанковые ракеты, которые плохо справляются с танками, но хороши против траншей и транспортных средств и 94-мм противотанковые ракеты. Миномет калибром 81-мм с дальностью действия до девяти километров прекрасен, но вес боеприпасов не так хорош. Мы должны были взять с собой минимум 80 выстрелов, иначе это того не стоило. Но в плане переноса огня в глубину 81-мм миномет был незаменим. Если враг прорвется через этот участок, то следующее с чем он столкнется, будет огонь 51-мм миномета и противотанковые ракеты "Милан". Затем был Mk 19, имевший дальность более тысячи метров, .50-е и наши единые пулеметы. Эти единые пулеметы были смертоносны на их оптимальной дистанции. На 500 метрах они могли создать зону поражения в метр ширины и 20 метров в глубину, из которой почти ничего не могло уйти. Понимание науки о зоне поражения и того, как несколько единых пулеметов могут объединяться, что бы создать еще более крупную и более страшную смертельную зону, было необходимо для выживания в тылу врага. К счастью, мы все хорошо умели считать. Затем были подствольные гранатометы М203 на наших винтовках М16 и реактивные огнеметы М202, которые могли заставить гореть песок на 300 метров, что было здорово. Мы также взяли пару снайперских винтовок, противотанковые мины, плитки зарядов взрывчатки, противопехотные мины, электронные таймеры, радиокомандные переключатели и прочие свистелки и перделки. То чего у нас не было, но в чем мы нуждались, мы добывали или выпрашивали.

Пока ребята возились с машиной, в углу нашего ангара собрались "штабные" нашего полуэскадронного конвоя — Тони, Алек, Грэхем и я — что бы серьезно изучить карту. Штаб-квартира в Эль-Рияде отправила несколько довольно низкопробных аэрофотоснимков саудовско-иракской границы, где мы должны были осуществить наш вход, как только поступит приказ выдвигаться. К этому времени мы уже знали, что нашей целью внутри Ирака будут основные маршруты снабжения между Багдадом и Иорданией, по которым Саддам перебрасывал большую часть своих военных ресурсов.

Как ни плохи были эти снимки с воздуха, они высветили одну существенную проблему: протянувшийся с востока на запад вдоль границы вал, возведенный иракскими саперами вскоре после вторжения в Кувейт, для предотвращения проникновения в Ирак.

Разрешение снимков не позволяло определить, насколько высока эта чертова штука, но те, кто побывал у границы, что бы взглянуть на нее, говорили что она колеблется от нескольких метров, до может быть, дюжины. Мы решили, что это не будет непреодолимой проблемой — в конце-концов, это была всего лишь куча песка — и продолжили с остальной частью оценки, прокладывая вероятные маршруты к путям снабжения и намечая ориентиры и точки рандеву с вертолетами снабжения по нашим GPS-системам. Было приятно наконец-то вцепиться зубами в какое-нибудь правильное планирование и было приятно видеть, как хорошо мы, три сержанта, работаем в команде. Грэхем, наш командир эскадрона, всегда держался в стороне, оставаясь довольно тихим во всем, внимательно наблюдая за нашими движениями. Я просто не мог понять этого парня.

15-е января пришло и ушло, как и любой другой день. Мы продолжали делать то же что и раньше: планировать, чертить, спать, мышковать, ждать. Беда было в том, что в "Виктор" не было телевизора, что бы посмотреть последние новости по CNN, так что большинство из нас полагалось на старую добрую службу новостей BBC. Где-то во второй половине дня 16-го я вышел на улицу, что бы поболтать с ребятами и узнать последние новости — те, кто работал на "Лендровере" обычно держали включенным радио, настроенное на последние новости. Из Вашингтона и арабских столиц поступали тревожащие вести, что Саддам, возможно, получит дополнительное время для посредников, что бы попытаться вытащить одиннадцатичасовую сделку из мешка.

Когда я добрался туда, Джефф заканчивал с машиной. Какой-то умник из полковой сети снабжения, решил быстро заработать, импортировав большую партию игрушечных резиновых крыс, вроде тех, что продаются в магазинчиках приколов. К обеду каждая машина полка щеголяла крысой на капоте и наша машина не была исключением. Это, конечно же, был наш кивок и подмигивание ребятам из LRDG, которые сорок лет тому назад вели дела таким же образом против Африканского корпуса. Беда была в том, что крысы выглядели как выводок мутировавших Мышей-рокеров с Марса.

Другим важным делом у экипажей было написать имена на машинах. Это было особо неприятное упражнение для нас. Мы пробовали "Пегаса", "Воина дорог", "Мстителя" и кучу других вещей, но все это выглядело просто ужасно. Когда я подошел ближе, что увидел, что Джефф наносит последние штрихи к какому-то новому погонялу. Он откинулся на спинку стула и отряхнул руки.

— Ну вот — сказал он на своем новозеландском наречии — А ты что думаешь?

Я прищурился от яркого солнца.

— Таракива — протянул я, тщательно выговаривая каждый слог. Это было похоже на какую-то анаграмму киви для чего-нибудь отвратительного. — Что это, черт возьми, значит?

— Маорийский бог войны — ответил Джефф, все еще любуясь своей работой — Неплохо, а?

Я пожал плечами. Это было лучше, чем все остальное, что мы придумали. Так что пусть будет Таракива.

— Только не заставляй нас исполнять Хака, каждый раз, как мы столкнемся с кучей тряпкоголовых — сказал я. (Хака — традиционный танец маори. Прим. перев.)

В тот же вечер все члены группы были вызвана на смотр по шкале "А" в столовой. Шкала "А" означает всех в Полку и случается крайне редко. Начали летать слухи. Они охватывали все — от задачи по убийству Саддама до "эндекс" — ужасного страха, что мы вернемся домой без единого выстрела. Мы были подавлены, когда собравшись, ожидали в столовой.

Внезапно вошел бригадир Мэсси и запрыгнул на один из длинных столов. Он был известен тем, что был немного шоуменом и пришел весьма довольный собой. Он начал с того, что сообщил нам, что ни из Лондона, ни из Эль-Рияда до сих пор нет никаких известий о последних дипломатических шагах, но все указывало на то, что скоро мы отправимся на войну. Затем он кратко напомнил нам о подвигах Полка в пустыне во время Второй мировой войны и кампании в Омане. Наконец, он перешел к делу.

— Вы самое обученное, самое оснащенное и самое организованное специальное подразделение в мире — сказал он нам — Территория, отведенная вам в Ираке, ваша. Ищите, находите и уничтожайте вражеские цели и личный состав по мере их появления. Создавайте хаос и неразбериху на путях снабжения и коммуникациях противника.

Он прошелся взад и вперед по столам, явно наслаждаясь собой.

— То, что лежит перед вами это возможность всей жизни солдата. Берите свое снаряжение, берите свое обучение и используйте его на отлично.

Он помолчал оглядывая помещение и добавил:

— Иракцы предоставили нам парк для развлечений. Отправляйтесь и черт побери, развлекитесь.

Когда он закончил, мы все ушли. Когда мы возвращались в ангар, у нас была определенная цель. Это не имело ничего общего с той бодрой речью, которую нам только что выдали. У нас была более насущная потребность — жратва и насмешки.

Я обернулся и увидел Джеффа, крадущегося к двери. Я спросил, идет ли он. Он покачал головой.

— Нет дружище — сказал он, поглаживая себя по голове, — Я уже сыт по горло пирогами с дерьмом. Увидимся позже.

Ник был более прозаичен.

— И вообще, что это была за дырка от задницы? — сказал с отвращением, протискиваясь в двойные двери — В последний раз, когда я был в парке развлечений, я провел весь день, протрахавшись в очередях.

В течении получаса или около того, столовая отзывалась эхом на мудрые комментарии вроде: "А где тут колесо обозрения?" или "А что насчет каруселей?". Было много смеха, но за ним, я знал, все думали одно и то же. Нам просто выдали карт-бланш делать все, что мы захотим. Это была чертовски хорошая директива.

Все что нам сейчас было нужно — это слово, что бы выдвинуться.

Это произошло так, как никто из нас не ожидал. В ночь на 16 января мы отправились в ангар эскадрона "D", что бы выяснить, не были ли им поручены задания лучше чем нам. Я вошел и услышал привычный крик изнутри:

— Внимание парни, эскадрон "А" на подходе. Следите за барахлом!

В этот раз несколько парней из эскадрона "B" тоже пришли из своего ангара, так что там была настоящая вечеринка. Одним из первых, с кем я столкнулся, был парень типа "коккер-спаниэль", с веселой ухмылкой и железным рукопожатием. Несмотря на то, что мы были в разных Эскадронах, мы знали друг друга уже какое-то время и хорошо ладили.

— Энди, дай нам парочку гранат, пожалуйста — сказал я, входя в роль.

— Зачем? У вас их должны быть сотни.

— Я знаю, приятель, но для того места, куда мы отправляемся, сотни просто не хватит... правда.

Я поцыкал зубом, придавая своим словам дополнительный вес.

— Я бы тебе еще кое-что с удовольствием рассказал, но...

Лицо МакНаба расплылось в улыбке и он нанес мне хорошо поставленный легкий толчок в районе моего солнечного сплетения.

— Отвали, Кэмми — сказал он — Вы, парни, даже понятия не имеете где булавку найти.

Я двинулся дальше и наткнулся на другого приятеля, валлийца, из бывших десантников, по прозвищу Шуг. Шуг провел много времени в Северной Ирландии, был опытным профессионалом и очень популярным, отчасти из-за своего умения чертовски хорошо устраивать розыгрыши, причем как на дающей, так и на принимающей стороне.

Примерно полгода назад, когда он был на учениях, в его комнату в лагере залезла наша компания. Она всегда выглядела немного потрепанной, так что мы решили немного улучшить это место. Мы заполнили все щели в стене за обогревателем каким-то ультра-зрелым сыром "Стилтон", включили обогреватель на полную мощность и снова заперли дверь. Три месяца спустя, когда Шуг вернулся с Ближнего Востока и направился прямо в комнату, что бы бросить там барахло. Он открыл дверь и ЭТО ударило ему в лицо, как левый хук Майка Тайсона. Мы были в шести футах от него, стараясь не описаться, но он все равно ничего не понимал; просто кротко сказал нам, что ему нужно кое-что прибрать и он увидится с нами позже. Час спустя, перевернув все вверх дном, он обнаружил источник того, что теперь стало серьезной биологической опасностью. Правда была для него большим утешением, так как он был убежден, что виновником была его пара нестиранных носков. Он отомстил мне, поставив свой большой будильник "встань или сдохни" на три часа утра и поставив его снаружи моей комнаты после особо тяжелых учений.

Было уже далеко за полночь, когда мы получили известие от Всемирной службы новостей BBC, что началась война в воздухе. Наша реакция была смешанной. С одной стороны, мы были рады, что ожидание закончилось. С другой мы были чертовски злы, что американцы заварили кашу, до того как кто-то из нас попал в Ирак.

— Давайте перетащим старину Стормина через границу и посмотрим как ему понравится — сказал Том — влететь в то место, которое разворошили как осиное гнездо. Иисусе, янки иногда будто только что с титьки слезли.

Но это было не от чистого сердца. Дело в том, что война продолжалась. Мы направлялись в самое большое дело, с которым полк столкнулся за последние десятилетия. Конечно, в тот вечер в наших ногах ощущалась некоторая дрожь, но и вполовину не такая сильная, как чувство облегчения оттого, что мы наконец приступили к работе.

Глава 4

Война длилась чуть больше суток, когда до "Виктор" дошли слухи, что Саддам запустил "Скад" по Израилю. После эйфории прошедшего дня и утра, когда продолжали поступать новости о том, что в Ираке уничтожается цель за целью почти без потерь с нашей стороны, это стало отрезвляющим сигналом к пробуждению. Иракские ракеты упали на пригороды Тель-Авива и Хайфы. В первоначальных сообщениях говорилось, что никто не был убит, но были раненые; кроме того, несмотря на предупреждения Саддама, эти боеголовки, по крайней мере, не содержали никаких химических веществ.

Большая часть "Скад" полетела на запад, но они из них был направлен на юго-восток. Он был сбит ракетой "Пэтриот", когда несся в сторону Эль-Рияда, столицы Саудовской Аравии. Когда люди проснулись в странах Западной Коалиции, они встретили новость с тревогой, умеренной некоторым облегчением, что эта крупная эскалация конфликта, на данный момент, была сдержана. Но никто не сомневался, что Саддам попытается снова — и в что в следующий раз, возможно, "Скады" будут иметь боеголовки с химическим или биологическим снаряжением.

Первым делом 18-го Эскадрон "А" был собран на инструктаж командиром полка. Наша директива, сказал он, изменилась. Новости из Израиля были чрезвычайно серьезными. Президент Буш и премьер-министр Джон Мейджор позвонили премьер-министру Израиля Ицхаку Шамиру, что бы попросить израильтян о сдержанности. Все знали, что поставлено на карту. Если израильтяне нанесут любой удар по Ираку, Арабская Коалиция, и без того хрупкая, скорее всего расколется. И после того, как сирийцы и египтяне уберутся восвояси, появится вполне реальная перспектива, что Саудовская Аравия вскинет руки и скажет "Халас" — все кончено.

Без арабов Западная Коалиция была бесполезна. Очень важно, что бы Израиль не участвовал в войне. Командир полка дал нам резюме. Вуш и Мейджор пообещали Шамиру, что большая часть их военно-воздушных сил будет перенацелена на борьбу с угрозой "Скадов". Найти стационарные стартовые площадки было относительно легко и в предрассветные часты, все эти бункеры, как полагали, будут уничтожены. Проблема заключалась в мобильных пусковых установках. Считалось что у Саддама было около 40 таких восьмиколесных монстров, транспортно-пусковых установок или ТПУ, о которых нам впервые сообщили в Херефорде. Некоторые, были уничтожены в первую же ночь. Но остальные, возможно 20 или 30, были рассредоточены по всем направлениям в западном Ираке, вместе с одному Христу известным количеством ракет. Прямо сейчас, сказал комполка, за ними охотился почти каждый разведывательный самолет Коалиции.

Но это выглядело нехорошо. Последние новости из Тель-Авива сводились к тому, что израильтяне готовятся к следующему непредвиденному событию. По-видимому, они сообщили командующему армией Коалиции генералу Норману Шварцкопфу, что если американские и британские самолеты не смогут их порубить в капусту, они отправят пару своих армейских бригад в Западный Ирак что бы поохотиться на "Скады" самостоятельно. Шварцкопфу пришлось быстро думтаь. Повторяя мольбы своего президента не вмешиваться, он спросил израильтян, что они могут сделать в Ираке такого, чего еще не делала британская SAS.

— Полк сделает то же самое, что и вы — сказал он — Это более быстрый путь.

Так вот в чем дело. Теперь нас перенацелили на поиск "Скадов", "Скадов" и еще раз "Скадов". Немедленно началась подготовка к отправке нашего полуэскадронного конвоя на передовую оперативную базу (ПОБ) в северо-восточной Саудовской Аравии. В обозримом будущем, она должна была служить штабом полка и нервным узлом, из которого будут выходить все директивы и обрабатываться вся информация от различных групп и конвоев, действующих в Ираке. План состоял в том, что бы отправить нас всех туда — машины, мотоциклы, людей, материалы — на уже и так перегруженном флоте С-130 "Геркулесов" Королевских ВВС. Половина нашей группы убыла позже в тот же день. Мы последовали за ними спустя двадцать четыре часа.

Здесь мы нашли старшего из сержантов Полка, большого грубоватого парня из Йоркшира, по имени Роджер. Роджер был ПСМ, полковым сержант-майором, и почти двадцать лет служил в SAS. ПСМ олицетворяет любой полк. Он его становой хребет. Роджер видел боевые действия в Омане, на Фолклендах и во множестве других мест. Он мог быть неотесанной деревенщиной, но у него был чертовски хороший характер. Он был популярной фигурой, но я понимал, что стычка с ним будет кошмаром. Родж был так спокоен, что я не мог представить себе его, идущим на войну. Я догадался, что его отправили на ПОБ в качестве еще одного хранителя; кого-то, кто мог бы помочь в оперативной комнате. Учитывая его экстравагантную манеру держаться, я подумал, что это вероятно лучшее для него место.

— Черт возьми, Родж — сказал я, оглядывая нашу спартанскую обстановку — В ОАЭ принимают "Sky TV", но не здесь. Что ты собираешься делать?

Роджер был помешан на спорте и азартным человеком. Он был готов делать ставки на что угодно. Но сначала его нужно было подключить к игре.

— Даже не думай, чо-о-орт тебя дери, верить в это, дружище — ответил он. — Тут повсюду эти проклятые янки. Они ни чо-о-о-орта не двинутся без гребаного телевизора. Я найду что-нибудь, где можно сделать ставку, даже не волнуйся.

Если Роджер так сказал, я в этом не сомневался.

Когда дождь брызгал на брезент над нами, я и другие "штабные" собрались во внутреннем святилище нервного узла, окруженные мощными приемо-передатчиками и другими различными частями комплекса специальной связи. Нам приказано в последний раз осмотреть наши машины, проверить напоследок не нужны ли нам какие-либо припасы, а затем направляться на север, к границе. На обратном пути к "Лендроверу", что бы передать последние новости парням, я столкнулся с Филом, нашим полковым квартирмейстером. Фил был худым, жилистым прямолинейным кокни и чертовски умным, каким и надо быть, когда руководишь снабжением целого полка.

— Все в порядке приятель? — спросил он.

Я молча кивнул. Мы были готовы, как никогда.

— Слушай — сказал Фил — Если тебе что-нибудь понадобится, пока ты там — что угодно — скажи мне и я собственные яйца надорву, что бы попытаться достать это для тебя.

— Спасибо, дружище. Очень мило с твоей стороны. — Я шагнул вперед и остановился. — Есть одна вещь, которую ты можешь для нас сделать.

— Не стесняйся, дружище.

— Сунь курева в груз снабжения, а?

Я прикинул, что мне хватит "Силк Кат" на две или три недели. Затем я опущусь до мешка с ассорти из "Мальборо", "B&H", местного саудовского хлама и, если я действительно буду в отчаянии, до "Эмбаси Ригалс". На самый крайний случай, у меня была также жестянка с табаком, но крутить самокрутки — это только для спасения моей жизни и надолго меня не хватит. Я бы передал эту обязанность Тому, моему единственному союзнику-курильщику в машине и эксперту по самокруткам.

Фил помахал мне.

— Посмотрю, что смогу сделать. Обещаю. Удачи Кэмми. Устроим им ад, а?

— Я сделаю все, что в моих силах — сказал я прежде, чем отправиться к машинам.

Когда стемнело, Алек, Тони, Грэхем и я собрались в главном оперативном зале для заключительной подбадривающей беседы с двумя представителями разведкорпуса. После того как мы, сержанты, ушли, Грэхем остался еще на несколько минут для каких-то заключительных слов мудрости, прежде чем присоединится к нам, в наших машинах. Затем, после краткой проверки маршрута, мы сели в седла и отправились в путь, наши уши наполнились грохотом реактивных двигателей, когда очередная волна истребителей рванулась в небо, что бы разбомбить еще больше вражеских целей.

Впереди у нас было 200 километров пути, маршрут шел через другую крупную саудовскую базу, под названием "Арама". Затем, после короткого отрезка в 50 км. вдоль дороги, параллельной Трансаравийскому нефтепроводу, возникла идея сократить путь на север, через последние 80 километров пустыни до иракской границы. Поездка была ужасной. Погода была необычайно холодной, но никто не останавливался. Мы были в гонке со временем. Как солдаты, мы чувствовали необходимость проникнуть в Ирак и запачкать руки, пока политики не струсили и не остановили "Бурю в пустыне", как теперь называлась операция по освобождению Кувейта.

Временами видимость снижалась до двадцати-тридцати метров. В воздухе висело сочетание тумана, пыли, от машин впереди, низкой облачности и мороси. Поскольку наши машины были открытыми, мы вскоре обнаружили, что замерзаем насмерть. Том, сидевший за рулем, сначала отбивал рэп на рулевом колесе, прежде чем запустить винтажного "Иностранца" во весь голос. Он повернулся, что бы посмотреть на нас с Ником, как будто призывая присоединиться нас к песне. Я сидел на переднем пассажирском сиденье, Ник был сзади, заряжая Mk 19. Джефф выехал с дороги, оседлав мотоцикл. В обычных условиях, в машине хватало места только для троих. Четвертый член команды, по очереди, ехал на мотоцикле.

Том продолжал петь.

— Господи — крикнул Ник, перекрывая шум ветра и грохот справа от меня — Неужели нам придется терпеть это до тех пор, пока Саддам не выбросит на ринг полотенце?

— Нет, если это хоть как-то от меня зависит — ухмыльнулся я, похлопывая по своему пистолету.

Я не учел любви Тома к музыке, когда планировал ему место в своем экипаже. Том играл на гитаре. Он не был Эриком Клэптоном, но был неплох. Хотел бы я то же самое сказать о его танцах. Однажды вечером, когда Джейд удалось затащить меня на дискотеку, старина Том в своей гавайской рубашке выделывал самые невероятные трюки посреди танцпола. Если он искал немного гармоничного аккомпанемента на этой вечеринке, то он тусил не с той компанией. Я не мог спеть ни одной ноты, а Ник был не намного лучше.

Джефф был темной лошадкой. Я знал его, но не так хорошо как Тома и Ника. Хотя я не сомневался, что до того как все это закончится, мы будем знать друг друга так же хорошо, как наши жены и подруги. С этой тревожной мыслью я бросил взгляд на Ника. Большой Фрагов Гигант (в оригинале — Big Fucked-up Giant, BFG. Так же называется оружие-аннигилятор в игре DOOM. Прим. перев.) только что засунул себе в рот целый батончик "Марса".

— Что? — ласково спросил он, измазав зубы в шоколаде.

— Ты животное — сказал я.

— Ты хочешь, что бы я начал петь?

— Что угодно, только не это.

— Тогда заткнись нахрен, Кэмерон.

Песни лились густо и быстро в течении следующего часа. Это было все равно что оказаться с музыкальным автоматом, запитаном от ядерного реактора. Но по крайней мере, это помогало забыть о холоде. Мы остановились в предрассветные часы и заправились, перед тем, как пересечь границу. Конечно, нам нужно было отправиться в Ирак с максимальным запасом топлива, но это был еще шанс разобраться в ситуации. Пока команда заправщика заливала нашим машинам баки и канистры, горячий чай пошел по кругу.

Чаепитие — важный ритуал в SAS. У каждого парня есть фляжка, которую он заполняет чаем, перед выходом с ПДБ (в оригинале — LUP, lying-to-point, я перевел это как Пункт Дневного Базирования — прим. перев.). В принципе, у каждого свой вкус, мы фиксируем свой. Я знаю по опыту, что это удобно, когда парни разделяют ваш вкус к чаю, потому что через некоторое время напиток передается по кругу и смешивается. У нас с Томом было пристрастие к одному и тому же сорту чая: достаточно крепкого, что бы испачкать язык и в такой же степени сладкого. Но с Ником у нас была настоящая беда. По какой-то причине, БФГ, который был самым большим обжорой, которого я встречал, не любил сахар в своем чае. Мы потратили целую вечность, пытаясь убедить его, что было бы разумно получить немного сахара в свою утробу, но он просто не переносил его. Мы с Томом заключили между собой договор, что прежде, чем это приключение закончится, мы впихнем в него чашку горячего сладкого чая. Это стало чем-то вроде вызова.

Мы взяли кружки с чаем и с благодарностью потягивали его у дороги. Мы промокли насквозь, но это была проблема, с которой мы мало что могли поделать. Каждый предмет в нашем кузове был необходим, а объем и вес были критичны. Там не было места для предметов роскоши и запасная одежда попала в их число. Был однако еще один слой, который мы могли использовать, и это было наше снаряжение РХБЗ — куртка и штаны, предназначенная для нашей защиты в случае ядерной, биологической или химической атаки. В течении короткого промежутка времени, мы все ковыляли в наших клоунских костюмах. Как только заправка закончилась, мы направились на север, к границе. Постепенно холод и сырость смогли проникнуть даже в наши комплекты РХБЗ.

Мы остановились в небольшой впадине, примерно за час до восхода солнца. Граница и наша точка входа были в пяти километрах впереди. Нужно было время, что бы провести разведку. Было также важно, что бы впереди у нас была целая ночь, что бы мы могли проникнуть вглубь Ирака до восхода солнца.

За час до рассвета, Грэхем дал сигнал к началу обустройства ПДБ. Мы запарковали машины, накрыли их сетями и выставили часовых. Затем дождались рассвета и начали наш скрытый поиск пограничной зоны, что бы выбрать нашу окончательную точку входа. Все было хорошо и когда наступила ночь, мы выполнили проникновение.

Для обустройства ПДБ или Пункта Дневного Базирования, в котором мы прятались в течение дня, требовалось время — так было всегда. Для случайного наблюдателя, это могло выглядеть как будто мы просто припарковали наши машины и накинули на них маскировочные сети. Но на самом деле, ПДБ должен был быть чрезвычайно безопасным и обеспечить нам возможность обороны в случае нападения. Порядок был хорошо отработан: несколько ломаных маневров назад, к нашей последней позиции; быстрая оценка ландшафта и тщательный осмотр возможных путей подхода противника; определение оружейных биссектрис и простреливаемых зон, их полное перекрытие огнем с машин и личным оружием; развертывание часовых и наконец, планирование наших "жучиных лазов" или путей эвакуации, если все обернется плохо.

Подготовка ПДБ всегда делалась в конце ночной работы, независимо от того, насколько вы устали. У вас был только один шанс выбрать правильно спрятаться. Если вы где-то прокосячили, как только рассвело, о поиске другого места не могло быть и речи.

К восходу солнца ПДБ был готов. Наша точка входа находилась примерно в середине района, который мы должны были патрулировать. Это был значительный кусок территории в Западном Ираке — равный, скажем, Шотландии.

До того, как мы разместились на ПДБ, информация, которую нам дали о нашей точке входа была минимальной. Мы знали только, что иракцы возвели большую насыпь, а перед ней, насколько хватало глаз, тянулась большая траншея. Это должно было предотвратить любую попытку прорваться на машинах.

Грэхем решил проверить несколько районов, которые мы отобрали с помощью наших разведывательных фотографий в качестве возможных точек входа. Фотографии были не слишком хороши, но мы не думали, что это будет проблемой. Наши люди из разведки в "Виктор" связались со своими американскими коллегами в Эль-Рияде и запросили у них дополнительную информацию — и если возможно, кое-что получше. Но они немного получили дополнительной помощи. Итак, мы были вынуждены действовать наудачу.

Разведгруппа состояла из двух мотоциклистов, поддерживаемых "Лендровером". Последний бросок к насыпи будет осуществляться пешком. Хотя мы знали о позициях и общей численности бригадных и дивизионных группировок иракцев, точное развертывание отдельных подразделений было в значительной степени неизвестно. Саддам постоянно перебрасывал свои военные ресурсы, что усложняло нашу задачу. Крайне важно, что бы никто не знал что мы вошли в Ирак.

Пока разведгруппы вышли в свои районы поиска, остальные занялись обычным распорядком: постоянно проверяли периметр безопасности, сменяли часовых, поддерживали связь по радио, кодировали и декодировали огромное количество двунаправленного траффика, который нам приходилось обрабатывать.

Разведгруппы вернулись вскоре после четырех часов, почти через десять часов после их выхода. Это был тяжелый выход. Они были покрыты пылью, по их коже струились ручейки пота.

Кит Норман был первым из тех, с кем мне удалось поговорить. Обычно спокойный и сдержанный, он был очень зол.

— Я бы хотел добраться до того косоглазого скотомудилы, который дал нам эти фотографии — сказал он, бросая свой шлем на песок. — Что за чертова задница.

В глубине души мы понимали, что они были не на высоте, но всегда надеялись, что сумеем выкрутиться, когда увидим как обстоит дело своими глазами.

Меня охватило дурное предчувствие.

Через полчаса мы провели разбор полетов на заднем сиденье одного из наших "Лендроверов". Были разложены карты и фотографии. Все "штабные" присутствовали. По мере того, как я слушал отчеты, мое настроение падало. Судя по тому, что говорили разведчики, было совершенно очевидно, что сегодня ночью переправы не будет.

Они проехали, прошли и проползли более 50 километров, проверяя и перепроверяя границу на предмет точек входа.

Насыпь делала именно то, что чего она была создана — сдерживала, нет, закрывала доступ в Ирак. Значительная часть границы была непроходима. После того, как разведгруппы ушли, я и трое других "штабных" начали серьезный разговор. Под руководством нашего специалиста по мобильным операциям, Тони, мы рассмотрели различные варианты, выложив каждый перед Грэхемом, что бы он мог выработать решение. Они варьировались от переброски в другое место до перевалки вручную наших "Лендроверов" через насыпь. В последнем, случае, без сомнения, мы могли бы это сделать, но не за одну ночь и не без оставленных следов.

Грэхем обдумывал свой выбор мучительно медленно. Он никак не мог принять решение. В конце-концов мы сделали это за него. Мы решили переместиться и попробовать где-нибудь еще.

— Тони, скажи мне — спросил я короля мобильных операций на обратном пути к машинам. — Почему у меня такое чувство, что Грэхем не выкладывается по полной?

— Он под большим давлением Кэмми. Дай ему время.

— Чертова война закончится, дружище, если мы дадим ему еще больше времени.

Тони улыбнулся.

— Медленно, медленно лови обезьяну, дружище. Не беспокойся, мы скоро запачкаем руки.

Когда я вернулся к своей машине, выражение моего лица, должно быть, сказало все. Ребята собрались вокруг и я выдал им короткую версию: пересечение границы будет не здесь. Когда солнце начало садиться, была приготовлена горячая еда, заполнены фляги, снаряжение уложено, ночная оптика вытащена, проверен маршрут движения и составлен график движения и точки рандеву по нашим системам GPS. Было решено что мы отойдем от границы и направимся на северо-восток, в конечном счете, сократив путь, что бы переместиться достаточно близко для еще одной разведывательной миссии на следующий день.

Последняя сигарета в темноте, последний глоток чая, когда мы уже сидели в наших машинах и мы отправились. Ведущий вышел на маршрут, остальные пристроились сзади. Порядок движения конвоя теперь был четко определен: боевые машины впереди, машина-матка снабжения в середине, остальные боевые машины сзади и наши мотоциклы на флангах и впереди. Всего семь машин, два мотоцикла и тридцать человек. Мы останавливались через неравные интервалы, что бы поменять позицию. С первыми лучами солнца, после двенадцати часов такой работы, наши глаза и остальные части тела чувствовали напряжение.

Мы развернули наш ПДБ и снова занялись привычным распорядком.

Когда разведгруппы вернулись обратно после полудня, это была та же самая удручающая история. Насыпь по прежнему оставалась неприступной. Именно в такое время как сейчас, нужно было иметь чувство юмора. К этому времени мы уже проклинали недостаток доступной нам информации по этому участку границы. Тони, Алек и я также скормили Грэхему множество вариантов, но немногое получили в ответ. Это было не так, как должно было быть. Мы подумывали о том, что бы послать срочный вызов в штаб полка с текстом: "Срочно требуются средства для входа — восемь комплектов гребаных крыльев".

На рассвете мы отправились на новое место, что бы снова начать весь процесс. В течении следующего дня, мы получили сообщение что остальные три конвоя смогли пересечь границу. Мы были рады за них, но это заставляло нас чувствовать себя идиотами.

— Я слышу, как треплются на следующем общем совещании — сказал Ник, качая головой. — Эскадрон "А" побит проклятым замком из песка.

— Я с большим удовольствием отмечу — сказал Том — что мы не оставили позади тридцать процентов боевых машин. То есть, когда мы переправимся, конечно.

Барабаны Херефорда отбивали непрерывный ритм сплетен, фактов и слухов, которые поддерживали нас в контакте, когда мы следили за нашими системами связи. Мы слышали, что одна конкретная группа успешно пересекла границу, но в процессе сожгла несколько машин, просто пытаясь пересечь насыпь. Машины пришлось уничтожить и спрятать. Было ли это на сто процентов правдой или нет мы не знали, но звучало это достаточно хорошо, что бы использовать в качестве улики против них позже, когда начнется стеб и нам придется защищать свой угол.

Ник поднялся на ноги и пнул ближайшую покрышку, которую он мог найти.

— Это должно быть что-то вроде подколки. Штаб придумал идею для шутки. Кто-нибудь видел Джереми хренова Бидла?

Я подошел к Тони и увидел, что он склонился над картой, глядя на границу.

— Мне показалось, ты говорил будто эти машины могут переехать все, что угодно — сказал я ему.

Это была плохая шутка. Как лидер мобильной группы, Тони был зол на насыпь больше, чем любой из нас. Он признался что только что вернулся со встречи с Грэхемом и на мгновение замолчал.

— Слушай Кэмми, насыпь преодолима. Наша настоящая проблема это не насыпь.

— Ты что такое говоришь?

Он сложил карту и убрал ее.

— Давай пока оставим это, дружище.

Я отвернулся и пошел к своей машине. Сказать, что я был обеспокоен, было бы преуменьшением. До сих пор мы сами себя обманывали. Но для Тони, мистера Беспощадного, готовность ткнуть пальцем в источник проблемы, даже косвенно, означала что дела обстоят хуже, чем я думал. И в довершении всего, я понять не мог, как мы это собираемся уладить.

А потом, позже в этот же день, хвала Господу, появилась перспектива каких-то действий.

Мы получили по радио инструкции, подробно описывающие некоторые приготовления иракцев к запуску "Скад" с территории Ирака. Положение "Скад" требует высокоточной триангуляции, что бы позволить пусковой установке запрограммировать ракету и выпустить ракету к цели. Мы знали, что ряд стартовых площадок уже был предварительно обследован и обозначен для будущего использования иракскими ракетными расчетами. Мы проверили координаты и увидели, что такой участок находится в 40 километрах от нас к северу. Это было то, что мы раньше не планировали.

Мы придумали план атаки. Мы не знали, была ли уже пусковая установка на месте, или она должна была скоро прибыть. Мы планировали оба варианта. В последнем случае, пара противотанковых мин могли бы стать приятным сюрпризом для экипажа, когда они будут внутри транспортно-пусковой установки или ТПУ, на позиции напротив заранее подготовленной насыпи. Из-за продолжающейся проблемы с нашей насыпью, мы уже решили одну вещь: если необходимо, вся миссия будет выполнена в пешем строю.

Планирование атаки было сложным, но захватывающим. Конвой "Скад" состоит из нескольких машин, сопровождаемый большой группой солдат и оборонительным вооружением. Пеший порядок повлияет на нашу скорость, особенно в фазе отступления. Пехотинцам не сравниться с быстроходными машинами. Расстояние также ограничило то, что мы могли нести — для примера, автоматический гранатомет Mk19 с боекомплектом весил более 150 фунтов. То же самое касалось и Браунинга .50 калибра.

Было также крайне важно, чтобы при уничтожении ракеты, мы были на расстоянии не менее 800 метров, предпочтительно с подветренной стороны, поскольку топливо и любое биохимическое оружие в начинке боеголовки представляли серьезную угрозу. Потребуется надеть тяжелое и громоздкое снаряжение РХБЗ.

Поскольку было признано, что война в любой момент может быть химической, нам выдали таблетки, известной как НПА (в оригинале NAP, скорее всего аналог тарена из ИА-2 — прим. перев.), которые должны были дать нам некоторую защиту, если нас накроет атака нервно-паралитическими веществами. Эти таблетки полагалось принимать раз в день, но многие из нас смотрели на них с глубоким подозрением. В конце-концов, я думаю, что наш конвой разделился пятьдесят на пятьдесят, на тех кто принимал эти таблетки и тех, кто этого не делал. Я был в последней категории, полагая, что скорее рискну оказаться в облаке зарина в костюме РБХЗ, чем накачаю свое тело химическим веществом, о котором нам никто ничего не говорил. Шутка заключалась еще в том, что те, кто позволил отрастить себе бороду, должны были смазывать лица специальным военно-морским кремом, который должен был плотно запечатать наши противогазные маски, когда начнут летать старые "Скад" с химическими боеголовками. Поскольку место было ограничено, это был один из первых предметов, которые решили выложить из машин в контейнеры на базе. Вместо этого кто-то решил, что смазка для осей и другие автомобильные смазки, которые у нас были с собой, сделают эту работу также хорошо. Теперь, когда я слушал варианты по захвату ракет, я задумчиво потянул свою отросшую за несколько дней поросль на подбородке и задумался, куда же я положил эту чертову штуку.

Два очевидных плана атаки были: во-первых, сблизиться и нейтрализовать угрозу со стороны вражеских солдат, прежде чем взорвать ракету и уязвимые компоненты на пусковой установке; или второй, занять позицию, где мы могли бы использовать наши ПТРК "Милан" и минометы. Ночь обещала быть долгой, но убийство было не за горами. Это дало пехоте новое настроение. Когда разведгруппы вернулись, это была все та же старая история. Насыпь была непроходима. Наше разочарование было компенсировано знанием того, что миссия по "Скадам" будет вне зависимости от того, можем мы или нет взять с собой машины. Пока мы продолжали планировать атаку, другие работали над проблемой насыпи. В конце-концов, кто-то запросил разрешения переместиться к той части насыпи, через которую смог успешно пройти один из конвоев.

Штабу не потребовалось много времени, что бы ответить нам. Мы получили сообщение с приказом о переброске нас к новому пункту дислокации — месту, где мы могли бы проникнуть в Ирак с разумной степенью вероятности.

— А что насчет атаки? — спросил кто-то.

Мы проверили координаты. Переход уводил нас еще дальше от позиции "Скад". Именно тогда мы узнали, что миссия отменена.

— Иисусе, Кэмми — сказал Том — Хуже уже ведь быть не может, правда?

Я старался не дать своему возмущению прорваться наружу. Нас было тридцать, на взводе и готовых к бою. Только для того, что бы оказаться в ловушке на саудовской территории с кучей гребаного песка.

Мы были в безутешном настроении, когда мы отправились в тот вечер к новой точке рандеву. Однако, было общее ощущение, что если мы когда-нибудь пересечем границу, то будем так уязвлены подавленной яростью, что у иракцев не останется ни единого шанса. Место рандеву оказалось старым саудовским фортом, чем-то вроде показанного в "Бо Гесте" (колониальный французский форт с гарнизоном из мертвецов в Северной Африке, где происходит действие одноименного фильма 1939-го года — прим. перев.). Его гарнизон составляли около взвода саудитов, задача которых заключалась в наблюдении за этим ключевым участком границы.

Мы прибыли, как и было приказано, на рассвете и припарковали наши машины вне поля видимости с границы. Она находилась не более чем в 200 метрах и была восхитительно свободна от всего, что хоть отдаленно напоминало насыпь.

Когда мы подошли к форту, нас встретил наш офицер связи. Дэйв был майором и очень опытным членом Полка.

— Что Вы здесь делаете? — спросил я его. — Я думал, Вы будете в Эр-Рияде, прожигать командировочные?

Он широко улыбнулся.

— Когда — и если — вы все наконец-то свалите к чертовой матери через границу, у меня будет шанс.

Я рассмеялся. Было приятно его видеть.

Он повел нас на зубчатую стену. Мы изучаили границу через ночную оптику и получили подробную информацию о лежащей перед нами земле и некоторых присущих ей проблемах. Главной из них был иракский пограничный пост, примерно в 500 метрах впереди и на фланге. Я изучил его через карманный монокуляр ночного видения. Это оказалась большая, похожая на ящик конструкция на металлическом основании, примерно в пятидесяти футах над поверхностью пустыни. Хотя не было известно, сколько внутри иракцев, он давал командный обзор во всех направлениях.

Второй проблемой была местность. Не было почти никаких укрытий, способных замаскировать наш переход через границу. Мы провели время, тщательно осматривая каждый метр земли впереди, и наконец нашли то, что выглядело как небольшая впадина, ведущая в вади, примерно в полутора-двух километрах на территории Ирака. Это было не идеально, но должно было сработать. Если бы мы могли попасть в начало системы вади, ведущей глубоко внутрь Ирака, мы были бы далеко впереди. Но было жизненно важно, что бы наше проникновение прошло незамеченным.

— А что насчет этой банды? — спросил я Дэйва, показывая на кучку саудовских охранников во дворе внизу — Они на нашей стороне?

Дейв пожал плечами.

— Кто знает? Очевидно, что их проинструктировали, но вы не можете сказать, что они сделают, как только мы выйдем отсюда. Насколько я знаю, они обмениваются сигаретами со своими иракскими кузенами, когда никого нет вокруг. Если бы мы были янки, то конечно бы, поместили это место на карантин на месяц. Но у нас нет таких ресурсов, Боюсь, Кэмми, тебе просто придется держать пальцы скрещенными.

В течении следующих нескольких часов мы не сводили глаз с иракской позиции — все наши оптические приборы высматривали следы патруля. Ничто не давало нам повода для беспокойства, кроме луны, которая по большей части пряталась за облаками. Мы надеялись, что так оно и останется. Мы уже сделали вывод. Сегодня ночью мы пересечем границу, пан или пропал. Настало время принятия решений. Будем ли мы захватывать иракский пограничный пост? Если бы мы это сделали, то могли быть стопроцентно уверены, что это привлекло бы чье-то внимание, к тому, что происходит в этом районе. В конце-концов, мы решили рискнуть и оставить все как есть, надеясь, что тряпкоголовые не заметят нас, когда мы будем медленно пробираться через два километра голой земли к началу системы вади.

Ничего больше нельзя было узнать, болтаясь поблизости. Мы вернулись к своим машинам и дважды проверили, что все наше оборудование было уложено правильно. Малейший дребезг или грохот какого-нибудь предмета, и мы окажемся по уши в дерьме. В течении следующих двух часов — с того момента, как первая машина покинет убежище в форте и до того, как последняя вьедет в вади — мы должны двигаться бесшумно.

Я ощутил нечто большее, чем нервный укол, когда обошел машину, проверяя все ли на месте. Ник, Том и Джефф тоже были там, каждый следил за тем, что бы все было на своих местах. Одна из серьезных вещей при работе ночью, это то, что вы всегда должны знать, где все находится, так, что бы если вам это что-то быстро понадобится, вы могли просто взять его в руки, без суеты.

Осмотрев путь с верха форта, мы увидели что местность впереди была довольно типичной: плоская и невыразительная, с редкими разбросанными клочками растительности, растущей на поливаемом дождем песке. Мы знали, что среди этого редкого ковра кустарников прячутся валуны, много валунов. Тони обошел машины, напоминая водителям, что бы они не держали руль большими пальцами. Вы ударяется о валун, даже на скорости несколько миль в час, и спицы могут выбить вам большой палец из сустава. Обычно Тони встречали добродушным подшучиванием, словами, что он должен перестать вести себя как старая наседка. Но это была не обычная ночь. Все работали молча. Очевидно, я был не единственным, кто был захвачен драматизмом этого события.

В нашей машине вести должен был Том. У них с Ником было больше всего опыта за рулем, хотя у каждого из нас было достаточно практики в вождении ночью по пустыне. Хитрость наших ночных передвижений заключалась в наших ПНВ — пассивных приборах ночного видения. Это была, вероятно, наша четвертая по важности вещь, после патронов, воды и навигационных систем GPS. Что бы дать нам возможность видеть ночью, у нас было несколько вариантов. Первой были наши карманные монокуляры, напоминавшие половинку бинокля средних размеров. Мы вешали их на шею, поднося к глазам каждый раз, когда нам нужно было быстро взглянуть на что-то, что вызывало у нас интерес. Карманные монокуляры работали, усиливая окружающий свет от луны и звезд. Стратеги Коалиции для "Бури в пустыне" выбрали ночь на 16 января для начала наступления на Ирак, поскольку это была первая безлунная ночь после истечения крайнего срока вывода войск из Кувейта. Без какого либо светового загрязнения, здесь, в пустыне, даже этот маленький светящийся полумесяц лишал вас большей части тени, на которую вы обычно рассчитывали для скрытого пересечения границы.

Поскольку водитель был поглощен своей задачей, ему требовалось нечто более существенное, чем карманный монокуляр, что бы увидеть, куда он едет. В хорошую ночь ПНВ обеспечивал видимость примерно на 200 метров. В плохую ночь, они были довольно ужасны, но все же немного лучше, чем обычно вы могли увидеть одним глазом.

Я не завидовал Тому, который в основном использовал ПНВ. Это были большие, тяжелые штуки, которые крепились на голове с помощью штуки наподобие шапочки для регби. Через час мышцы шеи начинали болеть, как у педераста, которому подвесили перед глазами эквивалент пары пакетов сахара. Вдобавок ко всему, оптика, окрашивавшая все в флуоресцентный зеленый цвет, заставляла вашу голову пульсировать. Иногда было настолько плохо, что казалось, будто твои глаза вот-вот выскочат из орбит. Это потому что глазные яблоки работали постоянно, пытаясь приспособиться к искусственной среде. И если те, кто использовал карманные трубы, тщательно следили за пейзажем только одним глазом, что бы сохранить ночное видение хотя бы с одной стороны головы, у водителя такой возможности не было. Если что-то пойдет не так и его ПНВ выйдет из строя, он будет шататься по пустыне как слепой. До тех пор, пока его не убьет пуля, выпущенная снайпером из винтовки с тепловизионным прицелом, или не переедет танк, которого он даже не увидит.

Вдобавок ко всему, работа с ПНВ не дает вам никакого восприятия глубины. Вы можете засечь валун впереди, но потребуется чертовки много практики, прежде чем вы почувствуете, как далеко он находится. Не успеешь оглянуться, как окажешься на вершине этой чертовой штуковины, приземлившись, как корабль налетевший на мель, а сзади будет сидеть парень, получивший компрессионный перелом одного или двух позвонков. Другая проблема — короткие расстояния. Поскольку вы фокусируете ваше зрение на бесконечности, когда ведете, ваше ближнее зрение безнадежно, если вам вдруг оно понадобиться. Это настолько плохо, что если вы хотите передать чай парню, вы должны буквально взять его за руку и направить ее на чашку. Здесь, конечно, очевиден простор для розыгрышей, но поскольку каждый из нас морально и физически готовился к нашему проникновению в Ирак, забавы, связанные с ПНВ или другими чертовыми штуками, были очень далеки от наших умов.

Мы начали пересекать границу, установив интервал между машинами на расстоянии ста метров друг от друга. В полнолуние мы могли бы удвоить эту дистанцию между машинами. В плохую ночь, без луны, с плотным облачным покровом и проливным дождем, мы вероятно, сбились бы в кучу и нас разделяло бы не более пятидесяти метров. Сегодняшняя ночь была чем-то средним с точки плотности света, но требовалось немного дисциплины, что бы увидеть его таким образом. Из-за того, где мы были и что делали, казалось, что мы двигаемся посреди бела дня.

Мы снизили скорость до уровня, эквивалентного медленной прогулке. Мы приложили все усилия, что бы подавить шум наших двигателей и пыль от наших шин. Мотоциклы были принайтованы и закреплены на нашей машине снабжения.

Наш 110-й был уже на полпути, когда луна пробилась через облака. Том резко затормозил. Ощущение было такое, как будто кто-то направил на нас прожектор. Краем глаза я заметил мрачное выражение лица Тома. Облака неслись по небу с невероятной скоростью. Том, очевидно, думал о том же, о чем и я — об ужасных условиях, которые мы пережили на пути от нашей передовой оперативной базы: туман, взвесь в воздухе, видимость до тридцати метров. Закон Мерфи преследовал нас на каждом шагу. Луна снова скрылась за облаками и мы решили двигаться дальше, медленно продвигаясь к воображаемой линии на песке, которая была границей. Надев каски, бронежилеты, с оружием во все стороны, мы наконец пересекли границу Ирака вскоре после полуночи 24 января.

Наши темпы продвижения от границы до кромки вади были ужасными. Ни у кого из нас не было сомнений в том, что мы в деле. Это было странное чувство, потому что мы понятия не имели, что нас ждет впереди. Как бы я ни радовался, что мы наконец-то отправились в путь, времени на празднование не было. Наше поползновение от иракского пограничного поста к вади, было с теми же неприятными чувствами, что и раньше. Мы не сводили глаз с наблюдательной вышки через нашу оптику, ища признаки активности, но ничего не видели.

На первый взгляд, это была хорошая новость. Но у каждой медали две стороны, и тот факт, что иракцы не запускали осветительные снаряды и не стреляли в нас, был слабым утешением. Все мы были поглощены одной и той же мыслью: что, если эти клоуны выследили нас и теперь передают информацию в комитет по встрече Республиканской гвардии? Я повернулся к Тому, у которого, с тех пор как мы пересекли границу, к верхней губе прилипла незажженная самокрутка.

— Если у них есть связь, то у нас тут могут быть чертовы проблемы — сказал я. — Может быть, нам следовало бы больше времени держать их под наблюдением, прежде чем мы приняли решение уйти.

Том непроизвольно пожал плечами, сосредоточившись на местности впереди.

— Ну, дружище, если пойдет град из пуль, мы поймем что приняли неверное решение — ответил он.

Я покосился на него сквозь очки, пытаясь прочесть выражение лица.

— Ну, если нам придется срочно покидать машину, жестянка с табаком зажата за рычагом переключения передач.

В данных обстоятельствах это была вся бравада, на которую я был способен.

Наконец мы достигли кромки вади и остановились. Оно было неглубоким, но позволяло нам держаться гораздо ниже линии горизонта. В этом месте пересохшее русло реки было широким — до 400 метров в ширину — но карты говорили что оно сужается впереди. Быстрый осмотр, последний взгляд назад, прежде чем семь машин, выстроившись в линию, медленно вошли в вади и неизвестность. Наши карты — лучшее что у нас было это летная карта со средней деталировкой — показывали, что мы должны оставаться в нем на протяжении 15-20 километров, направляясь прямо на север, в направлении, при котором мы должны были пересечь основной маршрут снабжения и начать искать "Скады". А пока нам оставалось только молиться, что бы наше вторжение не было замечено и иракцы не выстроились по обе стороны впереди.

В течении часа, вади значительно сузилось. Мы оказались в каньоне с такими крутыми склонами, что было бы невозможно подняться и выйти, если бы нам потребовалось бежать. После часа этой пытки, мы остановились и собрали совет "штабных". Было уже четыре часа утра. Мы слишком долго испытывали нашу удачу. Пора было искать место, где можно было бы разбить наш ПДБ. Мы должны были залезть в нору и сидеть на корточках уже за час до рассвета — меньшее означало бы потенциальное самоубийство.

Мы ехали в течение часа и покрыли около пятнадцати километров одного из самых плоских ландшафтов, которое я встречал в своей жизни. Промокшая резиновая крыса на капоте с трудом нашла бы, где спрятаться. Теперь перед нами стояла незавидная задача — спрятать целый патруль в этой местности, да еще в нашу первую ночь, когда мы все чертовский нервничали. К пяти часам он был все еще плоским, как блин, и мы все начали немного беспокоиться. Теперь мы вышли за пределы любой перспективы найти классическую возможность для ПДБ — скажем, овраг, в котором мы могли бы исчезнуть под прикрытие наших масксетей, и теперь мы искали что-нибудь, что могло обеспечить хотя бы минимальную защиту.

Пять тридцать — двадцать минут до рассвета — и все еще бесконечный плоский пейзаж. Даже после того, как мы решили отринуть наши обычно строгие правила для выбора ПДБ, мы видели лишь квадратный корень из чертова ничего. "Штабные" вновь собрались в круг и решили отправить два мотоцикла и "Лендровер" на осмотр в радиусе на 360 градусов. Тони, как наш ведущий специалист по мобильным операциям, взял 110-й. Остальные отошли, нервно взгромоздившись на свои машины и смотрели, как они исчезают в темноте, лежащей за пределами наших ночных монокуляров. А потом мы стали ждать.

Мне пришлось смириться с мыслью, что они ничего не найдут. А что потом? Неужели мы будем сидеть на равнине как лимоны? Или мы повернем назад? Или поедем дальше? Я повернулся к Тому, который сидел за рулем и пыхтел самокруткой.

— Делай свой выбор, дружище — сказал он — Это чертовски хороший способ начать, не так ли?

Когда дела плохи и выглядят все хуже, вы ожидаете, что ваш лидер будет работать над чем-то вроде командования и управления. Если Грэхем пошел в разведку и немного повел нас за собой вперед, он бы оказал услугу и нам и себе. Я не говорю, что остальные из нас имели лучшее представление о том, что делать; но в такие моменты, как этот, нужно видеть, что командир Эскадрона, по крайней мере, что-то делает. Во всяком случае, эта деятельность мешает вам сосредоточиться на мире, который быстро превращается вокруг вас в крысиное дерьмо. Но Грэхем просто сидел в своей машине. Он выглядел так, будто молился.

Прошло десять минут, а мы все еще ничего не слышали, кроме свиста ветра в рваных тентах "Лендроверов". Затем, внезапно, я уловил первый намек на шум двигателя, в особенно сильном и настойчивом шквале. Я почувствовал, как мое тело напряглось. Было невозможно сказать, мотоцикл это был или "Лендровер" — или какой-то вообще другая машина.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы услышали звук сначала одного приближающегося двигателя, а затем нескольких. Тогда Ник, сидевший в задней части машины, как наблюдатель в "вороньем гнезде", прохрипел:

— Все в порядке, это мотоцикл. А вот и другой.

Через минуту оба мотоцикла и 110-й вернулись. Грэхем, Алек и я сгрудились вокруг Тони, что бы выслушать приговор.

— Это была та еще работенка — сказал он, — но я кое-что кажется нашел. Что-то вроде низины. Христос свидетель, это не идеально, но это хоть что-то.

— Тогда давайте, нахрен, сделаем это — резко сказал Грэхем — Показывай дорогу.

Как только мы добрались туда, то поняли, что имел ввиду Тони. Там, перед нами, была едва различимая впадина. Мы уже сделали нашу обманную петлю, уловку, которая была разработана, что бы обмануть иракцев на нашем пути достаточно надолго, что бы дать нам время скрыться или вступить с ними в бой на наших условиях. Затем, поглядывая одним глазом на восточную часть горизонта, мы приступили к работе. Разбить ПДБ занимает около часа. Мы должны были работать в два раза быстрее, если хотели успеть до восхода солнца. Казалось, что Мэрфи ожил и преследует нас прямо от границы, ублюдок.

Иногда — в вади, например — вам нужно увеличить сектора наблюдения, поэтому вы выставляете дополнительных часовых. В других случаях, было бы разумно вернуться назад по следам и заложить противотанковую мину, просто на случай, если кто-то напал на ваш след. Такая мина может перевернуть танк "Челленджер", поэтому вы, как правило, слышите, когда кто-то на нее наедет. Это также поможет вам выиграть время, если вам нужно в спешке уйти. В данном случае, из-за того, что мы были так уязвимы, было трудно понять, откуда может прийти угроза. Очевидных путей подхода не было. Угроза была всенаправленной. Иракцы могли подойти откуда угодно. Работа продолжалась в лихорадочном темпе, так как мы гнались, что бы обогнать солнце. В идеальном мире, мы бы заложили сдвоенный ПДБ, что бы сократить площадь маскировочных сетей. Это также позволило бы меняться часовыми. Но в нашу первую ночь в Ираке, когда на нас упадет свет, мы хотели как можно быстрее спрятаться, не говоря уже о том, что бы разбиваться на чертовы пары.

Так или иначе, на этом плоском, покрытом твердом песком пространстве, мы должны были сделать себя самыми ничем не примечательными для случайного наблюдателя. Лучшее на что мы могли надеяться, глядя на окружающую обстановку — это на то, что нас могут принять за какие-нибудь холмы из песчаника, или на странное скопление растительности. Единственное на что вы никак не можете рассчитывать, как бы ни была хороша местность — это на то, что вы будете невидимы.

Максировочные сети, которые у нас были, были хороши, но не могли творить чудеса. Мы с Ником занялись делом. Идея заключалась в том, что бы сделать что-то вроде гаража из маскировочной сети, что бы если нам понадобится быстро выехать, мы могли сделать это сразу же, не таща за собой эту чертову штуку. Время, затрачиваемое на установку, было прямо пропорционально той заботе и вниманию, которые вы проявили, укладывая сеть в прошлый раз. Ник взялся за один конец, а я за другой. Мы потянули и подняли. Я получил полную морду песка и обругал свой гребаный рот. Поскольку сеть уложена на несколько крючков, закрепленных на перекладине, она имеет свойство собирать много пыли и песка, пока вы едете ночью. В спешке я забыл об этом и принял песчаный душ. В следующий раз Кэмерон, сказал я себе, держи свой чертов рот на замке.

Что бы создать эффект гаража, мы использовали шесть шестов, которые составляли каркас, на который уже укладывается сеть. Частично развернув маскировочную сеть, мы с Ником теперь собрали раму, сначала сделав два П-образных узла, которые будут стоять по обоим концам машины. Затем мы развернули сеть на горизонтальных опорах, каждый из нас работал как сумасшедший, что бы обеспечить достаточный зазор — но не слишком большой — между маскировочной сетью и тентом машины. И в лучшие времена это было не слишком приятной процедурой, потому что сеть имеет тенденцию цепляться за все: выступающие части оборудования машины, оружие поддержки, даже за вашу собственную разгрузку. И пока вы сражаетесь с этим неуправляемым монстром, вас все время засыпает песок и пыль, так как сеть отдает накопленное за ночную поездку.

Поставив сеть на место, мы обежали вокруг машины и закрепили ее внизу по бокам, словно бой-скауты, ставящие палатку на скорость. У вас нет времени стоять в сторонке и любоваться своей работой, но если бы вы это сделали, вы бы увидели коробчатый силуэт этого рукотворного прыща на ландшафте, с его плоским верхом и плавными конусообразными сторонами. То, что у вас под ним, это все пространство, в котором вы должны жить, работать и спать весь день. Визиты между машинами допускаются, но лучше ограничить передвижения минимумом, конечно на этой стадии хода дела, когда мы только присматривается, какие проблемы мы сможем создать во вражеском тылу. У нас пока ничего не было и вероятно не будет еще несколько дней.

Под маскировочной сетью ты практически отрезан от остального мира. Жизнь в этой атмосфере требует изрядной боевой дисциплины, поскольку между сетью и машиной очень малый зазор. Пространство под крышей практически закрыто, так как для машины едва хватает места. Это означает, что ваше жизненное пространство ограничено бортами, и из-за угла их наклона, здесь тоже не слишком просторно. Мой разум удачно решил забыть, насколько клаустрофобным он был в этом окружении, но он быстро вспомнил обратно, когда я перемещался в недостойном полуприседе между капотом и "административной" частью сзади. Эта была та часть машины, где мы готовили нашу еду и делали наш чай. Она образовывалась путем откидывания вниз на цепях транца багажника, превращая его в подобие стола. И здесь тоже, заваривание чая и приготовление еды делается в полуприседе и это через некоторое время превращается в спиноубийство.

Спать приходилось у борта машин; ваш лучший вариант для любого подобия отдыха, заключался в том, что бы устроится у колесных арок или — это было роскошью — захватить одно из сидений впереди и прикорнуть в вертикальном положении. Золотое правило гласило, никто не спит, пока все не сделано. В этот раз мы все были так взвинчены, что о возможности закрыть глаза не могло быть и речи. Я знал, что пройдет какое-то время, прежде чем адреналин достаточно спадет, что бы я мог отдохнуть, хотя я и устал как собака. Неослабевающая драма с насыпью означала, что большую часть из трех дней никто из нас толком не спал.

Как только мы обеспечили безопасность позиции, мы вышли на связь по радио. Я подполз к следующей машине, когда Гарри, известный как "Эйч", назначенный вахтенным радистом, устанавливал связь.

Мы используем два метода связи в полевых условиях, спутниковый и ВЧ. Первый используется для передачи низкоприоритетной информации, второй — для всех наших секретных материалов. Для доклада об обстановке, который включал нашу позицию, наши успехи и наши намерения, все данные вводились в защищенный ноутбук и отправлялись на передовую оперативную базу в быстром, закодированном всплеске ВЧ-эфира. Это было необходимо для бесперебойного хода кампании сил специального назначения в Ираке, поскольку потенциальная возможность конфликта — двух наткнувшихся друг на друга патрулей, палящих друг по другу — не была незначительной. Через доклад, который давал каждый патруль после каждого ночного перехода, штаб полка знал, где кто находится и давал рекомендации о продвижении последних патрулей. Наши координаторы также поместили бы вокруг нас воображаемую коробку и передали бы их планировщикам ВВС в Эр-Рияде. Меньше всего на свете нам хотелось оказаться в прицеле какого-нибудь чересчур усердного спортсмена на F-16, желающего нарисовать еще одну машину на борту своей кабины.

— Ноль, это Альфа Два Ноль — несколько раз повторил Эйч в гарнитуру спутниковой связи. — Это проверка связи, прием.

В эфире послышался треск помех, затем:

— ОК, Альфа Два Ноль. Принимаю ваш "Сила 5", прием.

Он бросил на меня взгляд и поднял вверх большой палец.

— Спроси для меня, как поживают остальные парни — попросил я.

Эйч кивнул.

— Ноль? Как там Альфа Два Ноль — Альфа, прием?

— Последнее что мы слышали...

Голос, отвечавший нам, потонул в каком-то мгновенном атмосферном искажении. Эйч щелкнул переключателем и прижал к уху один из наушников.

— Повторите передачу, прием.

Последовала пауза. Затем он снова поднял глаза.

— У них все в порядке — сказал он, все еще слушая штаб-квартиру — Все еще держат курс на север.

Я удовлетворенно кивнул и вернулся к своей машине, что бы поделиться новостями с ребятами. Ник скрючился между верхом машины и крышей, убирая пыль из Mk 19 после ночной поездки, а Том проверял давление в шинах, его пальцы были в пятнах масла после недавнего сеанса под капотом. Джефф был где-то на периметре, выполняя свои холостяцкие обязанности. Том уже позаботился, что бы заварить чай для всей компании.

Я перебрал все, что мы должны были сделать, мучимый неприятным чувством, что что-то не так. Штаб-квартира была довольна. Мы уже установили ПДБ и наметили наши маршруты отхода и запасные точки рандеву. Короче говоря, все было так, как и должно было быть, за исключением нашего местоположения: мы были семью очень заметными холмами на поверхности плоской и почти безупречной равнины в западной иракской пустыне.

— Господи — сказал я, направляясь к корме машины, где скрючившись сидел Том над транцем в муках готовя очередную порцию чая, — если так будет продолжаться до конца нашего пребывания здесь, то мы окажемся в дерьме.

Том хмыкнул.

— Еще рано, дружище, мы все в нетерпении.

Раздалось звонкое "банг" и Ник выругался, поскольку его палец оказался прищемленным какой-то неудобной частью Mk. 19. Том протянул мне мой чай.

— Выкинь это из головы. Что насчет завтрака? Я могу вытащить сухпай.

Мы работали на основе трехразового питания: завтрак, обед и чай. Завтрак состоял из разогреваемого кипятком пакета "меню", такого как фасоль с сосисками, фасоль с беконом или бекон на гриле. Обед, наша полуденная закуска, это банка солонины, мясной пирог или немного сыра, намазанного на хлеб. Еще небольшая пачка печенья, для лучшего аппетита. Чай это еще номер в разогреваемом в кипятке пакете: либо фрикадельки, либо тушеная баранина или курица. Пудинг, это небольшой консервированный фруктовый пирог или фруктовый салат. Были небольшие вариации на эту тему, но по сути, это все.

— Нет — сказал я — давай оставим это и потом удвоим попозже.

Я поднял сетку и увидел, что Ник все еще борется с гранатометом.

— Тебя это устраивает, здоровяк?

Он мрачно кивнул. Бедный Ник. Том и я были в порядке. Мы могли бы прожить большую часть дня на чае и сигаретах. Джеффу, похоже, тоже не требовалось много жрачки. И когда он это делал, он не был обеспокоен тем, как он ел. Несколько раз по дороге к границе, он набивал свой желудок ледяной едой прямо из банки или пакета. Едва не разразился дипломатический инцидент, когда Ник поинтересовался, добрались ли до Новой Зеландии газ и электричество. Когда дело касалось еды, Ник, без сомнения, страдал больше всех. Его способность уминать еду в лагере, была легендарной, но как только мы выходили на оперативную работу, большие первое и второе блюдо становились воспоминанием, тем, над чем в его мечтах текли слюнки.

В пустыне мы питались рагу — по крайней мере, мы его так эвфемистически называли. Мы их стряпали из нашего ежедневного рациона. Когда дело до этого доходило, каждый прием пищи был коричневой кашицей, с говядиной, бараниной или курицей в основе. То, что там было, было высококалорийным. Так и должно быть, если мы хотим иметь достаточно энергии, что бы продолжать двигаться по ночам. Без энергии необычайно холодная зима истощила бы наши силы в долгих ночных поездках. В мгновении ока мы окажемся практически бесполезными. Вот почему мы стали экономить свои завтраки на еду, которую готовили перед отъездом в конце дня. Обычно его готовил Том, который любил хорошую еду и был полон решимости дать нам хоть какое-то разнообразие, по крайней мере, пока мы за границей. Чертовым Марко Пьером Уайтом (знаменитый в Британии шеф-повар и телеведущий — прим. перев.) он не был, хотя и изображал себя достаточно обидчивым, если вы просили добавить соли. Так называемым коронным блюдом Тома, было его карри, в котором исчезало неприличное количество специй и неизвестных высушенных трав. Если бы у кого-нибудь из нас когда-нибудь хватило смелости проверить его с помощью детектора биологического оружия, он вероятно зашкалил бы в красной зоне.

— Бога ради, прихвати немного пересыпа — сказал Том — Это будет еще одна долгая ночь.

Через десять минут я лег и в голове у меня зазвенели образы последних трех дней: "Виктор", ПОБ, форт, граница, вади, тут... Сон не шел, отчасти потому, что я был слишком взвинчен, но в основном, потому что земля была чертовски твердой, настолько, что лучше бы я спал на кровати из гвоздей. Вопреки романтическому образу, пустыня — это не бесконечные пространства катящегося песка — по крайней мере, здесь это было не так. Земля была в основном каменистой, с тонким слоем верхней почвы и здоровенной россыпью мелких камней. Всякий раз, как вы считали что убрали их всех, всегда находился еще один и девяти случаях из десяти, он безошибочно находил путь к той части тела, где мог причинить наибольшую боль: пояснице, шее, таза, даже к чертовой заднице...

Именно в таком блаженном состоянии я и провалился в сон.

За два часа до наступления темноты, распорядок начался снова. Мы перехватили горячей еды, затем упаковали нашу дневную оптику и заменили ее на усиливавшие свет звезд монокуляры и ПНВ. Я собрался вместе с другими "штабными", что бы в последний раз кратко обсудить маршрут, который мы планировали этой ночью и о том, чего мы надеялись достичь. Мы приближались к тому, что выглядело как один из второстепенных маршрутов военного снабжения, идущий с севера на юг к границе. Было важно, что бы мы проверили его на предмет каких-нибудь вещей связанных с "Скад", прежде чем снова двинуться на север, к основным путям снабжения, идущим с востока на запад, где, как нам сообщили, была сосредоточена вся основная активность конвоев противника.

За тридцать минут до наступления темноты, все сети были сняты, наши "Бергены" упакованы, все было уложено. Убедившись, что у нас нет срочных сообщений от штаб-квартиры полка, мы сели в свои машины, попивая чай и ожидая наступления темноты, каждый ушел в своих мыслях к тому, что может привести наш первый полноценный патруль.

Погода себя не заставила долго ждать: было так холодно, будто мы были в Бреконе, в разгаре самой гнусной из валлийских зим, а не тут, в самом сердце Ближнего Востока. С тех пор, как мы покинули "Виктор", было очень холодно, но в этот раз это было что-то особенное. Мы все одели наши костюмы РБХЗ для дополнительной изоляции, но мы ничего не могли поделать с руками и лицами. Поскольку мы покинули нашу передовую опорную базу в относительном тепле, никому в голову не пришло взять серьезные перчатки для холодной погоды. Мы все чувствовали последствия, но никому не было так плохо как Фрэнку, одному из водителей Тони, который дошел до того, что смазывал машинным маслом свои руки, что бы они не трескались. Это не сработало. Они были в ужасном состоянии. У него были трещины на пальцах, как линии разломов в земной коре и они сочились. Но Фрэнк был большим мальчиком. Каким-то образом он умудрился ухмыльнуться в ответ.

Юмор помогает пережить вам такие плохие моменты как этот, иногда это помогает найти партнера по шуткам. Моим, наверное, был Том, с которым я проделал долгий путь. Партнера Фрэнка звали Базз, он был большим неуклюжим шестифутовым бездельником, с ногами, которые казалось, никогда не стояли на месте. Базз был сложен как линейный корабль и характер имел соответствующий. Будучи весьма сельским парнем, он имел в качестве хобби браконьерство. Базз нередко появлялся в Стирлинг-Лайнс с останками мертвого оленя в кузове грузовика. Когда кто-нибудь делал ошибку, спрашивая, зачем он взял с собой большую тушу животного, Базз говорил им правду: он был на полпути освежевания туши чертовой твари когда пришел вызов, кроме того, это помогало скоротать перерыв. Обычно этого было достаточно, что бы отпугнуть любопытных.

Фрэнк и Базз оставляли незабываемое впечатление. Если это было возможно, Фрэнк был более умным из них двоих, в то время как Базз, с его огромными руками и ногами, был более увальнем; если бы в шести футах от этого парня была кружка чая или кофе, он бы ее обязательно опрокинул, прежде чем она была бы выпита. Они были настоящими Тупой и еще Тупее, постоянно спорили и ругались друг с другом, дергали друг друга за ноги и вообще играли в игру "трахни все вокруг и плюй на последствия". Это не раз приводило их к неприятностям.

Я вспомнил один случай, когда мы должны были на учениях играть за плохих парней, проверяя защиту взлетной полосы КВВС дома. Базз внезапно обнаружил себя загнанном на джипе в угол, в самом конце взлетной полосы. На горизонте виднелась стена солдат полка КВВС, наступавших с оружием наизготовку. Но Базз еще не закончил. Столкнувшись с обычным "для тебя война окончена", он резко дал джипу задний ход и пролетел через ограждение периметра. Он снес ему целую секцию и последний раз его видели тащивщегося через поле, преследуемого двадцатью разгневанными солдатами КВВС и волочившим за собой достаточно проволоки, что бы обнести австралийскую овцеводческую ферму. Но Базз никогда не останавливался. Он вернулся что бы сравнять счет и снес то немногое, что осталось. Излишне говорить, что наш командир полка имел несколько иное представление обо всем этом, когда правда вышла на свет.

Именно эта способность к резкости и агрессии давала мне уверенность, что Базз и Фрэнк будут отличными парнями, когда вокруг начнется драка. Очень быстро я убедился что был прав на их счет.

Дождь лил как из ведра. Ник и Том менялись местами за рулем каждые несколько часов. Это делало обзор через ПНВ более терпимым. Теперь, что бы удержать конвой вместе. мы сразу же сблизились. Следующая машина была, вероятно, не более чем в сорока метрах от нас. Единственным утешением для нас было то, что врагу будет также трудно обнаружить нас, как и нам самим следить друг за другом. Это конечно, работало в обе стороны, так что те из нас, кто не сидел за рулем, провели ночь, сканируя признаки иракской жизни через ручную оптику. Это было время сосредоточенности и тишины. Юмор в тот вечер отдыхал.

Мы ехали уже около пяти часов в этом дерьме, когда внезапно колонна остановилась. Всегда есть веская причина для остановки, обычно это смена водителя или кому-то надо отлить. Я резко вышел из ступора. Мы останавливались всего десять минут назад, что бы сделать обе эти вещи. Так что на этот раз это могло означать только что-нибудь еще.

Проблему.

Все четверо сосредоточенно вглядывались вперед, каждый из нас проверял землю на предмет признаков активности противника. Ничего.

С семью машинами, вытянувшимися нос к хвосту, трудно сказать, что происходит дальше на линии. Мы ехали третьими в колонне, так что у нас был хороший обзор впереди, но мы почти ничего не знали о событиях в нашем тылу. Нас предупредили, что бы мы не использовали радио, так как иракцы обладают хорошими возможностями радиопеленга. Все были уверены, что они смогут засечь нас в мгновение ока, если мы будем использовать рации для чего-то другого, кроме наших жизненно важных выходов на связь со штабом полка и для чрезвычайных ситуаций. Мы все еще искали противника, когда Джо, один из наших наездников, подъехал на своем мотоцикле.

Он узнал меня в темноте.

— Кэмми, у нас тут чертова драма, приятель.

Мое сердце забилось быстрее.

— Мы смотрим во все глаза, но ни черта не видим — сказал я.

Он покачал головой.

— Нет противника, дружище. Это Кейт. Он врезался в корму "Унимога". Господи, ну и бардак. Тебе лучше подойти и посмотреть самому. Я должен ехать вперед и рассказать остальным.

С этими словами он вскочил на мотоцикл и уехал.

Я оставил свой экипаж и побежал назад, вдоль колонны. Я не знал чего ожидать. В моем сознании возникали образы ужасных ран. Я знал, что с ребятами из "Унимога" будет все в порядке. Огромная, прочная вещь, она могла врезаться в танк и все равно с ней будет все в порядке. Но вот парни на "Лендровере"...

Я добрался туда, что бы найти группу парней вокруг двух автомобилей. В тот момент, как я остановился, мои ноги ушли в мокрый песок. 110-й выглядел так, будто его приварили к "Унимогу". Когда группа расступилась, я увидел, как все это произошло. 110-й врезался прямо в корму машины снабжения, которая, будучи выше, практически начисто снесла радиатор 110-го своим бампером.

Тони был под 110-м, оценивая повреждения. Даже в сердце драмы, подобной этой, его голос сохранял свою обычную холодную и невозмутимую властность. Однако, истолковав его слова, быстро стало ясно, что не только рулевое управление погнуто до неузнаваемости, но и двигатель выглядит так, будто он разбился вдребезги.

Единственной хорошей новостью, было то, что серьезных жертв не было, только порезы и синяки на четырех парнях из "Лендровера".

Оглядываясь назад, можно было сказать, что эта катастрофа ждала своего часа. Мы все устали. И холод с дождем тоже не помогали. Они вероятно, делали только 20 километров в час, когда врезались в остановившийся "Унимог", но должно быть, чувствовали себя так, будто столкнулись с атакующим носорогом.

Вам не нужно было обладать знаниями механика, что бы понять, что этот 110-й уже дошел до финиша. Это, если говорить проще, был бывший "Лендровер". Алек, Тони, Грэхем и я обдумывали варианты. Теперь мы были крайне уязвимы. Если мы вступим в контакт с противником, мы потеряем машину снабжения. А без топлива, боеприпасов и воды мы все можем возвращаться домой. Кто-то прикрепил цепи к 110-му. Другая машина оттащила его от "Унимога". Однажды мы уже рискнули с нашим первым ПДБ и это сошло нам с рук. Теперь мы столкнулись не просто с очередным невезением, а с катастрофой.

— Что нам делать? — спросил Грэхем тони.

Король мобильных операций не колебался.

— Ничего другого не остается. Мы должны бросить этого ублюдка.

Грэхем выругался.

— Мы не можем бросить его тут. Он будет торчать как оттопыренный палец.

Тони оставался невозмутимым:

— Я не предлагаю оставлять его на виду. Я говорю о том, что бы похоронить его босс.

Грэхем посмотрел на часы. Мы почти слышали звук секундной стрелки, когда его мозг медленно обдумывал правильный курс действий.

— Ладно — сказал он наконец Тони. — Скажи мотоциклистам, пусть они осмотрятся и найдут лощину. Быстро.

Мотоциклисты вернулись через десять минут. У них что-то было.

Мы отбуксировали "Лендровер" на 500 метров, пока не добрались до места. Затем мы приступили к работе. Все двигались быстро. Мы были в еще одной гонке со временем. У нас было меньше трех часов, что бы разгрузить и похоронить "Лендровер", а затем оставить между нами и местом захоронения минимум 40 километров — что-то меньшее было бы попросту небезопасно.

Привлекли всех, кто не стоял на часах. Сначала мы расчистили впадину от валунов, затем выгрузили все из убитого 110-го — оружие, оптику, патроны, припасы, все остальное — и перенесли на "Унимог". Затем мы закатили машину во впадину, спустили шины и набросили сверху камуфляжную сеть. Последняя часть была самая сложная: сбор валунов и нагромождение их сверху, пока машина не исчезла из виду. Все это заняло у нас чуть больше часа.

Время подходило к четырем, когда мы отправились в путь. Четверо парней, которые были на 110-м, запрыгнули на "Унимог". Мы ехали так далеко и быстро, как только могли, и наконец остановились примерно через полтора часа. Это было всего в 25 км. от места крушения и далеко от идеала, но у нас не было выбора. В мгновение ока рассветет.

Этот ПДБ был особенно сложным, потому что нам пришлось перераспределить все снаряжение с места крушения по всей остальной части конвоя. После нашей тщательной упаковки всего на "Виктор" и ПОБ, это было непросто. Мы уже были загружены доверху; теперь нам нужно было найти еще больше места. Было бы легко рассердиться на Кейта и его штурмана, но никто из нас не злился. Несколько раз я задремал и врезался головой в единый пулемет, и если бы не Том и его никотиновые палочки, я бы, наверное, тоже заснул. Мы с Томом тут же заключили договор, что в эти мертвые часы между тремя и четырьмя часами, будем разговаривать друг с другом и дальше. Мы не могли позволить, что бы подобное повторилось. В случае необходимости, решили мы, нам даже придется немного попеть, что бы не задремать.

Кейт все ходил в каком-то оцепенении. Он продолжал бормотать о том, что был уверен, будто попал на мину.

Я заметил, как Ник нахмурился. В редком жесте сострадания, БФГ дружески положил руку Кейту на плечо и сказал:

— Будь это мина, придурок ты эдакий, они бы искали твои гениталии в Сирии.

Кейт пошел и пробормотал что-то еще.

Следующим большим испытанием станет реакция штаба полка, когда мы сообщим о событиях прошлой ночи в утреннем докладе об обстановке.

Как оказалось, они были удивительно философски настроены. Никто не возлагал на водителей никакой вины — как и все мы, они знали что такие вещи на операциях случаются. Они просто запросили точную широту и долготу местоположения мертвой машины, очевидно, с целью отправить "Чинук" для зачистки доказательств нашего присутствия, "Лендровера" и всего остального. Этого никогда не было. Без нашего уведомления, штаб полка размышлял о более серьезных вещах. Кто-то решил, что нам не везет более чем в одной миссии. Люди на высоких постах искали причину и объяснение. Оказалось, что у них давно уже были свои подозрения. События последующих нескольких дней станут их всесторонним подтверждением.

Глава пятая

После неудач двух последних ночей, мы отправились в третий патруль с отчетливым чувством, что вот-вот начнем действовать. Дождь прекратился на рассвете и земля успела просохнуть. Наша задача состояла в том. что бы перейти к точке на 25 км. к востоку, где, судя по карте, мы ранее выделили второстепенный маршрут снабжения. Нам нужно было проверить его, прежде чем возобновить наш курс на север, к идущей с востока на запад основной трассе снабжения между Багдадом и Иорданией.

Когда мы покидали ПДБ, среди парней явно чувствовалось предвкушение. Все наше оружие было проверено и перепроверено. Хотя наша первоначальная директива карт-бланш, изложенная в речи "парка развлечений" была отменена, среди нас было общее согласие, что если мы увидим в эту ночь конвой, мы разнесем его, будет он связан со "Скадами" или нет. В последующем разборе "вопросы-ответы" мы будем ссылаться на затасканное оправдание — извините, шеф, на таком расстоянии это выглядело как конвой "Скад", честное слово — и плевать на последствия. Нам нужно было пустить кому-то кровь.

С хорошей видимостью конвой, теперь минус одна машина, рассредоточился. Тони вел машину, а я сидел впереди рядом с ним, высматривая во всех направлениях возможные неприятности. Резкий ветер дул нам прямо в лицо, заставляя этой ночью ворочаться как сучек. Стандартная техника заключается в том, что бы вести машину в 100 метрах за передним водителем, выстраиваясь за ним в колонну по песку. Однако это превращается в крысиное дерьмо, когда дует ветер, потому что в итоге вы едете с половиной Сирийской пустыни на своем лице. Меньше чем через неделю после начала операции мои волосы стали такими жесткими и спутанными, будто кто-то на меня вылил целое ведро крахмала. По этой причине, как я заметил, некоторые парни стали стричь волосы "под ноль", в стиле национальных вооруженных сил. Другие парни — вроде меня, я подозреваю, которые начинали терять их наверху и беспокоились, что они не вырастут снова — позволяли им расти, присоединяясь к общей атмосфере "Безумного Макса".

Том вывалился из линии и содержание пыли в ветре заметно упало. Я быстро осмотрелся и заметил, что следующие две машины сделали то же самое. Теперь мы сместились и двигались уступом через пустыню, что прекрасно, если вы не любите пыль в лицо, но значительно увеличивает нагрузку. Когда вы следуете за передним автомобилем, это довольно безопасно, в плане что вы не получите никаких неприятных сюрпризов. Однако теперь, мы прокладывали свою колею в песке должны были быть особенно бдительными. Потеряв одну машину, мы не могли позволить себе угробить еще одну, налетев на валун или, что еще хуже, перелетев через край вади.

Мы продолжали и продолжали ехать. Пейзаж был неумолимо унылым — широкая, бескрайняя пустыня от горизонта до горизонта — но по крайней мере, это давало нам достаточно времени для предупреждения о появлении врага. Мы не останавливались ни для чего, исключая редкую смену водителей. Мы все приготовили себе чай, прежде чем покинуть ПДБ и он разливался из наших фляг и передавался по кругу с равным интервалом. Но все равно, холод добрался до нас. Здесь было так же холодно, как и в Норвегии, где температура опускалась до двадцати градусов ниже нуля. Причиной был холодный ветер, который оказался убийственным.

Когда наконец, после четырех часов этой пытки, мы въехали на МВС, мы немедленно поднялись со своих мест, держась за спины и ковыляя вокруг машин, как дряхлые старики. Мои руки были настолько замерзшими, что я их даже не чувствовал. Что бы заправить машину, мы с Ником потратили двадцать минут на то, что бы снять крышку с канистры своими запястьями. Оглядевшись, я увидел что мы были не единственными. Парни поднимали канистры предплечьями, а удерживали подбородками. Черт его знает, что бы мы делали, если бы к нам в этот момент неожиданно заглянут противник. Пока кровь не вернулась к моим рукам — а опыт подсказывал, что это может занять полчаса или даже больше — я трусы не мог сменить, не говоря уже о магазине.

Кроме этого, путешествие до МВС было без приключений — настолько без приключений, что когда мы наконец попали на дорогу, мы ее почти пропустили. "Дорога" или "маршрут" было чем-то вроде преувеличения, для того, на чем мы оказались. Это была скорее грунтовка. Мы дважды проверили координаты по GPS и пришли к выводу, что это должно быть оно. Она выглядела совершенно невзрачно, но на ней было много свежих следов, так что мы решили остаться и проверить.

Мы отошли на пять километров и установили наблюдательный пост. Машины были разосланы на 15-20 километров во всех направлениях, что бы предупредить нас о любом приближении противника. Это была процедура, которую мы практиковали много раз во время наших тренировок в ОАЭ. По сути, мы держали под наблюдением 30-40 километров дороги с выделенной зоной поражения примерно в пять — семь километров посередине. Мы промеряли этот участок с помощью лазерного дальномера и убедились, что минометы будут доставать, если они понадобятся.

Лазерный дальномер — это изящная часть снаряжения. По сути, это генератор лазерного луча, встроенный в большой бинокль. Вы наводите бинокль на цель, убеждаетесь, что вам ничего не помешает и посылаете луч энергии. Двухсекундная подсветка на цели дает результат в виде красной цифровой распечатки дистанции, выводимой в бесконечность на объективе. Дистанция записывалась и передавалась с информацией о пеленге в полковой штаб, для возможного включения в ежедневный список целей для боевых реактивных самолетов. Наш единственный лазерный дальномер хранился в машине Тони, но любой, у кого был хотя бы небольшой опыт его использования, был в состоянии с ним работать.

Если мы установим здесь контакт с противником, то план был таков: атаковать любой конвой из пяти или более грузовиков, раствориться в темноте, затем вернуться назад и отправиться в путь куда-нибудь еще на следующую ночь; а потом снова и снова, пока мы не оставим это чертово занятие. Мы устроились поудобнее и стали ждать. Накаченные адреналином, мы вскоре перестали замечать холод. Я держал ухо настроенным на шипение радиоприемника, в котором звучали тихие потрескивания статики, которые бы предшествовали сообщению от одного из наших автомобильных пикетов, о том что у нас есть контакт.

Минуты тикали, превращаясь в часы... их было пять. К трем часам, после того, как мы пробыли там значительно доcльше, чем это было разумно, мы пришли к очевидному выводу, что на этом конкретном МВС (MSR в оригинале — прим. перев.) вообще ничего не двигалось. Когда мы направились на север к нашему ПДБ на следующий день, чувство разрядки было ощутимым. Карты говорили нам, что местность впереди — хорошая сельская местность для ПДБ. Они лгали. В 06.00 мы остановились посреди еще одного огромного участка плоской безликой пустыни и недоверчиво уставились на наши системы GPS. Не было никаких сомнений, что мы были там, где думали. Карта показывала, что мы находимся в районе, густо покрытого скалистыми выходами и вади, но это было похоже на пресловутый чертов бильярдный стол. Если это было возможно, то это было худшее место для того, что бы спрятаться от дневного света.

В том, что быстро становилось кошмарной рутине, мы отправили наши мотоциклы и машины, в конечном итоге, Тони нашел что-то, что было на один процент лучше, чем окружающие окрестности для нашего ПДБ. Это был случай либо разбиваться здесь, либо шляться средь бела дня, вариант, который мы все рассматривали как самоубийственный акт безумия в начале игры. И вот, когда солнце взошло над горизонтом на востоке, мы принялись за работу, приступив к сооружению еще одного укрытия в рекордно короткое время.

Упорно трудясь и подставляя лицо солнцу, я скоро изрядно вспотел. Даже присутствие холодного утреннего ветерка было недостаточно, что бы охладить меня. Все, что ему удавалось сделать, это покрыть меня еще одним слоем песка. Каждый раз, утирая пот со лба, мне казалось что я делаю это наждачкой.

Чертов песок начал проникать повсюду. Я выпил свой чай и нашел миллиметр песка в опивках. Всякий раз, как я принимался за еду, я слышал звук скрежещущего в моих зубах песка. Мы научились быстро съедать свою еду или мириться с перспективной чертовски песчаной, почти несъедобной еды. Я не знаю, как он действовал на мои внутренности, но он творил ужасные вещи с моей задницей.

Теперь, после чая и сигареты, я почувствовал призыв облегчиться. Даже в пустыне и без моих пшеничных отрубей на завтрак, я обнаружил, что испражняюсь регулярно, как часы. В обычных условиях это могло быть предметом некоторой гордости, но здесь сходить посрать означало еще одну пытку. Как только было построено укрытие, я отправился на прогулку под вопли "Мужик с лопатой пошел". Сранье — это самое личное дело, которое вы когда-либо могли надеяться сделать в жизни, но вы можете отбросить любую мысль об испражнении в уединении, когда вы идете в пустыню с действующей частью. Всякий раз, как мы отправляется посрать, правила были такими: делайте все быстро — то есть, тратьте время только по делу, это касалось не только сходить облегчиться — и держитесь поближе. Потому что живя в постоянном ожидании врага, кочуя на полпути к Багдаду, мы не могли себе позволить никакой роскоши. Не то, что бы это имело большое значение именно в этом конкретном укрытии, которое было лишь немного менее плоское, чем предыдущее. Еще одно золотое правило гласило: держись с подветренной стороны от остальной части ПДБ или ожидай встретить гнев всего отряда, когда ты вернешься.

Я нашел самый небольшой скат, примерно в двадцати метрах от машины, и посмотрел вокруг, в поисках подходящего мягкого участка почвы. что бы выкопать ямку и облегчиться прямо в нее. Очень важно, что бы мы удалили или скрыли все следы нашего пребывания в ПДБ. Как бы отвратительно это не звучало, какашку можно детально исследовать и определить ее источник по его диете, даже здесь, в глуши. И хотя наша операция в Ираке требовала дисциплины, она не была и вполовину так плоха, как некоторые другие операции, в которых я участвовал. Если вы находитесь на наблюдательном пункте, или НП, в Северной Ирландии, например, вы гадите прямо там, где живете и спите, что вероятно, представляет собой лежку под кустом или зарослями папоротника. В этих условиях очень важна пищевая пленка. Вы расстилаете кусок ее на земле, вываливаете все прямо на нее, что не так просто, как кажется, затем заворачиваете и держите у себя, пока не сможете улизнуть с НП, обычно глубокой ночью и захоронить ублюдка. Поскольку вы можете находится в такой операции в течении нескольких дней подряд, вы учитесь молиться о легком запоре.

С этой утешительной мыслью я нашел подходящий мягкий участок песка и начал ковырять его лопатой. К своему ужасу, я обнаружил свежеотложенное бревно в нескольких сантиметрах от поверхности. Я не должен был так удивляться, но прошло уже много времени с тех пор, как я так долго был в пустыне. Учитывая наложенные на нас ограничения, не так уж много есть мест вокруг ПДБ, где вы можете пойти и сделать дело. С тридцатью парнями, все из которых искали лучшее место для сранья по-тихому, и с нашей подготовкой, было почти неизбежно, что я наткнулся на братскую могилу.

Я двинулся дальше и присел. Поскольку у нас было только ограниченное количество туалетной бумаги, мы тоже научились обращаться с ней довольно бережно. Если вы не могли все подчистить за два-три прохода, тогда — ваши труселя приобретали некоторые интересные дизайнерские решения. И только Бог знает, когда вы сможете надеть чистую пару. К счастью, мои действия сводились к двум листам, каждый раз, без исключения.

Покончив со всем этим, я как можно небрежнее побрел обратно к фургону, но трудно скрыть, что развалочка Джона Уэйна — это походка человека, чьи стертые ягодицы только что получили свежую порцию песка. Я уже собирался проскользнуть под сеткой над нашим 110-м, когда услышал голос, зовущий меня от дверей соседней машины. Я обернулся и увидел лицо Таффа, выглядывающее из щели внизу его маскировочной сети. Обычно по валлийски полнощекое и юморное, теперь оно излучало беспокойство, я подполз и проскользнул под сетку его 110-го.

— Да, — сказал я — Что случилось?

Он взглянул на мою лопату.

— Извини за вопрос, Кэмми, но ты только что посрать ходил?

Я подозрительно посмотрел на него. Тафф был из "зеленых курток", коротышкой из Уэльса и королем чертовых розыгрышей. ("Зеленые куртки" — прозвище солдат ранее 95-го стрелкового полка, а ныне Королевского стрелкового полка, Royal Green Jackets, за необычный для британской армии темно-зеленый цвет их униформы в 19-м веке — прим. перев.). Он был одним из самых популярных персонажей в Эскадроне, но пойдет на все, лишь бы подколоть ничего не подозревающую жертву.

— Может быть, а может быть и нет — неуверенно ответил я — А почему тебя это интересует?

— Ну, это вроде как личное.

— Просвети меня.

Он глубоко вздохнул.

— Ладно. Какого цвета было твое дерьмо?

Мое лицо расплылось в улыбке.

— Извини? — Я рассмеялся. — Какого цвета было мое дерьмо? Это что, вопрос такой?

Я начал оглядываться по сторонам, ожидая увидеть Дина или еще кого-нибудь из членов команды Таффа, делающего заметки. Они, без сомнения, будут использованы в качестве улик против меня на каком-нибудь розыгрыше вроде "Скрытой камерой" по возвращению в Херефорд. Когда обернулся, лицо Таффа побагровело от смущения. Он поднес палец к губам. Только теперь я увидел ужасный лишай в углу его рта. Раньше я принимал его за игру теней от маскировочной сети. Я указал на него.

— Что это за хрень? — спросил я.

Это выглядело, как худший случай герпеса из всех, что я видел.

— Ну, в том-то и дело, понимаешь? С тех пор, как я начал принимать эти чертовы таблетки НПА, у меня вылезло это.

Он смущенно коснулся лишая.

— И это еще не все.

Я убеждал его продолжать.

Мы были внизу у борта его машины, сидя на корточках. Не было места, что бы сделать это где-нибудь еще. Это было тесно как в ПДБ.

Тафф заговорщецки наклонился вперед.

— Мое дерьмо стало чертовски черным.

Я скорчил гримасу.

— Черным?

— Т-с-с, Бога ради. Я же не хочу, что бы об этом знал весь конвой, правда? Мне просто интересно, не страдаешь ли и ты от того же недуга.

— Нет, дружище — сказал я, стараясь изобразить на лице сочувствие и беспокойство. — Но опять же, я не принимаю эти чертовы таблетки. С самого начала мне не очень понравился их вид.

Это было правдой. Я был одним из тех, кто решил рискнуть своим здоровьем против химического арсенала Саддама.

— Как ты думаешь, что мне делать?

Я поцыкал зубом.

— Доктор Кэмерон говорит, прекратите принимать это проклятое лекарство, если ты еще это не сделал. Слушай, я знаю, что ты думаешь только о своей жене и детях, но если мы попадем под удар "Скада" с химической начинкой, это не причинит тебе большего вреда — я кивнул в сторону гадости в углу его рта.

— Спасибо тебе за это — сказал он, похлопав меня по плечу. — Я чувствую себя намного лучше.

— С удовольствием — ответил я, скрывая сарказм — Что нибудь еще? Мне нужно закончить мой обход.

— Ты ведь никому не скажешь об этом, правда? — прошипел он мне вслед, когда я выкатился из -под сети.

Я поднял два пальца вверх.

— Слово скаута, дружище. Честно.

Через минуту, я уже был за нашей машины. Том готовил еще одну порцию чая на транце. Ник перебрался за единый пулемет, проверяя его работу и вычищая песок отовсюду, откуда только мог. Я пробежался по списку дел, которые мы уже сделали на этом ПДБ и которые нам еще оставалось сделать. Не был проверен уровень масла и воды; зато проверили давление в шинах. С оружием скоро закончим. Мы распределили на день провизию, на оставшуюся часть дня установили порядок смены часовых. Это упрощалось необычным способом, которым мы сгруппировали машины в этом конкретном ПДБ. Поскольку местность была такой ужасной, мы решили разделить конвой. Машина Тони, моя и Таффа были собраны в одну группу; остальные три собрались в защитном круге вокруг "Унимога". В результате наши три машины могли объединить часовых, что означало больше пересыпа на круг. Передовой часовой уходит немного вперед от машин, что бы получить лучшее представление о подходах и таким образом, обеспечить немного дополнительного времени, в случае появления неприятеля.

Несмотря на плохую местность, на которой мы устроили нашу дневку, я начал расслабляться. То, что мы делали в течении нескольких часов, в основном, зависело от нас. После того, как мы выпили свой чай, Джефф вышел, что бы занять свое место на часах; Том объявил, что он собирается прикорнуть. Он развернул свою "личинку", забрался внутрь и свернулся калачиком у заднего колеса с подветренной стороны машины. Через несколько секунд он уже спал.

Чувство усталости, которую испытывал конвой, теперь было ощутимо. Хлопоты, связанные с пересечением границы и время, которые мы теряли на поиски мест для ПДБ, гарантировали это. Несмотря на то, что мы все устали, были определенные ограничения и запреты в ночевках на свежем воздухе. Маскировочная сеть не так уж хорошо защищает от солнечных лучшей, поэтому большую часть времени, когда вы спите, солнечные лучи бьют по вашим векам. Несмотря на то, что сейчас день, вы не можете прятать голову от света, потому что теряете слух, что является фатальной ошибкой, когда вы находитесь у противника на заднем дворе. Вместо этого вы ложитесь, выставив голову наружу — и сразу же попадаете в ковер из движущегося песка — миллионы маленьких булавочных уколов по вашему лицу, хлещущих вихревыми ветрами в пустыне. Колесные арки обеспечивают некоторую защиту от этого бедствия, и хотя хочется залезть под машину и укрыться от солнца и песка, делать этого не следует. Если вы находитесь под 110-м в спальном мешке и пытаетесь быстро выйти, у вас это не получится. Кроме того, несколько лет назад, когда я еще служил в полку Королевы, трое наших ребят решили укрыться от дождя под "Чифтеном" во время больших учений НАТО в Германии. Посреди ночи, танк начал тонуть в грязи. Все происходило так медленно, что никто не замечал происходящего, пока не стало слишком поздно. Подобные уроки, как правило, застревают в памяти.

Наконец, Ник закончил работу с оружием и соскользнул с верха машины в крошечную жилую зону, где мы должны были постоянно сидеть на корточках — если, конечно, мы не залезли в спальные мешки.

Мне нужно было кое-что обсудить с Тони. Когда я снова выскользнул из под камуфляжной сети, Ник объявил, что будет спасть рядом с соседней колесной аркой Тома. Очень важно, что бы мы знали, казалось бы, несущественные детали, как эта. Последнее что нужно уставшему парню, у которого впереди еще три часа сна — это что бы его разбудил какой-нибудь болван, по ошибке принявший его за того парня, которому подошла очередь выходить на дежурство. Парень, свернувшийся калачиком в "личинке", ничем не отличается от остальных. Когда вы ехали всю ночь, сон — это драгоценный товар. Это еще одна причина для золотого правила тишины, которая царит над ПДБ.

Я подобрался к машине Тони, что бы найти ругающихся Базза и Фрэнка. Базз, верный себе, только что пролил чай на задницу Фрэнка, когда тот пытался поудобнее залезть в свою "личинку".

Я нашел Тони, сидящего над картой в корме машины. Не думаю, что когда-нибудь видел спящего короля мобильных операций спящим. Каким-то образом ему удавалось не обращать внимания на перекрестный огонь оскорблений шепотом, раздававшийся всего в нескольких футах от него.

— Не понимаю, как ты это терпишь — сказал я кивая на Труляля и Траляля.

Тони только пожал плечами.

— Они хорошие люди — просто сказал он. — Если мы когда-нибудь встретимся с врагом, я буду чертовски рад, что они на моей стороне. Хочешь чаю?

Я молча кивнул. Если бы Фрэнк и Базз причинили Республиканской гвардии хотя бы половину того вреда, который они причинили своей собственной стороне, мы были бы дома и с сухим счетом. Я вспомнил один случай, после учений в Белизе, когда Базз решил попрактиковаться в своих навыках подрывника, взорвав бар, где было еще несколько человек. Тони рассмеялся, когда я ему об этом напомнил. Фрэнк, который осматривал свои ошпаренные снасти, в уединении своего спального мешка, поднял голову и сказал:

— Ага, а потом у этого ублюдка еще хватило наглости скулить, после того как его посадили под арест.

— Да я никогда.

— Да, ты это сделал, лжец. Ты скулил как ребенок. У этого места не было крыши, когда ты с ним закончил.

Иногда мне казалось, что они будто женаты друг на друге.

Я сделал глоток чая и спросил Тони, какие планы на ночной марш.

Тони задумчиво посмотрел на карту.

— Мы продолжим двигаться на север и надеемся, что впереди нас ждет лучшая местность.

— Господи, того кто делал эти карты, надо расстрелять.

— Это неизученная территория — сказал Тони флегматично. — Кроме того, такая зима может неузнаваемо изменить ландшафт. Там где вчера был песок, сегодня вади и наоборот. Дождь и ветер ежедневно перерисовывают карту.

Как по команде, ветер подул в сторону масксети. Особенно сильные порывы ветра могли шуршать и хлопать сеткой так сильно, что вы едва могли слышать парня рядом с вами. Сквозь щель в сети, я наблюдал, как "пыльный дьявол" по спирали прокладывает себе путь к нам через площадку ПДБ. Он врезался в машину и облако жгучего песка засыпало нас, карту, и чай, который мы пили. Фрэнк и Базз, которые уже расположились в узком пространстве рядом с машиной, одновременно выругались, затем отвернулись в разные стороны и заснули.

— И нам нужно еще пройти 200 километров до главной магистрали снабжения "Восток-Запад" — сказал я с оттенком разочарования.

— Медленно, медленно лови обезьяну, дружище. Мы в сотне километров внутри страны и все еще живы. Все могло быть и хуже.

В этом был весь Тони; невозмутимый и хозяин наполовину полного стакана, в отличии от Грэхема, чей собственный пинтовый сосуд всегда казался наполовину пустым. Если только их роли поменялись местами, я бы чувствовал себя более комфортно в нашем положении. Но это была бы страна фантазий. Как бы то ни было, мы направлялись в пасть врага под предводительством парня, который, казалось, вовсе не хотел здесь находиться. И все что мы могли сделать, это сделать это как можно лучше.

В течении следующего часа, Тони и я обсуждали маршрут, который лежал перед нами — и некоторые проблемы, которые мы могли встретить по пути. В тридцати километрах впереди нас лежала еще одна трасса снабжения "Восток-Запад". Она была не так велика, как багдадско-иорданская артерия дальше к северу, но все же достаточно мощная — если верить картам — что бы там мог быть конвой "Скад". Если все пойдет по плану, мы, вероятно, будем на цели у основного МВС примерно через три часа ночи.

Я потратил еще час, трепясь с Таффом, чья машина была близко к нашей, что можно было до нее дотронуться. Когда я подошел к нашей машине, я разбудил Ника пинком под ребра и горячим чаем. Том уже встал и готовил обед. Я шмыгнул носом и скривился. Я прославился тем, что не ел много и отказался от этого деликатеса, выглядевшего солонина, перемешанная с козьим пометом. Кроме того, я устал и мне нужен был хоть какой-то пересып. Прежде чем лечь спать, я снова наполнил свою чашку и прислонился спиной к транцу, делясь с шеф-поваром одной из своих драгоценных "Силк Кат". Сделав пару затяжек, Том выглядел так, словно собирался сделать какое-то глубокое заявление о хрупкости жизни, или о том, как сильно он скучает по коже своей подружки. Вместо этого он сказал:

— Кэмми, почему ты куришь это дерьмо?

Я посмотрел на него.

— Отвали. Я сам все скурю, если ты не хочешь.

Он покачал головой.

— Я имею ввиду, дружище, какой смысл курить чертовы "Силкс", если они так же полезны для тебя — или даже хуже — как порция высокоскоростных иракских пуль, которые ты можешь получить в любой момент. Это ведь не имеет большого смысла, не так ли?

— Так кто же превратил тебя в доктора-вконец-трахнутой философии?

— Вы, дерьмошляпы, все портите — сказал он, постукивая себя по голове.

Я засмеялся.

— Досасывай, ладно? Ты портишь мои мгновения с "Мальборо".

— А, вот и настоящие сигареты...

Я сидел там, деля свое время между куревом и чаем, пока не почувствовал, что мои веки опускаются. После трех дней и ночей, когда я почти не смыкал глаз, я застолбил себе свой собственный участок у переднего колеса, которое освободил Том, обдумывая последние несколько вещей, которые мне нужно было знать, прежде чем я смогу заснуть. Джефф спал у следующего колеса. Видимость была хорошей — до десяти километров, смешанное благо. Мы как раз собирались отдохнуть остаток дня. Все, что нужно было сделать Тому, это почистить его М16 и он это тоже закончил. Базз занял позицию передового часового. Все было так, как и должно быть. Я поправил свою разгрузку под головой, устроился поудобнее и через несколько секунд провалился в сон.

После того, как прошло пять минут — я узнал позже, что прошел ас — я услышал голос Базза в своей голове. Он только прошептал предупреждение, но оно прозвучало как чертова сирена, включенная в каком-то глубоком уголку моего мозга. Слова сыпались, снова и снова. В них было что-то слегка гипнотическое. Какое-то мгновение они держали меня в тисках сонного паралича. А потом Том начал трясти меня. Слова вернулись ко мне и я понял, что это не сон.

— Подъем, подъем. Противник.

Вот черт. Укол страха попал мне в глотку, за которым последовал странный момент сомнения. Может это какой-то розыгрыш? Страх удвоился и ударил меня снова. Никто, даже Том или Базз не стал бы выкидывать такой трюк на третий день. Это было чертовски реально. Через секунду я был уже на ногах и выбрался из своего спального мешка, нащупывая свой "Берген" и М16. Еще несколько секунд царил хаос, а затем мы заняли позицию. Внезапно, появился автомобиль. Он замедлил ход, затем остановился, стоя в 700 метрах от нас; разглядывая нас, пока мы разглядывали их. А потом он пошел прямо на нас, и продолжал приближаться, пока не остановился прямо перед скоплением наших масксетей. из машины вышли двое иракцев. Они остановились, что бы надеть каски и разделились. Водитель двинулся к машине Тони, его командир направился прямо к передней части нашего "Лендровера", где мы с Томом заняли позицию. Офицер наклонился и поднял сеть. И тогда он увидел меня.

Последнее, что я помню, это то, что это не должно быть похоже на чертовы фильмы, но так оно и было — все двигалось мучительно медленно, как в вестерне Сэма Пекинпа.

У меня было мгновение, что бы заметить выражение полного изумления на лице иракца, когда он поднырнул под сеть и наткнулся на меня. Он начал поднимать свое оружие, но я выстрелил, быстрой двойкой — "па-бам" — и он упал. Когда он падал, в его тело попали еще по меньшей мере шесть пуль — пули из другого оружия, которое было нацелено на него с того момента, как он вышел из машины — и он сделал пируэт в жутком смертельном танце, прежде чем ударился лицом в грязь.

Я снова услышал выстрелы и увидел, как пули попали во второго человека. Несколько попали ему в грудь. Одна влетела ему в голову сбоку. Голос в моей голове снова и снова повторял мне, что я убил человека — "бам", вот так просто. Но это был тихий голос. И он быстро потонул в хоре других мыслей. А как же ГАЗ? Кто еще там был? Неужели Джефф сделал его фосфорной гранатой? Тренировка, хвала Господу, берет свое. Вы не остаетесь надолго с моральными последствиями своих действий.

Я выскочил из под маскировочной сети, даже не заметив этого. Когда я двинулся к все еще дергающемуся телу человека, в которого стрелял, краем глаза я увидел как Базз и Джефф ворвались в заднюю часть "ГАЗа". Ваша подготовка не позволяет вам смотреть, даже если ваши инстинкты этого хотят. Через секунду я был у тела, переворачивая его и одной рукой и теребя его руки в поисках огнестрельного оружия, гранат, ножей; никогда не знаешь, что у этого ублюдка может быть в рукаве, даже в смертельной агонии.

Чисто.

Я поднял глаза и увидел, что похожая сцена разыгрывается и у другого тела. Без сомнения они оба были мертвы. А потом раздался леденящий душу визг из "ГАЗа".

Я обернулся и увидел, как Базз и Джефф вытаскивают что-то — кого-то — из иракской машины. Сзади сидел еще один человек, но его они уже захватили. Насколько я судить, парень не пострадал, но все равно визжал как резанная свинья. Толчком, размытым движением, Базз и Джефф бросили своего пленника на землю, оба орали на своего пленника:

— Заткнулся на хер!

Иракец этого не понимает и начинает тараторить и рыдать громче, чем когда либо. А потом он открывает глаза и видит дуло "Коммандо" Базза за мгновение до того, как оно упирается в тонкую кожу между бровями. В то же время Базз снова кричит. Только тон теперь другой. Пронзительность, которая была в начале выброса адреналина исчезла. В его словах есть глубина и властность. Молчи, говорит он ему, или эта штука разнесет твои гребанные мозги в Вавилон. На этот раз иракец понимает и затыкается.

Тишина.

В наступившей тишине была доля секунды, в течении которой мои обостренные чувства отмечали голубизну неба и звук хлопающей на ветру маскировочной сети позади меня. А потом все началось снова. Крики, движение, ругательства, приказы, когда парни из других машин столпились вокруг наших 110-х, что бы присоединиться к драке. Я оставил группу парней рыться в карманах униформы тела у моих ног, пока искал Алека, Тони и Грэхема. Это было время для гребанного совещания "штабных", самого быстрого из всех, что у нас когда-либо были. Прошло две, может быть три минуты, после того, как прозвучали первые выстрелы. Все приняли ситуацию, такой как она была. Правда, у нас все было под контролем, но вы могли бы услышать следы паники в криках и хриплых командах вокруг вас.

Ситуация превратилась в крысиное дерьмо, никакой ошибки.

Я заметил Тони и Алека, столпившихся у второго номера. Когда я подбежал к ним, переводчики начали работать над оставшимся в живых иракцем. Во-первых, им надо было заставить его успокоиться. Парень перешел в молитвенный режим и я не мог сказать, что виню его. Он был уверен, что мы и его пристрелим.

В то время, как переводчики твердили ему, что он будет жить, если только будет держать свой чертов рот закрытым, несколько продолжали работать над ним. Обращение было грубым и агрессивным. Вы хотите сохранить состояние шока, в который впадает пленный после перестрелки, особенно такой, через которую мы только что прошли. Двое, которые его обрабатывали, рылись в униформе пленного, выискивая хоть что-то полезное. Вы не знаете точно, что вы ищете, но вы узнаете, когда найдете. Это мог быть блокнот, полковой значок, дневник, какие-то заметки, набросанные на пачке сигарет. Мы религиозно относимся к уничтожению всего, что записываем на бумаге, но меня всегда поражает, насколько недисциплинированные другие люди. Все что мы записываем, мы уничтожаем, обычно выворачивая карманы и сжигая любую постороннюю бумагу, когда готовим чай.

Грэхем прибыл на совещание "штабных" одновременно со мной. Он был явно взволнован: его щеки пылали, он тяжело дышал. Поскольку его машина находилась на некотором расстоянии от нашей, все тонкости боя ускользали от него. Он требовал объяснений, задавая вопросы типа: "Кто черт возьми, первым открыл огонь?". Какая к черту разница?

Мы все ему рассказали. После стрельбы прошло уже добрых пять минут и мы все начали нервничать. В общей сложности, мы сделали от двадцати до тридцати выстрелов. Любой в радиусе двух километров услышал бы эти выстрелы.

Грэхем погрузился в гробовое молчание. Мы уставились на него, ожидая ответа — или хотя бы, одного-двух осмысленных вопросов. Тони был специалистом в области мобильных операций, парнем, у которого все ответы были в голове. Грэхем должен был бы заставить Тони изложить возможные варианты. Но он ничего не спрашивал. Грэхем не говорил нихрена. Как будто вел глубокий и многозначительный разговор внутри себя. И пока он отсутствовал, путешествую в каком-то отдаленном уголке своего сознания, половина иракской армии могла направляться к нашей позиции.

У нас на руках было два мертвых иракца — один из них был подполковник. Мне страшно было подумать, что сделают с нами иракцы, если поймают нас с их кровью на руках. И снова я увидел образ командира полка, произносящего свою речь на общем собрании; ту часть, где он рассказывал о последствиях захвата.

— Босс — сказал Тони с некоторой настойчивостью в голосе — Что мы будем делать?

— Нам надо двигаться — сказал Грэхем, оборачиваясь с отсутствующим взглядом. На мгновение, мне показалось что я вижу демонов, которые преследовали его. Я их тоже видел, во сне, где меня пронзали колом насквозь. Но слава Богу, мои демоны никогда не преследовали меня средь бела дня, или во время операции.

— Куда двигаться? — сказал я.

Секунды тикали.

— Куда двигаться, босс? — снова спросил я.

— На север, нет, на юг. Черт я не знаю. Как мы попали в этот чертов бардак? Мы не можем здесь оставаться. Мы должны выбраться отсюда.

Я посмотрел на Тони и Алека. Это нужно было обдумать. Но быстро.

— У нас еще три часа дневного света — сказал я. — Если мы будем двигаться, есть хороший шанс, что нас скомпрометируют.

— Мы не можем оставаться здесь — когда они, вот так — Грэхем ткнул большим пальцем в тела позади себя.

— Хорошо — сказал Алек. — Даже если мы их похороним. У нас все еще есть заключенный, которого нужно допросить. И "ГАЗ".

— ОК — сказал я. — Мы двигаемся. Но куда?

— Север или юг, босс? — добавил Тони. — И что же это будет?

Грэхем стряхнул с себя оцепенение.

— Мы идем на юг — сказал он, на этот раз, с некоторой уверенностью. — Мы тут приберемся и поедем на юг, мать его. Мы должны сократить расстояние между нами и границей.

Мы с Тони переглянулись. Я видел о чем он думает. Наши мысли были одинаковы.

— Босс — сказал я, зная что говорю за нас обоих — Если мы собираемся двигаться, то надо идти на север. Это последняя чертова вещь, которую могут ожидать тряпкоголовые. Эти ребята подошли к нам, потому что они думали, что мы иракцы, Бога ради. Давайте утроим расстояние до границы и действительно войдем в роль.

— Бинго — добавил Тони. — Мы заберем пленного и "ГАЗ" и вызовем "Чинук", когда будем отсиживаться где-нибудь на севере. Нам не нужно быть близко к границе, что бы выполнить эксфильтрацию. Мы можем быть в 300 километрах от Саудовской Аравии и вертолет все еще может добраться до нас, без проблем.

Я кивнул. Это не только имело тактический смысл, но и избавило бы нас от необходимости снова проходить всю ту чертову канитель по инфильтрации в Ирак с пересечением границы.

— Нет — выпалил Грэхем. — Эти парни — не парочка деревенщин, вылезших погулять за околицу. Они же офицеры. Один из них гребаный подполковник.

Он уставился на нас, наполовину умоляющим, наполовину свирепым взглядом.

— Мы едем на юг и это все, черт возьми. А теперь давайте, приведем это место в порядок и двигаемся. Одному Господу известно, не идут ли они за нами прямо сейчас.

И это было все. "Китайский парламент" существует с определенной целью; это средство, позволяющее нам — старшим сержантам и офицерам — обсудить вопросы и предложить наш выбор разумных, хорошо продуманных вариантов для нашего командира Эскадрона. Ну, в кои-то веки, Грэхем выслушал то, что мы хотели сказать и сделал что-то в разумно короткие сроки. Единственная проблема заключалась в том, что это было неверное решение. Но, оглядываясь назад, чего мы ожидали? Он не был одним из нас. Он был офицером по обмену и аутсайдером. Как командир Эскадрона, он не должен был следовать нашим советам. Это была его прерогатива. Он держал себя в руках, но на грани. Я не думаю, что он был настолько напуган, сколько охвачен неспособностью быть решительным. Ему не нравилось находится в глубине Ирака. Это было чуждо ему и тому, как он был подготовлен большей частью своей карьеры. Да будет так. Кто-то в штабе полка любил его. Но с самого начала он не подходил для этой работы.

Я побежал обратно к нашей машине и сообщил новость ребятам. Они разделились в вопросе о том, остаться или уезжать — это был трудный выбор. Но не нужно быть фельдмаршалом, что бы понять, что план действий который Грэхем выбрал для нас — выдвигаться и ехать на юг — был ошибкой.

Том дал волю своим чувствам, помогая Нику и Джеффу подготовить "Лендровер" к отъезду.

— Эй — сказал я — Я на твоей стороне приятель. Ты, черт возьми, сказал что ему нужно ехать на север.

Он остановился на мгновение с мрачным выражением на лице. Затем он слегка улыбнулся.

— Есть только одна вещь, хуже дерьмошляпы, Кэмми, и это гребаный Руперт.

— Ну, мы к нему привязаны. И на этом все.

Требовалось много усилий, что бы разозлить Тома. Я понял, что мы с Грэхемом переступили некий порог. Это был неразрешимый бардак. Но я не видел никакого выхода. Так или иначе, мы просто должны были идти вперед и сделать все возможное с плохим раскладом.

Я снова вернулся к зоне поражения. Пленного связывали. Стайка парней запихивала трупы в кузов "ГАЗа". Другая группа подчищала землю вокруг машин, собирая стрелянные гильзы и куски черепа, засыпая песком кровь, где упали оба военных.

Сворачивание ПДБ — такая же наука, как и развертывание. Обычно в первую очередь убираются маленькие вещи — чайный набор, принадлежности для готовки, дневная оптика и так далее. Затем мы переходим к основному радиооборудованию, прежде чем наконец приступить к сетям и стойкам.

Теперь мы пихали вещи в любом порядке, спеша сворачивать лагерь и убираться отсюда. Мы все организуем позже, когда — если — мы разобьем наш следующий ПДБ.

Среди всей этой бешеной деятельности, я заметил пару парней, прихвативших трофеи. Один из них, Роб, держал в руках симпатичный русский пистолет и еще более симпатичный артиллерийский бинокль. Я знал эти штуки. Они имели встроенные угловые сетки и были великолепны для определения расстояния.

— Ты грязный ублюдок — сказал я, кивая на бинокль.

Роб пожал плечами.

— Ты знаешь, как это бывает, дружище. Первый пришел, первым нашел в этом деле.

Он протянул мне сумку цвета хаки с плечевым ремнем. Мне потребовалось несколько секунд, что бы узнать в ней планшет, висевший на боку у старшего офицера, когда он выходил из машины.

— Тебе лучше взглянуть на это, Кэмми. Это может быть что-то важное.

Я открыл ее и увидел уголок карты. Я пролистал ее и нашел еще несколько схем. Я вытащил и открыл одну из них. Это была карта местности, на которой мы находились. И она была усеяна карандашными пометками — по сути, набита ими. Я почувствовал комок в горле, вызванный чем-то средним между восхищением и ужасом от того, что плыло перед моими глазами.

Я подозвал Тони и разложил карту на капоте 110-го.

Он изучал ее с минуту, а затем посмотрел на меня.

— Господи Иисусе. — сказал он. — Они повсюду вокруг нас.

Так оно и выглядело. Казалось, мы наткнулись на целый артиллерийский полк. Над топографией было написано много по арабски, но символы — изображающие орудийные стволы, танки, штабы и так далее — рассказывали свою историю. Не нужно было быть клоуном из разведки, что бы понять это. Враг был развернут в глубину на 360 градусов вокруг нас. Это было чудо, что мы не наткнулись ни на одну из этих позиций во время нашего ночного перехода.

— Погоди — сказал Тони — На этой штуке нет даты. Мы не знаем, в каком состоянии находятся эти схемы. Они могут быть сегодняшними позициями, но они также могут быть вчерашними и завтрашними.

Он выругался себе под нос.

— Нам лучше поговорить с пленным.

Пока Тони разглядывал карту, Крис, один из переводчиков, взялся за работу. Крис был немного щеголем — мы звали его гелевым мальчиком, из-за того, что он творил со своими волосами, но он не оставил никаких сомнений у иракца, относительно того, что мы будем делать, если он не будет петь. Иракца не нужно было уговаривать. Карты, по его словам, были актуальны. Поэтому мы решили их использовать — правда с некоторой оговоркой. Мы не могли полностью доверять ни им, ни ему, но это было лучше, чем ничего. Если мы действительно был окружены, то карты давали нам единственный реальный шанс благополучно добраться до границы на юг.

На разработку плана ушло около пятнадцати минут. Тони отвечал за прокладку маршрута. Нам пришлось пробираться через разбросанные артиллерийские позиции к месту, где мы могли бы сесть на вертолет и вытащить пленника. "Чинук" был достаточно велик, что бы поднять "ГАЗ", поэтому мы решили, что должны взять машину с собой и убрать человека и машину с помощью вертолета, пока мы будем около него. Баззу поручили вести "ГАЗ" на место рандеву, и он с радостью согласился на эту работу, так как уже обнаружил, что в нем установлен обогреватель, роскошь, которая была далеким воспоминанием для нас после наших холодных ночных поездок в 110-х.

— Эй Базз — крикнул Ник, пробегая мимо "ГАЗа" — Если мы будем проезжать мимо каких-нибудь аэродромов, постарайся не зацепить никаких заборов Саддама, а? У нас и так достаточно проблем.

Базз перекладывал два тела в кузове, управляясь с ними с той же легкостью, с какой он грузил и выгружал оленей из кузова своего пикапа. Я только надеялся, что он не забудется и не начнет сдирать с них шкуру. Из-за ограниченности пространства план заключался в том, что бы связать пленника и засунуть его в багажник "ГАЗа".

— Отвали, Игрушечный Человек — огрызнулся он на БФГ. Все кипело и Базз был счастлив. В адской дыре, которая стал нашим миром, я нашел это странно успокаивающим. Через полчаса после перестрелки мы были готовы к переезду. Тони наметил для нас маршрут через иракские позиции, намечая каждую точку маршрута или поворот на наших GPS-системах. Это будет очень трудно, потому что, если судить по картам, в ряде случаев мы будем проходить в нескольких сотнях метров от противника. Система GPS/Navstar была точной до метра, и пока мы использовали покров темноты, что бы проскользнуть мимо ближайших вражеских частей, мы считали что сможем это сделать.

Мы в последний раз огляделись в поисках вещей, которые могли бы выдать присутствие нашего ПДБ, но все хорошо поработали. Ничто не указывало на то, что мы были здесь, не говоря уже о том, что бы обнаружить двух солдат противника, за исключением следов от наших шин. Но так как сами бедуины еще не пересекали эти края на своих полноприводных, мы решили, что сможем уйти оставив их нетронутыми.

Конвой покинул ПДБ в полном блеске послеполуденного солнца. Тони шел ведущим. Мы были вторыми в колонне. Базз, сидевший в "ГАЗе", был третьим с конца, как раз перед машиной Грэхема.

Никто ничего не сказал, когда мы повернули на юг к границе. Следующие несколько часов, мы двигались медленно, останавливаясь примерно через каждые 500 метров, что бы осмотреть горизонт в поисках неприятностей. На каждом шагу мы проверяли и перепроверяли наше местоположение на наших GPS — приемниках. Либо Тони проделал большую работу, направляя нас с предельной точностью через вражеские позиции, либо иракцы их полностью сменили. В течении двух с половиной часов дневной езды, которые нам пришлось выдержать, мы не видели никаких признаков врага.

Когда наступила ночь, это было уже другое дело. Мы подъехали и развернули связь. В настоящее время было крайне важно, что бы доставить сообщение о том, что произошло в штаб-квартиру полка. Пока Эйч устанавливал связь, мы заметили вдалеке фары. Первой моей мыслью было, что мы, по крайней мере, поступили правильно, переехав сюда. Теперь мы были далеко от ПДБ и не двигались, мы могли сбросить этих типов. Судя по скоплению огней, там было с полдюжины машин и все они искали нас.

Я поднес ночной монокуляр к моему правому глазу и направил в их сторону. Затем я моргнул. Пустыня расцвела огнями — по крайней мере, вдвое больше, чем я видел невооруженным взглядом. Потребовалось несколько секунд, что бы мой изголодавшийся по сну мозг понял это. Эти клоуны использовали ночную оптику, как и мы. Только их приборы были не пассивными, а с инфракрасной подсветкой. Мы могли различить проблески инфракрасных лучей через наши пассивные ночные монокуляры. И тут меня пронзил новый приступ страха. А что, если они тоже используют пассивную ночную оптику? С такими приборами как у нас, которые усиливали окружающий свет луны и звезд, они могли быть над нами и мы даже не узнаем об этом — пока они не окажутся в пределах досягаемости нашей оптики. С другой стороны, возможно, их ночное оборудование было лучше нашего. Возможно, у них был эквивалент ночного прицела нашей пусковой установки "Милан", MIRA. MIRA пассивен — он показывает тепловую сигнатуру объекта — и может видеть на многие мили. Я передал свои опасения, когда из темноты вынырнул еще один набор огней, а затем еще один. Позади себя я услышал металлический хор взводимых Mk.19 и крупнокалиберных пулеметов на турелях. Все думали об одном и том же — эти ублюдки, должно быть, напали на наш след.

Наши машины выстроились в своего рода круг, семидесяти пяти метров в поперечнике, в центре которого стоял "Унимог". Мы стояли наготове, а это означало, что все в машинах были готовы отправиться в путь в любой момент. Мы сканировали все 360 градусов, хотя наибольшая концентрация усилий была сосредоточена на этих огнях. Мы с Томом сидели в машине и наша ночная оптика постоянно была прижата к одному глазу. Мы передавали увиденное Нику и Джеффу, сидевшим позади. Все надели свои "мусорные бачки" — каски — кроме меня. Я носил свою на тренировках, но после пересечения границы поместил ее на постоянное хранение на кронштейне зеркала заднего вида. Она была тяжелой и ограничивала мое зрение. Однако, я не сомневался, что будет дальше. Первое, что мы услышим, если эти люди засекут нас, будет свист залпов, когда они обрушат на нас свою артиллерию. Эти люди были артиллеристами. Артиллерийская стрельба — это то, что у них получалось лучше всего. А мы убили двоих из них и захватили третьего. Они приближались. А потом, совершенно неожиданно, они начали вилять.

В течении следующих десяти минут, мы наблюдали, как они пересекали пустыню. В их схеме поиска не было никакого метода. Было ясно, что они ищут своих пропавших товарищей, но в то же время, понятия не имели, с чего начать поиски. Самое близкое, они должно быть, на пару километров подходили к нашей позиции, так как время от времени ветер доносил до нас крики. Это нервировало, потому что звучало так, будто они были среди нас. Мы просто сидели и молились, что бы они не расширили свою зону поиска на нас. Но по сути, нам было лучше оставаться на месте. По сути, нам ничего не оставалось другого, как сидеть и смотреть, как они нас ищут.

Мы хотели, что бы вся операция по эксфильтрации была завершена как можно быстрее. Грэхем набросал текст сообщения и передал его Эйч. Помимо краткого описания контакта, в нем также содержался наш срочный запрос о "Чинуке". Идея была не только в том, что бы передать пленного и "ГАЗ", но и в том, что бы использовать полет для операции пополнения запасов. У нас было мало топлива и нам бы не помешало еще немного воды. Грэхем также напомнил штабу, что бы они отправили нам теплую одежду, прежде чем мы все замерзнем насмерть.

Отправив сообщение, мы уселись поудобнее и стали ждать. Несмотря на то, что мы были всего в десяти километрах от контакта — и все еще слышали периодически гудки от иракских поисковых групп — мы начали чувствовать себя немного более комфортно. Поскольку у нас были парни, следившие за их метаниями, мы чувствовали разумную уверенность, что нас не застанут врасплох. Постепенно мы чувствовали себя в достаточной безопасности, что бы вытащить наши фляги и пропустить немного чая. Однако, по мере того, как минуты перетекали в часы, наше разочарование росло. Мы должны были поверить, что у штаба полка были свои причины не отвечать нам немедленно, но когда вы смотрите в пасть врагу, трудно не потерять терпение. Прошло почти три часа, прежде чем мы наконец услышали характерный треск, предвещавший ответное сообщение.

Через пару минут подбежал Тафф и сообщил нам новости. Они были и хорошими и плохими. Эксфильтрация была одобрена, но только завтра ночью. "Штабные" собрались у машины Грэхема. Я спросил его, как штаб полка отреагировал на сообщение о контакте, но он был странно уклончив. Он призвал нас заняться текущим вопросом: составлением плана для организации посадочной площадки для вертолета в точке рандеву.

— Почему они, черт возьми, не организовали все это на сегодня? — спросил Алек. — Как бы то ни было, мы подвергаемся опасности с этой машиной, пленным и трупами в багажнике.

— Надо было похоронить этих ублюдков — сказал Тони, прежде чем повернуться к Грэхему. — Что случилось с сегодняшней ночью, босс?

Грэхем пожал плечами. Казалось, его мозг отдыхает на другой планете.

— Не знаю — сказал он отстранено. — Предполагаю, у них были на это причины.

— Так что же мы будем делать? — спросил я.

Грэхем повернулся к Тони.

— Сегодня ночью мы должны добраться до точки, которая находится недалеко от посадочной зоны — скажем в пяти-десяти километрах — и взять ее под наблюдение. Если там чисто, мы можем подтвердить время и место штабу, прежде чем они отправят вертолет.

Все согласились. Мы посмотрели на карту и нашли позицию в примерно семи километрах от посадочной зоны, которая выглядела так же хорошо, как и все в окрестностях для размещения нашего ПДБ. Я посмотрел на свои часы. Было только около половины одиннадцатого, но нам нужно было двигаться. Назначенное место ПДБ было почти в сорока километрах отсюда, и поскольку местность кишела врагами, нам предстояло проделать большую работу, если мы хотим успеть вовремя.

Первые десять километров были мучительно медленными, пока мы медленно пробирались через сеть поиска противника — какими бы они ни были — что бы добраться до нашего нового укрытия. Однако, чем дальше мы забирались, тем меньше видели активности. В конце-концов, она иссякла совсем.

В половине шестого, мы оказались на огромной гравийной равнине, откуда открывался неограниченный вид на посадочную зону. Мы устроили дневку и начали делать тысячу и одну вещь, которую нужно было сделать, прежде, чем любой из нас сможет отдохнуть.

Это заняло больше времени, чем обычно, что бы привести себя в порядок из-за внезапности нашего отъезда с предыдущего ПДБ. Оборудование нужно было распаковать и переупаковать, что бы все было именно там, где нам нужно, когда это будет нужно. после всплеска адреналина, вызванного контактом, разговоров было немного. Все спокойно и методично занимались своими делами. Особое внимание было уделено нашему оружию. Инцидент с "ГАЗом" показал, что мы можем перейти от нормального состояния к полноценной чрезвычайной ситуации в считанные мгновения. Ничего особенного конечно, но от этого зрелища захватывало дух. Люди вокруг меня снимали оружие и чистили его. О заклинившем оружии не хотелось даже думать. Оказавшись от иракцев так близко, как мне никогда бы больше не хотелось, я переснарядил каждый магазин к М16, извлекая из них патроны и заряжая снова, что бы снять напряжение с пружины. Затем я сел и проделал то же самое со своим пистолетом.

Когда наконец настала моя очередь опустить голову на подушку, мне стало трудно заснуть. Рандеву на посадочной площадке это напряженное время в ходе любой операции. Вертолет оставляет за собой большой шумный след. Враг был взволнован и близок, хотелось избавиться от пленника и машины и вернуться к тому, что мы должны были делать — искать "Скады" на севере. Ракеты падали на Израиль и Саудовскую Аравию с постоянной, хотя и не слишком большой частотой. В Эр-Рияде предполагали, что Саддам придерживал большую часть своего арсенала "Скад" для матери всех залпов, возможно, с использованием химических боеголовок.

Генерал Шварцкоф обещал израильтянам, что мы будем там, где необходимо. И где, черт возьми мы были? Через неделю, черт побери, мы уже почти вернулись к тому, с чего начали, нянчась с единственным иракским пленником. Я перевернулся, пытаясь устроиться поудобнее на твердом как камень песке. Господи, если бы израильтяне только узнали, подумал я, они бы начали полномасштабное вторжение в Ирак.

Глава шестая

Мы установили дозор в восьми километрах от посадочной зоны и стали ждать. Ночь была ясная, с полной луной и небом полным звезд. Том, Ник, Джефф и я продолжали пить чай и болтать, пока мы осматривали горизонт, но было трудно не позволить холоду добраться до нас. Впереди простиралась огромная, усыпанная гравием равнина, предназначенная для рандеву с вертолетом. Она была залита жутковатым освещением. Я попытался представить себе экипаж "Чинука", готовящегося взлетать со своей отдаленной площадки вблизи иракской границы. В прежние времена, его бы прозвали "бомбардировщиком полной луны". Однако, для тех, чьим делом было летать в 1991-м году на ночные вылеты, ПНВ и радары убрали необходимость в ярких ночах. В частном порядке экипаж КВВС мог бы ругать нас за то, что мы заставляли их идти через границу в такую ночь, так как она помогала иракским зенитчикам-артиллеристам. Но с другой стороны, если эти ребята не могли сделать это, то никто бы не смог. Я никогда не сталкивался с такой кучей профессионалов-летунов в своей жизни. Они были современным эквивалентом пилотов "Лисандеров" (легкомоторный самолет, британский аналог советского По-2 — прим. перев.), летавших в оккупированную Францию и из нее во время Второй Мировой войны. Некоторые называли их чокнутыми. Может быть, так оно и было, но без них я бы множество раз голодал, умирал от жажды или у меня кончалось горючее, как здесь, так и в других местах, во время службы в Полку.

Пока мы сидели в машинах, ожидая наступление темноты, мы стали свидетелями одного из тех впечатляющих закатов, которые так часты на Ближнем Востоке. Солнце опускалось на западе, как большой оранжевый шар, и с каждой минутой, его цвет и интенсивность становились все ярче и ярче, по мере приближения к горизонту. Когда наконец, он скрылся из виду, легкая пелена облаков и вездесущая полоса запыленного воздуха оставили кроваво-красную рябь на его пути. Даже Ник, не склонный размышлять о таких вещах, отметил его красоту. В обычной ситуаций это могло бы вызвать у Тома, Джеффа и меня целую кучу подколок, но никто из нас ничего не сказал. Наверное, все мы испытывали некое благоговение. В былые времена моряки и путешественники смотрели бы на это как на предзнаменование. Я осмелюсь сказать, что, учитывая напряженности нашего положения, некоторые наиболее суеверные из нас, возможно были склонны думать в том же направлении. С уходом солнца наступила еще одна горькая ночь. Температура, близкая к нулю, усугубилась сильным северным ветром. Мы все устали, но необходимость сохранять бдительность была решающей. Я решил немного взбодриться. Я начал напевать.

— Ух ты — сказал Ник со своего места позади меня, — что это на тебя нашло?

— Я себя прекрасно чувствую — ответил я. — У меня давно не было столько энергии.

— То же самое и у тебя, не так ли, дружище? — добавил я, подталкивая локтем Тома.

— Да — ответил он, еще не совсем уверенный, насколько я мог судить, куда все это клониться, но решивший что он в деле. — Никогда в жизни я не видел себя таким живым. Это правда, не так ли, Джефф?

— Да, дружище — ответил Джефф со своего места, рядом с Ником. — Ты же не хочешь сказать, что у тебя не так?

— Нет, я чувствую себя совершенно разбитым. — Ник почесал коротко остриженную башку. — Я ничего не понимаю. Я что, жратву пропустил или что еще?

Я отрицательно покачал головой.

— Это из-за сахара — сказал я. — Мы все кладем сахар в чай. Ты нет. Это так просто, дружище. Ты должен класть сахар в свой чай. Тогда будешь как мы.

— Но я ненавижу этот чертов сладкий чай.

— Ну, это будет твоим решением — сказал Том, теперь сообразивший, что все это часть моей кампании за единый стандарт чая в экипаже.

— Да — добавил Джефф — тебе следует воспользоваться опытом Маори, дружище. Они никогда даже не думали идти на битву, не опрокинув в себя предварительно кружку сладкого как патока быстрорастворимого чая.

— Это же просто подколка, нет? — спросил БФГ.

Мы все пожали плечами, изображая невинность.

— Нет, дружище, это правда.

Ник погрузился в задумчивое молчание. Я посмотрел направо и налево, на две машины рядом с нашей. По профилям скрючившихся фигур в каждой, было очевидно, что оба экипажа, Таффа и Тони, были такими же замерзшими и раздраженными, как и мы. Время от времени мы вставали, что бы размяться и пошевелиться. Холод, казалось, поселился среди моих болей и ломоты, угрожая превратить меня в старика еще до наступления ночи. Однако, ради обмана Ника, я решил поддерживать иллюзию, что нахожусь на вершине этого проклятого мира. Я был почти уверен, что через несколько дней мы все будем пить один и тот же чай из наших четырех фляжек. Это помогло бы упростить логистику.

Мы несли вахту уже больше трех часов, выслеживая врага, когда услышали предательский звук приближающегося "Чинука".

Слева от себя я уловил приглушенные возгласы Фрэнка и нарастающее с "вок-вок-вок" жужжание моторов. 110-й Таффа был в десяти метрах справа от нас, его угол обзора был скорректирован, что бы позволить ему зафиксироваться на Тони, находившемся в километре от него, одного из пары, назначенной на северо-восточный угол прямоугольной коробки, которая была установлена вокруг посадочной зоны.

Прищурившись, глядя в бинокль, я увидел темную фигуру на фоне звездного ложа, но лишь на мгновение. Пилот летел невероятно низко — так низко, на самом деле, что на мгновение мне показалось что это машина на горизонте. В преддверии боевых действий, КВВС переоборудовали пару "Чинуков" в специальную версию для операций, добавив все виды предупреждающих устройств и глушилок, что бы помочь вертолетам проникнуть на вражескую территорию. В конце-концов, единственной реальной защитой от попадания ракеты в заднюю рампу было лететь низко и держаться низко.

Я снова поймал "Чинук" и понял, насколько низко он шел. Когда он приблизился, летя почти прямо к нам, слабое свечение его двойных выхлопных патрубков мигало туда и сюда, когда он огибал мягкие волны контура земли на юге. Но шум был чем-то. В тишине этой холодной ночи, казалось, он мог поднять мертвых. Пилоты пролетели над посадочной зоной, по быстрому взглянув на нее, затем заложили жесткий разворот. Когда "Чинук" опустился на землю, шум достиг крещендо и мы съежились в своих машинах.

— Бога ради, — сказал я Тому, — я надеюсь, эти ребята будут быстрыми.

Том в последний раз затянулся самокруткой, зажатой между большим и указательным пальцами и с презрением выбросил ее.

— Проклятые "крабы" не знают значения этого слова — ответил он. — Это будет казаться вечностью, попомни мои слова.

Он был прав. КВВС, понятно, не любят находится на земле внутри вражеской территории, поэтому экипаж "Чинука" постоянно держал двигатели наготове. Эта не та ситуация, которая нам нравится, потому что если что-то случится, и вертолет будет поврежден или уничтожен, экипаж будет дальше воевать вместе с нами, что, как я думаю, не является тем, чего ждет или на что подписывается средний член экипажа КВВС, даже в разгар крупного конфликта.

В конце-концов, пока "Чинук" стоял на земле, его двигатели выли как валькирии, в течении трех четвертей часа. Нужно было многое выгрузить: казалось, бесконечная череда 45-галлонных бочек с топливом, которые пойдут на заправку наших машин, а также контейнеры с водой. Нужно было еще передать пленного и погрузить "ГАЗ", что, как я знал, тоже требовало времени. Но каждая из этих сорока пяти минут казалась часом. Наконец двигатели "Чинука" начали ускоряться, и он внезапно оказался в воздухе. Мы дружно вздохнули с облегчением. Теперь уже не займет много времени, прежде чем настанет наша очередь зайти в посадочную зону и самим заправиться.

Однако, через полтора часа мы все еще ждали.

— Что, черт побери, происходит? — спросил Ник.

Никто не ответил, потому что никто не знал. Мы соблюдали полное радиомолчание. И в отсутствии какой-либо информации, мы должны были оставаться терпеливыми.

Мы коротали время, вспоминая прошлые операции и, неизбежно, с теми приколами, которые, как правило, идут рука об руку с ними.

— Напомните мне, что надо бы надрать задницу Таффу, за тот трюк со змеей — сказал Том.

Все остальные хором одобрили. Это было не так уж и давно. Мы были в Омане, тренируясь с войсками султана. После ночного спуска по крутому склону вади, мы все сидели у очага, попивая наш чай и обмениваясь шутками. Мы краем глаза видели, что Тафф в тени возится с каким-то альпинистским снаряжением, ну или так нам казалось. Никто из нас не обратил на него внимания.

Вскоре этот валлиец подошел и сел рядом с нами. Втайне от нас, он привязал один конец тонкой лески к своему ботинку, а другой — к куску ярко раскрашенного 9-мм репшнура. В мерцающем свете костра это было идеально. Внезапно, примерно через пятнадцать минут после того, как он присоединился к нам, Тафф вскочил на ноги с криком "Змея!" и бросился прочь. Когда он удрал, мы все увидели, как что-то выскочило к нам из тени. Оно было всего фут длиной, но яркой, как и большинство действительно ядовитых змей. Двигалось оно также, как дерьмо с лопаты. Вот и все. Мы бросились врассыпную, как стая перепуганных овец, каждый из нас направлялся к чему-то, что могло дать хоть какое-то возвышение. Базз и Фрэнк выхватили из огня головешки и помчались за тварью, размахивая ими и выкрикивая ей непристойности. До нас дошло, что случилось, только когда Тафф вернулся, обливаясь потом от смеха и волоча за собой жалкий кусок веревки. Ему повезло, сказал Джефф, что Базз и Фрэнк не вживили ему эти головешки хирургическим путем в его основные отверстия.

Где-то в глубине моего промерзшего мозга это замечание зацепило какую-то струну. И тут я вспомнил.

Через минуту или две, я проболтался о состоянии здоровья Таффа.

— Эй, Тафф, дружище — тихо позвал Том в направлении машины справа. — Ты же не приобрел привычку гадить себе в рот, правда?

— О, очень смешно, очень забавно — отозвался Тафф. — Не стесняйся, подкалывай меня моей болячкой, ладно?

— Неудивительно, что твое дерьмо почернело — сказал Джефф. — Это ужасная рана, приятель.

— Между лицом и задницей у тебя жалкое зрелище — добавил Ник.

Между взрывами нашего смеха, я услышал угрозу Таффа расквитаться со мной. Теперь я подумал, что заложить Валлийского Чародея было ошибкой. Между одним из приколов Таффа и Республиканской гвардией, думаю, я бы в любой день попытал счастья с иракцами.

Мы еще не успели успокоиться, как из темноты материализовался автомобиль. Наконец, настала наша очередь идти в посадочную зону. Как только второй "Лендровер" занял позицию, которую мы занимали большую часть последних пяти часов, мы тронулись в путь по пеленгу, который, как мы знали, через восемь километров приведет нас к тому месту, где приземлялся вертолет.

Когда мы туда добрались, то не поверили своим глазам. Когда мы находимся на операции, мы приучены быть дотошно аккуратными. Окурок сигареты, небрежно выброшенный за борт машины, может выдать ваше присутствие внимательному наблюдателю. Так что мы осторожны. Однако, посадочная зона была в полном беспорядке. Бочки от топлива были повсюду. Люди просто бросали их, как только опорожняли. Никто даже не озаботился их закупорить. Я отодвинул это на задний план. Мы позаботимся об этом позже. В данный момент первоочередной задачей было заправиться.

Мы подъехали к другой машине и принялись за работу. Сразу же я понял, что это будет длительным процессом. Кто-то здорово облажался. Шесть машин для дозаправки и лишь одна воронка для заливки. Том, Ник, Джефф и я уже попытались залить топливо в наши баки и канистры. На каждые десять галлонов, которые попадали внутрь, мы теряли вероятно два или три в песке под ногами. Все вокруг пропахло драгоценным бензином. Но когда твои пальцы промерзли до костей, а кожа настолько онемела, что ты даже не чувствуешь топлива, которое выплескивается на тебя, это не удивительно. Мы делали что могли.

Я хотел узнать у Грэхема, как прошла передача пленного и машины, а также есть ли какие-то новости из штаба полка, переданные вертолетчиками, о которых я должен был знать. Я подбежал к третьей машине, которую видел в темноте за вторым "Лендровером". Идея заключалась в том, что две машины заправлялись, пока третья оставалась на страже. Третья машина в посадочной зоне должна была быть Грэхема. Но не была.

Подойдя ближе, я проморгался. Машина была Грэхема, вот только Грэхема там не было. На переднем сиденье сидел Роджер, наш полковой сержант-майор. Роджер большой парень. В последний раз я его видел в палатке на ПОБ, незадолго до того, как мы отправились через границу. Ни на одном этапе операции не было никаких намеков на то, что он едет с нами. И все же, он был здесь, огромный как проклятая жизнь. Я скрыл свое изумление и протянул ему руку.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил я.

Роджер своими огромными лапищами наливал себе чай.

— Я тебе завтра скажу — ответил он, слегка поеживаясь.

Уклончивость была не в духе Роджера.

— Черт побери, — съязвил я — Да они дно скребут, Родж. Я думал, ты уже в отставке. (Scrapping the barrel — скрести по дну бочки, дойти до крайности, брать последнее. Прим. перев.)

Роджер повернулся ко мне. В его глазах почти не было привычного юмора, когда он сказал:

— Я пришел сюда, что бы разобраться с вами, дурачками, ты разве не понял?

Когда он откинулся назад, я впервые увидел парня, который сидел с ним рядом. Я все время думал, что это Грэхем, но это был другой офицер, другой майор, которого мы прозвали Газза. Газза был из эскадрона "B" и перворазрядным "Рупертом", хотя нет, пусть будет "Роднеем". "Рупертами" мы звали всех офицеров. Все офицеры "Руперты" и я думаю, что большинство из них ничего не могут с этим поделать. Однако некоторые Руперты являются "Родни": парнями, которые выходят за обычные пределы офицерствования и становятся чем-то другим — высокомерными идиотами. Это был Газза.

— Хайя, босс — выдавил я — Как дела?

— Кэмми — сказал Газза, указывая мне пальцем на бровь. — Я тут всего на пару недель. Вроде как в качестве наблюдателя. Притворись, что меня тут нет.

Легче сказать, чем сделать, подумал я. Газза был ленивым ублюдком, так что, возможно, если нам повезет, он будет держаться в стороне. Но теперь мне я действительно заинтересовался.

— Где Грэхем? — спросил я Роджера, как можно небрежнее.

— Не сейчас, дружище — ответил Роджер.

— Что случилось? — настаивал я.

Роджер откашлялся и покатал мокроту на языке, прежде чем сплюнуть ее мне под ноги.

— Я сказал, мы поговорим об этом завтра. — Он задержал на мгновение на мне взгляд, затем вернулся к своему чаю. Разговор определенно закончился.

Я побежал обратно к машине, что бы найти свой веселящийся экипаж. Они воняли не лучше чем трюмные на океанском сухогрузе и язык был ничуть не лучше.

— Где тебя черти носят? — сказал Том.

— Сачкуешь, дружище? — добавил Ник.

— Эй, Кэмми, — подхватил Джефф — Ты еще помнишь как выглядит чертова канистра, дружище?

— Отвалите все — весело объявил я — У меня есть новости для вас.

— Что? — сказал Том, протягивая мне канистру, пока он и Ник ворочали еше одну гигантскую бочку с топливом.

— Грэхем убыл. Должно быть, он улетел на "Чинуке" — они чуть не уронили мне бочку на пятки.

— Убыл? Ты уверен? — спросил Джефф.

Я молча кивнул.

— Роджер здесь. И он еще Газзу захватил. Они оба там, сидят на передке машины Грэхема. Огромный, как проклятая жизнь. Здесь что-то странное происходит.

— Я не знаю, смеяться или плакать — сказал Том.

Хлюпающий, булькающий звук исходил из бака 110-го, когда еще больше топлива вылилось на землю у его колес. Мы были полные. Пора было уходить. Мы послали мотоциклы туда, где другие машины стояли на точках. Я запрыгнул к парням и мы газанули. По дороге мы остановились рядом с машиной Роджера.

— Родж — сказал я, указывая на место, откуда мы собирались уходить — что будем делать с бочками?

Роджер выплеснул остатки своего чая на песок и громко рыгнул.

— Выкопайте чертову нору. Закопайте их, мне все равно.

Смеяться или плакать, подумал я.

— Э-э, Родж, тут экскаватор нужен, что бы выкопать яму, достаточную для этой кучи.

Полковой сержант-майор пожал плечами.

— Кому, черт возьми, есть до этого дела, Кэмми? — он указал на кучу чего-то, похожего на мертвых коз, на заднем сиденье своей машины. — Почему бы вам просто не взять себе что-нибудь это этого, а потом мы просто все свалим и покинем это место, а?

Я прищурился и проследил за его взглядом. Затем, я подошел к задней части машины. Мертвые козы оказались грудой бедуинских халатов, которые Фил, полковой квартирмейстер, должно быть отправил на "Чинуке". Я мог бы расцеловать его. Я сгреб их в охапку и отнес обратно к машине. Когда трюмные поняли, что это такое, настроение заметно изменилось. Это было похоже на чертово Рождество.

Мы покинули посадочную зону в большем тепле, чем были по приезду. С нашими дорогими халатами, обернутыми вокруг нас, мы не могли плохо думать о месте, которое оставили. Я также почти не думал о присутствии "ГАЗа", который, как я теперь видел, шел в строю конвоя впереди нас. Хорошо было просто свалить подальше от этого места к остальным задачам, которые были перед нами.

Грэхем убыл и это был большой сюрприз. Это должно было дать нам много поводов для разговоров, когда мы снова ехали на север в поисках ПДБ. Но вместо этого мы провели большую часть следующих трех часов в тишине, каждый человек ушел своими мыслями к событиям, которые привели к убытию нашего командира эскадрона и предстоящей жизни под нашим новым и чужим командным составом.

ПДБ был хорош; самый лучший с того момента, как мы прибыли в Ирак. Местность была слегка волнистой, что могло создать свои проблемы. Но волнистая местность лучше, чем плоская в любой день недели, поэтому наше настроение было ярким. Тони был просто в восторге, а это значит, что даже я получил от него пару улыбок. Не то, что бы этот большой импозантный парень был мрачным ублюдком. Отнюдь нет. Он просто был уравновешен, ни вверх, ни вниз. Настоящий стоик. Но мне было интересно, как он сладит с Роджером. Грэхем — это одно дело, но Роджер совершенно другое. С Грэхемом во главе мы выживали, потому что такие люди как Тони держали шоу вместе. Но теперь, когда здесь Роджер и Газза, все будет совсем по другому. Честно говоря, невозможно было сказать, какое влияние их присутствие окажет на общую химию экипажа. Только время покажет.

Единственным, кого я искренне жалел, был Джордж. Джордж был водителем Грэхема и теперь он был водителем Роджера. Несмотря на то, что он был десантник, Джордж был отличным парнем. Он был также нашим главным специалистом-подрывником. Он мог взорвать что угодно. Но Джордж даже близко не был Баззом или Фрэнком, у него была своя чувствительная сторона. Он был семейным человеком, у которого всегда был какой-то ремонт дома в процессе. Он и Тони отлично ладили, отчасти потому, что оба любили мотоциклы. Джордж всем нравился, хотя для Роджера этого говорило о многом — или строго говоря, об обратном — что никто не согласится поменяться местами с бедным стариной Джорджем. Я знал, что ему понадобится каждая унция его чувства юмора, что бы дойти до конца этой кампании. Не только Роджер ехал с ним впереди, но и Газза, ленивый ублюдок, выклянчил себе место у него за спиной.

Я оставил Тони наблюдать за подготовкой машины, пока я поднимался по склону ближайшего холма, что бы посмотреть на это место издалека. Когда я оглянулся назад, группа была вкалывающим ульем, поскольку машины сдавали задом на отведенные им места и люди продолжали свою работу, что бы замаскировать ПДБ до восхода солнца. Мы полагали, что это место использовалось и раньше, поскольку имелись признаки, что углубления, в которые мы загоняли машины, были выкопаны — вероятно, для того, что бы сделать укрытия для танков. Если это было так, мы были утешены тем, что это было сделано давно и не было никакой непосредственной опасности, что мы проснемся в окружении иракских Т-72. Хотя кто знает.

В общем, это было похоже на новый старт. Как я уже сказал, Грэхем не был плохим парнем. Он просто не был создан для той операции, которую ему поручили. Если не следовало давать эту работу. Интересно, что с ним будет дальше? За все время службы в полку, я слышал только об одном парне, который был освобожден от командования, и это был офицер, который отказался выполнять самоубийственную миссию на Фолклендах. По общему мнению, парень был прав и поэтому его унижение было минимальным. Вряд ли Грэхему будет так же легко. Шансы были за то, что с ним покончено — вся его карьера пойдет прахом. Это будет как "клеймо". Мне было действительно жаль его, но в конце-концов, штаб полка был прав. Он должен был уйти.

Я услышал шум позади себя и обернулся. Роджер, слегка пыхтя, поднимался по склону.

— Эй, Кэмми, не так быстро, дружище.

Я остановился. Роджер предложил мне закурить, что само по себе было редкостью. Я отказался. Он рассмеялся.

— Черт бы тебя побрал, ты чо, бросил, не?

Я покачал головой.

— Просто оставь мне одну — сказал я нерешительно.

По правде говоря, я хотел побыть один. Когда вы разбиваете ПДБ, особенно в такой интересной местности как эта, вам нужно сосредоточиться, а не стоять и болтать.

Роджер дружески похлопал меня по спине.

— Ну ты как, чо? — спросил он.

— Хорошо — ответил я сдержанно. — Занят, знаешь ли.

Роджера это не интересовало.

— Каков твой вердикт, Кэмми? — спросил он заговорщицки. — Я имею ввиду, Грэхема. Он что, облажался? Вся эта операция была пустой тратой времени?

Я не сводил глаз с приготовлений внизу.

— Нет — ответил я. — Это не пустая трата времени. Я думаю, если у парней и есть повод для критики, то только за то, что у нас в последние несколько дней зубов не хватало.

Роджер глубокомысленно кивнул.

— Да. Ну, теперь в городе появился чертов новый шериф, парень. Здесь все изменится, ты увидишь.

— Хорошо — сказал я. Загон для машин был почти закончен. "ГАЗ" стоял рядом с машиной самого Роджера. Я оглядел холмы и гряды, прикидывая, где мы разместим наших часовых. Через несколько минут это место должно быть безопасным, а мы еще не закончили.

— Эй — сказал Роджер, указывая вниз, в центр ПДБ. — Что это они задумали?

Я проследил за его указательным пальцем. Там, посреди всей этой суете, Фрэнк и Базз деловито устанавливали 81-мм миномет. Они спорили как две старухи, но ничего в этом удивительного не было. Я понял что Роджер говорит о самой процедуре. Установка минометов было жизненно важной частью нашей обычной разбивки ПДБ. Если бы мы были скомпрометированы во время нашего дневного отдыха, минометы — вместе с другим нашим тяжелым оружием — купили бы нам важную передышку и возможно, спасли бы нас.

— Это минометный расчет — ответил я, не совсем уверенный что Роджер шутит.

— Минометы? На кой чо-о-о-рт нужны минометы? — сказал Роджер, пренебрежительно махнув рукой. — Они годятся только на то, что бы жечь порох и заставить звенеть твои проклятые уши.

И тут появился Алек.

— А, Алек — сказал Роджер оборачиваясь — Может ты мне расскажешь, что тут происходит.

Алек нахмурился, не совсем понимая, что имел ввиду Роджер. У полкового сержант-майора была привычка озвучивать последнюю мысль, промелькнувшую в его голове. Так или иначе, вы должны были ухватить нить. И помоги вам небеса, если вы этого не сделали. Алек стоял, глядя пустым взглядом.

— Насчет чо-о-о-ортова Грэхема — прогудел Роджер. — Мне надо сделать эту чертову работу, без цензуры. Могу я на тебя рассчитывать?

— Да, конечно босс — сказал Алек, улыбаясь ему в ответ, как преданный пес, получивший удар кнутом от хозяина и готовый к дальнейшему. — Что ты хочешь знать?

Роджер хлопнул его по спине между лопаток и они вместе, как Джек и чертова Джилл, двинулись вниз по холму. (Jack and Jill — персонажи детских стихов и песен, неразлучные друзья, прим. перев.)

Когда-то Алек был мне хорошим другом, но сегодня он едва удостоил меня взглядом. Он никогда не был близок с Грэхемом, но Грэхем был неудачником; не тем парнем, с которым такой амбициозный тип, как Алек, вообще хотел бы иметь дело. Но Роджер был другим. Роджер был полковым сержант-майором и влиятельным человеком, даже если у него и были какие-то дурацкие наклонности. Что-то в лице Алека подсказало мне, что он воспринял внезапное появление Роджера как благоприятную возможность.

Я смотрел вслед уходящему Роджеру, не совсем веря в то, что сейчас услышал. Внезапно, все те чувства, что я испытывал по поводу нового старта после Грэхема, стали уходить в песок. Это выглядело как из огня, да в полымя.

Когда я вернулся обратно к машине, я поговорил с ребятами.

— Что за чертов тупица — сказал Том. — Ну ладно, это не наше дело...

Он посмотрел на восток. Солнце еще только начинало показываться из-за горизонта.

— Йо-хо-хо, я пожалуй, возьму первую вахту, а вы, бездельники, поспите хорошенько.

Он рванулся прочь, его свободно висящий бедуинский халат поверх разгрузки придавал ему чрезвычайно забавный вид.

— Горбун из "Бури в пустыне" — сказал Ник, глядя ему вслед и качая головой.

Он продолжал посмеиваться и чистить свой любимый Mk 19.

Внезапно связист Эйч просунул голову под нашу сетку.

— Роджер здесь? — спросил он.

Мы покачали головами.

Эйч выругался.

— Штаб полка хочет с ним поговорить, немедленно.

Вот тут мы сели по стойке "смирно".

— Что происходит? — спросил Джефф.

Связист пожал плечами и исчез. Через несколько мгновений мы увидели Роджера и Газза, бегущих от периметра к своей машине. Мы напряглись, пытаясь уловить хотя бы пару слов, которые могли бы нам подсказать, чего хочет штаб полка, но ничего не услышали. Когда штаб полка хочет немедленно поговорить с командиром эскадрона, это означает только одну вещь: неприятности.

Примерно через час мы узнали, из-за чего был весь этот переполох. Роджер появился под нашей сеткой и присоединился к нам, что бы покурить. Я вспомнил, что он обладает сверхъестественным даром узнавать, когда готов чай. Конечно же, Ник воздал ему почести с кормы машины.

— Один кусочек или два, Родж?

Сарказм относится к целому ряду вещей, которые проходят мимо внимания нашего ПСМ. Роджер вытянул руку и сцапал одну из моих "Силк Кат".

— Просто к вашему сведению — сказал он. — У нас пропал патруль. Несколько парней из эскадрона "B" пропали без вести. От них не слышно ничего уже три дня.

— Вот дерьмо — сказал я, — Я даже не знал, что эскадрон "B" играет на этом поле.

Роджер, который точно должен был знать, что делает Полк на заднем дворе Саддама, понизил голос.

— Это был пеший патруль. Он был доставлен "Чинуком", для сообщений об активности на МВС. Не спрашивайте меня, зачем. Если они столкнулись с проблемой, они вероятно эвакуировались. Если нет, я наложу на них самый большой штраф, когда они вернуться, за все их пропущенные сеансы связи.

— Кто там? — спросил я. Эскадрон "B" или нет, esprit de corps в Полку был таков, что мы ощущали потерю каждого его члена как личную.

— Ее возглавляет этот малыш Макнаб — сказал Роджер.

Он скороговоркой назвал имена остальных и мы погрузились в молчание. Я вспомнил свою встречу с Макнабом на ПОБ. Он был жестким, жилистым сукиным сыном, качества, которые могли бы помочь ему, если он попал в какую-нибудь беду.

Роджер встал и пошел к следующей машине, сообщить мрачные вести другому экипажу. Я довольно хорошо знал пару других членов патруля. Я выбрал "Ноги" Лейна на отборе, а с Винсом Филлипсом мы были старыми приятелями. Винс раньше служил в эскадроне "A", так что его хорошо знали многие из нас.

— Интересно, что с ними случилось? — спросил Джефф, когда Роджер ушел.

— Одному Богу известно — сказал я. — Пеший патруль? Иисусе.

— Ага — согласился Ник. — Я думал, у нас все плохо. Но у нас хотя бы есть чертов транспорт.

— А теперь бедняги в бегах — сказал Джефф.

— Или мертвы.

Я вытряхнул остатки чая на землю.

— Сожалею, но я не куплюсь на всю эту чепуху о пропущенных сеансах связи. Если ничего не остается, всегда есть ТАКАМ.

ТАКАМ (TACBE, tactical beacon в оригинале. Речь идет об аварийном маяке ARI-23237, используемом для передачи сигнала бедствия на аварийной частоте ВВС НАТО 243 МГц и в качестве средства наземной связи на короткой дистанции на вспомогательной частоте 282,8 МГц — прим. перев.) был тактическим маячком, который мы носили с собой для использования в чрезвычайных ситуациях. Это была система связи в прямой видимости, в основном используемая для связи с пролетающими над вами воздушными судами. В качестве крайнего средства связи, он был довольно безотказен. Что само по себе, было тревожно. Почему никто из них им не воспользовался?

— Может быть их тряпкоголовые захватили? — предположил Ник.

— После того что сказал комполка на собрании? — спросил Джефф. — Готовьтесь мысленно к худшему и все такое? Ерунда.

— Я например — серьезно сказал Ник — Не собираюсь пускать себе пулю в лоб.

— Это потому, что надо быть чертовски метким стрелком, что бы в него попасть. — сказал Джефф со своим лучшим акцентом киви. — И вообще, дружище, ты чертовски паршивый стрелок.

— От кенгурятника слышу.

— Последний раз тебе говорю, кенгурятники из Австралии.

— Да какая к черту разница? Вы же все ссыльные каторжники, не так ли?

Так оно и продолжалось. Я решил, что пришло время преклонить голову. Я задремал под нежный рефрен обмена тихими ругательствами из машины надо мной.

Меня разбудили минут через девяносто. Роджер решил нас всех подбодрить речью у своей машины. Я стряхнул с себя сон и спотыкаясь, побрел туда вместе с остальными ребятами. Единственными, кто не присутствовал были часовые. Мы гадали, что же нам предстоит услышать. Роджер вряд ли был величайшим оратором в мире, но у него в голове были все факты о том, что произошло за последние двадцать четыре часа. И нам всем было до смерти любопытно их узнать. Когда мы собрались у его "Лендровера", в воздухе повисло тихое ожидание. Роджер стоял рядом с машиной, Газза сидел на переднем пассажирском сиденье.

— Без сомнения, вы все уже знаете, что Грэхем был снят с командования а я заполучил его ботинки и буду разбираться с вами, дураками — начал Роджер, со свойственной ему прямотой. — Единственное, что я хочу прояснить, это то, что в центре внимания не вы, ребята. По мнению штаба, этот патруль все делает правильно. Проблема была в Грэхеме. Но проблема решена; и теперь у вас есть я.

Его глаза нашли меня, Тони и Алека.

— Я буду работать в тесном контакте с остальными "штабными" и очень полагаться на ваш опыт до конца миссии. Опять же, я подчеркиваю, что действия штаба полка никоим образом не отражают того, как они рассматривают ваш вклад в эту операцию.

Мы с Тони остались невозмутимыми. Алек был похож на кота, которому достались сливки.

— Что касается будущего — продолжал Роберт, — Я не собираюсь валять тут дурака. У нас есть чертова работа и мы ее сделаем, верно?

Собравшаяся компания присоединилась к нему, бормоча что-то вроде:

— Чертовски верно, правильно, вы можете яйца свои поставить...

Роджер ухмыльнулся, потом удовлетворенно кивнул.

— Правильно. Вы же меня знаете. Я не собираюсь тут чо-о-о-окаться с этими тряпкоголовыми ублюдками. Если они встанут на нашем проклятом пути, мы чо-о-о-о-рт возьми их п-о-о-орвем, верно?

Еще один хор подтверждений от солдат, на этот раз произнесенный с нарочитым йоркширским акцентом, просто показать что мы на высоте:

— Айе, мы п-о-о-о-орвем их к чо-о-о-орту.

— В общем, планы не изменились — сказал Роджер, подводя итог. — Отсюда мы направимся на север и будем двигаться на север, пока не доберемся до МВС. Я думаю, мы покончили с этими несвязными перемещениями. Вопросы?

— Ага — крикнул кто-то сзади. — А что мы будем делать с "ГАЗом"?

— Мы разнесем этого чо-о-о-о-орта вдребезги — ответил Роджер, по настоящему почувствовав успех.

В толпе раздались хлопки, возгласы и волчий вой.

Грудь Роджера раздулась от гордости. Он был и так обычно в состоянии, где на три части Джорджа Паттона приходилось семь Джеффри Бойкотта.

— Никто из вас, чертовых го-о-о-омиков, не будет рыть яму и заваливать эту чо-о-о-о-ртову штуку камнями. Мы набьем его пластидом и испарим ублюдка. Следующий?

Больше вопросов не было. Все уловили суть. Роджер выдал нам то, что мы хотели услышать. После недельного ерзания, мы вернулись к делу. Я думаю, если бы он попросил нас, мы бы вскочили по машинам и рванули штурмовать дворец Саддама, настолько мы были воодушевлены. Как я уже сказал, Роджер не был нашим главным тактиком, но он был тот парень, которого нужно иметь рядом, если вы ищете действия.

Мы уже собирались разойтись, когда Газза поднялся на ноги. Я думал, что мы получим кучу Родней-Рупертовского трепа о необходимости сильного морального духа и поддержания наших голов высоко поднятыми, но Газза произнес удивительно хорошо подходящую речь, как оказалось, о его роли в разбирательстве с этого момента.

— Короче — заключил он — я пришел сюда не в качестве "штабного", а в качестве наблюдателя, так что все может идти своим чередом. Не позволяйте моему присутствию оказывать влияние на принятие ваших решений. Через пару недель меня здесь не будет. Я просто еду с вами. Так что, спасибо за оказанную честь и пойдемте надерем кому-нибудь задницу.

Мы вернулись к нашей машине. Была еще только середина дня, так что мы заварили чай и сели обдумывать наши перспективы при новом режиме.

— Ну — сказал Том, — Похоже в городе появился новый шериф.

— Ты немного изменил мелодию — сказал я.

— Ты что имеешь ввиду?

— Ну, я кажется припоминаю, что ты назвал нашего полкового сержант-майора тупицей, после его мудрых слов о тактической ценности минометов в пустыне.

В этот момент раздался шорох масксети и Роджер просунул голову внутрь. На мгновение я подумал, что он должно быть, подслушал наш разговор, но он только широко улыбнулся и спросил:

— Кто тут у вас курильщики в машине?

Мы с Томом заколебались. Способность Роджера стрелять сигареты была легендарной. Роджер пожал плечами.

— А, ну какая мне-то разница, черт возьми — сказал он, запихивая в багажник три блока с "Силк Кат", "B&H" и "Мальборо". — Вы и сами с этим можете разобраться.

Секунду или две мы с Томом молча изучали друг друга.

В конце-концов, я нарушил тишину.

— Как я уже говорил, замечательный парень наш Родж. Лучший. И никто не услышит ни слова против него.

Том покачал головой.

— Ну и чертова же ты дерьмошляпочная шлюшка, Кэмерон.

Я его почти не слышал. Я схватил "Силк Кат" и засунул в свою разгрузку. Да, война была адом. Но с табачком в кармане, я решил что смогу довести дело до конца.

Позже, в тот же день, я пошел посмотреть как Джордж управится с "ГАЗом". Как человек, сам изрядно занимавшийся взрывными работами, я хотел посмотреть, как он решит эту проблему. А еще мне хотелось посмотреть, как он справляется с Роджером. Я догнал его возле иракской машины. В нем еще лежали тела двух офицеров, которые нас скомпрометировали. Джордж был окружен орудиями своего ремесла. Взрывчатка была повсюду. Там, где на земле не лежали плитки пластиковой взрывчатки или противотанковые мины, она была покрыта деталями детонатора.

Джордж, к радости моей, соорудил себе небольшой табурет из двух зарядов, и теперь дымил как дымоход. Для любого, кто не был знаком с искусством взрывотехники, это зрелище было бы немного нервирующим. Но Джордж знал свое дело. Он был в своей стихии. Ему было сказано от чего-то избавиться и он, будучи перфекционистом, собирался сделать это хорошо.

— Привет — сказал я. — Ну, как дела?

Джордж хмыкнул, возясь с какой-то лентой. Сигарета была крепко зажата между его губами. В конце-концов, он выиграл битву с катушкой и выдохнул.

— Хорошо, дружище — ответил он. — Почти закончил.

Курс подрывников длится три месяца и он довольно интенсивный. Двенадцать недель, восемь часов в день, безжалостно монотонный. Мы узнаем о ударных волнах эффекта Манро, углах инициации и аккуратной маленькой формуле, связанной с шириной и толщиной мишени, которая позволяет нам вычислить, сколько фунтов пластида нам нужно, что бы от нее избавиться. "ГАЗ" вряд ли можно было назвать мостом или зданием, но все же, требовались знания и утонченность, что бы правильно отделаться от него. Курс научил нас, где разместить заряды на осях или шасси, что бы достичь максимального проникновения и разрушения; как расстояние между каждым зарядом имеет решающее значение для общей эффективности взрыва.

Как выпускник этот избранного курса, я был знаком с этими вещами. Но для Джорджа, который был не просто выпускником, а инструктором, это была вторая натура.

Обойдя вокруг "ГАЗа", я увидел, что Джордж решил оставить учебники на полке. Противотанковая мина это мощное устройство, способное положить на лопатки основной боевой танк, если вы знаете, что делаете. Джордж поместил в багажник иракской машины не одну, а целых две (L9 Bar Mine — британская противотанковая мина. Вес 11 килограмм, из которых 8,4 кг приходится на заряд тринитротолуола — прим. перев.) . Как будто этого было недостаточно, он запихнул плиточные заряды, которые, если их разделить на отдельные блоки, похожи на двухфунтовые кирпичи взрывчатки, в любую щель, достаточно большую, что бы их вместить: между тормозами, в моторном отсеке, за приборной доской, они были повсюду. Теперь Джордж занимался сложной задачей соединения их всех с помощью детонирующего шнура, что бы они взрывались в правильной последовательности. Судя по другим деталям и частям у его ног, я понял, что он намеревался сделать это с помощью таймера, который скорее всего сработает, когда мы будем за много миль отсюда.

— Я вижу, нет необходимости спрашивать, как ты собираешься это сделать — сказал я.

Джордж покачал головой.

— Роджер хочет, что бы она испарилась, это он и получит.

— И они тоже? — спросил я, показывая на тела в кузове.

Джордж нажал несколько кнопок на одном из своих таймеров, что бы проверить, работает ли он.

— Угу — ответил он, не поднимая глаз, — Все это превратится в дым.

Это было не то решение, которое штаб полка принял бы с легкостью. Увечить мертвых — не то, от чего мы получаем удовольствие. Но мы находились в тылу врага и не могли позволить себе брать пассажиров, живых или мертвых. Так или иначе, мы должны были избавиться от свидетельств нашей встречи. "ГАЗ" и его пассажиры вот-вот должны были войти в историю.

— Обещай мне кое-что — сказал я, беря быка за рога.

— Конечно. Что именно?

— Не позволяй ему достать тебя.

Джордж оторвался от того, что делал и посмотрел на меня.

— Кому?

— Роджеру. Ты же знаешь, каким он может быть.

Джордж улыбнулся.

— Ба. Не беспокойся обо мне. Я буду в порядке. Я ведь выживал до сих пор, не так ли?

— Да, но на этот раз с тобой двое из них.

Как по команде, в этот момент появился Газза. Как наблюдатель, большую часть времени он не делал ничего полезнее чем мешал. Он уже собирался налить себе чая, который я приготовил для себя и Джорджа, когда его взгляд упал на импровизированную табуретку, на которой сидел Джордж и сигарету, опасно свисавшую с его губ. Он извинился и ушел, его лицо еще больше побледнело.

— И он даже понятия не имеет, благослови его Господь — скзаал Джордж, не поднимая глаз. Со шквалом пальцевой активности в последнюю минуту, он кажется закончил. — Ну вот, это должно сработать. А теперь, где чай?

— Я не думаю, что есть хоть один шанс, что это не сработает — сказал я, передавая ему чай.

— Не волнуйся — ответил Джордж, — она сработает. Я хочу возвращаться в это место не больше тебя.

Мы сидели молча и пили чай. На первый взгляд, это был тот же самый старина Джордж; Джордж, которого я знал целую вечность. Но в то же время, в нем что-то изменилось. У Джорджа было большое чувство юмора, но сейчас я его не наблюдал. Я беспокоился, о том, что на него навалилось. Когда твой хлеб — взрывчатка, ты расплачиваешься тем, что другие острят на твой счет. Однако, находясь возле Роджера и Газза, кто угодно мог бы упасть духом.

Час спустя, когда стемнело, мы двинулись в путь. Когда мы тронулись в дорогу, в экипаже царило новое настроение. Мы направлялись на север под новым руководством. Казалось неизбежным, что вскоре мы увидим дело.

Через два часа конвой остановился и мы все посмотрели на юг. Я взглянул на часы. Время приближалось к девяти. Позади себя я услышал как Ник отсчитывает секунды. Как раз перед тем, как он достиг нуля, на горизонте появилась вспышка. На секунду или две, свет затмил звезды. Затем ночное зрение вернулось, а вместе с ним и созвездия над нами.

Мы не слышали ничего кроме ветра, так что двинулись дальше.

Мы ехали несколько часов по пологим дюнам, сохраняя наш обычный порядок: машины в колонне на дистанции 100 метров, "Унимог" в середине, мотоциклы по сторонам и впереди. Парни по очереди ехали на мотоциклах, и сейчас была очередь Тома. Я быстро осмотрелся, но не смог его увидеть. У нас с Джеффом были надеты ПНВ, но в данный момент мы ими не пользовались. Было и так светло. Как козырек у бейсболки, ПНВ откидывался вверх, когда он вам не требовался.

Из всех мест, где я работал, ночное небо на Ближнем Востоке, наверное, самое красивое. Возможно из-за сравнительной чистоты атмосферы, или отсутствии светового загрязнения, но в некоторые ночи, глядя на небо, могло показаться что вы находитесь в космосе. Эта была из таких ночей. Луна убывала, но еще была близка к полнолунию, а звезд было так много, что трудно было различить отдельные созвездия. Том и Джефф были очень умелыми навигаторами. Мое чувство направления и вполовину не было так развито, так что мне пришлось поработать над ним. Что бы помочь мне и Нику, мы играли в навигационную игру во время наших долгих ночных переездов. Это помогало нарушить монотонность, но так же имело и творческую цель. Если вы можете ориентироваться по луне и звездам, при условии, что ночь безоблачная, вы никогда не заблудитесь. Я обнаружил, что могу найти Пояс Ориона и Южный Крест и вычислять компасные точки по каждому из них.

— Ну ладно, всезнайка — сказал я Джеффу, когда решил что вбил это себе в голову, — давай, запад от Кассиопеи.

Джеффу понадобилась секунда, что бы определить созвездие и еще одна, что бы указать нужный пеленг. Я проверил по компасу. Этот ублюдок попал в самую точку. Более того, это было как будто встроено в него, так же естественно, как показать направо и налево.

— Ладно... — продолжил я, решив его поймать на чем-нибудь — как насчет 173-х градусов используя... Персей.

На этот раз ему потребовалось около пяти секунд. Мы с Ником проверили его ответ по нашим компасам.

— Черт бы меня побрал — сказал БФГ — ты кто, чертов потерянный кузен Патрика Мура? (Патрик Мур — известный британский астроном и автор многих научно-популярных работ — прим. перев.)

— Читайте ваши компасы и рыдайте, придурки.

Ник презрительно фыркнул. Это не стоило того, что бы он разозлился. Как склонен говорить Невероятный Халк, вам не понравится, когда он сердится. Мы не очень любили его, когда он становился милым.

— Поздравляю — сказал я, — вы прошли в последний раунд. Но что бы выиграть наш звездный приз — ха-ха-ха — вы должны мне выдать, не более чем за десять секунд, 274 градуса используя... луну.

— А если я не хочу?

— Моя прекрасная ассистентка Ник оторвет тебе голову с корнем. Ваше время начинается... сейчас.

Пока Ник отсчитывал, чего должно было хватить, что бы напугать кого угодно, Джефф решал задачу. Это было главное испытание, потому что вам нужно было знать, прибывает или убывает луна, в какое время она появляется над горизонтом и в каком положении находится на своей ночной орбите.

На часах еще оставалось две секунды, и Джефф указал направление. Ник сверился с компасом и покачал головой.

— Это противоестественно — сказал он с немалой долей раздражения в голосе.

— Это мои маорийские корни — сказал Джефф — Либо они у тебя есть, либо их у тебя нет.

Мы продолжали жевать жвачку, ни о чем конкретно не думая, просто стараясь оставаться начеку. Внезапно, я увидел что машина впереди остановилась. Мы резко затормозили и стали ждать. Я опустил ПНВ, но ничего не увидел.

Поначалу остановка не вызвала у нас никакого беспокойства. Я видел, как два парня в передней машине спина к спине осматривают местность. Позади меня Ник то же самое проделывал со своим монокуляром.

И все же, мы ничего не видели. Итак, мы откинулись назад и немного расслабились.

Примерно через десять минут, когда все еще не было никаких признаков того, что мы куда-то движемся, Джефф повернулся ко мне и сказал:

— Что эти ублюдки делают впереди? Заснули они что ли?

Я отложил сигарету, которую собирался закурить. Еще до того, как он это сказал, в глубине моего мозга зазвучал сигнал тревоги. Что-то было не так. Может быть, сломалась машина или, что еще хуже, ведущй 110-й влетел в вади.

Я как раз выходил из машины, что бы проверить, что случилось, когда я услышал характерный рев мотоцикла, идущего вдоль колонны.

— Что-то случилось — обьявил Ник.

В тот же момент я увидел мотоцикл.

Это был Тафф. Он остановился рядом с нами.

— У нас, черт бы его побрал, противник по фронту — сказал он задыхаясь.

— Нет, черт возьми, нет — ответил я — Мы просмотрели все и ничего не видели.

— Проверь горизонт — ответил он, затем развернул мотоцикл и направился к головной части колонны.

Мы направили свою ночную оптику и монокуляры в указанном им направлении.

Какое-то мгновение я ничего не видел. Затем, я почувствовал, как по моей шее поползли мурашки.

Вот он, не более чем в трехстах метрах от нас; горбатый силуэт бронетранспортера. Иисусе. Я моргнул за холодным окуляром своего ПНВ и увидел еще один, очертания которого были размыты максировочной сетью. Между ними торчали заросли мачт. А потом, когда мои глаза привыкли к дистанции, я увидел людей, двигающихся по склону рядом с машинами.

Мгновение спустя Том, на другом мотоцикле, появился из темноты и подошел к нам. Я отстегнул защелку и поднял свой ПНВ вверх.

— Кэмми, надень этого ублюдка обратно, дружище. Ты с ним лучше выглядишь.

Я напомнил ему, что он и сам не писаный красавец. Потребовалась минута, что бы мои глаза привыкли к искусственному изображению. Я прищурился, вглядываясь в движущиеся по гребню фигуры и увидел предательский огонек сигареты. Прошла секунда или две, прежде чем Том снова заговорил. За ревом мотоцикла он вдруг стал очень серьезным.

— Это не хорошо, Кэмми. Это большая позиция.

Я обернулся на 360 градусов и засек еще больше людей и машин через ПНВ. Мы фиксировали каждую позицию через GPS и записывали координаты.

Несмотря на холод, я почувствовал, как струйка пота покатилась по моей спине. Они были повсюду. Я изо всех сил старался прояснить свои мысли. Достаточно того, что мы оказались в самой гуще противника. Но как насчет самой позиции? Был ли это полностью подготовленный участок обороны — с минными полями, проволочными заграждениями и перекрывающимися секторами огня — или временная позиция, как наши ПДБ? Я вспомнил, как мы только что наткнулись на него, и решил, что скорее последнее. Но даже в этом случае, все выглядело не очень хорошо. Основная концентрация активности была впереди. Иракцы стояли на двух низких откосах, по обе стороны от нашего пути. Если они начнут стрелять в нас, то Джефф окажется на горячем месте. Новозеландец был отличным водителем, но не в одной лиге с Томом или Ником. Менять позицию было некогда и Джефф знал это. Ему достаточно было только встать или воткнуть не ту передачу и мы получим большие проблемы. Наверное и это он понял тоже. Но Джефф уже сканировал местность на предмет препятствий своим монокуляром.

Ник наклонился вперед со своего места у Mk 19.

— Продвинься вперед на пять метров и резко выверни влево — тихо сказал он.

Джеффу не было нужды повторять дважды. Это был хороший совет и приятно было видеть взаимодействие команды. Двигаясь таким образом, 110-й вплотную приблизился к основной угрозе, его задние гранатометы теперь были направлены на ближайшие позиции противника. У наших "Лендроверов" на каждом углу было по четыре гранатомета. Они были снаряжены гранатами с белым фосфором, который взрывался в воздухе примерно в 125 метрах от них. Пусковые установки были наклонены и приподняты слегка по разному, так что когда они будут инициированы с помощью набора переключателей на приборной панели рядом с местом водителя — они обеспечат круговую дымовую завесу, под прикрытием которой вы можете успешно отойти. Во всяком случае, в теории.

Я оставил Джеффа и Ника в машине и пошел к головному 110-му Тони, где к нам присоединились Алек и Роджер. Мы быстро переговорили. Это было серьезное препятствие и мы оказались в самом его центре. Это усугублялось тем, что мы ничего не знали о силе противника, глубине его позиции или его вооружении.

Наши варианты были просты. Мы могли либо отступить, либо пробиваться сквозь них, либо попытаться обойти. Пока мы разговаривали, я не сводил глаз с гребня. До тех пор, пока мы могли видеть светлячки от сигаретных затяжек, мы знали что все в порядке. Прошла секунда или две, но ни одной не было видно. Напряжение нарастало. Затем иракец сделал еще одну затяжку. Я вернулся к обсуждению.

Роджер прислушался к остальным "штабным". Мы сказали ему, что мы должны пройти этот район, что бы добраться до лежащего севернее МВС. Если мы повернем назад, то скорее всего, наткнемся на такую же позицию как эта, где-нибудь в другом месте. Мы должны были осмотреть этот чертов маршрут военного снабжения "Восток-Запад" и начать искать "Скады", мы много раз практиковались в таких действиях во время наших тренировок в ОАЭ. Если начнется шум, вторая и третья машины выйдут из колонны влево и вправо, что бы накрыть сектора огня. Как только они — то есть мы — начнем стрелять, два тыловых 110-х делают ноги, уводя машину снабжения. Пока "Унимог" будет уходить, два 110-х задержаться примерно на километр от места боя и начнут готовить огневую позицию, снимая с нас давление. Затем, после того как мы прорвемся, они догонят "Унимог" и направятся к точке ЗМВ — запасной точке рандеву. В принципе, мы могли выполнить столько огневых позиций и отходов, сколько нам было нужно, пока мы не уйдем от врага.

Короче говоря, это было непредвиденное обстоятельство, которое мы предусмотрели. Решение было принято единогласно.

— Давайте просто сделаем это — сказал Алек. — Смерть или слава.

Шутил он только наполовину. Суть была такова: мы идем вперед.

Я вернулся к своей машине и проинструктировал Джеффа и Ника. Это был риск но мы должны были пойти на него.

— Будем надеяться, что мы сделали правильный выбор — сказал Ник.

— Других вариантов нет — сказал я. — Извини, дружище.

Мы двинулись вперед, наблюдая за врагом в ожидании малейшей реакции. Если бы тряпкоголовые даже пукнули, мы были готовы взорваться.

Внезапно, на холме рассыпался шквал искр. Кто-то в спешке затушил свою сигарету. Другие последовали его примеру. Рассеянные огоньки выглядели как фейерверк четвертого июля.

Без сомнения, они нас видели.

Мы затаили дыхание, но продолжали двигаться. С холма не последовало никакой реакции. Наступила патовая ситуация. Они смотрели на нас, так же как мы смотрели на них. Пытаясь мыслить аналитически, я понимал, что у нас есть одно существенное преимущество: мы знаем кто они, а они только гадают о нас. Но надолго ли? И все же, мы продолжали двигаться вперед. А потом в моем сознании забурлило беспокойство. Если поднимется шум, что насчет парней на мотоциклах? Если кто-то из них попадет под машину, или налетит на валун, мы узнаем об этом только тогда, когда соберемся на запасном месте встречи и обнаружим, что тот пропал.

Я подозвал Тома.

— Держись ближе — сказал я, сложив ладонь рупором в направлении его уха.

Он взял дрифт и прилип к "Лендроверу" как приклеенный.

Наша единственная надежда состояла в том, чтобы заставить наше местоположение работать в нашу пользу. Мы были в сотнях километров внутри Ирака. Как "штабные", мы решили довериться иракскому предположению, что мы были всего лишь еще одним их подразделением выполняющим свой маневр.

Это звучало хорошо, но никто из нас не был в этом уверен.

Мы продолжали следовать плану, двигаясь медленно, шаг за шагом, останавливаясь, наблюдая за их реакцией, снова двигаясь, останавливаясь. Наступает момент, когда вы ставите под сомнение принятое вами решение. Я переступил эту черту эпоху назад, но Джефф ее озвучил.

— Во что, черт побери, мы играем? — сказал он, когда основная позиция, которую мы впервые увидели на своем правом фланге, прошла мимо.

У всех нас было неприятное ощущение, что мы двигаемся в засаду. Каждый из нас ждал первого выстрела, который подаст сигнал к стрельбе во все что движется.

Местность начала выравниваться. В какой-то момент мы услышали гул генераторов и увидели группу БМП, не более чем в нескольких десятках метров от нас. Мы двинулись дальше и увидели еще несколько машин. Это была бронетанковая часть, вставшая на ночевку и мы чуть не проехали сквозь нее.

А потом, внезапно, не стало ничего, кроме ветра и урчания наших двигателей в ушах. Мой ПНВ не регистрировал ничего, кроме пустыни и усыпанного звездами навеса неба над нашими головами.

Через несколько минут Ник сказал:

— Если эти ублюдки не зарылись под землю, я думаю, мы закончили.

Я почувствовал желание хорошенько вздремнуть, когда реальность начала возвращаться ко мне. Мы прошли прямо через середину их строя. Мы сделали это.

Наш доклад в штаб на следующее утро, должен был позаботиться, что бы эту позицию разбомбили еще до конца дня.

Глава седьмая

После того, как мы прошли сквозь вражеские позиции, мы были весьма взвинчены, я думаю, можно сказать, в приподнятом настроении. Нам повезло, но потом мы осознали, что тоже немало сделали для создания своей собственной удачи. Мы вернулись туда, где мы делали все лучше всего, в самое сердце вражеской территории. Что касается команды на машине, я мог сказать, что мы акклиматизировались. Как остальная часть конвоя, мы в значительной степени пришли со стандартной униформой. Но по мере того, как мы расслаблялись, проявлялись небольшие черты индивидуального стиля.

Фирменным знаком Тома были его подтяжки. Они выглядели так, будто пришли прямо с Первой мировой войны, или какого-нибудь эпизода с Альфом Гарнеттом. Он носил их прямо поверх кителя и так плотно, что казалось, будто они постоянно врезаются в него. Эту слегка комичную внешность прикрывала его разгрузка, которую он переделал из старого жилета выживания КВВС. Как и я, он поиграл с существующими карманами и добавил несколько штрихов, что бы разместить те небольшие детали снаряжения, которые он считал необходимыми: патроны, возможно воду и еду, и гранаты.

У Ника это был дишдаш. Когда все сделано правильно, они могут выглядеть довольно хорошо, придавая владельцу вид Лоуренса Аравийского. Но Нику никогда эта техника не удавалась. Это выглядело так, будто кто-то намотал ему на голову кучу гаражной ветоши — что на самом деле, было не так уж далеко от истины. К нашей второй неделе в Ираке, эта штука действительно начала обретать собственную жизнь. Всякий раз, когда Нику требовался кусок ткани — для чего угодно, по его заявлениям, но я не любил расспрашивать слишком подробно — он пользовался своим дишдаш (рискну предположить, что автор путает дишдаш — свободное верхнее одеяние типа длинной рубахи с длинными рукавами и шемаг — головной платок. Прим. перев.). Когда люди стали заявлять, что это опасно для здоровья, он пошел по другом пути. Теперь, когда ему нужно было проверить смазку или чистоту своего оружия, он отрезал небольшой кусочек от своего головного убора, а затем использовал его. В результате, он стал похож на панковскую версию Оби-Вана Кеноби. Если бы он встретил настоящего уроженца здешних мест, ему бы не пришлось бы беспокоиться об использовании своего оружия. Он бы напугал бедолагу до смерти.

Джефф был еще слишком молод для нас, что бы обрести своеобразие. Я подозреваю, что если бы дело дошло до драки, он бы сбросил снаряжение, нанес бы боевую раскраску и набросился на иракцев в стиле маори.

У меня была моя металлическая кружка. Эта штука была круче целого батальона десантуры. Годы чаепитий делали ее цвет все более насыщенным, так что, даже после хорошей чистки, ее внутренность оставалась черной. Том был убежден, что она представляет собой серьезную биологическую опасность и стал бы пить из нее только в совсем уж отчаянной ситуации. Никто другой не притронулся бы к ней даже шестом. Я любил свою кружку, потому что она была многофункциональной. Я делал с ней все: чистил зубы, брился, использовал как лопату и даже пил из нее. По какой-то причине, она стала предметом насмешек у всего конвоя. Некоторые парни отказывались подходить к нашей машине и общаться, если рядом была кружка. Это привело к некоторым нехорошим разговорам между Томом, Ником и Джеффом, насчет того, что они с ней сделают, если застанут в одиночестве, а меня рядом не будет. Дело дошло почти до того, что я не мог оставить ее с ними наедине. Так что я наблюдал за ней как ястреб. Постепенно, уровень угрозы понизился. Я думаю, что даже те, что считал ее наибольшей угрозой, стали рассматривать ее как что-то, что потенциально поможет нам выиграть войну.

Как и все остальное, наше продвижение через позиции противника преподало нам новый и жизненно важный урок: из-за нашего местоположения, иракцы думали, что мы были частью команды хозяев поля. Они хотели верить в то, что мы были одним из их патрулей. Что-то меньшее, я полагаю, нанесло бы удар по основам их системы верований, которую Саддам выстроил вокруг них — что они непобедимы перед лицом мягких западных язычников по ту сторону границы в Саудовской Аравии. Так или иначе, мы должны были использовать это высокомерие; пусть оно работает на нас. Для этого были нужны яйца, но мы видели, что это сработало по-крайней мере один раз, и не было никаких причин, почему бы нам не позволить сработать ему на нас снова.

Вот и вся теория. В конце-концов, мы приближались к нашей главной цели, основным маршрутам снабжения с востока на запад, по которым Саддам вел большую часть своей логистики, включая значительную часть своего арсенала "Скадов". МВС — это то место, где все собиралось в единый узел — или все развалится. И несмотря на наш нынешний кайф, более объективные из нас знали, что это может пойти в любом направлении. Поворотным пунктом в нашей судьбе был Родж. Во многих отношениях Роджер был отличным парнем. После катастрофических дней эпохи Грэхема, он действительно был глотком свежего воздуха, парнем, который вернул нас к действию и заставил снова поверить в себя.

Но у него были свои ограничения. Суть проблемы, я думаю, заключалась в том, что он не был глубоким мыслителем. Не то, что бы каждый из нас считал себя ученым-ракетчиком. С Роджером однако, термин "беззаботный" взлетел до новых и доселе неизвестных высот. В старые времена, его поведение можно было бы назвать эксцентричным безрассудством, дуновением духа Дрейка, сделавшего англичан великими, особенно во времена кризисов. Но в войне, которая должна была идти по расписанию, где все должно работать как часы, было немного места для парней, которые могли играть в шары, когда Т-72-е Республиканской гвардии хлынут из-за горизонта. (Здесь намек на известный исторический анекдот о Дрейке, предложившего своим партнерам доиграть с ним партию в шары при сообщении о появлении на горизонте парусов испанской Великой Армады. — прим. перев.)

Вскоре после того, как мы разбили ПДБ, мы достали карты и начали изучать МВС, по которому, если все будет в порядке, мы ударим во время следующего ночного перемещения. Наша задача, конечно, состояла в том, что бы доложить о любой деятельности, связанной со "Скадами", и если ситуация того потребует, устранить ее. Но мы все знали, что если появиться особенно большой и сочный конвой, который не имеет ничего общего со "Скадами", мы его все равно разгромим. И честно говоря, судя по карте, у нас были все шансы увидеть дело.

Если карты были верны, перед нами был солидный МВС. Не основной маршрут восток-запад, которые делили страну пополам, они все еще находились в паре сотен километров к северу. Это был тот самый МВС, на который мы с Тони нацелились за несколько часов до того, как нас скомпрометировали иракские артиллеристы. Для него был характерен участок дороги, который по какой-то причине ответвлялся и делал петлю на юг, через некоторое время соединяясь с основной трассой немного ниже по ходу движения.

Если мы двинемся на север нашим текущим курсом, то сначала попадем на этот петляющий участок дороги. Так что "штабные" сгруппировались и обдумывали наилучший подход для нас, зная, что точка, где мы попадем на МВС, была критической. Если бы нам понадобилось атаковать какие-то цели, мы бы их уничтожили, отступили и затаились на некоторое время, а затем вернулись и снова отправились бы на большую дорогу, где-нибудь в другом месте. Но это требовало тщательного обдумывания стратегии и детальной координации с штабом полка.

Меньше всего нам хотелось бы попасть на участок дороги, который уже находился под наблюдением другого конвоя SAS. Помня обо всем этом, я повернулся к Роджеру, который нетерпеливо расхаживал вокруг машины и спросил:

— Родж, что ты думаешь обо всем этом?

Рожэер остановился и посмотрел на нас. Затем он подошел к капоту и ткнул указательным пальцем в карту.

— Слушай — сказал он, — Мне плевать, куда мы отправимся. Все что меня волнует, это что там что-то движется. И если оно там есть, попомните мои слова, черт побери, мы до-о-о-олжны все к чо-о-о-рту взо-о-о-рвать.

Тони кашлянул.

— Нет, босс, нам важно попасть в нужное место.

— Ах, херь моржовая... — начал Роджер.

В этот момент Алек сделал шаг вперед.

— Да Тони, какая, к чертям, разница куда мы попадем?

И с этими словами они вдвоем зашагали обратно к машине Роджера.

Мы с Тони переглянулись. Никто из нас не произнес ни слова, но наши мысли были одинаковы. Роджер только что сделал его своей правой рукой. Если мы не будем осторожны, "штабные" разделятся пополам. А это совсем никуда не годилось.

По правде говоря, Роджер не знал, что такое широта и долгота, и уж тем более, не заботился об этом. Это было тревожно, потому что после нашего ежедневного доклада об обстановке в штаб полка, координаты конвоев сообщались нам с десятиминутной точностью по широте и долготе, все из которых должны были быть записаны и нанесены на наши карты. Соблюдение этого ритуала было важным, если не сказать — жизненно важным, поскольку оно давало нам информацию о местонахождении других конвоев, действовавших в нашем районе. Все мы — за исключением Роджера, но включая и Алека — понимали необходимость деконфликтации, то есть, необходимость держаться подальше от своих. История тайной войны полна примеров действий по собственным целям, так называемого "синие-по-синим" или "дружественного огня", и никто из нас не хотел оказаться в этом конкретном списке статистике.

Вдвойне тревожным был тот факт, что Роджер уже продемонстрировал свое презрение к некоторым деталям, которые могли означать разницу между успехом и провалом миссии. Накануне он снял с Эйч радиогарнитуру, бегло прослушал сообщение, а потом спросил, на кой черт Эйч "слушает это дерьмо". Это то самое последнее и длинное сообщение, которая только что была предметом обсуждения "штабных". К счастью, Эйч взял на себя труд тайно прослушивать эти данные, когда они передавались в эфир, как ребенок, настраивающий транзистор под одеялом после отбоя. Учитывая предрасположенность Роджера к поспешным решениям, мы договорились, что один из нас должен болтаться поблизости и слушать каждый раз когда "Солнечный луч" вызывают по рации. "Солнечный луч" был позывным Роджера. Нам повезло, что мы это сделали, потому что не успел Родж покинуть совещание, как раздался вызов штаба полка, находившегося на линии и срочно желающего пообщаться с "Солнечным лучом".

Мы получили отчет позже от Эйч, который, верный себе, слонялся вокруг рации под тем или иным предлогом, в то время как Роджер сидел на корточках рядом с оборудованием и слушал, в течении долгих секунд, пока ему передавали "срочные" новости. Несмотря на то, что разговор был односторонним, он уловил его суть.

— Сколько их было? — спросил Роджер, раздражение на его лицо быстро сменилось еще более мрачным выражением; пауза, затем:

— Эскадрон "А", вы уверены? — еще одна пауза.

— Бежали? Господи, что за чо-о-о-ртов бардак.

Односторонний разговор продолжался в том же духе еще минуту или около того, пока Роджер в конце-концов не отключился и не скрылся из виду. Через несколько минут Эйч был у нашей машины и сообщил новости.

Судя по услышанному, второй полуэскадронный конвой эскадрона "А" попал дерьмовую передрягу, похоже что у нас были убитые или пропавшие без вести парни. Это было хуже чем новости о Макнабе и его группе. Мы хорошо знали этих людей. Они были друзьями, нашими хорошими друзьями. Их жены и подруги знали наших. Их дети играли с нашими. Хуже всего было незнание. Пока мы пытались понять что произошло и кто пострадал, наши мозги кипели, но в конце-концов мы поняли, что это бесполезные домыслы. Так что всей кучей мы направились к машине Роджера. Мы должны были знать, иначе сошли бы с ума.

Поначалу, его разозлило, что мы хоть что-то об этом знаем. Затем, после того как мы скормили ему какую-то ерунду о том, как мы получили информацию, он просто пожал плечами и выдал нам скудные детали, которые сообщил ему штаб полка. Второй полуэскадронный конвой проводил разведку цели, когда они были скомпрометированы. Одна машина была полностью уничтожена. Остальная часть патруля разделилась в перестрелке, машины разошлись во все стороны и парни, предположительно, эвакуировались обратно к позициям наших.

Роджер клялся, что ему не назвали никаких имен. Мы ему поверили. Судя по выражению его лица, он также страдал, как и все мы. Все что он знал, это то, что были потери и некоторые из них, как предполагалось, были серьезными.

Так что теперь Полк потерял еще один патруль. Мы пытались оставить все это позади, когда уезжали той ночью, но это прилипло к нам, как собачье дерьмо. В ту ночь, когда фортуна улыбнулась нашему патрулю, она также решила нагадить на наш сестринский конвой, причем с большой высоты. Наш восторг давно испарился, как пары горючего на ветру. Я не мог объяснить почему, но в каком-то смысле, я чувствовал себя виноватым и судя по опустошенным лицам людей вокруг меня, я понял, что был не единственным.

В ту ночь мы достигли петлевого участка дороги к югу от МВС, который мы хотел осмотреть перед тем, как углубится в страну. Он был с твердым покрытием, что позволяло ему поддерживать большой объем движения. но было так тихо, что мы поняли, что можем ждать неделями и ничего не увидеть. Мы решили, что здесь так тихо, потому что дорога вела только в Саудовскую Аравию. Настоящее движение шло с востока на запад дальше к северу. Так что мы двинулись вперед, под покровом особенно темной ночи, пока не добрались до второй дороги. Здесь мы видели несколько автомобилей, но там тоже нам показалось необычно пусто, учитывая, что война шла уже три недели. Нас самом деле, там было так тихо, что мы решили проехать несколько километров вверх и вниз, что бы посмотреть, не видно ли чего.

Теперь была моя очередь садиться за руль. Джефф был на мотоцикле, ведя разведку впереди нас и на флангах, в поисках признаков неприятностей. У нас было четыре мотоцикла, и пока местность была хорошей, мы использовали их как можно дольше. Те несколько раз, когда мы этого не делали, были из-за того, что почва была слишком коварной. На коварных, присыпанных камнях, которые могли материализоваться в виде полей валунов, которые, казалось, будут тянуться вечно. Когда мы сталкивались с одним из них, мотоциклы крепились на "Унимог" и их наездники возвращались к своим машинам. С четырьмя туловищами на машине было тесновато, но терпимо. Нику, например, было бы трудно управляться с Mk 19, когда Джефф был за спиной, но если бы было нужно, он бы это сделал.

Сегодня местность была хорошей и было приятно знать, что у нас есть четыре лишних пары глаз. Было решено, что "штабные" не будут ездить на мотоциклах, так как это выведет нас из цикла принятия решений, если возникнет чрезвычайная ситуация. Это может быть изолирующий опыт, сидеть там в седле, в течении нескольких часов подряд. Есть определенный навык езды на мотоцикле в пустыне ночью. В отличии от водителей машин, мотоциклисты, как правило, не носили ПНВ. Это было потому, то если бы что-то произошло, и эти тяжелые штуки были сбиты с лица, особенно во время контакта, наездник оставался практически слепым, пока к нему не возвращалось ночное зрение. Вместо этого большинство прибегало к использованию небольших ручных моноклей, которые мы носили с собой. Техника состояла в том, что бы остановить мотоцикл, разведать землю впереди на предмет препятствий или других проблемных мест, затем убрать прибор, подъехать к границе визуального обзора и снова пройти всю процедуру.

После почти двух недель в пустыне было странно ездить снова вперед и назад по дороге. Поскольку от луны исходило еще достаточно рассеяного света, я решил ехать без ПНВ. Ник и Том использовали свои монокуляры, что бы следить за дорогой, сообщая каждый раз, когда мы приближались к изгибу дороги или скверной выбоине. В такую ночь ночные монокуляры, вероятно, давали им видимость на дистанции до 300 метров.

В конце-концов, мы свернули с дороги и двинулись на север в пустыню. Дорога была ничем не примечательна, за исключением одной вещи. Мы заметили несколько больших приподнятых над землей люков, расположенных немного в стороне от края твердого покрытия и расположенных на одной и той же дистанции в пару километров друг от друга.

— Странное место для канализационного тоннеля — сказал Том, оглядываясь на один из этих объектов, когда дорога исчезла из виду позади нас.

Я пожал плечами.

— Должно быть из Багдада течет куча дерьма.

Том кивнул, явно удовлетворенный какой-то скрытой мудростью, лежащей в основе всей этой чепухи. Но он был прав. Здесь, в глуши, это было странное место для чего угодно.

На востоке небо озарялось прерывистыми вспышками. Еще один налет авиации обрушился, скорее всего, на Республиканскую гвардию, которая, как мы знали, пряталась в этом районе. Это зрелище вызывало смешанные чувства. С одной стороны, мы были рады, что противник это словил, так как это могло только помочь ускорить конец войны — если вам случиться попасть на земле под эскадрилью-другую B-52, как правило ум сосредотачивается на важных вопросах, таких как жизнь. С другой стороны, налеты несомненно разворошили бы осиное гнездо, последствия чего мы вполне могли бы словить. В этом деле всегда лучше не будить спящих собак.

Через несколько минут после того, как мы свернули с дороги, колонна начала замедлять ход. Мы только что сделали обычную остановку, поэтому сразу поняли, что что-то не так.

— Вот дерьмо — сказал Ник, — только не еще одна чертова вражеская позиция.

Я мягко нажал на тормоз и поднялся с сиденья, что бы немного быть повыше. Несколько минут мы втроем молча глядели на землю перед собой. После того, как мы прошлой ночью прошли через крупное иракское подразделение, моей первой мыслью, как и у Ника, было то, что мы снова среди противника. Однако, постепенно, когда мои глаза привыкли к искусственной картинке в моем монокуляре, я различил кое-что, что мог опознать на расстоянии. Как первые звезды, которые появляются ночью, перед моими глазами начали формироваться булавочные уколы света.

— Нет, — ответил я, полуобернувшись к БФГ, — это совсем другое.

Перед нами была огромный коммуникационный узел, освещенный, как и многие другие объекты, которые мы видели в Ираке, как вошедшая в поговорку рождественская елка. Я мог сказать, что это был коммуникационный узел, потому что, когда мы подошли поближе, все это место было заполнено от забора до забора мачтами, тарелками и антеннами. Самое страшное было то, что на наших картах не было ни малейшего признака его присутствия — еще одно перо в шапку нашего разведывательного сообщества на родине. Мы услышали от одного из мотоциклистов, что ведущая машина поднялась на вершину холма и почти въехала прямо в периметр. Это был еще один почти залет, но так как наша жизнь в течении последних двух недель, была ничем иным как почти залетом, мы отмахнулись от этого на некоторое время. Позже, на нашем следующем ПДБ, мы напоминали друг другу о необходимости оставаться все время бдительными.

Мы решили подойти на машинах повыше, для лучшего обзора. Мы просидели там минут пятнадцать, наблюдая и делая заметки. Это будет очень важный пункт в отчете в нашем следующем докладе об обстановке. Всегда был шанс, что штаб полка ответит и попросит захватить его, хотя гораздо более вероятно то, что работу поручат самолетам. В любом случае, им будет нужен точный набор координат. Мы обсуждали, стоит ли использовать наши лазерные дальномеры, так как всегда есть вероятность что всплеск энергии будет обнаружен датчиками, размещенными вокруг объекта или каким-нибудь Абдулом в не том месте, поймавшим красную точку на своем мундире. Это был короткий спор.

— Черт возьми — сказал Роджер, — давайте просто сделаем это и уберемся отсюда. Лично я почти готов к бобам на проклятом тосте.

Итак, мы подсветили лазером место для бабаха посередине и ввели координаты в наши GPS-системы. Роджер был прав. Если вы что-то делаете, делайте это правильно. Если вы этого не сделаете, какой-нибудь умник в палатке в Саудовской Аравии упрется рогом и прикажет вам сделать все это снова.

Рассвет застал Эйч деловито радирующим обо всем, что мы видели ночью. Мы сообщили штабу полка, что два маршрута, которые мы пересекли, были неактивны и ничем не примечательны, если только они не заинтересованы в том, что бы поставить нас на четвереньки и отправить вниз на работу сделай-или-умри в канализационный туннель в центр Багдада. Мы также сообщили им о узле связи. Скорее в надежде, чем в предвкушении, мы спросили, не хотят ли они использовать нас как передовых авианаводчиков для этой цели. Проблема заключалась в том, что для работы в качестве ПАН — наведении бомбардировщиков по рации на цель — мы должны будем использовать незащищенные ТАКАМ и это в свою очередь, рассматривалось как строго запрещенное действие.

Мы были правы. Спустя несколько часов, штаб ответил и велел нам забыть об узле связи. Летчики справятся с этим без какой либо помощи с нашей стороны. Точные координаты, которые мы передали — благодаря GPS, с точностью до метра — пригодятся, когда они начнут настраивать свое умное оружие, так что мы не должны чувствовать себя полностью бесполезными.

Передача закончилась неожиданной директивой. Приподнятые люки, которые мы видели рядом с дорогой не имели — сюрприз-сюрприз — ни малейшего отношения к системе канализации Багдада, но были доступом к тоннелю сложной волоконной-оптической военной сети связи, которая, насколько мог судить штаб полка, связывала несколько стартовых площадок "Скад" по всей стране с командой структурой в столице. Мы должны были вернуться к тому участку дороги, где видели их, войти в виадук, идущий под ними и разорвать линию; взорвать эту чертову штуку с максимальным ущербом. Более того, если мы когда-нибудь снова наткнемся на люки, мы должны будем сделать то же самое — испарить их.

— Черт побери — сказал Алек на совещании "штабных", — кто-то где-то должен действительно ненавидеть эти штуки.

— Оптические кабели? — Роджер фыркнул, когда ему сообщили эту новость, — они должно быть слишком долго были на солнышке в чертовых Саудовских эмиратах. Держу пари, что мы заберемся в этот виадук и окажемся по колено в местном дерьме.

Но никого из нас это не беспокоило. Это было что-то, что надо было пойти и проверить. Если окажется, что люки ведут в какую-нибудь сточную трубу или канализацию, это будет прекрасная возможность уязвить Зеленые Сопли. С другой стороны, если выяснится что они были правы, значит нам предстояло устроить серьезный взрыв.

— Если Роджер прав, и это просто дерьмо — сказал Ник, возвращаясь к машине, по крайней мере, мы не сможем вонять хуже, чем сейчас.

По правде говоря, я этого не замечал, но он был прав. Вода, кроме питья, шла только на то, что бы почистить зубы. Некоторые парни прихватили с собой бритвы, и это было приемлимо. Но никто из нас не мылся. Через некоторое время вы перестаете ощущать свой собственный запах, что тоже хорошо. Учитывая, что мы жили в опасной близости друг от друга, чудо было то, что мы не замечали друг друга. Одна из теорий гласила, что мы все воняем так же плохо, как и любой другой человек, так что запах просто исчез. Другая, что слой песка, которым был покрыт каждый из нас с ног до головы, все это запечатывал.

Удивительно, как вы можете привыкнуть к собственной вони. После одной поездки в джунгли, я вернулся в Херефорд с комплектом снаряжения, которое было на мне в течении шести недель. Когда я открыл сумку, в которой оно лежало, я чуть не умер от запаха. Всепоглощающий запах аммиака мог бы разбудить и мертвеца. Но в то время я ничего не замечал и никто ничего не говорил. Еще один пример, я полагаю, для Мира Странного Дерьма Артура Ч. Кларка.

Позже, в тот же день, я отправился к Джорджу, специалисту по взрывчатке, которому мы были обязаны превращением "ГАЗа" в волшебную пыль. Части подрывного снаряжения валялись повсюду. Еще более тревожным, было то, что я видел, что он держит наготове свое взрывное безумие. Вы можете определить это, задав Джорджу обычный вопрос и проверяя его глаза на предмет получаемого обратно расфокусированного взгляда. То что я получил, было настоящим бешеным собачьим дерьмом.

В этом случае, общее впечатление что вы попали в опасную для здоровья зону, усугублялось присутствием Базза. Они вдвоем горячо спорили, как лучше всего добраться до люков и взорвать идущий под ними виадук. Это было все равно что наблюдать за доктором Франкенштейном и его сумасшедшим ассистентом, готовящимся к операции на мозге.

Джордж хотел использовать зажигательные заряды, которые, если их установить правильно, могли не только разрушить кабели и обрушить кучу дерьма в процессе, но также расплавят их настолько, что починить их будет невозможно. Он всерьез наслаждался собой, напевая и посвистывая на ходу. Приятно было это видеть. С тех пор, как появился Роджер, Джордж действительно ушел в себя. У бедняги не было хорошей войны. Сначала он был водителем у Грэхема, а сейчас у Роджера. Этого было достаточно, что бы любого свести с ума.

Чем больше Джордж возился со своими маленькими вещичками, тем больше раздражался Базз. В конце-концов, парень, у которого следующим любимым занятием было сдирать шкуру с животных, не выдержал.

— Ну же, Джордж, давай просто сделаем здесь эти чертовы бомбы, Бога ради.

— Мой дорогой Базз — сказал Джордж, изображая насмешничающего Шерлока Холмса, — что по-твоему мы здесь делаем?

— Мы тут возимся, черт возьми, вот что. У нас достаточно взрывчатки что бы Третью мировую начать. Давай просто забьем ее в виадук и взорвем его.

— Ах, но так дело не пойдет — ответил Джордж, все еще в манере Великого Сыщика. — Ты никогда не знаешь, когда она снова может тебе понадобиться. Это очень ценный товар. Ты должен проявлять больше уважения, Базз.

Базз поднял глаза и увидел, что я стою рядом.

— Гребаный сапер — сказал он, оглядываясь через плечо на нашего главного эксперта по взрывчатке.

Но это было сказано без злобы. Все любили Джорджа, который пришел в Полк из 9-го эскадрона Королевских саперов, специального подразделения, прикрепленного к десантникам для специальных операций. Не было никого лучше, кто мог бы заставить вещи быстро исчезнуть.

Я был искренне заинтригован, узнав, как Джордж собирается это сделать. Виадук был, вероятно, на пять-десять футов ниже уровня дороги. На такой глубине гарантировать инициацию и затем получить доказательство, что заряд сработал, было не так просто, как казалось.

Я спросил у Джорджа, как он собирается решить проблему инициации.

— Командная детонация — сухо ответил он. — Технически, можно использовать временную или местную, но командная, я думаю, будет лучше.

Я молча кивнул. О таймере не могло быть и речи, потому как только мы покинем место, у нас не будет никаких доказательств того, что взрывное устройство сработало. А штаб полка потребует большого объема доказательств для этой миссии. Детонация по месту также была несколько бардачной, так как для безупречной работы на пути к самому взрывному устройству потребуется три элемента — ручная машинка, запальный шнур и детонатор. Командная детонация, с другой стороны, использующая пару передачик-приемник для запуска детонатора, имела ряд преимуществ: она позволяла провести нам проверку после взрыва и мы могли бы быстро перенастроить приемник/передатчик, что бы снова повторить попытку, если все это не сработает как надо.

— Только одна проблема — растерянно сказал Джордж, — я только что вспомнил, что у нас нет зажигательных зарядов. Так что, нам похоже все-таки придется использовать обычную взрывчатку.

Я искоса взглянул на Базза и увидел, как его губы растянулись в нездоровом оскале. В этот момент на землю перед нами упала тень. Мы втроем обернулись, что бы посмотреть.

Силуэт Роджера вырисовывался на фоне вечернего солнца.

— Ну, как дела? — спросил он холодным тоном.

Джордж вздрогнул, потом принялся ему рассказывать. Когда дело доходит до взрывов, Джордж никогда не использует одно слово там, где достаточно трех. Я видел, как Роджер ощетинился в нетерпении, когда Джордж углубился в тонкости только что им принятого решения.

— Слушайте — сказал наконец наш полковой сержант-майор, — просто поставьте шесть проклятых дюймов бикфордова шнура на каждую и взорвите эту хреновину.

Мы с Джорджем переглянулись. Я видел, как он изо всех сил пытается осознать то, что я уже понял. У Роджера был некоторый опыт в подрывном деле — довольно большой, судя по его послужному списку — но я знал, что это не было какой-то причудливой гранью его северного чувства юмора. Это был дух сэра Френсиса Дрейка, сражавшегося за то, что бы снова вырваться на свободу.

— Э-э, Родж — сказал я, — шесть дюймов шнура дадут бедолаге, которому придется спуститься в люк ровно двадцать секунд, что бы уйти.

У меня было ужасное видение Джорджа или Базза, застрявших в туннеле, когда часы дотикают до нуля. Сила взрыва выведет то, что от него останется на низкую околоземную орбиту.

Роджер посмотрел на меня как медведь на назойливую муху.

— Чушь собачья — сказал он наконец. — У тебя 36 секунд. Все это знают.

Он посмотрел на Джорджа, ища поддержки. Эксперт по взрывчатке вернулся к своему делу, но одним ухом еще прислушивался к разговору.

— Вообще-то Родж — сказал он без тени смущения, — Сейчас мы используем детонационный шнур другого типа. Это был старый хлам. Кэмми прав. Шесть дюймов дадут вам девять секунд.

Из глотки полкового сержант-майора вырвался низкий звук.

— Слушай, — сказал он, — мне плевать как ты это сделаешь, только убедись что эта проклятая штука взорвется, хорошо?

Джордж радостно замахал рукой, но, как только Родж повернулся к нему спиной, этот жест стал менее дружелюбным.

— Не волнуйся. Оно сработает.

Родж сделал шаг к своей машине и остановился. Он обернулся через секунду после того, как Джордж перестал показывать ему "придурок" на общепринятом языке жестов.

— О, и еще, Кэмми — сказал он беспечно, — у нас тут совещание "штабных" у моей машины. Увидимся там через пять минут, ладно?

— Понял — сказал я.

— Господи, — сказал Базз, как только Роджер оказался вне пределов слышимости, — предоставленный самому себе, он бы себя убил.

— Ага — согласился Джордж, — беда только в том, что он прихватит нас с собой.

Он повернулся ко мне.

— А что там за собрание у "штабных"?

— Понятия не имею — ответил я, — я лучше пойду и узнаю.

Я вернулся к своей машине, что бы сварганить чаю для собрания. Уходя, я услышал как Базз потирает руки, а Джордж продолжает свою беззвучную песенку, с того места где остановился.

У Игоря и Франкенштейна снова потекли слюнки. Собрание или не собрание, я решил, что пришло время слегка увеличить расстояние между собой и взрывчаткой.

— Планы изменились, — сказал Роджер, когда я вошел под маскировочную сеть.

— Как вы знаете, я был за то, что бы сегодня ночью двинутся на север. Но Тони убедил меня, что мы должны пойти и взглянуть на это место.

Он указал на точку на карте к востоку от нас. Я прищурился от солнечного света, падавшего на капот машины.

На карте была изображена взлетно-посадочная полоса в месте под названием Мудайсис. По нашим первоначальным сведениям, там не было ничего, что стоило бы проверять. Я взглянул на Тони и был встречен слегка болезненным выражением его лица. Если специалист по мобильным операциям говорит, что нам нужно его осмотреть, то для меня этого достаточно. Но выражение его лица говорило о том, что Роджера было убедить не так просто.

— А что там? — спросил я.

— Понятия не имею — сказал Роджер — Именно поэтому мы туда и едем. За проклятыми ответами.

— Дело в том — вмешался Тони, — что мы не можем просто проигнорировать это место. Во-первых, о нем хочет знать штаб полка. Во-вторых, если мы двинемся на север и там окажется чертов большой гарнизон, это может создать нам проблемы.

Все это имело смысл.

— А что насчет волоконно-оптического кабеля? — спросил я.

— Сначала мы должны уничтожить его, так что это ограничит время движения.

Тони взглянул на карту.

— Но я думаю, что мы можем подорвать его, срезать на восток к аэродрому, проверить его и все равно забраться довольно далеко на север.

— А что, если в Мудайсисе что-то есть? — спросил я.

Учитывая склонность Зеленых Соплей к экстравагантному разведывательному анализу, там могли базироваться целые эскадрильи МИГов; или как сказал Тони, большая концентрация войск.

— Тогда мы устроим там чертовски хорошую трепку — сказал Роджер.

Я посмотрел вокруг в течении некоторого времени.

Алек был первым, кто поймал мой взгляд.

— Не понимаю, почему бы и нет, — сказал он. — Если там стоят самолеты, мы вполне можем их уничтожить. Если это просто куча машин местного "Военторга", мы оставим это место в покое.

— Хорошо, — сказал Роджер. — С помощью .50-х, Мк19 и "Миланов" мы их сметем. Кроме того, МВС могут подождать. Они, черт бы их побрал, никуда не денутся.

Роджер передал содержание этого разговора остальным ребятам незадолго до нашего отъезда. Мы потратили около двадцати минут, обдумывая, как мы собираемся провести разведку аэродрома, прежде чем направиться к нашим машинам. Мы сидели, потягивали чай или куря сигареты, пока не стемнело настолько, что можно было заводить машины.

Затем мы отправились в путь.

Нам потребовалось несколько часов, что бы добраться до МВС и странных люков, которые мы видели рядом с ним. Когда мы были на расстоянии километра, мы остановили конвой. Затем, после еще одного короткого совещания, три машины — Роджера, Тони и моя — направились в сторону МВС. Четвертая и пятая машины отошли на пять километров в обе стороны по дороге, что бы предупредить нас о любом движении. Машину снабжения мы оставили в тылу. Мы без труда нашли люк, с которым столкнулись в первый раз и окружили его. Роджер припарковал свой 110-й прямо рядом с ним, так что он был готов эвакуировать подрывную команду, если понадобится. Я остановился посреди дороги, и присоединился к остальным ребятам, внимательно осматривая местность на все 360 градусов. Тони и его экипаж сделали то же самое, с противоположной стороны. Базз и Джордж спрыгнули на люк. Через несколько секунд к ним присоединился Роджер. Крышка поднялась без проблем. В одно мгновение все трое исчезли под землей вместе с взрывчаткой.

Они оставались там в течении десяти минут, пока не разместили все заряды. Весь комплект был предварительно собран, так что установили его довольно быстро. Самой долгой частью операции была установка антенны, так, что бы она принимала сигнал от инициатора. В конце-концов, что бы ее приподнять, Джордж привязал ее к палке и воткнул в песок.

Когда все было готово, мы встретились с другими 110-ми, подобрали "Унимог" и проехали пару километров обратно к ПДБ. Найдя немного возвышающийся участок местности, мы остановились и Джордж встал со своей волшебной коробочкой. Никаких церемоний не было; он просто вытянул антенну, ввел коды и нажал кнопку.

Воздух содрогнулся от оглушительного грохота — верный признак того, что команда выполнила свою работу в точности. Мы могли с уверенностью доложить, что кабели перебиты и тоннель обрушен. Отныне Саддаму придется искать другой способ инициировать запуски "Скад" в этом районе.

Когда мы снова тронулись в путь, Том начала выбивать какую-то мелодию на руле. А потом этот ублюдок запел песню:

— Я отдал письмо почтальону,

Он положил его в свой мешок,

А на следующий день, ранним утром,

Он вернул его обратно.

Потом без предупреждения начался припев. Ник и Джефф во все их чертовы глотки глубоким баритоном:

— Он написал на нем...

Каким-то образом я тоже оказался в это втянут. Не успел я опомниться, как уже выкрикивал во весь голос:

— Возврат отправителю,

Адрес неизвестен,

Нет дома с этим номером,

Ни даже района.

Мы поругались,

Любовная ссора.

Я написал прости,

Но эти "Скады" продолжают возвращаться.

Мы продолжали двигаться на север, распевая и качаясь Элвисами по сирийской пустыне, как вдруг Ник сзади насторожился.

— Ради Бога, заткнись и останови машину — крикнул он.

— Останови эту чертову машину!

Второй припев замер у нас в глотках.

— У нас противник. — сказал Ник.

Том резко остановил 110-й и мы повернулись, что бы посмотреть, что же там увидел БФГ. Сначала я ничего не заметил, так как я был без ПНВ, в отличии от Ника. Я сунул руку в карман, схватил свой ночной монокуляр и поднес его к глазам. Усилитель изображения заплясал над местностью позади нас и промелькнул мимо чего-то яркого. Я снова поднял его и на этот раз держал ровно.

Там, на шоссе, которое мы только что покинули, ехали три машины с включенными габаритными огнями.

— Черт — сказал Ник — десятью минутами раньше и нас бы нафаршировали.

— Да — согласился Джефф. — Счастливый случай.

Том передал мне сигарету, пока мы ждали их выхода из зоны досягаемости. Находясь там, где мы были, в трех километрах вглубь пустыни, мы знали, что находимся в безопасности, но никто из нас не хотел рисковать, когда противник мчится по шоссе в нашем тылу.

Ты никогда не знаешь наверняка, есть ли какой-нибудь маленький остроглазый ублюдок с ПНВ на заднем сиденье одного из этих автомобилей, наблюдающий за тобой, наблюдающим за ними.

Все еще не сводя глаз с дороги, я потянулся за сигаретой, но так ее и не взял. Что-то на МВС привлекло мое внимание еще раз.

Машины остановились.

Я снова поднял свой монокуляр.

— Что стряслось? — спросил Том. — "B&H" для тебя стали недостаточно хороши?

— Сигареты отличные — ответил я отстранено. — Посмотри что происходит на дороге.

Он резко обернулся. Все так делали.

— Что? — спросил Джефф.

— Черт возьми, — сказал Ник, стоя за Mk 19. — Они остановились.

— Ну и что? — сказал Том. — Арабы должны ссать, как и мы — даже ты, чудовище.

— Они не собираются делать остановку на отлить, придурок, — сказал Ник. — Они остановились прямо у того участка кабеля, который мы только что взорвали.

— Ну может быть у них в системе есть что-то, что говорит им где и когда возникли проблемы в сети, — парировал Том.

Может быть, он просто играл в адвоката дьявола. Если Ник это увидел, то Том увидел точно.

Или может быть, ему просто трудно было усвоить правду, как и мне.

— Мы взорвали эту чертову штуку всего пару минут назад, они слишком быстро отреагировали — сказал Джефф.

В этот момент, к нам подбежал Роджер. Он тяжело дышал, когда сказал:

— Ты понимаешь, что это значит?

— Да — сказал я. — Эти ублюдки должно быть поставили сигнализацию на люках.

— Чертовски повезло, а? — Роджер просиял. — Зеленые Сопли думают, что они такие умные, но они же не знали об этом, не так ли?

— Итак, что нового, — сказал я. — Знаешь, Родж, я действительно думаю, что нам пора двигаться. Если эти парни хоть вполовину умны так, как выглядят, они легко могут напасть на наши следы.

Роджер замолчал на пару секунд.

— Да, — задумчиво произнес он, — ты прав. Время валить отсюда.

Мы медленно продвигались на север, парни на задних сиденьях машин следили, как сумасшедшие, пока мы увеличивали расстояние от дороги. Вскоре МВС и машины на нем вышли за пределы досягаемости нашей ночной оптики, но никто из нас не испытывал особого желания аплодировать. Или петь. Мы бы приберегли "Все наверх" для другой ночи.

Нам еще предстояло пройти некоторый путь до нашей следующей цели. Мы знали, что в Мудайсисе есть враг, и именно поэтому мы направлялись туда. Что никого из нас не радовало, так это перспектива того, что лучшие бойцы Саддама пойдут по нашему следу и поймают нас со спущенными штанами в мертвый час.

— Держите ваши глаза открытыми — крикнул я назад Нику.

В ответ мы услышали успокаивающий двойной лязг досылаемого выстрела в патронник Mk 19. Теперь я взял у Тома сигарету. Я глубоко затягивался, уверенный, по крайней мере в том, что если они придут по наши души, мы первыми узнаем об этом, благодаря Mk 19.

Мы остановились в четырех километрах от Мудайсиса и осмотрелись. Затем, сверяясь с GPS на каждом шагу, мы продвигались вперед, пока не увидели периметр. Наблюдая за этим местом на небольшом расстоянии от забора через нашу оптику, мы заметили огни и несколько зданий.

Мы провели два часа, осматривая это место с разным позиций, но не видели ничего, что бы нас действительно заинтересовало. Это само по себе, еще не было убедительным, так как вокруг было слишком темно, что бы разобрать что-то большее, чем контуры деталей. Там могла быть тысяча самолетов вокруг летного поля, или, с той же вероятностью, батальон-другой Республиканской гвардии. Однако одно мы знали точно: если там и были вражеские силы, то в эту самую ночь они решили накрыться одеялом.

Позже, в тот же день, мы рассказали штабу полка о люках и наших подозрениях относительно системы сигнализации установленной на них иракцами. Мы также запросили новости о другой половине нашего эскадрона, но мало что получили в ответ. Все, что штаб полка добавил к тому, что мы уже знали, был тот факт, что Роберт, наш сержант-майор, был среди пропавших без вести. Я вспомнил свою встречу с этим популярным человеком на Пенн-и-Фан в Брекон-Биконсе. Роберт, человек который пыхтел мне в ухо, был сложен как кирпичная стена и сильнее любого быка. Все мы были уверены, что если кто-то и может перехитрить иракцев и убежать от них, то только он. Ходили слухи, что на самом деле он переодетый Кларк Кент.

Наш доклад об обстановке закончился, мы решили отправить пару парней обратно к Мудайсис на мотоциклах. Учитывая, что это был дневной переход, с ним был связан немалый риск, но в конце-концов, мы чувствовали, что у нас мало выбора. Нам все еще нужно было знать, есть ли на аэродроме что-нибудь стоящее, с тактической точки зрения, и мы не могли потратить время, вернувшись обратно en masse. Везунчиками оказались Алек и Джо. Джо был закаленным в боях бывшим десантником и хорошим человеком, особенно когда он был с единым пулеметом, что мог засвидетельствовать любой из ветеранов Фолклендов.

С мотоциклами в дневное время вы должны двигаться довольно медленно, так как скорость значительно увеличивает их визуальные и звуковые сигнатуры. Однако, если вы столкнетесь с противником и вам нужно будет залечь на дно на некоторое время, у них есть преимущество в том, что они могу упасть плашмя. С небольшой маскировочной сетью над вами, вы сможете лежать незаметно в нескольких сотнях метров от врага, а затем встать и свалить, как только опасность отступит. Попробуйте проделать это с "Лендровером".

Пока мотоциклы были в отлучке, мы все нервничали. На всякий случай, кто-то из нас постоянно дежурил на УКВ. Три, четыре, пять часов пролетели без единого писка. Единственным сигналом, который поступил, было уведомление от штаба полка, которое гласило: "Имейте ввиду, что эти люки при поднятии дают тревожный сигнал и враг будет предупрежден".

Отлично. Спасибо, ребята.

Что бы снять напряжение, мы все сидели вокруг машины Таффа и играли в покер. Дин, один из экипажа Таффа, был единственным парнем, который прихватил на задание колоду карт. Как и Тафф был из "Зеленых курток", и немного коротышкой. Вдвоем они часто проводили вместе время и всегда подкалывали людей. Дин был боксером и неплохо владел кулаками как на ринге, так и вне его. Несмотря на его размеры, я бы не стал с ним связываться. Он был отличным парнем и балдежным, к тому же. Единственное, о чем вам не стоило его спрашивать, были его татуировки, которые, как он утверждал, были результатом встречи с косоглазым практиком этого искусства — к тому же, когда он — Дин — был под сильным влиянием алкоголя. Прискорбные художества покрывали все его тело.

После особо энергичного раунда, Дин бросил свои карты и объявил, что ему нужно отойти по нужде. После обязательного хора "идет мужик с лопатой", все стало тихо — слишком тихо. Через несколько мгновений появились Фрэнк и Базз, размахивая фотоаппаратом. Они спросили в каком направлении ушел Дин. Мы указали на место позади машины Таффа, а затем наблюдали, как они ускользают в стелс-режиме. У Базза было то самое глупое, но счастливое выражение лица, которое он носил, когда был рядом с мертвыми животными. Не в силах сдержать любопытство, я последовал за ними, стараясь незаметно завернуть за угол машины. То, что я увидел, почти лишило меня веры. Дин был к нам спиной, его розово-белые ягодицы дрожали, когда он пытался произвести бомбометание. За ним, незаметно притаились Базз и Фрэнк. Базз вцепился в свой "Олимпус", отчаянно пытаясь держать его ровно и при этом не хихикать. Фрэнк стоял позади него, указывая пальцем и зажимая нос, как какой-нибудь сумасшедший ассистент фотографа, пока Базз молча записывал родовые схватки в летопись Дина. Оставшись в итоге незамеченными, Фрэнк и Базз бросились прочь, едва сдерживая смех. Затем Дин вернулся к игре в карты, пребывая в блаженном неведении относительно того, что только произошло.

Только позже я узнал, что Базз и Фрэнк сделали с этой мерзостью. На следующий день, каждый из них вышел и обосрался в том же самом месте, а затем соединили две кладки вместе, произведя неестественно длинное дерьмо. Что бы помочь зрителю понять масштаб этой штуки, они положили рядом лопату и начали снимать. Результатом этой изощренной уловки, конечно же, стала последовательность снимков, на которых Дин тужился изо всех сил, а затем и сам приз: двухфутовое чудовище, которое, если бы его нашли местные жители, привело бы их к выводу, что в пустыню вторгся вид снежного человека. Поскольку в это дело были вовлечены Френк и Базз, любое подобное предположение не могло быть полностью лишено зерна истины.

Мотоциклы вернулись в середине дня. Они видели активность в Мудайсе, но ничего, из-за чего стоило бы надевать каски. Хотя там не было самолетов, было много укрепленных капониров — каждое могло вместить один или два истребителя. Однако, мы решили что это не наша проблема, поэтому отправили в штаб подробную карту этого места и этим ограничились. Мы знали, что если какие-нибудь чистюли решат, что капониры это бункера "Скад", то, как и Арни, мы вернемся.

Той ночью у нас была милая маленькая драма, когда машина Криса внезапно встала без уважительной причины. Обычно такое происходило, когда мы были на ходу, но в этом случае, она просто заглохла в тридцати метрах от дороги, которую остальные из нас только готовились пересечь. Где-то в хвосте колонны, мы сидели и гадали, что же, черт возьми, происходит. Не было никаких признаков движения. Мы просто шлепнулись туда, куда не собирались.

В конце-концов, я вылез и побежал к передней части конвоя. Когда я добрался до машины Криса, вокруг суетились парни. Крис включал зажигание и давил на акселератор, как будто позади нас были все демоны ада, до тех пор, пока не подбежал Тони и не велел ему остыть. Последнее, что ему было нужно, вдобавок к не выявленной проблеме, это посаженный аккумулятор или залитый карбюратор.

Роджер подошел следом за ним.

— Вы бензин проверили? — спросил он.

— Конечно, черт возьми — сказал Крис, пытаясь держать голову высоко поднятой.

Мы попытались толкнуть его, но шесть человек для полностью загруженного 110-го недостаточно, поэтому мы свистнули еще одну машину и вытащили несколько цепей. Не было никакого смысла валять дурака. Мы будем буксировать эту сволочь всю ночь, до следующего ПДБ, а днем будем чинить. Проблема в том, что если вы вступите в контакт, имея машину на буксире, вы можете потерять две машины, а не одну. Но другого выбора, кроме как пойти на это, у нас не было. Несколько парней сняли цепи с задней части машины Тони и начали раскладывать их на песке. Внезапно, меня поразил образ иракской бронеколонны, несущейся на нас во весь опор вдоль дороги; нас бы всех застукали со спущенными штанами.

— Попробуйте, ч-о-о-о-рт его дери, еще раз. — прогремел Роджер, характерное для него нетерпение теперь было окрашено чем-то, похожим на отчаяние.

Крис выругался, но все равно попробовал. Из двигателя донеслось ужасное лязгание и жужжание, потом раздался такой звук, будто кто-то поперхнулся. Тони вскочил на капот и прижал ухо к металлу. Словно врач, выслушивающий грудь больного ребенка, на его лицо отразилось беспокойство. Но, по крайней мере, эта чертова штука работала. Цепи были собраны и через несколько мгновений мы снова были готовы двигаться.

— У нас будет контакт и она все еще работает с перебоями, нет смысла валять дурака — предложил Тони все еще нервничающему Крису. — Уводите всех от машины и суньте ублюдку фосфорную гранату. Кто-нибудь притормозит и подберет тебя. Обещаю.

Белая фосфорная граната, на машине до краев наполненной бензином и боеприпасами, несомненно сработает. Любая из разведок США решит, что взорвалась ядерная бомба.

Мы снова двинулись вперед и взяли курс на север. Мы все еще находились в полутора переходах от основных МВС "Восток-Запад" идущих из Багдада в Иорданию. Несмотря на наши опасения, по поводу хвоста, мы прибыли на наш ПДБ без инцидентов и занялись работой, счастливые что пережили трудную ночь. После того как все маскировочные сети были развернуты и установлен защитный периметр, никто не расслаблялся. Часть ПДБ выглядела как пит-стоп. После ночного перехода всегда есть парни, работающие с машинами, проверяющие их глюки и все такое. Но сейчас все было по другому. Под руководством Тони все парни из отряда мобильных операций работали с машиной Криса, пытаясь найти проблему. Им не потребовалось много времени, что бы найти то, что они искали. У Криса была серьезно повреждена трансмиссия.

Хвала Господу за этих качков из мобильного отряда. Большинство из нас сможет поменять аккумулятор, если это необходимо, но заменить коробку передач — это кое-что другое; Джо и его кореш Нэд просто засучили рукава и заменили эту проклятую штуку здесь и сейчас. Через пару часов машина Криса была как новенькая.

Во второй половине для Эйч принял еще один срочный вызов из полкового штаба, требующего немедленного диалога с "Солнечным лучом".

Роджер не был дураком. После последнего раза, он взял все на себя, сказав Эйч, что он ему не потребуется в течении нескольких следующих минут. Без нашей подслушки, мы задавались вопросом, что же, черт возьми, происходит. Эти две минуты казались целой вечностью.

В конце-концов, Роджер вернулся. На этот раз, никто не болтался поблизости. Он вызвал всех к себе. Через пару минут мы были уже возле его машины. Я попытался прочесть выражение его лица, но не смог и сдался. Хорошо это или плохо, мы все равно узнаем через минуту.

— Я только что получил новости из штаба полка — сказал он. — Один из полуэскадронных конвоев эскадрона "D" был скомпрометирован. Деталей мало, но по-видимому, они были накрыты налетом на их ПДБ. Некоторые из них были ранены, некоторые ушли. Кроме этого, мы ни черта не знаем. Все попытки связаться с ними провалились.

Этого было бы достаточно для одного дня, но мы могли сказать, что будет что-то еще.

— Я не знаю, как лучше вам об этом сказать — начал он снова, затем остановился и посмотрел на свои руки. — Они получили известия о втором полуэскадроне. Двое пропавших парней были подобраны и вернулись в Саудовскую Аравию. Они в порядке, хотя я не знаю, кто именно, потому что полковой штаб об этом не сказал.

Этого следовало ожидать. По соображениям безопасности имена редко произносились в эфире. Мы ждали. Родж еще не закончил.

— Плохие новости насчет Роберта — сказал он. — Сейчас он числится пропавшим без вести, предположительно мертвым. По видимому, он словил несколько 7,62 в ходе контакта. Парочка парней ухитрилась его тащить некоторое время, но в конце-концов, им пришлось его бросить. Зная Роберта, вероятно он их заставил. Мне жаль. Как и все, я считал его, черт бы его побрал, непробиваемым. Вот же ублюдок, а?

Когда он закончил, мы вернулись к своим машинам. Никто ничего не сказал. У каждого были свои воспоминания о сержант-майоре. Если сообщения будут правдивы, его будет очень не хватать.

Помимо личного аспекта всего этого, SAS был в чертовом бардаке. Мы начинали как Великая Белая Надежда Норманна Шварцкопфа; ребята, которые обещали устранить угрозу "Скад". В начале войны четыре конвоя и пешие патрули проскользнули через границу в Ирак. Три недели спустя, один из этих конвоев рассеян по всем четырем ветрам, и два пеших патруля уничтожены. (В тексте: "Three weeks later, one of those convoys was scattered to the four winds and two foot-patrols were fucked". Прим. перев.) Иными словами, более тридцати процентов боевой силы полка спасались бегством. Парк развлечений превратился в бойню. Сколько это еще могло продолжаться?

— Нам лучше что-нибудь вытащить из этого проклятого мешка, или мы отправимся домой — уныло сказал Ник. — Господи, мы же должны быть лучшими. Если мы не сможем это сделать, что же будет когда войдет чертова зеленая армия? Это будет кровавая резня.

Зеленая армия — это то, что мы называем регулярными войсками. Никто не ответил, потому что сказать было нечего. В каком-то смысле, Ник был прав. Зеленая армия сражалась по своим правилам и не была нашей заботой. Если они справятся хотя бы вполовину хорошо, так как летчики, когда наступит их черед, то все будет в порядке. Но надо было что-то делать и быстро — и не только ради чести полка. "Скады" все еще летали и, насколько нам было известно, мы чертовски мало делали, что бы их остановить. На какое-то неприятное мгновение, когда мы сидели в одиночестве под бескрайним небом пустыни, казалось, что исход войны в Ираке все еще остается под вопросом. Хуже всего было странное ощущение, что именно мы все еще можем определить направление, в котором она пойдет.

Глава восьмая

На следующее утро, после небогатого на события, но трудного перехода через поле валунов, Роджер вызвал нас на собрание "штабных" у своей машины. Тони, Алек и я пришли с нашим чаем и собрались вокруг карты, которую он разложил на капоте.

— Хорошо, парни, вот оно — объявил полковой сержант-майор, потирая руки и глядя на каждого из нас по очереди, — мы прошли 200 километров и впервые видим нашу цель.

По какой-то причине сегодня утром Роджер решил принять образ веселого школьного учителя. Интересно, насколько его хватит.

— Все остальные дороги, которые мы пересекли до сих пор, были всего лишь ничем иным как кровеносными сосудами.

— Э-э, что это Родж?

— Кровеносные сосуды — сказал Роджер. — Ну, знаешь, такие штуки в твоем теле, которые несут...

— Кровь? — спросил я.

— Да, кровь, — резко ответил Роджер.

Тони почесал в затылке.

— Босс, а какое отношение эта кровь имеет к "Скадам"?

— Никакого — ответил Роджер, поглядывая на Алека в поисках поддержки. — Если бы вы хоть на минуту заткнули ваши чертовы рты, то смогли бы кое-что узнать.

Алек стоял там, глядя на нас с Тони. Алек был хуже, чем любимчик учителя, когда дело касалось Роджера. С тех пор, как полковой сержант-майор к нам прибыл, он начал кампанию нашептываний против Тони, парня, который, как оказалось, в значительной степени поддерживал конвой единым целым в пору Грэхема. Наблюдая за тем, как Алек таким образом выслуживается, я чувствовал себя больным. Когда представится такая возможность, я решил кое-что сказать по этому поводу. Но не здесь и не сейчас. Сегодня у нас на уме были оперативные вопросы.

— Дорога, по которой мы сегодня едем, это большой гад, — продолжал Роджер. — Не одна из этих ваших мерзких грунтовок, с которыми мы сталкивались до сих пор. Это как...

Он помолчал, ища какой-нибудь выход, но понял, что загнала в угол.

— Как артерия? — рискнул я.

Роджер остановился и принялся разглядывать меня.

— Тони — спросил он наконец, — что мы тут имеем?

Тони сделал шаг вперед и атмосфера изменилась.

— У нас тут три дороги, — сказал он, охваченный деловым энтузиазмом.

Он указал на скопление трасс перед нами.

— Две идут с востока на запад и одна с севера на юг. О той, что с севера на юг, я думаю, нам не стоит беспокоиться. Мы знаем, что они не слишком продвигаются к саудовской границе. Главная проблема с трассами Восток-Запад — это точность наших карт.

Он провел пальцем по самой южной из двух дорог. Остальные всмотрелись и заметили, что линия была пунктирной.

— Эта вот, по видимому еще строится, — продолжал Тони, — но карте уже три или четыре года, так что остается только гадать.

— Дай нам чо-о-о-ортову зацепку — сказал Роджер.

— Хорошо, кроме того, что дорога может быть асфальтирована, а может и не быть, мы можем наткнутся на все виды дерьма — строительные площадки, рабочие городки, парки строительной техники, все что угодно.

— Если там есть грузовики, экскаваторы и все такое — сказал Алек, — как мы узнаем, военные они или нет?

— Алек, если ты не можешь до сих пор узнать проклятый конвой "Скад", то уже никогда не сможешь — иронически заметил Роджер.

Алек покраснел до корней волос и замолчал. Однако, он был прав. Никто из нас не хотел открывать огонь по гражданскому самосвалу, приняв его за БТР или танк.

Роджер жестом велел Тони продолжать.

— В отсутствии какой-либо информации от Зеленых Соплей, — сказал Тони — это то, что я думаю, мы можем там найти. Дорога, отмеченная пунктиром, вероятно уже построена. Другая может оказаться резервной. Поэтому я предлагаю, что для сегодняшнего марша мы сосредоточились на новой дороге, посвятили все силы решению этой проблемы, прежде чем даже думать о другой.

Мы измерили расстояние между нами и пунктирной линией. По прямой получалось примерно в тридцати километрах от ПДБ. Как два пальца обоссать в обычную ночь. Но, признаюсь, я чувствовал как по моим венам пробегает холодок возбуждения. Это будет не обычная ночь. Мы стояли на пороге нашей цели. После всех взлетов и падений, мы это сделали. Пора было постучать в дверь Саддама.

— Когда мы увидим дорогу, — продолжал Тони, — нам лучше всего будет разделиться. Большинство из нас, я полагаю, должны остаться и наблюдать за признаками жизни на МВС. Но небольшая разведгруппа должна искать подходящий ПДБ, который находится неподалеку. Если мы собираемся какое-то время наблюдать за этим МВС, мы не хотим тратить полночи на поездки, если это не необходимо.

— Хорошая идея — сказал Роджер, убирая карту с капота и бросая ее в машину. — Ну, джентльмены, на этом все.

Он посмотрел на часы, и, схватившись за живот, объявил что пойдет чего-нибудь сожрать.

Остальные вышли и разошлись в разные стороны, возвращаясь к своим машинам. Я рассказал Джеффу, Тому и Нику новости. После ударов последних нескольких дней, было приятно видеть выражение предвкушения на их лицах. Мы сидели, пили чай и болтали в течении следующего часа или около того, о том, чего мы могли бы ожидать, когда доберемся до МВС; действительно ли дорога закончена или еще строится; сколько людей и техники иракцы могли на нее переместить. Последним в списке, но не по значению, было обсуждение не встретимся ли мы наконец лицом к лицу нашим старым врагом "Скадом". Остаток дня тянулся медленно. Мы по очереди дремали и выходили в караулы. Вскоре после обеда, я забрался в свой спальный мешок и закрыл глаза. Мне потребовалось некоторое время, что бы заснуть. Я продолжал думать об остальной части нашего Эскадрона и ребятах из полуэскадронного конвоя эскадрона "D". Может быть, теперь настанет наша очередь поквитаться.

Во сне я был дома, спал на диване, осознавая что Джейми был рядом со мной, отчаянно пытаясь меня разбудить. Внезапно, мои глаза открылись и я уставился не в лицо младшего сына, а в уродливую рожу Тома.

— В чем дело? — спросил я. Люди не шутят, когда трясут тебя что бы разбудить. Все следы вялости исчезли из моего тела в одно мгновение. На лице Тома было написано беспокойство, но не волнение, по крайней мере, не страх.

— Роджер, — сказал Том, — Он объявил сбор. Он хочет видеть нас всех. Сейчас. Весь этот чертов конвой. Просыпайся, просыпайся. Время начинать шоу.

— Черт — сказал я, вылезая из спального мешка. — Лучше бы это были хорошие новости.

— Сомневаюсь, — ответил Том. — Вокруг все полно слухов. Что-то передали по радио около часа назад. Роджер провел большую часть из двадцати минут у трубы и с тех пор не дал нам никаких подсказок. Большинство парней сошлись на том, что скоро мы получим еще больше плохих новостей.

Я скрутил свой спальник, засунул его в "Берген" и забросил все в машину.

Да, подумал я, чертовски мало хороших новостей пришло из Саудовской Аравии за последние три недели.

Пока я шел к машине Роджера, я смирился с тем, что узнаю что-то плохое. Возможно, мы получим сведения о новых потерях полка. Может быть, подтвердиться худшее о Роберте, нашем сержант-майоре. Может быть штаб полка, или кто-то выше, сказал наконец "хватит" и нас отзывают домой.

Выражение лиц остальных парней, собравшихся вокруг фургона Роджера, говорило что они думают примерно о том же самом.

Все, кроме часовых, собрались и стали ждать. Родж, который заваривал себе чай в кормовой части машины, внезапно занял центральное место. Не было никакой необходимости привлекать наше внимание. Можно было бы услышать как мышь пернула.

— Как вы, наверное, знаете, мы только что получили срочное сообщение из штаба полка — начал он. — Кое-что случилось. Цель. Номер один. И они хотят, что бы мы ее взяли.

Его лицо расплылось в улыбке.

— Вот оно, ребята. Мы только что выиграли в чо-о-о-ортову лотерею. И насчет проклятого времени.

Нам потребовалось мгновение, что бы поверить в то, что мы только что услышали.

Роджер придержал лошадей на секунду-другую, что бы новости дошли до нас. Затем он двинулся дальше.

— Это узел связи, примерно в 40-50 километрах к северу отсюда. Сразу за вторым МВС. Согласно данным от штаба полка, это основное звено в командной цепи между Саддамом и его "Скадами". Без него ему трудно будет что-либо запустить в этом районе. Итак, мы должны ударить по нему — и ударить сильно.

Цель называлась "Виктор два". Кроме этого, и того, что он нам уже рассказал, Роджер утверждал, что знал очень мало. Это не остановило шквал вопросов от всех нас — о численности противника, как мы можем преодолеть оборону, когда мы отправимся и т. д. и т. п.

— Работа должна быть сделана завтра ночью. Штаб полка сказал, что в данном вопросе не может быть компромиссов. Я думаю, у них на то были свои причины. Мы знаем, что это очень важная цель. Что же касается остального, то нам придется потерпеть еще несколько часов. Я узнаю больше позже, когда они пришлют детали. Вот и все.

Когда мы встали, что бы уйти, в воздухе чувствовалось заметное волнение. Как раз в этот момент, Роджер подозвал нас с Тони. Решив, что это собрание "штабных", Алек тоже подошел. Но Роджер от него отмахнулся.

— Поздравляю, — сказал Роджер мне и Тони с улыбкой на устах, — вы идете в разведку.

Мы с Тони переглянулись. Через его плечо, я заметил выражение лица Алека. Неудивительно, что он выглядел немного раздраженным. Я понятия не имел, почему Роджер выбрал меня сопровождать Тони, чье место в разведке было обеспечено благодаря его навыкам в мобильных действиях. Я думаю, иногда так бывает.

— Когда? — спросил я.

— Сегодня ночью. Как только стемнеет. Я знаю, что не должен говорить тебе, как это чо-о-о-ортовски важно. И я знаю, также, что могу на тебя положиться и ты не будешь предаваться этому про-о-о-оклятому героизму. Все что вам нужно сделать, это найти цель, доложить о ней, найти вход внутрь и выход наружу. Еще одна вещь. Не попадайтесь, чо-о-о-орт вас побери. Потому что, что бы не случилось, завтра вечером мы все идем туда. И если вы это место расшевелите, это сделает жизнь очень интересной.

— Тронут твоей заботой, Родж — сказал я.

Роджер хлопнул меня по спине.

— Что же, чо-о-о-о-ртовски хороший по-о-о-дход. Увидимся, до того как вы выйдете.

В течении следующего часа мы с Тони обдумывали, как мы собираемся это сделать, склонившись над картой на капоте его машины. Мы должны были пересечь одну, может быть две большие дороги, затем добраться до цели, провести столько времени, сколько потребуется на месте, что бы получить нужную информацию, прежде чем вернуться обратно. Это будет тяжелая ночь.

Нам помогал постоянный поток советов и чая от Базза, Фрэнка, Алека и кучи других парней, которые собрались посмотреть, в чем будет заключаться все веселье. Через пятнадцать минут к нам присоединились Том, Ник и Джефф, что бы выяснить, что происходит. Они узнали что пойдут в разведку только когда кто-то прошел мимо и сказал им, какие они счастливые люди. Я хотел им дать задание, но мне нужно было сосредоточиться на прокладке маршрута. Том продолжал выпытывать у меня новости. Я чувствовал себя как родитель в долгом путешествии, которого дети засыпают вопросами, о том, когда они туда доберутся. В конце-концов, мне пришлось сказать ему, что бы он возвращался к машине и ждал. Скоро они все узнают.

Было две большие проблемы, связанные с маршрутом. Первой была дорога, которую нужно было пересечь. Была ли она с твердым покрытием или все еще строилась, нам нужно было проверить активность на ней. Второй было здание рядом с дорогой. Оно было отмечено на карте, как место, где нам нужно было пересечь дорогу. Здание могло бы стать полезным ориентиром на пути к цели, но нам нужно было знать о нем больше: например, если бы это был пункт сбора оплаты за проезд, или бытовка, к примеру, или что-то еще.

Разведка была рассчитана на достижение трех целей. Во-первых, она должна была проложить нам надежный путь к цели. Во-вторых, должна была подтвердить точное местоположение цели и то, что эта цель была именно тем, чем считали ее люди из разведкорпуса. И в-третьих, мы должны были получить о ней как можно больше информации, не подвергаясь риску.

Пересекать дорогу было особенно интересно и слова Роджера, насчет того, что бы меня не поймали, все еще звенели у меня в ушах и я знал, что мы все должны сделать правильно. Если по какой-то причине мы с Тони разделимся, мы выбрали точку встречи у загадочного здания. Оттуда, при условии что все пойдет хорошо, до "Виктора Два" было совсем недалеко.

Когда я наконец добрался до своей машины, у парней пена шла изо рта в ожидании новостей.

— Ну, — спросил Ник — какой счет?

Я бросил карту на пассажирское сиденье, направляясь к корме машины.

— К черту все, пока я не покурю — сказал .

Я занимался этим уже полтора часа и мне требовалось какое-то личное пространство. Я отошел немного в сторону и затянулся "Силк Кат", желая, что бы это был "Кэпстан Фулл Стренч" (Capstan Full Strength — очень крепкие английские сигареты без фильтра. Прим. перев.). Через несколько минут я вернулся к фургону. Ребята расстелили на земле карту. Там же стояла полная кружка чая и рядом с ней лежала самокрутка.

— Ваше здоровье, — сказал я.

— Не то время месяца? — спросил Ник, одарив меня кошмарной улыбкой.

— Ага — сказал я смеясь, — и давно ты стал чертовой Клэр Райнер? (Claire Rayner — известная в Британии медсестра, общественный деятель, писатель и телеведущая. Прим. перев.)

Следующий час или около того, мы провели обдумывая планы: маршрут, по которому мы поедем, пересечение дорог и то, чего мы можем ожидать, когда будем проводить ближнюю разведку цели. Мы не были уверены, будем ли мы это делать на автомобилях или пешком. В идеале, мы должны были осмотреть цель со всех 360 градусов, но если она была такой большой, как сказал Роджер, это могло было оказаться затруднительным. БРЦ — это сложная вещь, которую нужно делать правильно. Она требует времени и большой концентрации. В данном случае, времени у нас было очень мало. В идеальном мире, мы бы запросили у штаба полка продление на 24 часа и болтались бы там весь следующий день, не сводя с него глаз. Причина, по которой мы не могли этого сделать, не имела никакого отношения к противнику. Главным нашим страхом было то, что штаб полка изменит свое решение и даст отбой, послав туда вместо этого бомбардировщики. Если мы хотим увидеть дело, мы должны были поднажать и разложить это место по полочкам. Пан или пропал, мы должны были сделать все это за одну ночь.

Остаток дня мы провели приводя в порядок оружие, оптику и проверяя достаточно ли у нас боеприпасов. Целая наука загрузить машину так, что бы все было именно там, где вы ищете, когда оно вам понадобится. Баланс может быть легко нарушен, если разместить даже малейшую мелочь неправильно. Так как мы направлялись в пасть врагу, у нас теперь было много избыточного снаряжения на борту и требовалось время и усилия, что бы поддерживать это равновесие. В конце-концов, наступила ночь и мы приготовились к выходу. Было искушение поддаться своему нетерпению и сказать: "К черту все, мы выходим сейчас". Но так мы могли свернуть себе шею. Ранний выход мог позволить нас легко засечь. И тогда иракцы захватят не только нас, разведотряд, но и место ПДБ.

На случай, если кто-нибудь из группы столкнется с какими-либо проблемами, мы выделили место примерно на равном расстоянии от цели и ПДБ, где мы могли бы снова встретиться. В случае, если нас скомпрометируют, мы доберемся до этой точки и подождем там остальных; если они будут там, Роджер отправит кого-нибудь в этот запасной пункт сбора, кто проведет нас туда, где они установят новый ПДБ. Конечно, всегда существовала вероятность, что мы потеряем наши машины в районе цели и тогда нам придется бежать. В этом случае, мы с Роджером и Тони договорились, что на запасной точке нас будут ждать только первую ночь и половину второй. Если мы не доберемся до завтрашней полуночи, то будем предоставлены сами себе.

Пока мы сидели в наших машинах, ожидая пока свет уйдет за горизонт, остальная часть ПДБ сворачивалась. Если бы случилось драма, они были готовы уйти в любой момент. Для них это будет ночь наблюдения и ожидания. Несмотря на то, то мы отправлялись на неизвестную территорию, я знал, где мне лучше быть.

Из темноты появилась пара фигур — Роджер и Алек пришли отдать последние почести.

Роджер не стал разводить болтовню и сразу перешел к делу.

— Помни, что бы ты ни делал, ни в ко-о-о-оем случае не подставляйся.

— Очаровательно, я считаю — сказал Ник, к счастью, слишком тихо, что бы Роджер мог его услышать.

Когда Роджер отошел, что бы поговорить с Тони, Алек предложил еще несколько конструктивных советов.

— Не волнуйся, Кэмми. Что бы не случилось, мы будем на ЗПC. Удачи, парни. Доброго пути.

И с этими словами, мы отправились в путь.

Все стало выглядеть неопределенным, когда мы были всего два часа в пути. Какое-то время мы неуклонно приближались к первому МВС, наши глаза метались между горизонтом и нашими GPS-навигаторами, со все более короткими интервалами. Между тем, карта и GPS показывали, что мы должны быть в пределах видимости дороги давным давно. Теперь мы были прямо над этой штукой и никаких признаков ее не было. Если меня это беспокоило, то Тони — тем более, навигация была для него второй натурой. Не помогало и то, что на протяжении последних 200 метров, когда мы приближались к тому самому месту, где должны была быть дорога, мы наткнулись на поле гребней, заставлявших машины качаться и переваливаться как траулеры в открытом море.

Чтение координат GPS было почти невозможно в таких условиях, поэтому нам часто приходилось останавливаться и это только усиливало наше растущее чувство разочарования.

Если мы не могли найти чертову дорогу — даже если она должна была строиться — то как мы могли надеяться выйти на нашу цель?

Через несколько десятков метров после нашей последней остановки, Тони и я остановились и в сотый раз сравнили записи. По GPS Тони, мы были не далее нескольких сотен метров от цели, но это не должно было привести к катастрофе. Мы все равно должны были что-то увидеть.

В конце-концов, все решило невинное замечание Базза, которое сделало игру. Хороший мотогонщик, он присел рядом с машиной Тони, оценивая местность на предмет ее пригодности для поездки.

— Черт — сказал он, пока мы с Тони смотрели на звезды, молча проклиная созвездие спутников Пентагона, — Я рад что не мне ехать на мотоцикле по этим колеям.

Мы с Тони переглянулись. Затем побежали туда, где Базз все еще сидел на корточках. Мы осмотрели землю у его ног.

— Что? — спросил он. — Что я сделал?

— Ты чертов гений, — сказал я.

Вокруг машин остальные участки местности рассказывали ту же историю. То на чем мы стояли — то, что мы принимали за впадины и гребни — не было игрой природы. Земля была усеяна колеями — там были сотни следов шин, все они лежали друг поверх друга или пересекались. Мы были на МВС в течении последних 200 метров и даже не знали об этом. Кто сказал, что эта проклятая штука должна быть заасфальтирована? Закончен он был или нет, это был он. Тони и я позволили себе усмехнуться. С навигационным оборудованием и математикой у нас было все в порядке.

В десяти километрах к северу, мы выехали к следующей дорогу.

Первое, что нас поразило, это было полосы освещения. Они освещали эту проклятую штуку, насколько хватало глаз. В каждом направлении было по три полосы движения, посередине — аварийный отбойник и ливневные стоки на обочинах.

— Бога ради — сказал Ник — это не дорога. Это чертов автобан.

Я посмотрел на Тома, ожидая увидеть на его лице отражение мрачного выражения наших. Но он улыбался.

— И как насчет? — спросил я его, слегка раздраженный его безразличием.

Его ответ, по крайней мере, был честным.

— Эй, Кэмми, никто не говорил, что это будет легко.

Мы поставили обе машины рядом. Я подошел к Тони, Фрэнк и Базз были заняты осмотром местности через свои ночные монокуляры.

— Как, черт возьми, мы собираемся преодолеть эту штуку, Тони? — спросил я.

Это было прекрасное инженерное сооружение, совершенно неуместное на фоне пустыни. С того места, где мы находились, она мерцала как Лас-Вегас Стрип.

— Неужели эти тряпкоголовые не знают, что идет война? — спросил Фрэнк из-за своего монокуляра.

Я не мог отделаться от мысли, что с нашей стороны может потребоваться немного больше усилий, что бы серьезно нарушить работу иракской национальной электросети. Я сделал себе мысленную заметку послать об этом сообщение в штаб. У этих ребят очевидно было достаточно энергии, что бы зажигать. Мы сидели и смотрели на дорогу некоторое время, но не видели ни одной машины. Как будто она полностью вымерла.

Рядом находился гараж. Это было здание, которое мы определили на наших картах на стадии планирования. Мы попали в самую точку. "Боже, благослови систему глобального позиционирования" — подумал я, преодолевая свои предубеждения за предыдущий час. Он казался пустым. Мы снова сели по машинам и проехали еще сотню метров, затем еще раз осмотрелись.

По прежнему никаких признаков движения, поэтому я отправил Ника и Фрэнка пешком. Мы ничего не обнаружили на тепловизорах, но нам нужно было убедиться, что внутри не прячутся иракцы.

Мы смотрели, как они двигаются вперед. Они были идеальной командой. Фрэнк был примерно того же роста и телосложения что и Ник, но слегка больше набирал очков по красоте. Мы прикрывали их, пока они не скрылись за углом гаражного комплекса.

— Господи, представь только себе, что тебя разбудила эта парочка, — тихо сказал Том слева от меня. — Твой самый страшный гребаный кошмар.

После того как Фрэнк и Ник закончили осмотр, Ник вышел и показал нам большой палец.

Мы подъехали, остановились на передней площадке и припарковались в тени одного из зданий.

Фрэнк и Ник подошли к нам, когда мы припарковывались.

Базз, водитель Тони, спросил:

— Что-нибудь видели, джентльмены? Я плачу по свалке.

Ник уже покрутился возле насосов. Он сказал нам, что может дать хорошую скидку на обслуживание, если мы подождем пока он маленько поработает с насосными замками.

— Нет, — сказал Фрэнк — Давайте поищем место, где они это делают за купоны.

Мы присмотрелись к дороге повнимательнее. Несомненно, это было главным препятствием. Дренажные канавы шириной в два-три фута и глубиной в пару футов. Аварийное разграждение на центральной разделительной полосе было закреплено болтами. Кроме того, по обеим сторонам дороги стояла проволочная изгородь, высотой в пятнадцать футов, что бы козы и другие животные не забирались на дорогу. Она простиралась бесконечность без видимого разрыва.

На обратном пути забор не будет проблемой, как мы можем буквально прорваться через него. Шестьдесят шесть миллиметров на сетке и пара больших зарядов на центральной разделительной — и это все уже история. Проблема была как пройти туда. Мы должны были оставаться скрытными, пока атака не перейдет в шумную фазу. При нынешнем положении вещей, мы просто не могли провести конвой через этот участок дороги, не перебудив половину населения, рассеянного по Западному Ираку.

Время шло. Каким-то образом, мы должны были пересечь дорогу, осмотреть цель и вернуться к ПДБ до рассвета. В конце-концов мы поняли, что у нас нет выбора. Нам оставалось только ехать по дороге, при полном освещении и надеяться, что мы сможем найти точку перехода где-то в другом месте. Это был риск, но альтернатива была еще хуже. Когда ночь закончится, мы должны будем проложить надежный маршрут к цели и обратно. Другого шанса не будет. Миссия была назначена на следующую ночь, как бы там ни было.

Мы снова сели в машины и уговорили их выехать на автостраду. С заливающим нас светом, мы проехали один километр, потом другой, вытягивая шеи в поисках малейшего разрыва. Ничего. Половина Республиканской гвардии могла бы отсиживаться по другую сторону этих огней, наблюдая за нашим продвижением, пока мы, как идиоты на параде, ехали бы пустынному шоссе, и мы не могли ничего лучше придумать. Я чувствовал себя таким же уязвимым и незащищенным, как и раньше.

Я передал Тому раскуренную самокрутку, и попытался сам насладиться дымом, когда над нами пронеслись огни автострады.

— Это выглядит чертовский странно — сказал он.

— Ага, моя тоже — ответил я, глядя на тонкий, как тростинка, кончик сигареты, которую я вытащил из его жестянки. — Похоже, эту сделали на заказ.

Он посмотрел на меня и выдавил улыбку.

— Чертова дерьмошляпа.

Мы продолжали двигаться. Судя по приборной доске, уже отщелкало десять километров. Затем еще пять. Несколько раз я подумывал вернуться к заправке и проверить дорогу в противоположном направлении. Затем, внезапно, после пятнадцати минут этого безумия, мы увидели то. что искали: проход в центральном разграждении и никакого ограждения с обеих сторон. Там еще были дренажные канавы, но мы быстро набили несколько мешков с песком и съехали с дороги в благословленную тьму. Мы отметили это место на GPS, закинули мешки и рванули на север.

Еще через пятнадцать минут, мы впервые увидели цель. Мы остановились в паре километров от нее и осмотрели местность. Перед нами было много огней, усеивающих пустыню. Это почему-то напомнило мне маленький городок под Херефордом, который назывался Росс-он-Уай. Конечно, он был достаточно большим.

Глядя в ночные монокуляры, мы смогли разглядеть главную коммуникационную мачту, а также россыпь спутниковых тарелок и антенн. Мы дважды проверили GPS. Не было никаких сомнений. У нас было правильное место.

— Он огромный — сказал Фрэнк.

Если бы не тот факт, что интересные детали находились в подземном бункере, я бы всерьез предложил другой план атаки: использовать авиацию с лазерным наведением боеприпасов. Тони и Фрэнк считали, что это вполне реальный вариант. Это все равно не было бы для нас пикником: мы были близко к эпицентру, подсвечивая своими лазерными целеуказателями цель, что бы в нее попали бомбы.

Я несколько лет назад изучал проведение ближней разведки цели, и четко знал, что мы должны делать. Есть аббревиатура, которую мы используем — SLAMMAE, которая описывает всю процедуру: силы, местоположение, вооружение. метод, мораль, вспомогательные средства, оборудование (strength, location, arms, method, aids, equipment — прим. перев.). В идеале, нам нужно было знать все эти вещи о цели, прежде чем мы уйдем. Кроме того, мы должны были составить промежуточные планы атаки, наметив такие вещи как пути подхода к цели, позиции, которые должны были занять наши группы управления огнем, потенциальные препятствия и т. д. Чем больше вы узнаете из рекогносцировки, тем легче проходит атака. По крайней мере, они так говорят.

Я знал, что мы столкнулись здесь с большой проблемой. Было уже полтретьего ночи, и нам, как хорошим вампирам, надо было вернуться на ПДБ до восхода солнца. Если мы останемся здесь и проведем тщательную разведку "Виктора Два", мы никогда этого не сделаем. С другой стороны, мы видели что цель была огромной и должна была быть тщательно проверена, прежде чем мы отправимся туда.

Время решения. Что, черт побери, нам делать?

Мы с Тони решили, что надо подойти поближе, а потом уже решать. Мы медленно продвигались вперед, пока не оказались примерно в километре от главной антенны, а затем провели еще один совет. Наши машины были так близко, что мне даже не нужно было вставать с пассажирского сиденья. Я просто наклонился и прошептал:

— Может быть нам стоит запросить остаться на цели немного дольше? Ты как думаешь?

Тони на мгновение задумался, потом покачал головой.

— Нет. Давай сделаем это по правилам. Они хотели что бы мы в любом случае вернулись на исходе ночи. Господь знает, что мы должны задержаться в этом месте еще немного, но если мы это сделаем, это может поставить под угрозу всю миссию. Я не хочу быть тем парнем, который будет за это отвечать.

Я тоже. Так что, мы очень тихо удалялись, пока огни "Виктора Два" не исчезли и мы снова не оказались в открытой пустыне, направляясь к автостраде.

— Знаешь, — сказал Том, протягивая мне сигарету, — если бы ты проделал такое на курсе БРЦ, ты бы провалился, не так ли, ублюдок ты эдакий?

— Возможно, — сказал я, все еще обеспокоенный решением, которое мы только что приняли. — У нас сегодня ночью просто не было времени, что бы сделать что-то еще, я думаю, эта война для тебя.

— Итак, что будет завтра?

— Мы будем заняты — ответил я.

В обычных обстоятельствах, мы бы провели "подтверждающую рекогносцировку" в ночь нападения, просто что бы убедиться, что все, что мы узнали при ближней разведке цели, все еще действительно. Однако наша подтверждающая рекогносцировка будет больше напоминать разведку с нуля.

— Но это место большое, чувак — сказал Джефф, ухватив мою следующую мысль.

— Ты хотел сказать, чертовски огромное — сказал Ник.

На мгновение воцарилась тишина, пока все мы размышляли о работе, проделанной этой ночью, затем Ник подал голос:

— Пожалуйста, сэр, можно мне завтра заболеть? Боюсь, я не очень хорошо себя чувствую.

— Ты уже много лет болен, дружище — ответил Том. — Доктор Том говорит, отвали.

Я налил большую кружку кофе из фляжки и передал напиток всем троим. Я спросил, что они думают о цели.

— Трудный вопрос. Нам бы здесь не помешал весь чертов полк.

Да, согласился я, но мы не могли это сделать. Мы были единственной помощью, которая у нас была.

Глава девятая

Мы вернулись к ПДБ как раз в тот момент, когда солнце вставало над горизонтом. Обратный путь мы проделали с головокружительной скоростью, каждый из нас сознавал, что надо мчаться, обгоняя свет. Нам повезло, что мы не встретили никаких признаков противника. Когда мы вернулись в лагерь, на машины набрасывали маскировочные сети. Мы разместили наши машины, вписывая их в сектора огня соседей, набросили на них сети, а затем приступили к работе.

Сначала было собрание "штабных". Мы с Тони пошли к машине Роджера, где нашли не только Алека, но и Газзу. Честно говоря, Газза делал почти все, что обещал, когда прибыл с Роджером на "Чинуке" во время пополнения запасов. По большей части, он предоставил нас самим себе, что бы мы справлялись так, как нас учили.

Возможно, именно потому что он держался особняком, я слегка удивился, увидев его сейчас. Газза провел большую часть войны в составе конвоя, отъедаясь и отсыпаясь. Я не разу помню, что бы он вел машину по ночам, ни того, что бы он помогал как-то обслужить машину на ПДБ. Неудивительно, что у Джорджа, который вел и обслуживал машину, была такая ужасная война. Сегодня у меня не было ни времени, ни сил, что бы тратить их на этого человека. Судя по тому, как все выглядело, это был день, который определит всю нашу дальнейшую жизнь. Для некоторых это, вероятно, означает мешок для трупа. Газза занимал нижнюю строчку в моем списке причин для беспокойства.

Мы с Тони кратно изложили результаты разведки. Несмотря на то, что мы не смогли получить никаких точных сведений о самой цели, Роджер, Газза и Алек были довольны тем, как все прошло. Мы нашли путь через дороги, проложили маршрут к цели и подтвердили, что "Виктор Два" был именно там, где указал штаб полка. И — я усмешкой указал на Роджера — нас ни чо-о-о-орта не поймали.

В течении следующего часа, мы обсуждали то, что мы знали и то, что мы не знали. Самым вопиющим упущением в нашей подготовке, было отсутствие какой-либо реальной информации о самой цели. За время, прошедшее с тех пор, как мы впервые узнали о миссии, у нас было мало информации от штаба полка о том, что мы могли бы ожидать внутри "Виктор Два". Если у них есть какая-либо еще информация об этом.

Роджер и Газза исчезли, что отправить доклад о обстановке на передовую оперативную базу и запросить в срочном порядке дополнительные данные о цели. Мы с Тони тем временем вернулись к своим машинам, что бы поесть и выпить чего-нибудь горячего.

После еды, Джефф, Ник, Том и я по очереди отправлялись в дозор, пока остальные немного поспали. После ночных трудов мы были очень уставшими. Несмотря на растущее чувство возбуждения, я смог подремать примерно четыре часа. К полудню я снова был на ногах. Следующий час я провел у других машин, вынюхивая информацию. Большую часть утра Роджер провел в затворничестве, склонившись над рацией и обмениваясь информацией с штабом полка.

Поскольку я уже некоторое время не имел полной картины, я хотел быть уверенным, что ничего не пропустил. Почему-то мне было важно, что бы наша машина получила хороший кусок пирога. Я не хотел, что бы мне поручили охранять снаряжение или заниматься рацией. Я не мог толком объяснить свое желание увидеть дело. Любой разумный человек пробежал бы милю в обратном направлении. Я предположил, что это сводится к двум вещам: это то, на что я подписывался делать в SAS; и как я мог остаться в стороне, когда другие будут на линии огня? Я знал, что если мне предстоит побывать в деле, я должен быть в гуще событий. Иначе, я мог бы с тем же успехом повесить свои бутсы на гвоздик и стать парикмахером.

Мои поиски информации были по большей части бесплодны. Если люди что-то и знали, то держали это при себе, скорее всего, по тем же причинам, по которым я в первую очередь занялся этой охотой. Никто не хотел остаться позади. Парни знали, что это было. Номер один. Все рвались к лучшему куску этого пирога. В любом случае, мне не пришлось долго ждать. В два часа Роджер позвал меня к своей машине. По его словам, из штаба полка поступило больше информации о цели. Я достал блокнот и начал делать заметки. Когда мой мозг уловил то, что слушали мои уши, записи внезапно остановились.

Я представил себе, как взламывают совершенно секретную базу данных и внезапно попадают в святая святых. Роджер выкладывал информацию о цели, и я не мог поверить, что мы это знали. И это становилось все лучше.

Во-первых, детали периметра цели. Внешний слой представлял собой забор высотой около десяти футов, скорее всего из сетки. Затем, примерно через 10-15 метров, мы наткнемся на низкую стену. Это был стандартный материал из разведки, но пока он меня еще не подводил. Затем мы оказывались в самом комплексе. Рядом с мачтой, которую мы отчетливо видели при БРЦ, было здание. Мы должны были нацелится на дверь с южной стороны. Оказавшись внутри, мы найдем два лестничных пролета, идущих вниз, а затем длинный коридор, с несколькими комнатами. Мы должны были открыть вторую дверь слева и взорвать находящийся в ней коммутатор. Уничтожить его полностью.

Я оторвался от своих записей.

— Откуда, черт их побери, они все это знают, Родж?

Он пожал плечами.

— Я не знаю и я не спрашивал.

Но даже Роджер, человек который позволял многим мелочам жизни пройти мимо него, задавал себе те же вопросы.

— Все, что нам нужно сделать, это уничтожить оборудование — сказал он, после некоторого раздумья.

— На что, черт побери, похож этот коммуникатор? — спросил я. — Я даже не уверен, что знаю, что это такое?

— Не так уж важно, чо-о-о-орт возьми, как это выглядит или что это такое — раздраженно ответил Роджер. — Мы взорвем эту чо-о-о-ортову штуку. Никакого про-о-о-оклятого бардака.

Надо об этом позаботиться, подумал я.

После всех ложных надежд и разочарований последних трех недель, я не мог позволить себе наконец в это поверить. Я спросил Роджера, думает ли он, что мы собираемся это сделать.

— Без вопросов — сказал он. — Я только что получил сигнал подтверждения. Если только Саддам не бро-о-о-осит чо-о-о-ортово полотенце, назад пути нет.

Отнюдь не выказывая признаков усталости от войны, Саддам недавно поднял ставки, начав атаку на саудовский прибрежный город Хафджи. Из того, что мы узнали от Всемирной службы новостей BBC, потребовалось несколько ожесточенных боев, что бы его отбить. Вероятность, что этот день иракцы назовут днем заката, должна была быть очень мала.

— Ты хотя бы подумал, что я буду делать на этот раз, Родж?

— Вы с Тони — группа огневой поддержки. Это лакомый кусочек, Джордж. Мы будем полагаться на вас, что бы держать тряпкоголовых подальше от наших спин.

Роджер должно быть, заметил мгновенную вспышку разочарования в моих глазах. Я хотел быть частью команды подрывников, одним из тех, кто спуститься в самые недра бункера.

— Вы с Тони здорово выложились на разведке — сказал он. — Я делаю это исключительно из соображений ротации.

— Конечно — согласился я, — никаких проблем.

Обычная безмятежность Роджера на мгновение испарилась.

— Сегодня вечером у нас будет настоящий выход, дружище. У нас всех будет полно работы. Вы не будете разочарованы, я гарантирую.

— Итак, когда мы узнаем подробности?

Он посмотрел на часы.

— Сбор будет примерно через две минуты. С таким же успехом ты мог бы остаться и занять лучшее место.

Я перехватил Тома, Ника и Джеффа на несколько коротких мгновений, пока они шли к машине Роджера. Независимо от того, что они собирались услышать, они требовали от меня новостей. Я сообщил им что мы — группа огневой поддержки, и что мы собираемся сделать в этом качестве. Наедине с Томом я добавил:

— Ты не поверишь тому, что сейчас услышишь. На самом деле, ты просто будешь ссать кипятком.

Он подозрительно на меня посмотрел.

— Это что, какая-то дерьмошляпная разводка?

— Нет, дружище — сказал я, качая головой, — это настоящий гребанный МакКой.

Это стерло улыбку с его лица.

Мы собрались вокруг макета цели, который Роджер приказал нескольким парням собрать у другого борта машины. С помощью камней, гальки и линий на песке, он показывал маршрут, которым мы должны были двигаться, а также сам объект. Когда все были там, Роджер пробежался по основной части, рассказывая преимущественно то, что я уже знал.

Затем он отвечал на вопросы о цели: сколько человек личного состава мы можем ожидать, высота стены периметра, патрулируется ли она охраной и так далее. На некоторые он мог ответить, остальным нет. По некоторым оценкам, на месте находится порядка тридцати человек. Стена примерно пяти футов высотой. Что касается охраны, то это было сказать невозможно, так как ближняя разведка цели не смогла подойти достаточно близко, что бы получить такие детали.

— Мы поедем туда так же, как и разведчики прошлой ночью — сказал Роджер, заканчивая первый сеанс вопросов и ответов. — Мы быстро проведем разведку, получим все ответы, которые нам нужны и сделаем это.

От публики донесся одобрительный ропот.

Затем, Роджер подробно рассмотрел план, уделяя особое внимание тому, что должна была сделать каждая группа. Всего было три группы. Подрывники, или штурмовая группа, будет действовать пешим порядком. Она будет состоять из Роджера, Джорджа, Алека, Баззы, Фрэнка и Газзы. Ее обязанности будут просты: проникнуть в здание и уничтожить коммутационный аппарат связи, находящийся внутри.

Парни, отобранные для этой работы обменялись одобрительными взглядами и подняли большие пальцы.

— Мы прорежем ограду и двинемся к стене. Если мы не можем справиться с ней, мы ее взорвем, но приоритет — оставаться скрытными, насколько можно дольше. В идеале, я бы хотел, что бы штурмовая группа добралась до двери здания, прежде чем поднимется шум. Если дверь открыта — отлично. Если закрыта, мы взрываем ее к чо-о-о-орту.

— Кто входит внутрь? — спросил Джордж, главный подрывник.

— Ты, я, Базз и Алек. — ответил Роджер. — Ты и Базз размещаете заряды, а мы с Алеком займемся зачисткой коридора. Теперь слушайте, я знаю, есть некоторая путаница относительного того, как выглядит этот проклятый коммуникатор. В принципе, мне плевать. Мы ставим заряды на все, что выглядит как чо-о-о-ортов компьютер или радиостанция и забрасываем гранатами все остальные комнаты в коридоре, просто на всякий случай. Все ясно?

Остальные члены штурмовой группы кивнули.

— На этот раз мы используем механические взрыватели с накольными устройствами, — продолжил Роджер, — потому что тогда, черт возьми, мы будем уверены, что дело сделано.

Снова одобрительные кивки. Накольное устройство приводило в действие огнепроводный шнур с временем горения трех минут до подрыва взрывчатки. Как только взрыватель будет запущен, ничто кроме вмешательства человека или Бога, не остановит взрыв. По плану Роджера, там, внизу, не останется ни одного живого иракца, который мог бы вмешаться. Что же касается Бога, то я должен был верить, что он так же как и мы, хочет уничтожить угрозу "Скадов".

— А как насчет прикрытия огнем на входе и выходе? — спросил Ливерпулец.

Ливерпулец был тишайшим парнем, который управлялся с крупнокалиберным пулеметом на машине Криса. Он был достаточно приятным парнем, и способным в своей работе, но не из тех, с кем я часто общался. Его работа за крупнокалиберным пулеметом была жизненно важна для успеха миссии.

— Переходим к следующей части нашей программы — сказал Роберт.

Команду подрывников будет сопровождать почти всю дорогу до цели группа непосредственной огневой поддержки, или ГНОП. ГНОП состояла из двух машин: Кевина и Таффа.

Сами машины должны быть поставлены как можно ближе к главной цели — в идеале, на дистанции в 300 метров. Затем ГНОП пройдет оставшуюся часть пути пешком, остановившись примерно в 100 метрах от здания коммуникатора, что бы обеспечить прикрытие огнем для подрывников. Подвести машины так близко, было рискованно, согласился Роджер, но в конечном счете необходимо: когда дерьмо попадет в вентилятор, как штурмовая группа, так и ГНОП должны будут эвакуироваться в спешке.

Что касается группы огневой поддержки, то наша группа будет состоять из трех машин: Криса, Тони и моей. Наша задача состояла в том, что бы найти подходящие позиции с видом на цель и обеспечить прикрывающий огонь для команды подрывников и ГНОП. Как только начнется шум, мы должны будем нейтрализовать все помехи нашим оружием поддержки, Mk19, крупнокалиберным пулеметом и ПТРК "Милан".

Таков был основной план, и как говорится, неплохой. Единственная неприятность заключалась в том, что в нашей машине было место только для трех туловищ. Кто-то должен был сесть в другую машину и этим парнем был Джефф. Было решено, что он присоединится к команде Тони на время операции "Виктор Два". Я не суеверен, но мне казалось неправильным разбивать команду. Я попытался выбросить это из головы и надеялся, что Джефф тоже.

Не было никаких сомнений, что "Виктор Два" будет крепким орешком, но глядя на лица вокруг меня, я не видел что бы кто-то жаловался. Мы просили о чем-то подобном и получили это. Нас было тридцать человек, против тридцати иракцев, засевших на важном стратегическом объекте. Вы не могли бы просить более честного расклада, чем этот. Я почувствовал как начал накачиваться адреналин. Пришло время пойти и получить компенсацию.

Мы уже собирались уходить, когда впереди раздался пронзительный кашель. Поняв, что это просьба о внимании, я поднял глаза и увидел, как Газза протискивается в небольшое пространство рядом с макетом.

Я толкнул локтем Тома.

— Алло, алло — прошептал я, — что все это значит?

Тони пожал плечами.

— Понятия не имею. Никогда в жизни его не видел. Кто он такой?

Я подавил улыбку, когда Газза вновь прочистил горло.

— Как вы знаете, — начал он, — я тут всего лишь наблюдатель, но я уверен, что Роджер не будет возражать, если я добавлю немного к тому, что он только что сказал.

Я взглянул на Роджа и увидел, что он ощетинился. Это было так же ново для него, как и для нас. И судя по выражению его лица, он вовсе это не приветствовал. Я гадал, что будет дальше.

— Я знаю, что сегодня ночью нам всем предстоит тяжелая работа, но все равно, важно помнить одну вещь, когда мы пойдем туда с оружием в руках — продолжал Газза. — Есть вероятность, что в районе цели и вокруг нее будут гражданские лица — техники, инженеры и так далее. В разгар боя будет трудно отличить этих парней друг от друга, но я попрошу вас попытаться. Это не из война, это война Саддама и военных. На родине уже было много дерьма в средствах массовой информации о сопутствующем ущербе и жертвах среди гражданского населения. Когда все это закончится, важно, что бы Полк не был замазан той же кистью. Так что думайте, прежде чем стрелять. Я не хочу видеть сегодня никаких жертв среди гражданского населения, это ясно?

Я почувствовал, как в горле поднимается волна гнева. Наверное все остальные почувствовали что-то похожее, потому что возникла неловкая пауза, когда Газза просто стоял и смотрел на нас, а мы смотрели на него. Ни у кого из нас не было времени на эту психологическую чушь офицера-выскочки. Затем, к счастью, вмешался Роджер. Он выглядел таким серьезным, каким я его никогда не видел.

— Ладно. парни, слушайте сюда. Мы должны ударить по этой цели и ударить жестко. Штаб полка держит ее на контроле. "Скады" Саддама все еще в деле. Он обстреливает Саудовскую Аравию и Израиль. После всех этих чо-о-о-ортовых бомб, сброшенных "крабами" и ВВС янки, эти ракеты все еще летают. Может показаться, что мы эту войну уже и по-о-о-одшили, но это не так. Вы знаете это. Я знаю это. Если ракеты с зариновой начинкой начнут падать на Тель-Авив или Иерусалим, мы все можем возвращаться домой, потому что израильтяне будут роиться в этой пустыне как мухи на дерьме. И тогда больше не будет никакой чертовой Коалиции, и этот тряпкоголовый ублюдок победит. Вот так.

Роджер помолчал, глядя на каждого из нас по очереди.

— Сегодня у нас есть шанс сделать так, что бы этого никогда не случилось. Так что, давайте по-о-о-орвем "Виктор Два" к чо-о-о-о-орту, а?

Затем он распустил нас.

Роджер дал нам много пищи для размышлений, но именно Газза больше всего занимал нас, когда мы благополучно возвращались к машине.

— Что, черт возьми, все это значит? — спросил Джефф. — Вся эта чушь об гражданских и сопутствующем ущербе?

— Я понятия не имею. — ответил я. — Парень стоит в стороне в течении большей части десяти дней, а потом приходит с этим дерьмом. Вау.

— Десять дней сдерживаемого дерьма это слишком много, что бы сорваться с твоей груди за один раз — сказал Ник, разливая чай по нашим кружкам.

— Что за чушь насчет твоей груди? — спросил Том.

— Отвали. Ты знаешь что я имею ввиду.

— Это была типичная речь чертова Руперта — сказал Джефф. — Они всегда пытаются оправдать свое существование. Вот в чем все дело. Парень хотел, что бы его запомнили, до того как наступит время сделай-или-сдохни.

— Да, но зачем болтать о гражданских? — сказал я.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Том.

— Я имею ввиду, когда я вхожу в комнату и вижу трех парней, наставляющих на меня оружие, последнее что мне нужно, это дебаты в моей голове о том, является один из них гражданским или нет.

— Да, я понимаю, что ты имеешь ввиду — сказал Том, кивая головой. — Это сеет семена сомнения.

— Эй, не позволяй этому докучать тебе — просиял Ник, раздавая чай. — Мы же команда. Сегодня ночью мы надерем им задницы.

Я уставился на это огромную чертову ухмылку и был рад, что этот гигант на нашей стороне.

— Правильно, — сказал я. — Мы же команда.

Я посмотрел на Джеффа, он он оставался невозмутимым.

— Сегодня ночью не высовывайся. — сказал я, стараясь говорить как можно тише.

— Да, — ответил он, глядя в свою кружку и глубокомысленно кивая, — у Тони отвратительный водитель.

Потом он поднял глаза и злобно ухмыльнулся.

— Почти такой же плохой, как ты, Том.

— Гребанный киви-дерьмофрукт.

Мы сидели, все четверо, спиной к машине, потягивая чай, пока солнце омывало наши лица. Через минуту-другую подготовка начнется всерьез.

Мне потребовалось некоторое время, что бы выкинуть из головы слова Газзы. На этом все должно было закончиться. Но без нашего ведома, его слова вернуться и будут преследовать нас еще до наступления ночи.

Последние несколько часов после полудня мы проверяли и перепроверяли наши машины перед сигналом к отъезду. Нужно было еще многое сделать. Все не-необходимое снаряжение и запасы были сняты с боевых машин и перегружены в "Унимог". Сюда входили все наши запасы воды, топлива, пайков и боеприпасов. То что выгружалось и то, что оставлялось, решалось демократическим обсуждением. Том, Джефф, Ник и я обсуждали ценность в бою каждого маленького предмета, прежде чем поднять большой палец вверх или вних.

Некоторые вещи из снаряжения удалялись несмотря ни на что. Например, наши ракеты ПЗРК "Стингер". Если бы кто-то из нас попал в плен, янки бы не поблагодарили нас за то, что мы позволили им попасть в чужие руки.

Мы также сняли "Бергены" и уложили их на "Унимог". Вместо них мы положили более легкие и компактные патрульные рюкзаки. Они содержали предметы первой необходимости для беглеца, такие как респиратор, пару сухих пайков, запасную флягу с водой, ручной GPS навигатор "Магеллан" и штаны от комплекта РХБЗ. Последние были не столько на случай бомбы с сибирской язвой, сколько для выживания в экстремально холодную погоду. На дне моего собственного рюкзачка я положил свой маленький коротковолновый радиоприемник. Это был очень личной выбор. Дело не только в том, что я помешан на новостях. Когда ты находишься в трехстах милях от любого места, приятно знать все мелочи, которые имеют значение: например, что война стала ядерной, или что она закончилась.

Как только мы избавились от ненужных вещей, мы перепаковали оставшиеся. Это стало привычным ритуалом с тех пор, как мы перешли на вражескую территорию, но сегодня за стараниями парней проглядывало особое отношение.

Мы также позаботились о дополнительным боеприпасах для нашего оружия поддержки. В нашем случае это была пара дополнительных магазинов для Mk19. На других машинах, где были .50-е, они были с уже установленными 200 патронными коробками, а рядом с ними — еще одна, уже подготовленная к заряжанию. То же самое относилось ко всем нашим единым пулеметам.

Парни с "Миланом" уже зарядили ракету в пусковую трубу и подготовили несколько запасных, что бы были под рукой.

По ходу дела, 110-е все меньше напоминали боевые машины, и все больше линейные корабли, с оружием и боеприпасами в каждом углу и щели их корпусов. Тем временем, "Унимог" рос как праздничный костер. Когда мы закончили с нашей машиной, я подошел на него взглянуть.

Я обошел машину сзади и увидел Джорджа, который возился с концом длинной проволоки, свисавшей с транца.

Он поднял голову и прикрыл ладонью глаза от заходящего солнца.

— Привет, Кэмми. Как дела, дружище?

— Мы закончили, — сказал я. — Как насчет тебя?

— Более-менее.

Он кивнул на полностью загруженную машину снабжения, возвышающуюся над ним.

— А ты что думаешь?

Я присел на корточки рядом с ним и принялся изучать его работу. Поскольку цель была большой, у нас не было лишних людей, что бы охранять "Унимог". Мы знали, что ничто из того, что мы сможем сделать, не скроет этого перегруженного монстра, поэтому мы быстро приняли решение: мы сложим на него всю оставшуюся взрывчатку, так что если иракцы его найдут, пока нас не будет и решат отправиться покататься, это будет последним, что они когда-либо сделают.

— Мило — сказал я, похлопывая по противотанковой мине, на которую он наносил последние штрихи. — А остальное барахло — заряды для цели?

— Все с запасом.

Я заметил, что он необычайно молчалив.

— Что ты думаешь, Джордж? Я имею ввиду, о сегодняшней ночи.

Он посмотрел на меня.

— Кусок дерьма, Кэм.

Он усмехнулся, но что-то в его глазах умерло.

— Ты же видел это место, дружище. Ты мне скажи.

Вопреки моему здравому смыслу, я вообразил команду подрывников, пробивающуюся вниз по лестнице бункера, с летающим вокруг них дерьмом. Это было больше похоже на работу антитеррора при зачистке зданий, которая была возложена на нас дома. Захватить место, где полно заложников и плохих парней — это одно, но убить противника, сконцентрироваться на том, что бы не быть убитым самому и одновременно выполнить свою работу подрывника — это другое. Как человек, который сделал и будет размещать заряды, Джордж будет в самой гуще событий.

— Не беспокойся, — сказал я, вставая, что бы уйти. — Просто будь осторожен, там, внизу.

Я побрел обратно, к нашей машине и увидел, что парни проверяют личное оружие, а Ник любовно смазывает и пересмазывает свой Mk 19. Это было зрелище, которое я видел дюжину раз с тех пор как прибыл в Ирак в качестве незваного гостя Саддама. Так почему же все на этот раз выглядело по другому?

Никаких разговоров. Не было никакой обычной болтовни. Это заняло у меня секунду или две, не больше.

Ник поднял голову и увидел меня.

— Что случилось?

— Ничего — ответил я. — Тихо здесь, слишком тихо.

Он усмехнулся.

— Похоже, пришло время для чая. Пойду, займусь им.

Десять минут спустя, сидя вместе с ребятами возле машины, я попытался расслабиться, но тут же почувствовал, что мне не по себе.

Разговор все время возвращался к атаке. Все приготовления были сделаны и каждый знал, что он должен делать. Но все еще оставались много вещей, которые могли пойти не так. Я заверил Тома и Ника, что разведка была проведена дерьмошляпами и это сокращает шансы на то. что были допущены серьезные промахи.

— Кэмми, ты говоришь о тех самых дерьмошляпах, которые возили нас на экскурсию по гребаному иракскому автобану? — сказал Том. — Ну вот теперь я обеспокоен.

Следующий час или около того, мы провели приводя в порядок наши машины, прежде чем убрать сети. Затем мы вчетвером сели и проверили наши патрульные рюкзаки. Их состав в значительной степени зависел от конкретного человека. Для меня это были самые необходимые вещи, такие как компас, мой маленький коротковолновый радиоприемник (на случай химической или ядерной войны), мой уложенный в жестянку из-под табака набор для выживания, еда, вода и сигареты. Когда мы были удовлетворены, мы забросили наши "Бергены" в "Унимог" и повесили патрульники на наши 110-е. Наконец мы сели в кружок и принялись обсуждать, куда мы направимся, если дерьмо попадет в вентилятор.

— Ну, конечно Саудовская Аравия — сказал Ник. — Она ближе всего.

— Нет, ответил Том, — это наверняка Сирия.

— А как насчет Иордании? — спросил Джефф.

Мы подумали, что пришло время проверить карту. По правде говоря, особой разницы не было. Мы находились примерно на равном расстоянии от всех трех. Мы еще немного подумали, а затем перешли к серьезному разговору.

— Ну, я думаю, Саудовская Аравия это дерьмо — сказал Том. — Никакой выпивки, никаких пташек и никаких чертовых дискотек.

Мы согласились. Саудовская Аравия отпадала.

— А как насчет Сирии? — спросил я.

— А ты когда-нибудь видел Сирию, в "Жаль что тебя здесь нет"? — сказал Том.

Хороший вопрос. Мы отрицательно покачали головами.

Итак, осталась Иордания. Даже не смотря на то, что она отчасти была связана с Саддамом, никто из нас там никогда не был, и пляжи должны были быть довольно хорошими.

Мы выбрали Иорданию.

Когда шутки стихли, я почувствовал потребность что-нибудь сделать и решил приготовить всем тушенки — небольшой деликатес, который я называл "грязью". Я выковырял несколько рационов и жестянок с мясом из нашего продуктового ящика в корме машины, когда Том подошел к ее передней части. Он достал карту маршрута и на мгновение задумался.

Мы занялись некоторыми подробностями о маршруте и готовящемся нападении — мне казалось, что все это записано на пленку. Но у него с собой была жестянка с табачком и несколько припасенных самокруток, так что мы болтали, курили и снова перебирали наиболее заметные места. Через некоторое время я попытался вернуться к своей тушенке, но тут подошел Джефф, держа по паре кружек в каждой руке. Я извинился, но он тоже обрушил на меня шквал вопросов, я и почувствовал себя обязанным остаться, выслушать и ответить на его вопросы один за другим. Так прошел целый час. Потом подошел Ник с широкой улыбкой на его тупой морде и объявил, что жратва готова.

— Если это будет наш последний ужин — сказал он, зачерпывая ложкой шмат мяса — то последнее, что мы хотели бы запомнить, это то неописуемое дерьмо, которые ты готовишь, Кэмми.

Притворившись, что мое самолюбие уязвлено, я заставил их согласиться на то, что когда все закончиться, следующий ужин будет за мной.

После жратвы каждый из нас провел немного времени в одиночестве. Некоторые нашли в себе силы немного отдохнуть перед отъездом, другие как и я, проверяли и перепроверяли свое личное снаряжение. Я снова прошелся по своему патрульнику, убедившись что там есть все необходимое, если придется драпать. Затем я лег рядом с машиной и позволил себе несколько минут поразмыслить.

Без сомнения, нам предстояло серьезное дело. Тридцать человек против хорошо защищенной цели. Шансы говорили, что некоторые из нас могут уже не вернуться, но так тому и быть.

Что бы ни случилось, я знал что мы дадим этим уродам прикурить.

Я вспомнил последние слова Гарри Тейлора, когда спускался с Гималаев. В десятках мнимых непредвиденных обстоятельств, которые мы планировали, коротая часы, пока я грыз удила, в ожидании возвращения, мы никогда не предполагали ничего подобного. Как бы ни был велик риск, я знал, что Гарри отдал бы свои глазные зубы, что бы пойти с нами.

Я подумал о Джейд и детях в Херефорде. Я ничего не писал и не получал с тех пор, как отправился в Залив — никто из нас не получал. У меня даже не было фотографии. Я переправлялся в Ирак — как и все мы — без каких-либо личных вещей, которые могли бы быть использованы против нас, если бы нас схватили.

Там не было никаких неясностей. Если со мной что-нибудь случится, Джейд и дети будут в порядке. В большинстве случаев перед операцией у тебя слишком много забот, что бы думать о людях, которых ты оставил позади. Но в ту ночь, под холодным иракским небом, я почувствовал необходимость сказать ей что-нибудь.

Я сел и написал прощальную записку на обороте бланка передачи сообщения, сообщая ей гдея был и почему я писал. Я действительно не знал, что еще сказать.

Оглядевшись вокруг в поисках вдохновения, видел, что некоторые другие ребята делают то же самое: сидят в одиночестве или идут в пустыню, что бы попинать песок и убрать эти последние случайные вещи из своей головы, пока еще не слишком поздно.

Я приклеил письмо скотчем к внутренней стороне своего "Бергена" и оставил его вместе с другими вещами, которые были уложены в "Унимоге". Может быть, кто-то найдет его, если ничего не получится, может быть и нет. В любом случае, я надеялся на лучшее.

Мы выехали незадолго до наступления темноты, наши 110-й и машина Тони были впереди. План состоял в том, что бы добраться до цели к полуночи, что бы дать нам достаточно времени на быструю окончательную рекогносцировку, прежде чем все окончательно пойдет наперекосяк в мертвые часы между часом и тремя.

Глава десятая

Пересечь автостраду удалось без происшествий, поэтому мы двинулись на север, придерживаясь стандартной схемы подхода к цели: машины выстроились в колонну друг за другом, остановились, осмотрели местность впереди с помощью наших ночных монокуляров и тепловизоров, продвинулись, снова остановились.

По мере приближения к цели, небо становилось ярче. Это было то, чего я не заметил прошлой ночью. Вокруг автострады было много света, и огни усеивали пустыню как светлячки, когда мы наконец увидели ее. Но эта яркость была чем-то другим, или мне так показалось. Я сказал об этом остальным, но они не увидели в этом ничего нового или примечательного. Поэтому я отодвинул это на задний план, сосредоточившись на том, что происходит с нами сейчас, в реальном времени.

Приблизившись к периметру из сетки, мы обнаружили грунтовую дорогу, не отмеченную на наших картах. Мы остановились. Казалось, она вела в том направлении, куда мы собирались отправиться. Тони спешился и некоторое время осматривал колею, пока Фрэнки и Базз сканировали местность через свою оптику.

Ночь была совершенно неподвижной. Здесь не было ни малейшего дуновения ветерка. Время от времени где-то вдалеке лаяла собака. Пустынные собаки охотятся стаями вокруг обитаемых мест, так что я не был чрезмерно встревожен. Но у меня мелькнула мысль, что на самой цели и вокруг нее могут быть сторожевые псы, и мы это упустили.

Я покачал головой и вышел из машины, убеждая себя иметь дело с фактами, а не с пустыми домыслами.

Я подошел к 110-му Тони. Роджер и Алек тоже подошли.

Двигаться по дороге, пешком или на машине, это не то решение, которое мы принимаем легко. Засада это постоянная опасность. Однако в этот раз, мы пришли к выводу, что из-за того, где мы находимся — в таком месте, где враг нас никогда не ждет — стоить рискнуть. Ехать по дороге на машинах было легче и производило гораздо меньше шума. Пока что все шло хорошо.

Мы пригнулись пониже, просто на случай, если какой-нибудь зоркий иракец был тут, наблюдая за горизонтом.

— ОК, — прошептал Роджер. — Время для ближней разведки.

Он посмотрел на Тони и Алека.

— Мы пойдем туда и посмотрим, что можно увидеть. Мы возьмем с собой Джорджа, Газзу и Фрэнка.

— И надолго? — спросил я.

— Я не знаю. Минимум тридцать минут. Может быть, около часа. Надо найти подходящее место для точки сбора на дороге. Где-нибудь, где вы можете подождать, пока нас не будет. Если вы услышите выстрелы, это сигнал. Пошел, пошел, пошел. Если вы будете скомпрометированы, устраните угрозу и двигайтесь прямо на цель. Делаем чо-о-о-ортово дело.

Мы разделились и вернулись по машинам. Затем, я услышал в темноте знакомый рефрен:

— Противник? Никаких чо-о-о-ортовых проблем. Мы их по-о-о-ор-вем к чо-о-о-орту.

Дерьмо. И ведь все так хорошо шло.

Примерно в 300 метрах от периметра мы съехали с дороги и остановились. Команда разведчиков собралась в темноте и отправилась вперед пешком. Мы смотрели им вслед, пока они не скрылись из виду за холмистой местностью.

Вот сейчас адреналин действительно пошел. Так или иначе, мы были связаны обязательствами. Если бы сейчас что-нибудь случилось, мы бы сразу же начали действовать, из всех стволов, пан или пропал.

Никто из нас не надеялся, что до этого дойдет.

Пока разведгруппа отсутствовала, остальные ждали. Наши пять машин стояли в стороне от дороге, припаркованные бок о бок, с выключенными двигателями. Большинство парней неподвижно сидели в своих машинах. Вдалеке снова послышался лай пустынных собак. Мы навострили уши и прислушались, но лай быстро затих и мы снова успокоились.

Мы провели следующие десять минут не проронив и слова. Поскольку все мы были настороже, достаточно было просто сидеть там, настраиваясь на окружающие нас звуки: скрипы автомобиля, позванивание и постукивание остывающих двигателей, слабое потрескивание от пролетающего высоко над головой реактивного самолета.

Через пятнадцать минут, не слыша никакого признака драки у цели, мы заставили себя расслабиться. Ник, Том и я начали тихо болтать. О футболе, гоночных машинах, пташках, пиве. О чем угодно, лишь бы снять напряжение.

А потом мы услышали шум двигателей. Где-то между нами и целью двигалась машина. И она приближалась.

Я услышал как кто-то прохрипел:

— Подъем, подъем.

Позади меня Ник выругался и начал действовать. Я услышал звук — "керк-клунк", когда он передернул рычаг взвода и развернул Mk.19 на 180 градусов.

Черт. Похоже все это дело шло к развязке.

Машина выехала из-за поворота дороги в пятидесяти метрах от нас. Это был автобус, направлявшийся к нам полным ходом, с включенными огнями. На мгновение все замерли. Бежать и прятаться было некогда. Проклятая штука была уже почти над нами.

Наши 110-е стояли на обочине дороги. Некоторые из нас были в машинах, некоторые стояли вокруг них. Когда автобус приблизился, мы увидели людей на борту — всего около двадцати человек, почти наверняка солдаты из района цели.

Наши чувства были так тонко настроены, что мы перешли в автоматический режим. Мы прикрыли наше оружие, но не так, что бы явно. Я держал свое свободно и небрежно под шемагом. Двадцать четыре пары глаз уставились на автобус. Мой палец инстинктивно сжался на спусковом крючке. Ждем-ждем-ждем. Я знал, что мы уже держим ситуацию под контролем, но это не остановило холодный шар, застрявший у меня в животе и портящий рагу Ника.

Я видел выражение лиц иракцев, когда автобус прогрохотал мимо. Мне потребовалось мгновение, что бы понять, что на данный момент опасность миновала.

Я посмотрел на Тома и никто из нас не произнес ни слова. Я достал самокрутку из его жестянки с табаком. Мы оба сделали несколько хороших затяжек.

— Черт возьми, это было близко, — сказал он наконец.

Ник ссутулился над своим местом в корме машины. Я видел как подрагивает его голова, так только Ник делал головой, когда он был готов взорваться.

Я встал и пошел к другим "Лендроверам". Все уже начали спускаться вниз.

— Они думают, что долбаные арабы, — сказал Тафф. — Давайте будем немного убедительнее.

Он уже поднял капот и двое парней склонились над мотором. Все вместе мы заставили себя изобразить более спокойную картину. Мы курили, болтали, ждали.

Передышка была недолгой. Мгновение спустя из-за поворота вынырнул чертовски большой экскаватор.

— Это место становится похожим на чертов Клэпхемский перекресток, — сказал Том.

— Я смогу с этим жить — сказал Ник, скрипя зубами, — при условии что этот гребаный урод не остановится.

Он этого не сделал. Когда он пропыхтел мимо, некоторые из нас даже ухитрились помахать ему рукой.

Мимо нас проехало еще несколько машин. Никто из сидевших в них, казалось, даже не глядел на нас, но где-то в глубине моей головы зазвенел тревожный колокольчик. Для горстки людей здесь было очень оживленно.

Я не знал, сколько еще мы можем продолжать эту шараду. Мы и так здесь уже слишком долго торчали. Пора было отправляться в путь. Я взглянул на часы. Прошло уже больше часа с тех пор, как ушла разведгруппа. Где же они, черт возьми? Неужели что-то пошло не так? В самом худшем случае, может быть, все они, черт бы их побрал, попали в плен?

Слава Богу, через несколько минут они появились.

Роджер выделил меня из толпы.

— Момент "штабных" — сказал он низким хриплым шепотом.

Мы вчетвером собрались в круг.

— Что случилось? — спросил я. — Что произошло?

— Меняем чо-о-о-ортов план — сказал Роджер. — Это место было разбомблено к чо-о-о-орту.

— Что?

— Ты слышал. Цели нанесли визит проклятые Королевские Военно-воздушные силы. Или, что более вероятно, чо-о-о-ортовы янки.

Мне потребовалась секунда, что бы понять о чем говорит Родж. Я не знал, обвиняет ли он нас в том, что мы провалили рекогносцировку, или говорит что работа сделана и мы можем идти по домам.

— Должно быть, это произошло между прошлой ночью и сегодняшней — сказал Том, быстро заполнив пробелы.

— Часть забора и стены по периметру разрушены, а главное здание повреждено.

— Вот тебе и гребанный разведкорпус — заметил Алек.

— Зеленые Сопли — сказал я, — никогда им нельзя доверять.

— Да, — добавил Тони, — так что будем надеяться, что у них больше не будет для нас никаких чертовых сюрпризов.

Я повернулся к Роджеру.

— А в чем суть дела?

— Зданию хорошо досталось. Обломки и прочее дерьмо валяются повсюду. Мы даже не найдем дверь, не говоря уже об том, что войти. Но тот, кто это сделал, сделал свою работу не очень хорошо. Мачта и ее тарелки все еще стоят и работают.

Это объясняло свет и машины, с которыми мы столкнулись. Скорее всего, автобусы везли ремонтные бригады. Они работали круглые сутки под рядами дуговых фонарей, что бы снова запустить это место.

Итак, мачту нужно было свалить.

Если бы "Виктор Два" был раненым животным, взорвать ее было все равно что отрубить ему голову. Мы не могли рисковать. Мы должны были быть уверены в этом. Роберт быстро обдумал, как новый сценарий повлияет на подрывную команду. На первый взгляд, их задача упрощалась, так как им больше не надо было пробиваться в бункер. Вместо этого, вся наша взрывчатка будет сосредоточена на коммуникационной мачте. Роджер доложил о нескольких машинах в районе цели и вокруг нее, но мы посчитали, что их недостаточно, что бы создать какие-либо проблемы. Когда Роджер закончил, я помчался обратно и кратко их проинструктировал. В конце-концов, я почувствовал беспокойство. Что-то было не так. Чего-то не хватало. Впервые, я не мог поднять свой палец за него. А потом я все понял.

Когда мы проезжали мимо машины Роджера, я остановился и крикнул.

— Эй Роджер, мы все еще рвем их или как?

— Нет, — ответил он, с трудом сдерживая смех, — мы пожимаем их чо-о-о-ортовы руки.

Последний кивок, мгновенный зрительный контакт с другими парнями, и мы разделившись, двинулись прочь.

Три машины моей секции, группы огневой поддержки, направились на север и восток, к позиции, откуда мы могли обеспечить наш прикрывающий огонь. План предусматривал, что две другие машины с подрывниками и штурмовой группой, выйдут через четыре минуты и будут держаться правее от нас.

Мы крадучись двинулись в перед. Как только мы сошли с дороги и начали продвигаться на восток, то заметили слева от себя большую насыпь.

Прижавшись к земле под ней, мы не высовывались над горизонтом, поэтому мы медленно вошли в ее тень и оставались там как можно дольше.

Наши глаза метались между насыпью и целью справа от нас. На насыпи никого не было и цель казалась спокойной. По крайней мере, визуально было тихо. Из-за низкого шума двигателя "Лендровера" было ничего не слышно. В конце-концов, мы оставили укрытие насыпи позади, пересекли небольшое холмистое поле и остановились на нашей позиции. Мы заглушили двигатели и осмотрелись.

Три "Лендровера" стояли в ряд, на расстоянии пяти метров друг от друга, каждый под своим углом, что бы прикрыть угрозу с нашей стороны и с фронта. Машина Криса, та что с ракетной установкой "Милан", была справа, моя с Mk.19 была в середине и Тони с .50-м слева.

Земля между нами и "Виктор Два", теперь не более чем в 300 метрах, была ровной и открытой. Мы могли разглядеть мачту и машину противника перед ней. За машиной, у основания мачты, находилось здание, попавшее под удар бомбардировщиков. Оно лежало в руинах. Перед нами, всего в двухстах метрах, стояла группа кирпичных зданий. Мне не понравился их вид, но я решил, что было поздно что-то предпринимать. Если там были солдаты, мы бы справились с ними, когда понадобится.

Справа от цели двигалась еще одна машина противника, а чуть дальше было небольшое здание. Я видел, что оно было близко к точке, где должны были развернуться машины группы непосредственной огневой поддержки.

Мы устроились поудобнее и стали ждать. Машины ГНОП теперь должны были быть в пути. Мы высматривали их как сумасшедшие, но не могли их увидеть. Я надеялся, что это означает, что они все еще за насыпью. Вдалеке мы снова услышали лай собак. В остальном же пустыня была необъятной, освещенной звездами и безмолвной.

Справа от меня Том потирал руки. Позади себя, я услышал треск костяшек Ника, когда он разминал пальцы, готовясь к бою.

— Как у тебя дела? — спросил я Тома.

— ОК, — натянуто ответил он. — А у тебя?

Я хмыкнул и снова поднял оптику. Теперь я мог видеть две машины ГНОП. Я прищурился, пытаясь добиться лучшего разрешения. Когда штурмовая группа и команда подрывников высадились, на мгновение поднялась суматоха, а затем наступила тишина, когда две машины ГНОП, как и мы, остановились и стали ждать.

Я посмотрел вперед, пытаясь разглядеть наших парней, когда они пересекали открытое пространство перед целью, но ничего не увидел. Матрицы были достаточно хороши для захвата машин, но им не хватало мощности, что бы распознать солдат, крадущихся на самом краю радиуса действия системы. Именно тогда я понял, что вражеская машина на дальнем правом фланге будет хорошо видна нашим парням, когда они будут пересекать площадку перед мачтой. Я знал, что штурмовая группа засекла ее, но надеялся, что машина все равно будет пустой. Это сделает жизнь проще для всех, включая противника.

За вражеской машиной и вышкой, мерцали огни в комплексе, который в прошлую ночь напомнил мне Росс-он-Уай. Теперь я видел, что это большой лагерь, полный палаток. Однако, находясь в примерно в 500 метрах от мачты, я надеялся, что она находится достаточно далеко, что бы не попасть в перестрелку, пока мы не уйдем или не будем готовы к отходу.

Я прекратил наблюдение. Нам больше ничего не оставалось делать, кроме как ждать.

Секунды тикали, превращаясь в минуты.

Мы напрягли слух, но ничего не слышали.

Я взглянул на часы. Время двигалось с нереальной скоростью. Мы пробыли здесь всего пятнадцать минут. Казалось, прошел час.

Я как раз позволил себе предаться надежде, что подрывники установили свои заряды и движутся прочь от цели, когда раздался залп из трех выстрелов, за которым, мгновение спустя, последовала яростная пулеметная очередь со стороны мачты.

Разумеется, я узнал о случившимся позже, но события на другой стороне зоны цели быстро развивались своим ходом, вскоре после того как штурмовая группа была высажена двумя машина ГНОП.

Оказавшись в пределах видимости цели, Роджер, Алек, Базз, Фрэнк и Газза выскользнули из "Лендроверов" и крадучись направились к мачте. Они не успели далеко уйти, как поняли что у них возникли проблемы.

Одно из зданий, отмеченных при проведении ближней разведки, теперь было со всей ясностью опознано как караульное помещение. Кроме того поблизости имелись два бункера, которые никто не засек. Хуже всего было то, что находившийся по правую руку от машин перед мачтой был занят. Об этом они могли судить по быстрому сканированию с помощью тепловизора, который теперь показывал по крайней мере, два тела внутри.

Они поспешно посовещались. Если у команды подрывников был хоть какой-то шанс заложить взрывчатку, ей нужно было время. Лучший способ обеспечить это время, по мнению группы, состоял в том, что бы как можно дольше не допускать шума в ходе операции.

В отличии от некоторых фильмов, у нас нет бесшумного чудо-оружия, которое может уничтожить дюжину плохих парней всего лишь с соответствующим количеством покашливаний.

Штурмовая группа знала, что если только иракцы в грузовике не бодрствуют, то есть хороший шанс для подрывной группы протащиться мимо него.

Они поняли, что у них нет выбора кроме как забросить людей внутрь, предпочтительно без единого выстрела.

Пока команда подрывников перемещалась, преимущественно ползком, Фрэнк и Газза свернули к машине. Фрэнк — большой, опытный и страшный — шел впереди, а Газза следовал по пятам. Они бежали по открытой площадке перед мачтой, то и дело останавливаясь, что бы присесть и прислушаться. Они подошли к слепой стороне машины, остановились на мгновение, что бы перевести дыхание, а затем прижали уши к брезентовому навесу.

Ничего. Все тихо.

Затем Фрэнк жестом попросил Газзу прикрыть кормовую часть машины, пока он будет осматривать кабину.

Он бесшумно двинулся вдоль борта к пассажирской двери. Кабина была слишком высокой, что бы заглянуть внутрь. Держа свою М-16 в правой руке, он потянулся левой, схватился за ручку и потянул дверь на себя.

Фрэнк вскочил на подножку и ткнул оружием в бок сидевшего внутри солдата. На него уставилась пара глаз, широко раскрытых от удивления и ужаса. Фрэнк приложил палец к губам.

У него была доля секунды, что бы изучить пленника. Иракец был мальчишкой, не более восемнадцати-девятнадцати лет. Он был один. Фрэнк прижал палец к губам и еще раз ткнул его стволом винтовки, что бы напомнить, что сопротивление бесполезно.

Но мальчик был либо очень храбрый, либо очень глупый — или, что более вероятно, он запаниковал. Его рука метнулась к его винтовке, лежавшей рядом с ним на скобах.

У Фрэнка не было выбора. Он выстрелил в него три раза.

На несколько коротких мгновений в пустыне воцарилась тишина. Затем, Газза поднялся на транец и выпустил в кузов весь магазин. "Виктор Два" пошел шумно, и еще как.

— Это разбудило ублюдков — сказал Том, когда закончилась вторая очередь. Он вскочил на корму машины, готовый утолять ненасытный аппетит гранатомета Mk.19.

В первых выстрелах была дисциплина, в последующих нет. Итак, мы все предположили, что бой уже начался. Наши глаза отчаянно напряглись в поисках признаков реакции со стороны иракцев, но несмотря на то, что началась явная перестрелка перед мачтой, последовал еще один период тишины.

Вдалеке снова залаяли пустынные собаки. Звук донесся из палаточного лагеря. Это было вопросом всего лишь нескольких секунд, прежде чем эта штука взорвется. Мы затаили дыхание и задержали наш огонь.

И все же, ничего не происходило. Затем внезапно, началось движение: люди бежали между зданий к нашему фронту, дистанция 200 метров.

— Том, Ник — закричал я.

— Есть — ответил Ник с пугающим спокойствием. Тишину разорвала вспышка из дула Мк.19.

"Кербум".

Я открыл огонь из единого пулемета, быстрыми, короткими очередями, осознавая теперь, что наша машина дрожит и раскачивается, когда Том и Ник начали забрасывать здания гранатами. Ник выжимал из него все, что мог. Том проверял подачу ленты, готовясь в любой момент подать новую коробку с боеприпасами. Каждые пару секунд, он высовывался и делал несколько прицельных выстрелов из своей М-16.

Все это происходило в футе над моей головой.

Шум был просто невероятный. "Бум-бум-бум", когда гранаты вылетали из Mk.19 со скоростью 300 выстрелов в минуту; резкое грохочущее стакатто .50-го с машины Тони слева от меня. Я думал, мои барабанные перепонки лопнут.

Моя первая очередь из единого пулемета срезала солдат у зданий. Я видел тела во вспышках взрывов Mk.19 и искры от рикошетов пуль 50-го, когда пули отскакивали от стен.

Я прекратил стрелять и быстро осмотрелся через ночной монокуляр. Я видел, как еще больше иракцев пригнувшись, ползли к нам.

Вспышки их оружия расцвели в моем визоре. Я убрал монокуляр и снова открыл огонь из пулемета. А потом по ним начал молотить .50-й. Мы уже добились неплохих успехов, когда вдруг слева от меня все стихло. В первую секунду я не мог понять, что же произошло. Затем, перекрывая треск моего собственного оружия, я услышал крик, от которого кровь застыла в моих жилах.

— Задержка!

И еще раз. Задержка. Это был Ливерпулец у своего .50-го. Я бросил быстрый взгляд через левое плечо. Там, где несколько мгновений назад этот праотец всех пулеметов изрыгал пламя и стрелял подобно отбойному молотку, теперь было тихо. 50-й был самой капризной сукой, из всего оружия, с которым я когда-либо сталкивался. Мы потеряли большую часть нашей огневой мощи и это было заметно.

Пули дождем посыпались на нас со стороны иракцев.

Как раз в тот момент, когда я думал, что хуже быть уже не может, серия громких взрывов разорвала землю перед нами, всего в двадцати метрах.

— Том, черт возьми, откуда это? — завопил я.

Казалось, они приближались сзади. Я резко обернулся и увидел вспышки с вершины насыпи, вдоль которой мы крались, приближаясь к цели. Сначала я подумал, что это наши ребята стреляют в нас. Насыпь была чиста как стеклышко, на ней не было никаких признаков противника, когда мы туда въезжали.

И тут меня осенило. Никого не было на ней. Но на другой стороне мог быть целый полк. Том и Ник, должно быть, получили сообщение с помощью телепатии, или может сами догадались об этом. Ник развернул Mk.19 и начал укладывать 200 патронную коробку в том направлении. Как только они это сделали, в моей голове промелькнула мысль: это невозможно. Здесь же должно быть не более тридцати иракцев. Тем не менее, казалось, мы попали на сбор Республиканской гвардии.

Передышка, вызванная залпом Ника по насыпи была недолгой. Через пару секунд сверху снова открыли огонь. Пули пробивали насквозь обшивку и со свистом отскакивали от нее, я быстро дал очередь из М-16, а затем вернулся обратно к пулемету, и позволил уродам впереди получить еще малость.

Эти ублюдки были повсюду. Земля перед нами кишела наступающими противником, так как иракцы максимально воспользовались задержкой .50-го. Мой единый пулемет едва справлялся.

Тогда я уже знал, что у меня будет плохой день в конторе.

Если нам было плохо, то и команде подрывников тоже. Роджер, Джордж, Алек и Базз уже ползли к мачте, когда сначала Фрэнк, а потом и Газза, начали стрельбу на весь комплекс. Их непосредственной реакцией было прижаться к земле и не высовываться.

Каждый член группы был с головы до ног увешан взрывчаткой. Детонаторы были вставлены, а шнуры прикреплены. Подрывная команда, по сути, представляла собой заряженную и готовую к взрыву ходячую бомбу из четырех человек.

— Черт — процедил Базз сквозь стиснутые зубы. — Если пуля найдет любого из нас, они даже наших чертовых носков не найдут.

В этот момент горизонт окрасился вспышками очереди из гранатомета Mk.19. Внезапно, повсюду полетели пули.

Подгоняемые хором проклятий и ругательств, команда подрывников подскочила как один и преодолела оставшиеся семьдесят пять метров до мачты на олимпийской скорости. Джордж и Базза проскользнули под балки, как пара бейсболистов, отправляющихся на хоум-ран и начали скидывать с себя взрывчатку. Роджер и Алек заняли позицию позади них, их М-16 были готовы встретить контратаку. Шальные пули рикошетили от башни сверху, попадания сверкали в темноте, как вспышки огнива. Другие пули впивались в землю у основания башни. В остальном же здесь было тихо и спокойно; по-видимому, их присутствие здесь оставалось незамеченным.

Пока Роджер и Алек продолжали комментировать происходящее вокруг, Джордж и Базз принялись за работу, прикрепляя заряды к каждой из опор мачты. У них ушло на это несколько минут, а потом Джордж крикнул что они закончили.

— Давай, — крикнул в ответ Родж. — Поджигай эту чо-о-о-ортову свечу и уходим отсюда.

Джордж поджег иницатор и шнур начал гореть. Они с Баззом показали Роджеру большие пальцы, поднятые вверх. Затем их группа приготовилась к рывку через территорию комплекса, к двум машинам ГНОП, которые должны были вывести их с цели. Вся надежда была на то. что Фрэнки и Газза уже там. В этот момент земля вокруг них взорвалась под градом пуль с насыпи.

— Господи Иисусе — крикнул Базз, когда они нырнули в укрытие за основание мачты из стали и бетона. — Откуда, черт возьми, еще и эти взялись?

— Не знаю, — сказал Джордж, — но у нас осталось меньше десяти минут до того, как все здесь взорвется и заберет нас с собой.

Роджер высунул носок ноги из-за стальной балки и ему едва не снесло ступню выстрелом.

Все четверо обменялись многозначительными взглядами. Никому не нужно было говорить ни слова. Позади них, не обращая внимания на всю эту драму, четыре огнепроводных шнура продолжали гореть.

Во время кратковременного затишья между залпами, сыпавшимся с насыпи, Базз взглянул на небо и сказал:

— Скотти, если ты там, наверху, дружище, то сейчас самое время взбодриться.

Я посмотрел налево и увидел, что Джефф отчаянно пытается помочь Ливерпульцу с заклинившим .50-м. Тони и я делали все возможное что бы прикрыть их длинными очередями из наших единых пулеметов, но уроды продолжали наступать на нас словно зомби из "Ночи живых мертвецов".

Сверху и позади меня Нику пришлось делить огонь между ублюдками на насыпи и противником с фронта. Вдобавок ко всему, мы оказались под обстрелом из остальных частей комплекса. Если бы у меня было время подумать об этом, дерьмо текло бы из меня рекой, но страх был роскошью, на которую у нас не было времени. Если бы мы на мгновение дрогнули, они были бы уже возле нас.

Короче говоря, они были повсюду.

Последний обстрел Ника по фронту, казалось, несколько ослабил давление с этой стороны. Последовала серия взрывов и большинство иракцев упали на землю. Я тем не менее, увидел еще несколько дульных вспышек, так что выдал добрую длинную очередь из пулемета, с трассерами один к пяти, надеясь что вид светящихся пуль заставит тех, кто еще не опустил головы, задуматься, так ли они хотят получить медаль посмертно.

К сожалению, было очевидно, что большинство из них так и поступило.

Но потом мы получили столь необходимый перерыв. После того, как прошла целая жизнь, .50-й внезапно вернулся в бой. Ливерпулец и Джефф начали стрелять как одержимые, пытаясь наверстать упущенное. Иракцы у нас по фронту теперь оказались под обстрелом .50-го и двух наших 7,62-х единых пулеметов, обрушивающихся на них одновременно. Примерно каждые десять секунд, мы получали дополнительную помощь от Ника и Mk.19.

Как раз в тот момент, когда нам показалось, что мы начинаем производить какое-то впечатление, в воздухе над нами раздалась оглушительная очередь, и у нас над головой пронесся заряд из чего-то, подозрительно напоминающего скорострельную зенитную пушку.

— А это-то еще откуда взялось, нахрен? — заорал я.

— Похоже, из-за палаточного городка — прорычал в ответ Ник.

Он развернул большой гранатомет, готовый дать по новой угрозе несколько очередей, когда трассеры описали дугу и сместились вправо. Струя из них врезалась прямо в 110-й Криса.

Мы втроем могли только с ужасом смотреть, как зенитные снаряды крушат турель "Милана" и все на своем пути. Эйч и Крис, сидевшие на корме и стрелявшие по насыпи позади нас, казалось, вылетели из машины.

На мгновение я растерялся, не зная что делать. Я хотел помочь, но любое уменьшение нашей огневой мощи позволит врагу захватить нас. В любом случае, я не был уверен, что от них что-то осталось. Я никогда не видел, как в человека попадает 57-мм снаряд, но был чертовски уверен, что не будет приятным зрелищем.

А потом вдруг, как по волшебству, они оба выпрыгнули с другой стороны своей машины и снова открыли огонь.

Мое чувство благодарности было очень коротким. Огонь велся по фронту. Еще больше сзади. Зенитка обстреливает нас из глубины. Бой погружался в хаос. Каждая из наших оружейных систем поливала огнем во всех направлениях, но этого все равно было недостаточно.

Я оглянулся и крикнул Тому:

— Как там твой комплект выживания, дружище?

Он знал о чем я говорю. Еще до наступления утра, те из нас, кто остался в живых, скорее всего разбегутся на все четыре стороны, отправившись в Сирию, Иорданию или еще Бог знает куда.

Я получил ответ, которого не ожидал:

— Кэмми, что там с дерьмошляпами, которых я видел за .50-м?

Черт с ним, подумал я. Этот парень когда-нибудь сдается?

Если мы собираемся пройти через это, нам нужно подумать о том, что бы уходить от цели — прямо сейчас. Чем дольше мы будем здесь торчать, тем больше шансов что их резервные части подтянутся и возьмут все под свой контроль.

Проблема была в том, что у нас не было никаких известий от группы подрывников, что бы убедиться в их отходе от цели. В каждой машине была установлена рация, но Эйч, низко согнувшись в машине Криса, с рацией на спине, работал непрерывно, пытаясь связаться с подрывниками.

Я завопил:

— Эйч, как дела?

Он поднял глаза и покачал головой.

Я быстро прикинул. Наш огонь с этой позиции в значительной степени выполнил свою задачу. Иракцы держались от нас на расстоянии. Если мы останемся здесь дольше, то станем мертвым мясом. Залп зенитки, накрывший машину Криса, служил нам тревожным сигналом для буги-вуги. В этот момент прицельный огонь с машин ГНОП накрыл вершину насыпи, обеспечив желанную передышку. Я крикнул Тони и Крису, что теперь самое время двигаться. Мы договорились отойти примерно на сотню метров, сделав кое-что, чего иракцы на насыпи не ожидают: пойти на сближение с ними, паля из всех стволов.

Мы расположили наши машины в стороне от основной концентрации войск вдоль насыпи. Дорога, по которой мы въехали в район цели была теперь совсем рядом. Все, чего нам не хватало — это приказа убираться отсюда к чертовой матери. В то время как Том бросился к Эйч, что бы помочь установить связь с подрывниками, остальные высыпали на насыпь, присоединившись к битве с противником.

Когда мы перевалили через гребень, мы поняли, почему "Виктор Два" оказался настолько вреден для здоровья. Под нами, в длинной траншее, протянувшейся далеко влево, было чертовски большая стоянка грузовиков, припаркованных один за другим.

Те иракцы, которые не стояли вдоль насыпи, посылая пулю за пулей с расстояния в несколько десятков метров, были на стоянке, поливая нас пулями как из ада, так, как будто завтра уже не наступит. На случай, если я еще что-то упустил, я бросил взгляд через комплекс на мачту, но она все еще была там, огромная как жизнь.

Впервые я не мог отделаться от мысли, что мы откусили больше, чем можем прожевать.

Не уведомив нас, команда подрывников уже несколько минут находилась вне зоны цели. Под прикрытием очередей с машин ГНОП, прижатая штурмовая группа могла сделать бросок и выбраться.

Роджер, Джордж, Алек и Базз, увидели свой шанс и пошли на это.

Перемена в их удаче была недолгой. Почти каждый иракец, не находившийся на насыпи, видел их прорыв и начинал поливать огнем, пока они бежали, прыгали, ныряли и ползли по лагерю.

Джорджу попали две пули в штанину. Как и остальные, он был настолько сосредоточен на том, что бы добраться до машин ГНОП, что ничего не почувствовал. Несмотря ни на что, все четверо добрались без единой царапины.

Фрэнк и Газза были уже там. Роджер быстро пересчитал их по головам выругался и пересчитал еще раз. Второй подсчет показал то же самое. Два человека пропали без вести.

Именно тогда кто-то вспомнил о Дине и Таффе. Оба пошли вперед, что бы ослабить давление на штурмовую группу. А теперь их нигде не было видно.

— Может быть, они уже добрались до точки сбора — предположил Газза. Точкой сбора было то самое место на обочине дороги, где мы столкнулись с автобусом и экскаватором.

Роджер посмотрел на часы и снова выругался. Пуля срикошетила от перекладины, рядом с его головой и улетела в пространство. Обе машины ответили на это автоматическим огнем на 360 градусов.

— Черт возьми — сказал Роджер — Если мы не уйдем сейчас, то никогда отсюда не выберемся. Они должны быть на точке сбора.

Для окружающих это прозвучала скорее как мольба, чем что-то еще. Он хлопнул по борту машины.

— Валим к чо-о-о-орту!

Прежде, чем успели выжать сцепление, сзади раздался крик. Дин и Тафф бежали к ним из темноты. Кто-то заметил их как раз вовремя. В них вцепились руки и втащили на борт.

— Что, черт возьми, с вами случилось? — крикнул Базз, когда "Лендровер" на полной скорости помчался прочь, с второй машиной следующей по пятам.

— Да так, ничего особенного, — сказал Тафф задыхаясь. — Какой-то чертов тряпкоголовый набросился на меня, да? К счастью, я нокаутировал его в первом раунде.

Тафф и Дин пробирались мимо нескольких машин, когда дверь одной открылась и Тафф внезапно обнаружил, что борется с иракцем. Дин, который был впереди, побежал дальше, даже не подозревая о драме. В потасовке Тафф потерял свою винтовку, но через пару отчаянных секунд сумел сбросить иракца со спины и ударить его так сильно, что тот упал и больше не встал.

Дин, который понял, что что-то не так и вернулся за ним, увидел последние секунды схватки. Тафф подобрал свою винтовку и они вдвоем побежали дальше, как раз вовремя, что бы успеть на последний автобус. Это было чертовски близко к попадалову.

Два 110-х направились к точке сбора. Они притягивали огонь, словно кусок дерьма мух. Все надеялись, что они пройдут по дороге и найдут нас там, ожидающих их, но жизнь не такая, как должна быть и нас нигде не было видно. На самом деле, мы скорее всего еще возвращались с нашей передовой позиции в это время, меж двух огней.

В любом случае, в неразберихе их отхода от цели, машины ГНОП разделились. Одна из них встала у точки сбора и провела для нас быструю разведку; другая направилась прямо к запасному пункту сбора, находившемуся примерно в полутора километрах от периметра.

Через мгновение к ним присоединилась и другая машина, решившая что мы тоже должны быть на ЗПС.

Именно там они сидели и ждали, прислушиваясь к звукам выстрелов и взрывов, в то время как битва за "Виктор Два" продолжалась.

— Чо-о-о-орт возьми — рявкнул Роджер, — попробуйте вызвать группу огневой поддержки по рации.

Связисты с обеих машин включили свои передатчики и начали работать на частотах, но все, что они получили в ответ, был шум помех.

На вершине насыпи продолжалась перестрелка. Мы лежали на животах, выдавая все возможное из наших М-16 и гранатометов М203. Мы не стали тратить время на снятие с турелей и подъем оружия поддержки на насыпь. Пришлось обойтись стрелковым оружием и гранатами. Половина группы огневой поддержки — Джефф, Ник, Том, Крис, Ливерпулец и я — расположились на вершине холма, стреляя во все что двигалось. Это было похоже на Армаггедон и Судный День в одном флаконе.

Ник сорвал с себя шемаг и теперь поливал траншею пулями. Во вспышке от взрыва гранаты я увидел его затылок. Он был похож на скороварку, готовую взорваться.

Все начало становиться довольно жарким. Том и Джефф стреляли очередями по две, по позиции, откуда в нас уже полетели гранаты. Было слышно как осколки летят мимо наших голов, перемежаясь криками "Меняю магазин!" и изредка "Задержка!" от парней, орудовавших своими М-16.

Разрывные снаряды теперь полетели в иракские машины внизу. Я видел как взрываются гранаты, повсюду были искры от рикошетов.

Вокруг нас раздавался треск, глухой стук и вой стрелкового оружия, бьющего по насыпи с боков и спереди. Время от времени раздавалась англо-саксонская божба, когда близкий промах заставлял одного из парней пригнуться.

Под нами трещали ветровые стекла и лопались шины, но слава Богу, не было пожаров и взрывов, потому что я заметил в ряду машин автозаправщик.

Я передал сообщение по линии.

— Следите за этим ублюдком. Если там топливо и он взорвется, мы все взлетим на воздух вместе с ним.

Все шло очень плохо. У команды подрывников на цели вышло основное время и мы были теперь опасно уязвимы.

Я бросился назад, туда где стояли машины и нашел Тони. Мы быстро рассмотрели варианты. Либо мы должны были валить на точку сбора, либо остаться здесь и уйти в сиянии славы, или пробить себе дорогу в зону цели и самим вытащить подрывников.

Мы решили дать им пару минут. Если бы все еще ничего не услышали, у нас бы не было другого выбора, кроме как пойти и подобрать их.

Бум, бум, бум.

Снова стрельба из тыла зоны боя. Наш старая знакомая зенитка и она снова нас накрыла. Снаряды проносились над нашими головами.

Ливерпулец и Крис быстро спустились к машинам. Ливерпулец запрыгнул на 110-й, крутанул крупнокалиберный пулемет в направлении вражеского расположения и выдал добрую, длинную очередь. Крис пробежал дальше, катапультировал себя в следующий "Лендровер" и навел "Милан".

Когда ракета вылетела из трубы, последовала ослепительная вспышка. На мгновение мне показалось, что из-за повреждений, полученных турелью, она дала осечку. Но "Милан" со свистом рванулся вперед, покачиваясь на подъеме, а затем выровнялся, когда Крис взял его под контроль и направил к цели.

Я так и не видел, попал ли он в зенитку, потому что за шумом всего остального мы услышали треск статики.

Тони и я бросили взгляд на Эйч, и увидели что он поднял большой палец вверх.

Спасибо, Господи. Подрывники.

— Есть! — завопил Эйч — Они ушли с цели.

Мы с Тони в голос завопили остальным парням:

— Время отходить. Валим!

Мы оба знали, что это будет непросто. Парни, все еще стоявшие на насыпи спускались по одному, в то время как оставшиеся увеличивали темп стрельбы. Последние отходившие вывалили в траншею столько пуль и гранат, сколько только сумели.

Я ждал сигнала от Тони. Три машины уже были заведены и готовы сворачиваться. Тони крикнул "Готов!" и я завопил остальным парням: "Пошли! Пошли отсюда, мать вашу!"

Том уже сидел за рулем нашего 110-го. Я сказал ему, что слышал что он хреновый водитель и повернулся проверить Ника. Как только мы все оказались на борту, первые иракцы начали высыпать на вершину насыпи. Ник дал по ним последнюю очередь, давая нам пару секунд передышки, пока "Лендровер" набирал изо всех сил скорость. Теперь, летевшие в ответ пули, свистели над нашими головами, ударялись в песок по обе стороны от нас и пробивали обшивку автомобиля.

— Черт побери — орал я.

Том вел машину как одержимый. Никто не мог отстреливаться, так нас трясло. Теперь единственной нашей надеждой, было увеличить дистанцию между нами и врагом. Я крикнул назад Нику, убедиться, что с ним все в порядке. Его позиция была самой опасной. Он мог видеть все — вспышки, выстрелы, трассеры; он буквально смотрел в стволы противника. Я и Том, слава Богу, могли только слышать, но этого было достаточно. Вдруг впереди мы что-то увидели.

— Господи Иисусе! — завопил Том, — они посылают против нас мотоциклы.

Вглядевшись, так как мы мчались по пустыне, я увидел силуэт парня на мотоцикле, который мчался прямо на нас.

Началась бурная деятельность, так как мы готовились к очередной перестрелке. Потом кто-то заметил, что парень на мотоцикле удивительно похож на Джо.

Мы не стали стрелять. Это был Джо.

Обе группы сошлись воедино. Джо быстро подсчитал нас, а затем развернулся, что бы вернуться на дорогу к ЗПС. Оказалось, что он пошел за нами по собственной инициативе, когда все попытки связаться с нами провалились. Однако вскоре после того как он уехал, радистам Роджера удалось прорваться. Храбрый парень этот Джо. Он заслужил все, что у него есть. Когда мы приблизились к ЗПС, Ник все еще мотался, как тряпичная кукла. Ему потребовалась вся его сила, что бы просто удержаться.

— Том, какой долбаный придурок принял у тебя экзамен по вождению? — воскликнул он.

Мы с визгом тормозов подъехали к запасной точке сбора. Мы с Тони проверили группу огневой поддержки. Я едва мог в это поверить. Все присутствовали и были в порядке. Люди находили пули застрявшие в их рюкзаках — некоторые даже обнаружили дырки от пуль в одежде, но мы не имели серьезных потерь. Это было невероятно.

Мы сообщили это Роджеру и остальным членам конвоя и услышали еще больше хороших новостей. Команда подрывников тоже вернулась — опять же, почти без единой царапины. Мне хотелось орать во весь голос, но мы еще не были в безопасности.

Я побежал обратно к своей машине и запрыгнул в нее рядом с Томом. Мы тронулись в путь на полном ходу, сознавая необходимость пересечь автостраду до того, как противник развернется вдоль нее, что бы отрезать нам путь к отступлению. Мы собрали кое-какие вещи, которые припрятали на нашем последнем шаге к цели, и быстро двинулись на юг, отчаянно желая, что бы пустыня снова поглотила нас.

Как только ночь снова окутала нас, мы увидели серию взрывов, прорвавшихся через горизонт позади нас. Раз, два, три... Мы ждали четвертого, но он так и не раздался. Мы были слишком измотаны, что бы обратить на это внимание. Мачта была уже в прошлом, мы возвращались домой, миссия была выполнена и все руки на месте.

Мы вернулись на ПДБ практически с первыми лучами солнца. Обезвредив бомбы на "Унимоге", мы принялись устраиваться поудобнее. Это не заняло много времени. После стольких дней, ПДБ практически стал нашим домом.

В то время как Роджер и связисты достучались через эфир до штаба полка, те из нас, кто не был в дозоре, начали делать обход. Люди переходили от машины к машине, обмениваясь шутками и новостями. Все были в восторге.

Постепенно всплывали детали сражения: решимость Аарона покончить с заправщиком с помощью 60-мм противотанковой гранаты, Роджер, оставивший свое оружие позади...

Я подошел к машине Таффа, как раз в тот момент, когда валлиец заканчивал свой рассказ о рукопашной схватке с иракцем.

— Что случилось? — спросил я Дина, который сидел, прислонившись спиной к "Лендроверу" и улыбался.

— Я должен был спасти его задницу, вот что случилось.

— Неужели я чую скандал? — я ухмыльнулся, обрадованный перспективой чего-то, что позволит подкалывать Таффа год или два. — Расскажи мне все кровавые подробности.

Тафф услышал нас. Он поднял руки, словно держал присягу и сказал:

— Отцепись! Отцепись! Не слушай этого придурка, Кэмми! Я расскажу тебе как все на самом деле было.

Он начал рассказывать мне все как есть, но Дин его все время перебивал.

— Господи Кэмми, ты бы слышал его, дружище. Это было жалко. Все, что я мог услышать, был этот голос. Это было как будто ребенок, снова и снова — и тут он разразился ужасным детским воплем — Дин! Дин! Помоги-и-и-те! Помоги-и-и-ите!

Все дружно расхохотались. Но все, конечно, знали правду. Тафф был таким опытным боксером, что не причинил вреда иракцу больше, чем это было необходимо. Резкий удар кулаком в подбородок — и араб рухнул навзничь. Он проснется примерно в это время, живой, что бы рассказывать эту историю своей жене и детям. Не так уж много людей пошли бы на то, что бы сделать то, что сделал Тафф. Я отошел от машины Таффа, когда разговор зашел о взрывах. Я подошел к машине Тони, где уже собралась другая группа, включавшая Джорджа.

— Черт побери, Джордж — сказал я, — тебе бы следовало подойти к машине Таффа и быстро, дружище. Там прямо проклятая грызня из-за твоих детонаторов.

Глаза Джорджа расширились.

— Извините, сказал он, поднимая штанину и шевеля пальцами в дырках, проделанных двумя пулями, — я рисковал жизнью и конечностями, что бы уничтожить эту чертову мачту, а они на меня еще и нападают?

Я поцыкал зубом.

— Боюсь что так, дружище.

Я кивнул на дыры в его штанах

— А это что такое дружище?

Фрэнк, стоявший рядом, срыгнул полный рот чая, подмигнул мне и сказал:

— Он зацепился за кусок колючей проволоки, но говорит всем, кто готов слушать, что их проделали пули. Это действительно печально.

— Это нихрена не правда — сказал Джордж, уже по настоящему начиная заводиться.

— Так что случилось? — спросил я. — Я имею ввиду, с детонаторами? Ты же подготовил четыре бомбы для цели?

— Да, — ответил Джордж.

— А сколько взорвалось? — уточнил я.

— Э-э, три.

— Ну тогда, — просиял я — это был провал.

— Мои взорвались — сказал решительно Джордж, — а вот Базза — нет.

Базз, который обменивался шутками с другой стороны группы, навострил уши и обернулся.

— В чем это меня тут обвиняют?

— Старина Джордж считает, что ты не нажал на пусковую скобу своей бомбы, дружище — сказал я.

Пусковая скоба поджигает шнур-замедлитель, который идет к детонатору и самой бомбе.

— Это неправда, черт возьми — прогремел Базз. — Моя взорвалась.

Фрэнк фыркнул.

— Обидчивый он, правда?

Он ткнул Джорджа под ребра и указал большим пальцем на Базза.

— Да уж, держу пари, именно эта чертовщина там и произошла.

— А теперь слушай меня — сказал Базз, повернувшись к Фрэнку. — По крайней мере, я не высадил магазин в кузов грузовика. Тебе что-нибудь говорит слово "тайный", Фрэнки-бой?

Теперь настала очередь защищаться Фрэнки.

— А теперь держись, — сказал он ставя свой чай на капот 110-го.

— Это был не я. Это был тот тупой придурок, который проверял грузовик вместе со мной.

— Ты имеешь ввиду Газзу? — сказал я.

— Правильно — сказал Фрэнк, энергично кивая. И это после нежной маленькой речи, которую он произнес, говоря что мы должны быть уверены в каждом выстреле. Одному Богу известно, что — или кто — был в кузове этой штуки.

В этот момент этот самый человек как раз вынырнул из тени.

— Что случилось? — спросил я.

Я заметил, что у него под мышкой был зажат планшет.

— Подсчет трупов, — ответил он, вытаскивая ручку из нагрудного кармана и стараясь изо всех сил выглядеть официально.

— Мне нужен счет. Как вы думаете, скольких врагов вы уничтожили?

Он посмотрел на каждого из нас по очереди.

Мне казалось, что я уже все слышал, но вот это было уже перебором. Чья это была идея? И чего с ее помощью пытались достичь? Неужели мы должны были малевать спичечных человечков на наших машинах, только для того, что бы доказать, какие мы мачо?

— Босс — сказал я устало — Я понятия даже не имею.

Газза уже хотел было открыть рот, но передумал и побрел прочь. Это, хвала Господу, было последнее что мы об этом слышали.

Я наконец добрался до нашей машины и приступил к разборке вещей. Ник смазывал Mk 19. Воздух был наполнен шутками и остротами.

— Я не знаю, зачем ты чистишь эту штуку, — сказал Том, оглядываясь на Ника.

— Ты же не смог сделать больше чем несколько выстрелов.

— Ты чего ко мне пристал? — ответил БФГ, переводя взгляд на Джеффа. — Это его чертово оружие заклинило. И это после всех наставлений, которые мы получили от Падди, кстати.

Я вспомнил наш "урок музыки" от специалиста-оружейника, прежде чем мы пересекли границу, предположительно включавший в себя все от "А" до "Я" о том, как предотвратить отказ крупнокалиберного пулемета в поле. Я думаю, это только доказывает, что некоторые вещи хороши и прекрасны в теории, но когда дело доходит до боя, они выглядят совсем по другому.

Когда появились другие рассказы о героизме и безумии, лагерь отзывался эхом на звуки смеха и радостных возгласов. Потребовалось много часов, что бы истории о ночных подвигах вышли наружу. Некоторые из них были менее забавными. Ребята из группы непосредственной огневой поддержки, например, сказали, что они не были уверены в первый момент, были ли люди появившиеся на насыпи военными или гражданскими. Вспомнив речь Газзы, они задержали огонь на несколько жизненно важных секунд. Со временем настроение стало меняться. Мы начали уточнять и задавать вопросы о некоторых более крупных проблемах, которые сыграли против нас.

Почему, например, нам не сообщили, что "Виктор Два" бомбили между разведвыходом и миссией? И как получилось, что разведывательное сообщество так сильно недооценило силы противника на земле? Все мы знали о сложностях оценки угрозы со стороны противника. Но пролететь на 1000 процентов было уже слишком. К началу второй половины дня из штаба полка начали поступать подтверждения, что "Виктор Два" больше не работает. Разведка показала, что в этом месте был полный бардак. И помимо всего прочего, мачта была разрушена и больше никаких сигналов с объекта не поступало. Мы сделали все, о чем нас просили.

Джордж, как я заметил, позволил себе улыбнуться.

После наступления темноты, мы двинулись на север, что бы проверить МВС, но после волнения предыдущей ночи это все было немного анти-кульминационно. Через шесть часов, ничего не увидев, мы вернулись на новое место ПДБ.

В течении ночи начали расти опасения по поводу состояния наших запасов, особенно это касалось боеприпасов и воды. Наши боекомплекты сократились теперь до менее чем пятидесяти процентов, а запасы воды сократились почти до четверти. Состояние топлива было ненамного лучше, так как оно составляло примерно треть нашего обычного запаса.

На ПДБ наиболее здравомыслящие головы начали бормотать "спасибо" тому, что мы не столкнулись с противником на МВС. Если бы нам пришлось драться, то, скорее всего, мы бы были пусты полностью. Быстро становилось ясно, что нам нужно серьезное пополнение запасов, причем больше, чем может взять только один "Чинук". К счастью для нас, штаб полка уже начал обращать внимание на эту проблему.

Его решение было не просто инновационным или смелым. Это вошло в анналы полка как полная классика.

Глава одиннадцатая

Через сорок восемь часов после нападения, штаб полка решил заняться нашей проблемой с топливом, при помощи еще одной заброски с "Чинуком". Тем временем, они обещали что будут работать над решением более широкой проблемы пополнения запасов, которые стояли перед нами. Мы дали им координаты для места, которое уже присмотрели и быстро получили ответ, что рейс будет в эту же ночь. Вскоре после того, как пришло сообщение, Роджер вызвал Алека, Тони и меня на сбор "штабных". Я довольно хорошо представлял себе, о чем пойдет речь, потому что мы это уже обсуждали в предыдущие дни. Теперь, когда мы были хорошо вписаны в наше окружение, мы обнаружили, что проводим все меньше времени на мотоциклах. Но это, в свою очередь, создавало проблемы. Из-за того, что мы потеряли одну машину, в конвое физически не хватало места. Кто-то должен был уйти.

— Нам придется отправить двух парней — быстро объявил Роджер, — разберитесь между собой.

Сначала мы прикинули, что отправим по одному из воздушной и горной групп, но глядя на кандидатов, это оказалось невозможным. Каждый в этих двух группах был либо занят каким-то жизненно важным делом, например, был в расчете "Милана", либо очень опытным водителем. В конце-концов, мы решили, что это должны быть парни с наименьшим опытом работы в полку. Я пришел к этому выводу с большой неохотой, из-за его влияния на экипаж нашей машины. Но в этом подходе была своя логика, и когда дело дошло до принятия решения, я понял, что он был единственно возможным. Виноградная лоза уже созрела, когда я вернулся к машине. Три пары глаз выжидающе уставились на меня.

— Джефф — сказал я, — мне чертовски жаль, дружище.

Он бросил свою шапку оземь.

— Да ради всего святого! Ты хочешь сказать, это все? Эвакуация?

Джефф служил в новозеландской SAS еще до того, как попал в Стирлинг-Лайн. Он был чертовски хорошим солдатом. Но в глубине души он знал, почему мы пришли к такому решению и что оно необратимо.

— Если будет хоть какой-нибудь способ вернуть тебя обратно, мы это сделаем — неуверенно сказал я. Но я действительно так думал.

Джефф ничего не ответил. Он немного отошел в сторону, что бы побыть одному. Вскоре к нему присоединился Эйч, еще один парень, получивший приказ на отбытие. Однако, через несколько минут Джефф вернулся, его настроение изменилось. Он снова стал самим собой, стремясь поскорее покончить с тем, что ему предстояло сделать.

Вот почему такие люди как он, работают в SAS. Они поднимаются и идут дальше. Я бы вернул его в любой момент.

В ту ночь мы выстроились на большой гравийной равнине, примерно в двадцати километрах от ПДБ, в том же порядке что и в первый рейс "Чинука". Джефф поехал с нами к нашей позиции в пикете, затем спешился, готовый запрыгнуть в машину Роджера, что бы добраться до посадочной площадке в двух километрах от нас. Он пожал нам троим руки, на всякий случай сунул в пасть нашей резиновой крысе обойму с патронами на удачу, и отправился. Через полчаса мы услышали, как зашел на посадку "Чинук". Он оставался на земле в течении десяти минут — достаточно долго, что бы выгрузить топливо и забрать ребят — а затем взлетел и полетел на юг, маршрут его полета, вне сомнения, был разработан что бы избежать ключевых объектов иракских ПВО.

Через час мы были уже внизу, у посадочной площадки, заправляясь топливом из оставленных на земле бочек. Мы скулили и пытались шутить, по поводу того, что нам не хватает одной пары рук для этой неблагодарной работы, но это было не совсем правильно и обратно на ПДБ мы ехали молча.

Это была уже не та команда, но мы решили, что нас все еще есть работа, так что мы просто продолжили ее. Позже в тот же день, через два с половиной дня после "Виктора Два", мы получили странный запрос от штаба полка: пойти на юг в район под названием Вади Тубал и найти место сбора, достаточное для безопасного размещения всех четырех конвоев. Они решили пополнить все наши запасы за один раз. Реакция Роджера подытожила нашу собственную:

— Как, чо-о-о-орт бы их побрал, мы должны укрыть четыре конвоя, когда у нас и так достаточно проклятых проблем спрятать, ко всем чертям, наш собственный?

Как только стемнело, мы двинулись в путь. Вади Тубал представлял собой большую систему вади, примерно в тридцати километрах от нашей стартовой точки. Мы без проблем добрались до его северной оконечности и начали поиски.

Через пять часов мы нашли то, что искали: вади в пределах системы вади, длиной около 800 метров и шириной в 150. Его склоны были крутыми, но не вертикальными. В целом, это была хорошая оборонительная позиция — жизненно важный параметр, если вы собираетесь держать в нем всю боевую мощь полка в Ираке, укрывшись в нем на день или два. Но что действительно было в нем здорово, так это то, что вы могли быть всего в несколько метрах от этих скал и даже не знать, что оно там есть.

На наш взгляд, это был самый идеальный ПДБ, какой только был возможен.

Как только рассвело, мы послали сигнал обратно в штаб полка. Мы отправили им координаты вместе с запросом времени и направления прибытия других конвоев.

С таким количеством машин, сходящихся в одном месте одновременно, потенциально была возможность для огня "синие по синим" пугающих масштабов. Нам нужно было все сделать правильно, иначе бы мы друг друга перерезали.

Через час мы получили ответ: "ОЖИДАЙТЕ КОНВОЕВ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ С ПОЛУНОЧИ СЕГОДНЯШНЕЙ НОЧИ ДО 4 ЧАСОВ СЛЕДУЮЩЕГО УТРА".

Мы в свою очередь, передали им способ нашего проведения остальных внутрь. Мы дали штабу полка широту и долготу в нескольких километрах от вади, где будут стоять пара наших машин на пикетах всю ночь. Как только мы убедимся что прибывающий конвой будет кошерным, одна из наших машин будет его сопровождать.

Ночь тянулась медленно, пока мы ждали их прибытия. Два "Лендровера" на пикетах были Алека и Таффа, а остальные сидели вокруг вади, убивая время.

В разговорах доминировали две темы: состояние, в котором будут находиться другие конвои, а также в каких делах они побывали; и степень, в которой кто-то где-то взволновался из-за этой операции по пополнению запасов.

Идея добраться до точки сбора всем четырем конвоям, где они должны были одновременно пополнить запасы, попахивала плохим планированием. Мы также понятия не имели, как они собираются доставить эти запасы. Очевидно, о полетах "Чинуков" — даже нескольких — не могло быть и речи; нас было слишком много. Что в значительной степени, сводило к заброске груза снабжения с помощью C-130.

Таким образом, самым очевидным способом доставки, было бы сброс с парашютами, хотя мы не могли быть уверены, что штаб полка не обзавелся каким-то козырем в рукаве — например, посадив поблизости "Геркулес" и заправив нас прямо с самолета.

Хотя в одном мы были правы — у штаба полка действительно был припасен козырь в рукаве, план не включал в себя C-130. Пройдет еще некоторое время, прежде чем мы узнаем, как они собираются все это провернуть, и, оглядываясь назад, я рад что не знал этого тогда, потому что это граничило с безумием.

Достаточно нервно было просто ожидать прибытия остальных конвоев. Первый прибыл за полтора часа до рассвета. Это был один из мобильных патрулей эскадрона "D". Мы как раз собирались отказаться от мысли, что в эту ночь прибудут еще кто-нибудь, когда появился второй, другая половина нашего собственного эскадрона.

Через двадцать минут наступил рассвет. Другой конвой эскадрона "D" пропустил окно возможностей. Мы не увидим этих ребят еще двенадцать часов, пока снова не наступит темнота. В отсутствии каких-либо известий от них или штаба полка, мы надеялись, что они затаились и не задержаны к удовольствию дознавателей Саддама.

Наше нетерпение собраться вместе и обменяться новостями с другой половиной эскадрона, было ощутимым, но мы должны были просто сидеть и ждать, пока они будут готовы. Итак, прошло несколько часов, прежде чем мы наконец узнали о том бое, который привел к гибели нашего сержант-майора Роберта.

Получив указания Таффа, остальные парни из эскадрона "A" были переданы нам и им было указано их размещение в вади. Идея была в том, что бы каждый полуэскадрон получил свой участок, свое собственное пространство.

Этому способствовало и само вади. Через каждые несколько сотен метров по бокам тянулись небольшие овраги, где разливавшиеся притоки вливались в основное русло реки. Два подразделения эскадрона "D" располагались друг напротив друга в восточном конце, а мы и другая половина эскадрона "А" примерно посередине. Снабжение, когда оно прибудет, будет расположено в западном конце. Когда все будет готово, мы выстроимся в очередь и загрузимся едой, топливом, водой и боеприпасами, как в очереди в столовой самообслуживания.

Одна вещь, которую любит британская армия — это ее материально-техническое обеспечение.

Мы показали другим парням из эскадрона "А" их овраг, который как раз был напротив нашего. Мы сказали им, где находятся часовые и указали пути отхода, на случай, если нас скомпрометируют. Наконец, мы дали им координаты запасной точки сбора — и затем просто оставили их заниматься делами: расставить собственных часовых, согласовать их сектора огня с нашими и вообще привести все в порядок. Единственное, что нам не нужно было делать, это набрасывать на машины камуфляжные сети. Для маскировки мы просто полагались на топографию местности.

К восьми часам они были готовы. Некоторые из нас направились к ним. Одним из первых парней, с которыми я столкнулся, был Шуг, парень, которому в Херефорде засунули "Стилтон Полифилллу" за его обогреватель. Мы сели с нашим чаем и он рассказал мне историю их вступления в контакт с противником.

Роберту было поручено вести разведку на двух машинах большого радиолокационного и коммуникационного узла. Его машина пошла вперед, вторая машина прикрывала. Им удалось проникнуть за периметр, никаких проблем. Какое-то время, казалось, все шло хорошо. Но затем они начали натыкаться на бетонные надолбы и множество колючей проволоки — тревожные признаки, что они, возможно, зашли немного дальше, чем стоило бы для их же блага. Они вели съемку местности как сумасшедшие, и обнаружили много другого дерьма, например, позиции траншей, однако пустых, или они так думали.

Они продолжали продвигаться, пока не оказались в двух шагах от объекта. Внезапно, кучка иракцев встала в траншее позади них и врезала по ним из стволов, гранатами, всем. Они должно быть, залегли на дно, потому что экипаж Роберта не зафиксировал ничего на своих тепловизорах.

Его водитель знал, что у них нет никакой надежды на спасение бегством, двигаясь вперед. Вся местность была усеяна не отмеченными на карте траншеями, не говоря уже о надолбах. Поэтому он бросил 110-й назад, решив сделать "горячий отход" в том же направлении, откуда они пришли.

— Конечно, это было безумие, но, по-моему, у него просто не было выбора, — задумчиво произнес Шуг.

— А что случилось?

— Какое-то время он шел нормально, петляя между траншеями, все еще двигаясь задним ходом и двигаясь, как дерьмо с лопаты. Но потом, как мне кажется, удача отвернулась от них. Они попали под плотный огонь и Роберт получил несколько пуль в ноги. Водитель потерял ориентацию и свернул не туда. Они перелетели через насыпь на скорости тридцать миль в час и влетели в яму, возможно вырытую для танка. 110-й врезался в дальную стену и Роберта катапультировало наружу. Двое других парней были сильно помяты, но как-то сумели выбраться из-под обломков. Они подхватили Роберта и начали отступать с боем, каждый по очереди нес сержант-майора и отстреливался от тряпкоголовых.

Это действительно вызвало мое восхищение. Роберт был крупным парнем, весил он, наверное, стоунов четырнадцать-пятнадцать (примерно 90 кг. — прим. перев.). И все же этим парням удалось его унести и дать врагу прикурить одновременно.

— Они отошли от "Лендровера" примерно на пару сотен метров и нашли какое-то укрытие, небольшой холмик, — продолжал Шуг. — Роберт в этот момент был в бреду и истекал кровью. Его ноги и бедра были разбиты вдребезги. Враг двигался вперед и доставлял им чертовски много бед.

— А где была вторая машина? — спросил я.

— Стояла на точке сбора. Они даже не пошевелились. И знаешь почему?

Я отрицательно покачал головой.

— Они никогда не планировали ЗПС, до того как пошли на цель. Бедные ублюдки должны были сидеть там и слушать, как проходит контакт, и молиться, что бы ребята пешком добрались до них. Беда была в том, что противник отжимал их все дальше и дальше. В конце-концов, они должны были принять решение.

— Кто?

— Брэд и Шарки, те двое парней, которые тащили Роберта. Они тащили его так далеко, как только могли, но противник их преследовал всю дорогу. Продолжать в том же духе было невозможно. Один из них предложил застрелить его.

Шуг сделал глоток чая.

— Ты же знаешь Роберта, Кэмми. Он не мог допустить ничего такого. Он приказал им оставить ему его оружие и убираться к чертовой матери. Могила все равно заполучила бы его. Он только хотел прихватить нескольких из них, прежде чем умрет. Это был последний раз, когда его видели.

Брэд и Шарки провели остаток ночи, уходя от противника и еще два дня и две ночи провели в бегах. Наконец, им удалось использовать ТАКАМ, что бы установить связь с истребителем Коалиции, летящим высоко над их головой. Пилот передал эту новость в Саудовскую Аравию и полковой штаб был должным образом проинформирован. Их подобрала остальная часть полуэскадрона, с которой по рации связались из штаба полка.

Услышав эту историю, мое сердце наполнилось смешанными чувствами: скорбь по сержант-майору, гнев из-за бесполезности всего этого, восхищение тем, как эти люди вели себя, после того как им выпал этот жребий.

Ошибки случаются на войне. Как только эта операция будет завершена и уляжется пыль, мы тщательно изучим ее опыт. Я знал, что полк усвоит эти уроки и выйдет из них более сильным. То, что было в его прошлом, было одной из тех вещей, которые помогли сделать его лучшим боевым отрядом в мире.

У Шуга была одна действительно хорошая новость. Один из членов патруля "Браво Два Ноль" появился в Сирии после изумительной операции по уклонению и побегу, в ходе которой он пересек большую часть Западного Ирака. Судьба остальных семи членов была неизвестна. Тот факт, что один из них выбрался, обнадеживал. Остальные, возможно, не слишком отстали.

Однако, опыт подсказывал, что ничего хорошего ждать не следует. А пока мы продолжали надеяться. Когда я попрощался с Шугом и направился обратно к моей машине, я не знал, что вижу его в последний раз. Мастер-шутник — и парень, сам ценивший хорошую шутку — был убит в перестрелке спустя несколько дней.

Вскоре после завтрака, когда мы уже наболтались с другой половиной эскадрона, Роджер вызвал Алека, Тони и меня на совещание "штабных". Только что пришло сообщение из штаба полка. Они хотели, что бы мы вернулись на север и восстановили наблюдение за МВС. Кто-то видимо проснулся от факта, что все конвои двинулись на юг, к Вади Тубал, и у нас не было никого, кто следил бы за маршрутами снабжения Саддама.

Когда я рассказал об этом парням, они своим ушам не поверили.

— Какого хрена? — спросил Ник. — Мы только что спустились с севера.

— Я знаю, — согласился я. — Это странное сообщение, не спорю.

— Что меня вдвойне бесит, — сказал Том, — так это то, что мы оставили МВС, что бы сделать работу здесь, а теперь нас снова отправляют обратно, прежде чем мы ее закончим.

Он имел ввиду, что еще один полуэскадрон ждет своего часа, прежде чем подтянуться сюда.

— Хватит ли у нас горючего, что бы вернуться на север? — спросил Ник.

— Это же примерно 160 километровое путешествие до МВС.

— Так и есть, и у нас не хватит — я повернулся к нему и улыбнулся. — Нам просто придется пойти и попросить.

Через пятнадцать минут наши указатели топлива показывали полные баки. Нику даже не пришлось прибегать к своим немалым способностям убеждения, поскольку парни из эскадрона "Д" были чрезвычайно готовы помочь. Они дали нам необходимое топливо и воду, не задавая никаких вопросов. Я думаю, они испытывали к нам некоторую симпатию. Мы ожидали, что выйдем в поле на два-три дня. Как только прибудет подкрепление, нас снова вызовут в Вади Тубал.

Мы выехали в 15.30, в полном сиянии полуденного солнца. Единственный раз, когда мы перемещались в дневное время до этого, был наш контакт с патрулем иракской артиллерии. Единственное, что оправдывало этот дневной переход — это то, что мы хорошо знали местность. Но это было странное чувство и оно не на шутку нервировало.

Покинув комплекс вади, мы держали хороший устойчивый темп, пока не вышли на гравийную равнину. Наша машина шла третьей в колонне, в 200 метрах позади от той, что шла впереди и на таком же расстоянии от той, что шла позади. Расстояние между транспортными средствами при дневных переходах, как правило, увеличивается вчетверо, если только вы не попали в условия плохой видимости.

Из-за того, что мы были так уязвимы, мы замедлились до ползания, что бы уменьшить нашу визуальную сигнатуру до минимума. Если бы мы неслись по этому огромному плоскому пространству небытия, то оставили бы за собой шлейф из дерьма, который противник мог бы увидеть на многие мили вокруг. Поэтому мы сбросили скорость и держали ее низкой, останавливаясь через каждые 500 метров или около того, что бы проверить положение по GPS.

Именно на одном из таких поползновений, ведущая машина Тони наткнулась на что-то, торчащее из песка недалеко от правого борта машины. Мы тоже заметили его и навели на него оптику. Он был похож на обломок самолета. Чуть дальше мы заметили еще один объект.

Это явно был какой-то плавник — от самолета или ракеты. В любом случае, это не казалось чем-то слишком возбуждающим, поэтому мы продолжили.

Затем мы заметили еще кое-что на горизонте, прямо перед собой. Наблюдение показало, что это был дом. После короткого совещания, мы решили проверить его, но осторожно.

Это оказалось заброшенное фермерское строение; часть загона для скота, построенного бедуинами, без сомнения, что бы обеспечить укрытие для их стада. Мы спешились, что бы еще раз осмотреть это место. К счастью, оно было совершенно пустым.

Внезапно раздался крик одного из парней, который забрел немного дальше в пустыню, что бы осмотреть груду камней, которую мы видели из здания. К нему подбежала группа людей.

За камнями, которые оказались верхушкой колодца, лежала груда мертвых коз. Одному Богу известно, как долго они там пробыли, но вонь стояла невероятная.

Мы еще пытались понять, что же произошло, когда кто-то нашел еще один фрагмент обломков, из тех, с которыми мы столкнулись ранее. На этот раз, не было никакой ошибки. Это была часть топливного бака ракеты; и большой. Вероятно, "Скад". Господи Иисусе.

Это поразило большинство из нас в одно и то же мгновение. В моей голове зазвучал шум, похожий на визг скрипок, сопровождавших ливень Нормана Бейтса в "Психо". А потом все это сменилось в моей голове серией пронзительных свистков, которые я знал слишком хорошо: химическая атака.

Мы побежали обратно к своим машинам, каждый из нас хватался за свой противогаз. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я надел свой. Все это время, в моей голове крутилось то, что Саддам применял "Скады" что бы отравить иранцев газом во время войны 1980-88 годов. Мы наткнулись на какой-то испытательный полигон. Если это был зарин или какой-то другой нервно-паралитический газ, то мы все были мертвы. Еще секунда — и у первого парня пойдет изо рта пена...

Я бросился на землю, рядом с машиной. Мы носим с собой бумажные детекторы, которые сообщают нам, подверглись ли мы воздействию химических или биологических агентов. Стандартная практика заключается в том, что бы наклеить материал на стратегические части наших машин. У нас как раз был такой на колесной арке. Я соскреб дерьмо и затаил дыхание. Я ожидал увидеть, что он изменил свой цвет, или, что еще хуже, посинеет прямо у меня на глазах. Это был все тот же оттенок серого. Я моргнул. Он все еще оставался серым.

Хвала Господу.

Мои собственные наблюдения были подтверждены остальными. Мы были в полном порядке, шокированы, но все ОК. Не было никаких признаков токсинов. Местность была чистой.

Я выдохнул и снова начал дышать.

Никто из нас не занимался любительской криминалистикой, так что я до сих пор не знаю, что убило коз.

Мы покинули это место, напомнив себе, что конфликт еще может разыграться самыми разными неприятными способами. Кроме того, я заметил, что был не единственным кто выкопал свой костюм РБХЗ из багажника машины и поместил его в более доступном месте, просто на всякий случай, если будет следующий раз и он окажется настоящим.

Вскоре, после наступления темноты, когда наш GPS-навигатор "Магеллан" сообщил нам, что мы все еще находимся на некотором расстоянии от МВС, конвой внезапно остановился. Мы сидели и осматривали местность как сумасшедшие, пока не увидели, что прямо перед нами из темноты вырисовывается фигура. Это был Роджер.

— У вас радио под рукой? — он тяжело дышал.

— Да, — сказал я — что происходит?

— Нет времени объяснять. Просто настрой его. Я вернусь через пять минут.

И с этими словами он исчез.

— Черт — сказал Том, — похоже, это срочно.

— Верно — согласился я. — Нам лучше поторопиться.

Мы вытащили коротковолновую PRC-319 и настроили ее. Вся процедура довольно сложная, не в последнюю очередь потому, что из-за кучи физики, которую я действительно не понимаю, вам нужно ночью антенну в четыре раза длиннее, чем днем. К тому времени, как мы закончили, из машины торчало тридцать метров всякой всячины. Мы ждали, когда вернется Роджер. Через десять минут, он снова появился. Рация была настроена и готова. В тишине раздавался глухой треск статики.

Роджер взглянул на рацию, потом на меня.

— Что эта чо-о-о-ортова штука делает?

— Э-э, это радио, Родж.

— Я чо-о-о-орт возьми, знаю что это радио, умник. Что она делает здесь?

Я почесал в затылке и посмотрел на остальных, не совсем уверенный, что это не я тут с ума схожу.

— Ты просил настроить его. Не далее десяти минут назад.

Последовала короткая пауза, а затем Роджер сказал:

— Только не это радио, придурки. Я имел ввиду, тот коротковолновый приемничек, который ты держишь в своем "Бергене", Кэмми.

Он постучал по часам.

— Пришло время для получения результатов. На Всемирной службе новостей BBC.

Я был так ошарашен, что просто уставился на него.

— Ты явно не болеешь за Лидс, Кэмми. Я вижу, что тебе это бесполезно даже пытаться объяснить.

Он раздраженно фыркнул и потопал в сторону другой машины. Последовала секунда или две ошеломленного молчания. Затем Том сказал:

— Вот это номер. Я думал, мы получили какое-то срочное сообщение.

— Я тоже, — сказал я, направляясь к концу антенны.

— Я всецело поддерживаю хорошую шутку, — отозвался Ник, — но что, если бы у нас был контакт?

— Херефорд ноль... Багдад тридцать — сказал Том.

Мы собрали весь комплект. Через пять минут мы снова были в пути. Мы добрались до МВС почти в девять вечера.

В ту ночь на багдадском шоссе было все спокойно, поэтому мы отошли на некоторое расстояние от дороги и просидели там весь день, полностью ожидая, что нам придется вернуться обратно, как только стемнеет, что бы провести еще одну ночь, крутя пальцами. К счастью, мы были спасены от полной скуки ночи благодаря вмешательству полкового штаба, который сообщил нам поздно вечером, о необходимости вернуться в Вади-Тубал, после того как мы проведем половину ночи за наблюдением. Прибыл конвой снабжения. Пришло время идти пополнять запасы.

— Повтори еще раз — сказал Том, когда я передал ему эту новость.

Его глаза недоверчиво сузились.

— Ты сказал — конвой?

— Правильно — кивнул я.

— Никаких "Чинуков", никакого сброса с воздуха. Оказывается, они пригнали кучу машин из Саудовской Аравии.

Ник присвистнул.

— А я думал, что только мы здесь чокнутые мамашки.

— Извини, что разочаровал тебя, дружище, — ответил я, — но мы в хорошей компании.

Поскольку мы уже знали это место, не было никакой необходимости встречать нас снаружи вади и провожать внутрь. После нескольких часов трудного пути от МВС, мы въехали прямо в сухую речную долину, резко свернули налево и остановились у машин с припасами. У нас даже слюнки потекли. Даже после того как стало известно, что штаб полка решил провести пополнение запасов с проводкой конвоя, мы ожидали увидеть "Лендроверы" и "Унимоги", но не четырехтонные грузовики.

В рассеянном предрассветном свете, мы увидели около пятнадцати больших четырехтонника в дальнем конце вади. Вокруг валялись ящики, бочки, канистры и всякое другое барахло.

— Черт бы меня побрал — сказал я, в последний раз я видел такой бардак в этот чертовом Гринхеме.

В старые добрые деньки Холодной войны, до того как Ронни и Горби начали налаживать отношения, мы время от времени несли караульную службу у крылатых ракет США, базировавшихся на базе КВВС Гринхем, в Беркшире. Дерьмо вокруг лагеря борцов за мир, определенно напоминал то, что мы сейчас видели перед собой.

Беспорядок, конечно, предается анафеме, из-за следов, которые он оставляет. Однако в отличии от обычных ПДБ, на этот раз это не имело особого значения. Не было никакого смысла притворяться, что мы не в Вади Тубал. Если иракцы придут за нами, то это место будет довольно хорошо защищено.

Нам просто придется пробиться наружу. Каким-то образом, учитывая всю боевую мощь полка в Заливе, эта перспектива мне почти нравилась.

После нашего первоначального удивления, мы вскоре снова спустились на землю. Были приоритеты, требовавшие решения: мы сами, для чертова начала.

Том втянул машину в щель, которую мы присмотрели для себя перед нашей миссий в Город Мертвых Коз. В полутьме я разглядел фигуру, сидевшую прямо посреди нее.

— Черт побери, — сказал я, поворачиваясь к Тому — Какой-то ублюдок украл наше место.

Я спрыгнул со своего сиденья и помчался туда, где сидел парень на своем "Бергене". Я вполне ожидал увидеть там какого-нибудь борзого козла из эскадрона "D", но вместо обнаружил, что вглядываюсь в посвежевшее лицо Джеффа.

— Что ты ... — начал я.

— Какого черта ты тут делаешь?

— Уотчер, дружище — весело сказал он. — Я подумал, что вы, ублюдки, скорее всего помрете, если я сейчас же не вернусь назад. Итак, я здесь. Мне удалось выклянчить место в колонне снабжения.

— Но что насчет машины? — спросил я, указывая на 110-й. У нас все еще оставалось место только для троих. Это не изменилось и не изменится.

— Газзу сейчас заберут. Думаю, его время вышло. Он вернется в Саудовскую Аравию с конвоем снабжения. Полагаю, это означает, что я буду на все время в машине Роджера.

Я скорчил гримасу, но Джефф был настроен философски.

— Черт возьми, — сказал он, — у меня по крайней мере, будет Джордж для компании.

Как раз в этот момент появились Ник и Том.

— Хорошо сходил в отпуск, дружище? — спросил Том.

— Когда дела идут туго, старина Киви сваливает — добавил Ник. Он ухмыльнулся и протянул огромную руку.

— Хорошо что ты вернулся, дружище.

Мы снова были вместе.

— Ладно, — сказал я ребятам, когда мы последовали за остальной частью полуэскадрона в наш овраг, — давайте быстренько разберемся и захватим кое-что из этой кучи, пока там что-то осталось.

Как последнее подразделение, прибывшее в вади, мы оказались в самом конце очереди; это выглядело с нашей точки зрения очень несправедливо, учитывая что именно мы нашли это место. Глядя на дри других полуэскадронных конвоя, было ясно, что они набили свои карманы. Я просто надеялся, что нам еще что-нибудь останется.

Вскоре после восхода солнца, "штабные" были вызваны на совещание к машине Роджера. Там мы увидели пару знакомых лиц: Фила, нашего полкового квартирмейстера, и Дэйва, парня с которым мы познакомились в форте, перед тем как пересечь границу. Фил, как выяснилось, организовал конвой грузовиков в Ирак, а Дэйв им командовал. Зная их обоих, я не сомневался, что им есть о чем порассказать. Я пообещал, что догоню их позже, что бы узнать, как они это сделали.

Они начали с того, что объяснили, как будет проходить пополнение запасов. В центре вади стояли пять грузовиков, каждый из которых содержал конкретный груз. Один предназначался для воды, другой для топлива, третий для одежды, четвертый для припасов и пятый для боеприпасов. Наш конвой будет отправлять по одной машине зараз, и нам будет дозволено пройти вдоль линии, набирая себе все, что нам нужно.

Кроме того, объяснил Фил, он привез из Саудовской Аравии целую команду специалистов, которые могли бы помочь нам разобраться с нашим оборудованием. Там были инженеры-автомеханики из Королевского корпуса инженеров и электриков, техники-связисты для нашего оборудования связи, эксперты-оружейники из школы стрелкового оружия; вы зовете, они уже здесь.

Фил предложил сигарету и я с благодарностью ее принял. У меня уже давно закончились все мои запасы, а самокрутки становились решительно тонкими.

— Кстати, — сказал Дэйв, — мы также захватили с собой несколько парней из эскадрона "E". Они будут стоять на страже и охранять оборонительные позиции, так что вы можете опустить головы и догнать немного сна. Только не говорите, что мы не заботимся о вас.

— Тогда у тебя есть шанс выкопать нам чертов плавательный бассейн — сказал Тони.

Дейв рассмеялся.

— Отвали. Это не чертов Медицинский Клуб, как ты знаешь.

— Господи, ты мог меня одурачить — сказал я. — Здорово придумано, дружище.

— Все это часть службы.

Дейв взглянул на часы.

— Тогда увидимся через сорок минут.

Мы уже собрались уходить, когда меня остановил Фил. Из-за спины он достал несколько коробок сигарет. Благослови его Господь. Он вспомнил мою просьбу во время нашего короткого разговора, перед тем, как мы покинули передовую оперативную базу.

— Там, откуда это взялось, есть еще кое-что — сказал Фил.

— Твое здоровье, дружище. Я твой должник.

Полковой квартирмейстер покачал головой.

— Нет, старина, не стоит — сказал с густым акцентом кокни, — это бесплатное угощение от правительства Ее Величества. Так что продолжай свою чертову работу и не скури их все сразу.

Я вернулся к своей машине и запустил в Тома блоком "Мальборо". Это было хорошо, что я вернулся с чем-то, так как они усердно работали, дегангируя машину, пока я отсутствовал. Дегангирование предполагает удаление всего мусора, который накапливается в ходе операции и избавлении от него таким образом, что бы не вызвать подозрений противника. Все, что можно сжечь, например бумагу или старые чайные пакетики, идет прямо в мусоросжигатель; прочные предметы — такие как например, звенья от наших лент с боеприпасами, старые консервные банки из-под еды — упаковывают в мешки и по возможности, удаляют целиком. В этом случае, было решено, что все, что нельзя сжечь, будет отправлено на четырехтонниках. Когда вы находитесь в состояние дегангирования, вы особенно уязвимы. Хорошо то, что вы избавляетесь от всего дерьма, которое накопили за последние несколько недель; с плохой, у вас нет даже основного снаряжения, включая оружие. По сути, все должно быть убрано, а затем переупаковано вместе с новыми запасами, что это было там, где вы хотите, когда оно вам спешно понадобится.

Следовательно, когда мы получили сигнал встать в очередь за запасами, мы не стали задерживаться. На складах мы с радостью увидели, что помимо обычных консервов и порошков, Фил и его команда привезли с собой много свежих продуктов. Мы ушли забитые под планширь цыплятами, стейками и свежими овощами; ингредиентами, которые должны были в ближайшие дни исчезнуть в череде рагу и карри. Была даже бутылка рома, что бы их запить — еще один приятный штрих. Дальше был грузовик с одеждой. Здесь мы получили новые носки, арктические жилеты, пуховики, новую боевую форму, дополнительные разгрузки и совершенно новые рюкзаки. После дырок от пуль, которые некоторые из наших рюкзаков получили на "Викторе Два", это было не так уж плохо. В грузовике с боеприпасами мы взяли не только патроны и гранаты, но и батарейки для наших фонарей и GPS — навигаторов, дополнительные магазины и даже новые М16 и М203, если наши выглядели ушатанными или разбитыми. Наконец, после остановок у грузовиков с водой и топливом, мы закончили.

А потом началась тяжелая работа. Вернувшись в овраг, мы снова перепаковали вещи и не останавливались, пока машина не пришла в норму. Время обеда пришло и ушло без малейшего намека на еду. К середине дня машина была готова и мы умирали с голоду. Том готовил еду, а остальные потягивали аперитивы с ромом. Примерно через час появилось экзотическое на вид рагу. Я не гурман, но даже мне пришлось признаться, что это было восхитительно. Что бы завершить и без того абсурдно цивилизованную картину, мы даже пригласили парней из соседней машины присоединится к нам за чаем.

Во второй половине дня общение началось всерьез. Парни из эскадрона "D" подходили к нам, а мы дрейфовали к ним. Слухи о Грэхеме и "Викторе Два" уже просочились по сети и они хотели знать все кровавые подробности. Весь остаток дня и почти всю ночь мы пересказывали их, как будто в первый раз. Они с ужасом выслушали о наших ранних проблемах, глубокомысленно кивнули в ответ на решение отправить Грэхема домой и морочили нам головы насчет наших претензий, с которыми мы столкнулись на "Виктор Два". Мы меньшего, конечно, и не ожидали. Но после всего, что было сказано и сделано, не было никаких сомнений, в том, что это стало самым крупным и решающим сражением спецназа в войне — до сих пор.

Это не значит, что у них не было собственных успехов — и разочарований. Один из конвоев эскадрона "D" застал на земле целый конвой "Скад", как раз в тот момент, когда ракету готовили к старту. Быстрый сигнал домой, и в мгновении ока появились кучка американских истребителей-бомбардировщиков. Ребята из "D" навели самолеты на цель и выполнили необходимую подсветку лазером для их умных бомб. Цель была разнесена несколькими прямыми попаданий, "Скад" разлетелся на миллиард осколков, а его жидкое топливо воспламенилось в сильном раскаленном взрыве.

Как и мы, одно из подразделений эскадрона "D" было скомпрометировано.

Они сидели на своем ПДБ, спокойно занимаясь своими делами, когда внезапно появились иракцы в полном составе. Во время атаки первой волны противника было уничтожено два "Лендровера".

Третий оторвался от остальной части отряда, когда они пробивались через окружение. В этом хаосе и неразберихе, некоторым парням пришлось уходить пешком. В одном случае выдающейся храбрости, парень пронес на себе своего тяжело раненого напарника по отходу на 15 км. Ранения были получены от пули, которая прошла прямо через его грудь, едва не задев позвоночник и жизненно важные органы. Им удалось удрать, угнав автомобиль и перебраться на нем через границу с Саудовской Аравией. В процессе они даже нашли в себе совесть заплатить иракцу, чью машину они угнали, столько золота, сколько у них с собой было. (В набор для выживания, уклонения и побега некоторых категорий британских военных обычно входят золотые соверены. Во всяком случае, входили — прим. перев.)

После этого эпизода, полуэскадронному конвою эскадрона "D" удалось собрать воедино, что привело к этой компрометации. Оказалось, что они разместили ПДБ менее чем в полукилометре от другого, использовавшегося другим подразделением предыдущей ночью. По всей вероятности, иракцы наткнулись на первый ПДБ и решили задержаться, что бы посмотреть, не вернутся ли "террористы" SAS. Конечно, они этого не сделали, но иракцам повезло со второй группой. Устроить засаду после этого было сущим пустяком, но к счастью для полка, тряпкоголовые позволили себе действовать вполсилы. Но даже в этом случае, она дорого нам обошлась. Я думал, что наша компрометация была скверной, но это заставило меня думать, как же нам повезло.

Каждый полуэскадронный конвой мог рассказать собственную кошмарную историю. Для другого подразделения эскадрона "D" это был момент, когда они оказались мишенью для патрулирующих американских истребителей. Без предупреждения, два самолета дали залп ракет "Мэверик" AGM-65D по их ПДБ. AGM-65D имеет тепловое наведение и судя по учебнику, машины внутри ПДБ — их термальная сигнатура горячее окружающей пустыни — должны были бы быть уничтожены. Однако по счастливой случайности, "Мэверики" взорвались между машинами, нанеся повреждения, но не смертельные. Из уважения к нашим американским кузенам, временами своевольничающими с идентификационными процедурами, с тех пор мы стали выкладывать флаги "Юнион Джек", как только мы останавливались. Теперь я заметил, что вокруг нас их целая куча.

Беседа продолжалась и после наступления темноты. Нам было интересно, как все сложится дальше. ВВС Коалиции все еще наносили удары по Ираку, но большинство мыслителей предполагали, что до начала наземного наступления осталось всего несколько дней, если не часов. Итак, как бы мы вписались в картину? Мы в значительной степени уничтожили "Скады". Это было ясно из некоторых сообщений, поступавших в течении последних двадцати четырех часов. Значит ли это, что нас отправят домой? Или значит ли это, что нас снова отправят на север, делать то же самое? Мы начали придумывать неистовые сценарии. Может быть, потому мы все собрались вместе, что они пошлют нас на задание для всего полка — всех вместе, против какой-нибудь действительно жирной, сочной цели. Вроде плотины, подземного ядерного объекта, или еще чего-нибудь. Или может быть, они отправят два полуэскадронных конвоя против чего-нибудь чуть менее амбициозного, но не менее захватывающего, такого как аэродром или казармы. Были и такие, кто был убежден, что это произойдет в ближайшее время. Другие были склонны не соглашаться. Я был где-то посередине, надеясь на дело, но меня терзало внезапное и необъяснимое предчувствие.

Что-то в глубине моего сознания — какой-то тихий голос — заставлял меня встревожиться, как будто мое внутреннее равновесие было нарушено. Я пытался его нащупать, но не мог.

В конце-концов, разговор затих и мы разошлись по своим машинам. Это было странно, лечь спать под звездами, но благодаря многочисленным часовым, набранным из толпы парней, условно называемых эскадроном "Е", которых Дейв привез с собой, впереди была ночь полноценного сна. Я устроился в своем спальнике, страстно желая, что бы мои мысли ускользнули в небытие. Но сон не приходил. В голове у меня все время крутились мысли о войне — о том, что было и что будет дальше.

Постепенно, я начал понимать причину своего беспокойства.

Мы были стратегическими войсками. SAS были созданы для того, что бы сеять хаос на линиях снабжения противника. Каждый выстрел должен быть в цель. И всякий раз, когда нас использовали в соответствии с этими принципами, почти каждый выстрел таким и был.

Именно тогда, когда нас использовали неправильно, все шло наперекосяк.

Примерно в тоже время, как я вступил в Полк, по Стирлинг-Лайнс ходили слухи, от которых у нас закипала кровь. Они касались замечания, якобы сделанным старшим в иерархии британских сил специального назначения офицером, во время войны на Фолклендах. Вскоре, после высадки десанта, ознаменовавшего начало британского сухопутного наступления с целью отвоевать острова, парашютно-десантный полк понес огромные потери при своем поразительно храбром штурме Зеленого Гуся, сильного укрепленного пункта аргентинцев. Наутро они стали героями; имя полковника "Эйч" Джонса, который возглавил штурм и в ходе него погиб, стало легендой.

По словам людей, которые утверждали, что им это известно, о SAS, которая в течении нескольких недель тайно находилась в тылу врага, передавая жизненно важную информацию, сказали, что им "нужно было видеть, как они несут потери", что поднять обратно образ Полка в Лондоне. Меньше чем за неделю до этого, вертолет "Си Кинг", перебрасывавший войска между двумя кораблями, потерпел крушение, в него врезалась морская птица. В результате утонули девятнадцать солдат из эскадрона "D", находившихся на борту.

Видеть, что они несут потери.

Иногда, черт возьми, невозможно удовлетворить некоторых людей. Было ли это замечание абсолютно правдивым или нет, но теперь я видел, что оно возвращается и преследует нас. Война в Персидском заливе вступила в критическую, но интересную фазу. Вместе с ВВС Коалиции, мы в значительной степени вывели "Скады" из игры. В сущности, все мы завершили задание, сделав то, что мы были предназначены сделать. Но сейчас, когда назревала сухопутная война, нужно было многое сделать на более широком фронте. Саддам все еще находился в Кувейте и не подавал признаков движения. Меня беспокоило то, что кто-нибудь, в Лондоне или Эр-Рияде однажды утром проснется и скажет штабу полка, что SAS должна оправдать свое существование, если она хочет остаться в Ираке. И с таким давлением на него, я полагал, что не так уж невозможно то, что ребята, находящиеся в безопасности в Саудовской Аравии, могут просто соблазнится какой-нибудь "Миссия невыполнима" — чем-то, что навсегда войдет в анналы Полка. Хорошо, подумал я, если цель будет стоящая — если она стратегическая. Не так хорошо, если это окажется отвратительной неуместностью — местом, где нас могут "увидеть несущими потери" ради какой-нибудь тайной политической цели в Уайтхолле.

Когда я снова улегся на песок, а небеса распростерлись надо мной, я наконец-то понял, что меня беспокоило.

В одном существенном отношении, мы ничем не отличались от других пехотинцев. Мы могли быть элитой британской армии, но если бы дело дошло до драки, мы стали бы расходным материалом. Пушечным мясом. Как и любой другой "ворчун" во время войны.

Это было тревожное осознание. Как раз в тот момент, когда я перевернулся на другой бок в непреклонном усилии заснуть, небо взорвалось оглушительным ревом, когда над нашей позицией пронеслось звено реактивных самолетов. Все встрепенулись и напряглись, но бомбы, которые поразили бы нас, будь самолеты иракскими, так и не прилетели. Вокруг меня раздалось несколько невнятных проклятий, а затем наступила тишина, нарушаемая лишь редким храпом, когда все снова погрузилось в сон.

Когда я снова лег на песок, на мое лицо опустился тонкий, почти незаметный туман. На мгновение меня снова охватил страх — то же самое ужасное чувство, которое охватило нас возле груды мертвых коз.

Однако на этот раз, я все обдумал и промолчал, перевернувшись, что бы проверить листок бумажного индикатора РХБЗ, который я держал при себе после инцидента у колодца. В луче своего фонарика я увидел что все чисто. Для меня этот любопытный, необъяснимый случай послужил двум целям. Это был итог того, насколько мы все повзрослели, с той первой нервной ночи, когда мы проскользнули через границу. Но что еще более важно, там и тогда, это помогло мне очистить мой разум.

В результате через несколько минут я уже спал.

На следующее утро я проснулся задолго до рассвета и встал, чувствуя себя посвежевшим, мои батарейки полностью перезарядились. Вскоре после первого чая за день, мы начали работать по зачистке вади. Поскольку этой операцией руководил Фил, это дало мне возможность выяснить подоплеку решения направить конвой в Ирак.

В тот момент, когда штаб полка осознал всю серьезность ситуации со снабжением, он принял непростое решение: поскольку воздушным транспортом проблему было не решить, единственной альтернативой было доставить все необходимое полку в Ираке автомобильным транспортом. Когда генералу Шварцкопфу об этом сообщили, он, по-видимому, удивился, но поддержал это решение: "Дайте мне знать как вы собираетесь это сделать и я направлю все воздушные и наземные средства, которые я смогу выделить, что бы это прошло успешно" — сказал он нашим планировщикам в Эр-Рияде.

В день выхода конвоя погода была отвратительной и Шварцкопф был вынужден сообщить, что прикрытие истребителями будет недоступно, пока небо не очистится. Штаб полка сказал что это чушь собачья и просто велел отправляться, черт бы все побрал. У Полка была назначена встреча и ждать он никого не собирался. Когда Шварцкопф узнал об этом, он недоверчиво спросил:

— Что это за "они только что выехали"? — сказал он бедному посыльному, который принес эту новость. Информацию повторили еще раз.

— Черт возьми, у этих бриташек есть яйца, — пробормотал Шварцкопф. — Окажите им всю необходимую помощь.

Тактика Дейва при пересечении вражеской территории была проста: никто не перед чем не останавливается; они должны были продолжать идти, несмотря ни на что. Без сопровождения четырехтонники не могли себе позволить ввязываться в перестрелки. Если конечно, они не были совсем близко и в этом случае им придется подъехать и подумать еще раз.

— Босс, а что ты называешь "Совсем близко"? — спросил один из водителей.

— Что-то такое, что разбивает тебе лобовое стекло — ответил Дейв. — А теперь все по машинам и сваливаем отсюда.

В течении двадцати четырех часов они изо всех сил вели машины, продвигаясь все дальше и дальше к Вади Тубал. У них не было никаких ПНВ, так что вся поездка проходила при дневном свете. Они встретили на своем пути два препятствия, оба были устранены с помощью сброшенных с воздуха боеприпасов с лазерным наведением на цель через ЛЦУ. Я спросил Дейва, не беспокоит ли его обратный путь. Он был удивительно философски настроен по этому поводу. Они пробили себе дорогу сюда и снова пробьют себе дорогу отсюда. Эти ребята были действительно больше, чем жизнь.

Вскоре после того как я вернулся к своей машине, пришло известие, что Роджер хочет, что бы все старшие сержантские чины собрались для беседы позже, во второй половине дня, в районе удаленном от машин снабжения.

— Это же не поводу причесок — сказал Ник, прихорашиваясь, глядя в отражение в своих очках.

— Или наших бород — добавил Том, почесывая заросли на подбородке. — Мы же на гребаной войне.

— Может быть, тебя не пускают в парк развлечений со щетиной — сказал Ник — Они думают что ты пьяница или что-то в этом роде.

— Кто знает? — поддержал я. Разговор с полковым сержант-майором дело серьезное. Что-то витало в воздухе.

— Как ты думаешь, может это оно? — сказал Том позже. — Важная цель.

— Может быть, — кивнул я.

— Будем надеяться, что это достойная цель.

Позже, в тот же день, я встретился со старшими сержантами из эскадронов "А" и "D". Пока мы ждали, когда же Роджер откроет собрание, в узком овраге, где все мы собрались, чувствовалось возбуждение. Без сомнения, это было именно то задание для полка, которого ждала половина из нас.

Именно тогда я оглянулся через плечо и увидел Фила. Я все еще пытался понять, почему полковой квартирмейстер — наш продовольственный король — был на совещании, которая имела все признаки военного совета вождей, когда Роджер встал на валун и совещание началось.

Прошло несколько минут, прежде чем мы поняли суть происходящего здесь. Это был тот случай, когда наши уши работали нормально, но наши отмороженные мозги не верили тому, что они слышали.

— Твою мать — услышал я за спиной голос Тони. — Этого не может быть.

— Так оно и есть — обернулся я.

В сотне километров от границы внутри Ирака, где Британия участвовала в самой крупной со времен Кореи войне, сержанты и уоррент-офицеры Специальной воздушной службы были вызваны на совещание по поводу столовой.

Это было серьезное дело. Определенно, тут не было повода для смеха. Главным пунктом повестки дня было следующее: предстоящий летний бал, за которым последует выдающийся счет за столовую и важный вопрос о том, может ли позволить себе сержантская столовая новый сервиз и несколько милых синих занавесок.

Ходатайства были обсуждены, приняты и протокол записан в блокнот, что бы его можно было передать обратно в Херефорд.

Вернувшись к своей машине я перестал ругаться и расхохотался.

— Что такое? — спросил Ник.

Я пытался выдавить из себя слова, но слезы продолжали катиться по моему лицу.

Ник, Том и Джефф уставились на меня как на сумасшедшего. Они должно быть думали: бедный старый козел. Месяц за линией фронта и он спекся, вот же головняк. В конце-концов, мне удалось рассказать им о совещании в овраге. Их реакция была почти такой же, как и моя. Неверие. Гнев. Смех. Истерика. Нам потребовалась почти вся оставшаяся часть дня, что бы перестать гадить под себя.

Позже мне удалось увидеть этот цирк в его истинном свете. Кого волновало, что это британская бюрократия в ее самом худшем проявлении? Это показывало, что даже на заднем дворе противника, мы контролировали ситуацию. Полностью расслабиться. Жизнь идет своим чередом и ничто не могло ей помешать.

SAS надо было выбрать несколько новых занавесок. Саддам может идти куда угодно.

Эскадрон "D" выдвинулся позже в этот же день, вернувшись на старый плацдарм вдоль МВС. Вскоре после их ухода Дейв и Фил обнаружили, что исчезли Расс и Бретт. Оба были частью запасного контингента эскадрона, который присоединился к суперконвою, что бы помочь. После тщательного обыска лагеря и окрестностей, мы пришли к неминуемому выводу: оба отправились в путь в качестве "заложников" эскадрона "D".

Штаб полка отнесся к этому крайне скептически. При первой же возможности, негодяям полетело сообщение: наслаждайтесь следующими пятью днями, ребята, но вы будете на первом же обратном рейсе "Чинука" с заправкой. Любой, кто не окажется на борту, может рассчитывать на скорое правосудие.

Оба конвоя эскадрона "А" задержались еще на одну ночь. На следующий день мы получили приказ и отправились в путь, оставив Фила, Дейва и остальных членов их шайки прибираться в вади, прежде чем они тоже отправятся обратно в Саудовскую Аравию.

Они не хотели здесь задерживаться. Ходили слухи, что сухопутное наступление Коалиции неминуемо. Это было достаточно плохо, отбиваться от иракцев. Однако последнее, что нужно было Дейву — это столкнуться с мощью психованного Корпуса морской пехоты США, когда он будет на полном ходу пересекать границу в направлении Багдада.

Даже у Дейва были сомнения насчет того, кто выйдет победителем.

Что касается меня, то я ни хрена не сомневался.

Глава двенадцатая

После Вади-Тубал, мы направились обратно к нашему старому другу, основному маршруту военного снабжения "Восток-Запад". Наша задача состояла в том, что бы искать — и, если понадобится, уничтожать — любые "Скады", которые могли перебрасываться по дорожной сети.

Движение было слабым, но мы все равно держали наши глаза открытыми. В глубине души, мы знали, что Саддам был достаточно сумасшедшим, что бы выкинуть что-нибудь отчаянное; и это включало отправку полного конвоя "Скадов" вдоль шоссе Багдад-Иордания к ракетным площадкам, которые усеивали этот район.

Через пару ночей, когда не было ни малейшего намека на что-то отдаленно напоминающее "Скад", мы поняли, что они не придут; во всяком случае, не сюда. Но без каких-либо признаков новых указаний от штаба полка, мы могли увидеть себя заканчивающими войну здесь. После лихорадочного возбуждения прошлой недели, опасность теперь представляла медленная смерть от скуки.

А потом, во второй половине второго дня, меня вызвали к машине Роджера.

— Господи, — сказал Том, вылезая из спального мешка, — не забудь прихватить свои дешевые сигареты.

Хорошая идея. Я заменил пачку "Силк Кат" в кармане на несколько "Эмбасси" и отправился в путь. Я не мог позволить себе на этой стадии войны уничтожения запаса моих хороших сигарет ненасытным аппетитом Роджера к чужому куреву. Родж, как знал каждый курильщик в полуэскадронном конвое, при первой же возможности утащит сигареты с трупа.

Как только я поднял край его масксети, полковой сержант-майор сообщил мне причину вызова: я должен был провести в эту ночь разведку в месте, которое штаб полка назначил "треугольником смерти".

— Почему? — спросил я. — Что там происходит?

— Не знаю, — ответил Роджер.

— Что-то творит штаб полка?

— Может да, может нет.

— Что, черт побери, это значит?

— Они сказали, что хотят проверить это место на предмет, что там за чертовщина творится. Но у меня сложилось впечатление, что есть конкретная причина для этой миссии. Будь осторожен сегодня вечером, хорошо?

Потребовалось немало усилий, что бы проявилась более чуткая сторона Роджера. Несколько потрясенный его заботой о нас, я пообещал, что так и сделаю.

Мы посмотрели на карту.

"Треугольник" был не велик; его общая площадь, вероятно, не превышала тридцати квадратных километров. С трех сторон он был окаймлен дорогами, отсюда и первая часть его прозвища. Со "смертью" было сложнее, но, склонившись над картой, можно было сказать, что это не обычный дом развлечений.

Попасть внутрь не было настоящей проблемой. Половина причин нашего выживания до сих пор заключалось в том, что в нашем распоряжении была вся пустыня. Треугольник был совсем другим делом. Если мы войдем в контакт, противник может двинуть войска вдоль дорог и запечатать это место. Тогда будет достаточно просто прочесать это место и они выловят нас, живыми или мертвыми.

— А что такого особенного, по-твоему, в этом месте? — спросил я.

— Спроси что полегче, — сказал Роджер, похлопывая себя по карманам и начиная первый из многочисленных ритуалов поиска мнимых сигарет. Я прервал его и предложил ему "Эмбасси". Он презрительно ухмыльнулся, но все равно взял одну.

— Я полагаю, что в конце-концов ты не будешь прокладывать просто так три дороги вокруг чертовой пустыни, — сказал он.

— Правильно.

Логика была здравой, но я не мог все еще понять, почему они просто не пошлют самолет.

Роджер, должно быть, уловил нотку скептицизма в моем голосе. Он поднял глаза и сказал:

— Ваша задача — найти чертов маршрут в это место, и ничего больше. Ты возьмешь еще одну машину. Вы уедете на рассвете и вернетесь на следующий день с первыми лучами солнца. Понял?

— Конечно, Родж. Никаких проблем.

Я посмотрел вниз и моргнул. Роджер указывал на нижнюю правую вершину треугольника. Судя по тому, как сходились дороги, это был крупный перекресток, несомненно, увенчанный чертовски большим мостом. Я искал на его лице признаки возбуждения, но, как обычно с полковым сержант-майором, за этими глазами ничего нельзя было прочесть. Я просто развернулся и вышел.

На обратном пути я поймал Таффа. Валлиец не только был хорошим разведчиком, у него также была наиболее подходящая машина для этой работы. Меня интересовал не столько "Милан" — в конце-концов, наша задача состояла в том, что бы любой ценой избежать контакта с противником — сколько его тепловизионный прицел MIRA. MIRA, отображающий тепло, способен обнаружить замаскированный танк в непроглядной ночи на расстоянии около двадцати километров. Это дает ему большие возможности при проведении разведки, которые, по моему мнению, может мне понадобится в этом патруле. Том заглядывал нам через плечо, а мы с Таффом расстилали карту на капоте моего 110-го. Я рассказал им о предложении Роджера насчет моста и спросил, что они думают.

— Не, — сказал Тафф, — он шутит.

Том согласно кивнул.

Когда все было улажено, мы занялись поиском подходящей точки входа. То, что нам требовалось — и чего явно не хватало при первом же просмотре карты — это безопасный способ пересечь автобан, который шел вдоль южной стороны треугольника.

В конце-концов, мы его нашли, но только после некоторой детективной работы, которую бы оценили на "пять с плюсом", если бы мы сидели на чертовом экзамене по географии. Следуя контурным линиям прилегающего района, было очевидно, что в сезон дождей эту дорогу должно было пересечь большое количество воды. Пройдя по автобану во время нашей миссии на "Викторе Два", мы знали, что это серьезное инженерное сооружение. Это означало, что иракцы ничего бы не оставили на волю случая.

— Если хотите знать мое мнение, — сказал я, подводя и тог и указывая на карту, — здесь есть дренажные трубы, здесь, здесь и здесь. Это наш проклятый путь внутрь. Мы не перейдем через автостраду. Мы пройдем под ней.

Затем последовал шквал дальнейших уточнений со стороны остальных, сопровождаемый кивками согласия. У нас был план.

Я побрел обратно с картой к машине Роджера. Единственное, что мне не давало покоя, это воспоминание о том, что эскадрон "D" сделал со своими машинами на передовой горной базе. Они сняли с них дуги, что бы понизить профиль и обеспечить свободный вход в тоннели, подобные этим. В то время мы это отвергли. Теперь я поймал себя на том что думаю, не обломают ли нас несколько дюймов высоты.

Я начал было рассказывать Роджеру о нашей работе, но он внезапно меня оборвал.

— Я думал, я выразился достаточно ясно. А теперь иди и сделай как тебе было сказано. Через мост, Кэмми. Используй чо-о-о-ортов мост.

Что бы вывести меня из себя, нужно приложить усилия, но я оставил его машину кипя от злости. Если тебе нужен этот чертов мост, думал я, я дам тебе этот чертов мост.

Я заскочил к машине Тони и переговорил с ним, просто на случай, если я что-то упустил. Но вердикта специалиста по мобильным операциям был ясен: использовать мост это безумие.

— Если бы я был любителем пари, я был поставил месячное жалование на то, что там будут толпы тряпкоголовых — сказал он.

— Ты несчастный жалкий ублюдок, Кэмми. Похоже, опять настало время для самоубийства.

Отлично, подумал я.

Тафф и я скорректировали наш хороший, безопасный маршрут к водосбросным трубам так, что бы оказаться как можно ближе к мосту. Что касается всех нас, то сегодня вечером у нас было две цели: найти путь в Треугольник и предоставить доказательства того, что мост был занят, дабы предотвратить убийство всего нашего проклятого конвоя Роджером.

Мы отправились в пусть после наступления темноты, вместе с остальными машинами, отделившись от них, когда они дошли до своего наблюдательного пункта с видом на МВС. В течении следующих двух часов мы двигались медленно, наша машина шла впереди. Том, сидевший за рулем, смотрел на землю впереди, в поисках признаков опасности. На нем был надет массивный ПНВ, который большинство водителей считают обязательным для движения через территорию противника ночью. Остальные вели интенсивное наблюдение через наши ручные монокуляры. Они хороши для общего наблюдения за местностью, но даже близко не подходят к мощности ПНВ. Поэтому я ничуть не удивился, когда Том резко затормозил, хотя мы были в еще восьми километрах от моста и просто сидел, уставившись в черную пустоту впереди.

— Что там? — прошептал я.

В тот же миг я начал осматриваться, но ничего не увидел.

— Не знаю — коротко ответил он. — Там что-то есть...

— Что ты имеешь ввиду? Где?

Он наклонился вперед.

— Прямо по курсу. Что-то темное и очень большое. Примерно в тридцати метрах.

Теперь я это увидел. Большое черное пространство перед машиной. Пред моим мысленным взором он предстал огромным валуном, преграждающим нам путь. Я вылез из машины и пошел дальше. По мере того, как я двигался, очертания менялись. Внезапно, оно превратилось во что-то совершенно иное. Совсем не твердую преграду, а пустоту. Как траншея...

Траншея. Совершенно точно.

А потом меня поразило второе осознание, более сильное, чем первое. А что, если она была занята?

Господи, Кэмми, еще месяц тут и ты заглотишь крючок, леску и грузило, тупой ты ублюдок.

Я опустился на корточки, пытаясь замедлить темп своего дыхания. Мне нужно было смотреть, но также и слушать.

Я медленно приблизился к ней, держа в одной руке М16 с гранатометом М203, а в другой — монокуляр. Я заглянул через край вглубь траншеи, почти ожидая увидеть тела, свернувшиеся калачиком во сне или, что еще хуже, глядящие на меня сквозь темноту.

Пустая, хвала Господу.

Мы все еще не перешли через нее. Если мы нашли одну щель, то скорее всего, были и другие. Мы с Ником продвинулись вперед на сотню метров, а затем развернулись веером еще на триста в стороны. Тафф и один из его парней проделали то же самое с тылом. Через сорок минут мы вернулись с докладом. Были и другие траншеи, но все они были пусты. Главный вопрос заключался в том, останутся они такими же, когда мы вернемся сюда следующей ночью?

Мы решили двигаться дальше, хотя существовала вероятность, что то, на что мы наткнулись, было передовой позицией какой-то грозной оборонительной системы, простиравшейся перед нами. Для минимизации риска, Ник и я решили пройти на сотню метров вперед, что бы обеспечить небольшое предварительное предупреждение, просто на случай, если в глубине будет вечеринка противника.

В течении следующего часа мы миновали еще пару траншей, но продвижение было мучительно медленным. Сознавая, или ощущая, необходимость идти дальше и сочтя риск невысоким, мы снова сели в машину. Ник взял на себя управление, давая бедным старым глазам Тома заслуженную передышку. ПНВ может быть убийственным для зрения. Настолько, что Ник предпочел вести без него.

Земля становилась все более неровной. Машина брыкалась, как дикий бык. Мы продолжали продвигаться, считая километры до моста. Мы были всего лишь в пяти километрах от него, когда внезапно машина сильно накренилась и следующее что я помню, это то, что меня бросило вперед, на приборную панель, моя голова едва не врезалась в приклад пулемета.

Раздался отвратительный визг тормозов, а затем дикий хруст шин, врезавшихся в крошащийся песчаник. Черная пустота заполнила мое зрение. Я приготовился к тому моменту, когда машина перевернется. Забавно, подумал я, но в ту ночь, когда выпал мой номер, я получил не кол, а несколько тонн "Лендровера". А потом мгновенная вспышка, словно электрический импульс пронзила мой мозг: что, если он там, внизу, торчит вверх в темноте и просто ждет меня...

В отличии от меня, Ник, сидевший справа, был свободен от подобных мыслей. Он резко рванул ручной тормоз и спрыгнул. Должно быть, он предполагал, что сейчас попадет на твердую землю, но он спрыгнул с борта машины и упал камнем вниз. Он даже не вскрикнул. Он не издал ни звука. Все что я слышал — это шум его тела, бьющегося о камни внизу и скрежет камней, земли и валунов, падающих вслед за ним.

Мое оцепенение покинуло меня и я вскочил со своего места, карабкаясь по корме машины. Том уже спрыгнул. Я нашел его на краю пропасти, зовущего в бездну. Я присоединился к нему, окликая и слушая по очереди.

— Господи Иисусе — сказал я. — Он пропал.

Том тяжело дышал.

— Насколько эта штука глубока?

— Хрен его знает.

Я крикнул еще раз в темноту. Ничего.

Потом появились Тафф и Дин. Мы вчетвером завопили, что бы Ник ответил. И все еще ничего.

— Дай монокуляр — выпалил я.

— Давайте посмотрим, сможем ли мы его найти.

Тафф трусцой вернулся к своей машине и через мгновение вернулся с нужной оптикой. Я направил его в пустоту и начал искать. Потребовалось некоторое время, что бы привыкнуть к темноте. Вади было глубоким. Здесь было гораздо меньше рассеянного света, чем на поверхности вокруг. Я пронесся мимо-чего-то напоминавшего большое скопление камней. Затем, они пошевелились.

— Ник! — завопил я.

На этот раз я получил очень слабый ответ. Хвала Господу. Он был жив.

Через пять минут БФГ уже достаточно пришел в себя, что бы проверить свое состояние. Он упал с высоты шестидесяти футов (примерно 18 метров — прим. перев.) и на мгновение потерял сознание. Однако оказалось, что он отделался порезами, ушибами и возможно, небольшим сотрясением мозга. Однако за его бравадой, я видел, что ему очень больно. Он попытался взобраться по склону вади, но через пять минут сдался. Склон был слишком крутым. Он был не в том состоянии, что бы заниматься альпинизмом.

Именно Тафф предложил спустить вниз несколько буксирных цепей. Ник прицепил себя к крюку и мы начали вытаскивать его оттуда.

Медленно, медленно мы поймали нашу обезьянку. Через пару минут он снова был наверху. Он сильно истекал кровью из-за многочисленных ссадин, но отмахнулся от предложений о помощи. Я думаю, он знал, что нам нужны все руки на палубе, что бы сдвинуть "Лендровер" с его ненадежного насеста на краю оврага.

— Вполне справедливо — сказал я.

Потом его подлатаем. В данный момент, я сказал ему сидеть тихо и спокойно.

Мы выставили часовых и принялись за работу. Время, когда мы должны буксировать машину, был момент нашей наибольшей уязвимости. Когда цепи были закреплены, Том сел за руль нашей машины, в то время как Тафф начал тянуть. Те из нас, кто не был на постах или в машинах, могли только смотреть. Оба водителя отчаянно пытались свести шум от двигателей к минимуму. В результате, наш "Лендровер" выглядел так, будто и не собирался никуда ехать.

В конце-концов, я уже просто не мог это выносить. Я подбежал к Таффу и заорал:

— Забудь про этот гребаный шум. Просто сделай это и давайте уберемся отсюда к чертовой матери.

Тафф кивнул и нажал на акселератор. В необъятности и тишине, казалось, что рев этих моторов услышат все живые существа на много миль вокруг. Затем, внезапно, пошло какое-то движение и наш 110-й отшатнулся назад от края обрыва.

Нервы у всех были на пределе. Мы подавили свое желание ехать как можно быстрее и заставили себя посидеть на месте несколько минут и остыть. Мы достали наши фляги и ждали в темноте, куря и потягивая чай, пока наше чувство боя не вернулось. Я не мог не проклинать Роджера, за то, что он послал нас по этому проклятому дурацкому маршруту. Вокруг меня раздавалось бормотание что патруль сглазили.

Через полчаса мы уже осматривали шоссе. Через минуту-другую в поле зрения показался мост. Это было именно такое большое инженерное сооружение, как мы и предполагали; подобно любой большой эстакаде, которую вы увидите, пересекая шоссе М25. Сам мост был лишен всякого освещения, хотя по обе стороны от него шоссе купалось в тех же полосах оранжевого света, с которым мы познакомились во время нашей вылазки к "Виктору Два" и обратно.

Мы достали MIRA и долго в него смотрели. К моему огромному удивлению, я не увидел ни единого теплового пятна. Решив, что мы могли оказаться слишком далеко даже для сверхохлажденной сверхчувствительной оптики MIRA, я повел нас вперед, на расстояние тысячи метров от эстакады. Мы снова осмотрелись и по прежнему, ничего не увидели.

— Черт бы меня побрал, — сказал я, вспомнил самодовольную ухмылку Роджера, когда я говорил с ним, — он не может быть рад; просто не может быть.

Мы с Томом пошли дальше пешком, остановившись в двухстах метрах от массивных бетонных свай моста. Я оставил свою М16 и М203, что бы тащить MIRA. Я нацелился на тени под эстакадой на добрые пятнадцать минут, но по прежнему в тепловизоре ничего не было.

Тогда я решил сделать 360-градусный обзор окружающей нас пустыни, просто на тот случай, если мы что-то упустили.

Том стоял спиной ко мне, страхуя меня на шесть часов, пока я наблюдаю. Мы уже сделали приличный круговой пируэт, когда я вдруг опустился на корточки.

— Что там? — прошептал Том через плечо.

— Что-то... я что-то видел.

В рефлекторном действии — пригнуться, я это потерял. Но что-то там было, это точно. На экране MIRA он прожег раскаленную добела дыру. Это означало, что он был большим — и близко.

Я окинул взглядом горизонт перед собой. Затем мое сердце остановилось. Том, должно быть услышал мой резкий вздох.

— Что там за чертовщина?

— Машины, — сказал я, стараясь говорить ровным голосом. — Их две. Меньше чем в километре отсюда. И черт возьми, они кишат гребанными солдатами.

Том не ответил. Я ожидал, что он что-нибудь скажет. Но его как будто поразила немота.

— Том?

— Ага.

Он сделал паузу.

— Кишат, говоришь?

— Ну в прицеле видно больше трех человек.

— А как насчет четырех парней, всего?

Я полуобернулся.

— Ты можешь их видеть?

Он сильно ткнул меня в ребра.

— Мне это и не требуется. Это же наши, болван ты эдакий. Это наши гребаные один-один-ноль, на которые ты смотришь.

На мгновение меня охватило недоверие. Затем я опустил голову и печально улыбнулся. Я так увлекся наблюдением, что забыл о "Лендроверах". Меня захлестнула волна облегчения. Я был удивлен, что Том не прибил меня на месте.

Мы продвинулись немного ближе к эстакаде, для последней проверки. На этот раз Том взял MIRA, а я следил за нашим тылом.

Внезапно меня охватила острая потребность сходить по-большому. Я срал регулярно, как часы, сразу после завтрака, независимо от того, нахожусь я на операции или нет, поэтому сбросить дерьмо здесь и сейчас, стало для меня чем-то вроде сюрприза. Я сказал об этом Тому, получил несколько оскорблений в отчет, и попятился назад, пока не нашел валун, мой собственный трон под звездами. Я скинул свое боевое снаряжение, стянул штаны от РХБЗ и свесил задницу над камнем.

Груз уже был на полпути, когда Том, стоявший от меня не далее шести футов, вдруг обернулся и проскрипел:

— Кэмми! Противник!

Второй раз за полчаса у меня остановился пульс.

— Где? — коротко спросил я.

Мое внимание привлекла эстакада. Я ничего на ней не видел, но это не означало, что на ней никого не было. Том низко присел на корточки. Он опустил голову, что бы уменьшить свой профиль, что он делал только тогда, когда враг был близко. Примерно на расстоянии плевка.

Вот и все.

Я подтянул свои штаны и достал из кобуры пистолет одним плавным движением, которое закончилось пистолетом в моей руке и полным грузом раздавленного дерьма в моих штанах. Моя М16 была в машине. Я оставил ее там, что бы тащить MIRA. И вот так всегда, черт возьми.

Я пополз к Тому, похожему на силуэт горгульи на фоне далеких огней автострады.

Я легонько тронул его за плечо.

— Где? — прошептал я так тихо, что едва себя расслышал.

Тело Тома окаменело. Я почувствовал, что он слегка содрогнулся, словно от спазма или шока. Он обернулся, закусив губу. На его лице появилось дикое выражение.

— Кэмми?

— Что, ради всего святого?

— Это розыгрыш, дружище.

А потом он рухнул, смеясь.

Я не знаю, почему я его не пристрелил. Я сидел там с минуту, позволяя осознанию проникнуть внутрь.

Мы не собирались умирать. Я почувствовал такое облегчение, что у меня не осталось места для гнева. На секунду или две, это было самое наилучшее чувство в мире.

Но тут до меня донеслось легкое дуновение и я вспомнил о своем дерьмо в своем клоунском костюме.

Мы ровным шагом направились обратно к машинам. Я чувствовал себя неловко, но держал свой маленький секрет при себе. Я прикинул, что если костюм РХБЗ сможет удержать горчичный газ снаружи, то уж он определенно сможет остановить запах дерьма, вырывающийся изнутри.

После доклада Таффу и остальным, мы выехали на ровную дорогу и поднялись на сам мост. Когда мы были уже на полпути, то остановились и посмотрели вниз. Вот тогда-то мы и увидели повреждения от бомб. По обе стороны эстакады земля была усеяна воронками. Линии опор электропередачи лежали там, где они упали. Атакующие самолеты промахнулись по цели, но они тщательно перепахали окружающую местность. И только когда вы поднимались на эстакаду, вы это видели. Это также объясняло, почему здесь никого не было. Они удрали и не вернулись назад.

Мы проехали около 200 метров после моста, а затем свернули с дороги. Попасть в Треугольник не представляло проблемы. Мы могли забыть о дренажных трубах. Если мы сделаем большой крюк к югу от автобана, что бы обойти позиции траншей, все будет в порядке. Я просто не знал, как сообщить эту новость Роджеру: вопреки всему и по счастливой случайности при неудачном налете, его дурацкая схема входа в "Треугольник смерти" сработала. На всякий случай, мы отправились к точке сбора по нашему свежепростроенному крюку. Том вел машину. Я сидел рядом с ним. Попутно, я решил забыть о самоуважении и пойти на небольшую расплату. Я оттянул резинку своих брюк костюма РХБЗ и направил в его сторону завесу мрачных запахов. Атмосфера была такой же неприятной, как и все, что вы найдете в Портон-Даун, центре химического и биологического оружия в Уилтшире.

Он скорчил гримасу. Видя, что я попал в цель, я продолжал вентилироваться. Как раз, подумал я, то что нужно, что бы помочь сосредоточиться на пересеченной местности, по которой мы начали ехать.

Том терпел это целых тридцать минут, а потом прорычал:

— Ладно, ладно. Это была просто чертова шутка, ОК?

— Теперь ты знаешь, почему они зовут нас дерьмошляпами — сказал я.

Я посмотрел на часы и улыбнулся. По моим расчетам, до того как мы попадем на точку сбора, оставался еще целый час.

День прошел нормально, за исключением двух вещей. Наиболее беспокоящей был Ник, который был не в лучшем состоянии. Он напустил на себя бравый вид, но было видно, что он скрывает всю глубину своих ран. Более тщательный осмотр его тела привел к заключению, что у него сломана пара ребер. Он также мочился кровью.

Шансов на медэвак было мало. И в любом случае БФГ настаивал на том, что бы остаться. Мне это не нравилось, но в конце-концов, у нас не было выбора.

Второй проблемой, стали мои штаны от костюма РХБЗ, которые вот-вот должны были стать серьезной биологической угрозой. Но как промыть этих засранцев, когда воды было так мало? Я пытался убедить Тома, что это была не такая уж большая обязанность, но он почему-то не стал ее принимать на себя. Том был отличным парнем, но из него вышла бы ужасная жена.

В конце-концов, я решил что штаны уже не спасти и захоронил ублюдков.

С похвальным самообладанием Роджер никогда не придавал значения своему шестому чувству в отношении моста. Во второй половине дня он рассказал нам о нашей миссии. План был прост: заехать в треугольник, проверить активность и немедленно выехать оттуда. Мы отправились в путь как только стемнело, и добрались до моста без сучка и задоринки. Тони и я поставили машины на эстакаду, где мы оба несли стражу. Мы послали пару мотоциклов назад, что бы провести остальных. Они проводили их по двое за раз. Процесс был начат и закончен за сорок минут, без суеты и проблем. Мы начали патрулирование примерно в час ночи. Мы прошли не больше нескольких километров, когда поняли, что у нас возникла большая проблема. Местность превратилась в бесконечную череду волнистых холмов. Вы можете быть в любой момент в нескольких сотнях метров от врага и даже не знать об этом — ситуация, которая потенциально была смертельно для нас.

"Штабные" быстро приняли решение. Мы прекратили движение и укрыли машины. Мы выставили караулы и затаившись, спали там, где сидели в наших машинах. Мы решили провести патрулирование при дневном свете, когда, по крайней мере, мы могли видеть дальше собственного носа. Это был решительный шаг, но он должен был быть сделан. Мы никогда раньше не видели такой местности. В сочетании с фактом, что мы могли быть зажаты между тремя магистральными дорогами, это требовало крайних мер.

В восемь часов мы снова начали патрулирование. Это было странное чувство, двигаться днем — как в тот раз, когда мы пересекали границу, мы высматривали повсюду неприятности, выпучив глаза как крысы.

Через пару часов без каких-либо признаков врага мы начали расслабляться. Затем, как раз перед ланчем, конвой резко остановился. Ведущая машина Тони остановилась прямо у холма. Ребята из мобильной группы высадились, вскарабкались по каменистому склону и улеглись ничком на гребне холма.

Они оставались там неподвижно в течении пяти минут, которые вскоре превратились в десять. Если Тони считал разумным торчать здесь и наблюдать за тем, что привлекло его внимание весь оставшийся день, меня это вполне устраивало. Но Роджер, в нескольких машинах позади нас, полностью потерял терпение.

Внезапно, его 110-й пронесся мимо нас на полном ходу. Я вскочил со своего места и побежал за ним, гадая, что, черт побери, на него нашло.

Роджер нажал на педаль акселератора и рванул вверх по склону холма, остановившись в облаке пыли совсем рядом с гребнем. Наблюдатели на вершине повернулись, их лица представляли собой единую картину планеты Ошеломление.

Когда я подошел к ним, Базз и Роджер уже вовсю спорили. Позже, я узнал, что когда наблюдатели смотрели на него с отвисшей челюстью, Роджер, подобно генералу Джорджу Паттону, встал на своем сиденье и завопил:

— Какого чо-о-орта вы все еще ждете?

На что Базз возразил:

— Кучу летящего в нас дерьма, если только ты не заткнешься и не уберешь машину с этого холма.

Вот тогда-то все и выродилось в опасный разговорный поединок, когда они вдвоем бросились друг на друга, как пара драчливых бульдогов.

Вот дерьмо, подумал я, утаптывая склон холма. Итак, вот что происходит, когда вы злоупотребляете своим гостеприимством. Еще месяц назад такого бы никогда не случилось. Мы все были почти одной большой счастливой семьей. Может быть, мы начинали это терять. Может быть, пришло время возвращаться домой.

Подоспели парни и растащили Роджера и Базза в разные стороны. Все было так плохо, что на мгновение мне показалось, что Базз вот-вот ему врежет.

Когда я выглянул из-за гребня холма, я понял почему.

Перед нами простиралась огромное антенное поле. Десятки высоких тонких мачт торчали из пустыни на площади размером в пару футбольных полей. Мы наткнулись на какой-то ретрансляционный пункт в пустыне, очень сложный.

Это, как я догадался, и было причиной того, что нас послали в этот Треугольник. Штаб полка наверняка знал о сигналах идущих из этого места, которое почти наверняка было еще одним узлом связи — одним из основных — в сети запуска "Скадов". Но теперь, глядя на него, я понял, что с воздуха его было бы чертовски трудно обнаружить. Из-за того, что мачты были тонкими и разнесенными, пилот вероятно, не заметил бы их. Тем не менее, ретрансляционные станции в Саудовской Аравии вычислили положение этой штуки в районе внутри Треугольника. Мы не могли разведать то, что было не найдено. Итак, они послали нас в Треугольник, посмотреть что мы сможем увидеть и доложить.

Глядя на антенное поле, я понял и еще кое-что. Несмотря на все, что мы проделали на "Виктор Два", "Скады" все еще работали. Коалиция их вовсе не все их стерла. Это простое оружие еще могло сдержать союзников и выиграть войну для Саддама. Никоим образом мы не могли отправляться домой. Мы еще были нужны здесь генералу Шварцкопфу.

Роджер понял в чем дело и сдал назад "Лендровер". У него не было времени размышлять о своей ошибке.

Мы быстро провели совещание "штабных" и решили провести съемку этого места с помощью лазерных дальномеров как можно быстрее. Таким образом, мы могли бы предоставить планировщикам в Эр-Рияде точные координаты для летчиков, когда они нанесут визит на своих F-15E и F-16. Внезапно, справа от нас появилось облако пыли. Все взгляды были прикованы к его источнику; быстро движущейся по склону машины. Кто-то достал бинокль и сказал страшные слова: "ЗСУ-23/4".

ЗСУ-23/4 — это гусеничная машина советского производства, оснащенная грозной 23-мм четырехствольной пушечной установкой с радиолокационным наведением. Она была разработана что бы сбивать самолеты и вертолеты, но также чертовски хороша в выбивании дерьма из мягкокожих наземных машин.

Мы отошли за гребень и стали наблюдать.

Машина продолжала ехать и не останавливалась. Мы понятия не имели, видела она нас или нет. А потом кто-то высказал предположение, что это часть отряда, отправленного окружить нас.

Мы снова сели в машины и проехали пять километров, просто что бы уйти от антенного поля, все время оглядываясь в том направлении, где последний раз видели загадочную иракскую машину. Но она уже исчезла.

Мы продолжали патрулировать Треугольник, но сочетание этого инцидента и факта, что мы теперь ехали при полном солнечном свете, напугало нас. Мы были рады, когда работа была сделана и мы могли убраться отсюда к чертовой матери, обратно в широкую открытую пустыню, где захват не был такой уж большой угрозой.

В тот же вечер, мы вернулись на автостраду. За исключением одного момента, все шло относительно гладко. Мы остановились примерно в километре от моста. Я вылез с MIRA, собираясь быстро осмотреться и ничего не увидеть, но вместо этого получил небольшую, но позитивную тепловую сигнатуру. Она обладала всеми признаками часового на посту.

— Чо-о-о-орт возьми, — сказал Роджер, — мне все равно никогда не нравился этот проклятый мост.

После всей этой суеты вокруг дренажных труб, я никак не мог поверить, что все это услышал. Я открыл рот, что бы кое-что сказать, но передумал. Я поработал над своим гневом, пробираясь к мосту с Таффом, для ближнего осмотра.

В пятистах метрах от дороги мы еще раз проверили с MIRA и вот она снова — единственное пятно на экране. Мы устроились поудобнее и начали наблюдать. Если был один парень, были и другие. Сорок минут спустя наш единственный источник тепла не двигался. Ни единым мускулом. Я решил, что наш часовой либо дзен-буддист, либо уснул. Последняя возможность, конечно, заключалась в том, что это был вовсе не часовой, а что-то неодушевленное. Мы с Таффом побежали назад и быстро посовещались с Тони.

— Какого черта — сказал Тони — если это часовой, мы врежем "Миланом" по этому бедному ублюдку. Он даже не поймет, что его убило.

К счастью, "часовой" оказался бетонным столбом Должно быть, он нагрелся на солнце и остывал медленнее, чем эстакада. Сверхохлажденная оптика MIRA настолько чувствительна. Это было сюрреалистическое окончание пребывание в месте, которое мы были счастливы покинуть. Треугольник напугал нас всех.

Мы без происшествий пересекли автостраду и направились на юг. Общее ощущение было такое, что наши дни путешествия на север закончились. Однако, учитывая узел связи, который мы нашли, я не мог не задаться вопросом, как скоро мы вернемся назад.

Глава тринадцатая

На следующее утро, в воскресенье, мы проснулись с новостями, которых ждали уже несколько дней. В 4 часа утра, союзные войска начали прорываться через отдельные пункты вдоль 500 километрового участка иракской обороны вокруг Кувейта. Атака началась с артиллерийского налета, подобного которому не видели в этой части суши со времен Эль-Аламейна. За исключением погоды, которая превратилась в крысиное дерьмо, все шло по плану, но было сложно понять точную картину из искаженных отчетов, которые мы получали по BBC.

В восемь часов Роджер собрал "штабных". Штаб полка уже вышел на связь. Мы должны были продвигаться к саудовской границе и ждать указаний. Поскольку никто не имел понятия о том, как будет проходить сухопутное наступление, они хотели, что бы мы оставались в тылу иракских позиций, просто на тот случай, если нам придется идти на Багдад и убрать Усатого.

Еще одна директива имела большое значение. Отныне мы будем делать все наши перемещения только при свете дня. Это было вызвано двумя изменениями в общей картине. Во-первых, иракская армия считалась более озабоченной тем, что происходит в Кувейте, чем горсткой британцев, бродящих по их задворкам; и во-вторых, у нас было гораздо больше шансов на идентификацию с нашими собственными войсками — и им, и нас — при дневном свете, чем ночью и в поистине ужасную погоду. В азарте обычной войны, солдаты имеют скверную привычку сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы. Все это говорило о том, что мы зашли слишком далеко, что бы нас вытащили на нашу сторону.

Пока мы ехали, мы начали делать то, что как мне казалось, делают только во второсортных фильмах о Второй мировой войне: мы мечтали о том, что мы будем делать, когда это все наконец закончится. Том с нетерпением ожидал долгого отпуска с Хелен. Ник, который сегодня выглядел немного лучше, хотел начать один или два строительных проекта вокруг дома. Он прикинул, что с деньгами, которые он скопил за время нашего пребывания на операции, он сможет сделать то, что обещал себе уже год или два. Идея отдыха Ника заключалась в том, что бы утром заложить фундамент дома, и закончить этого сукина сына к полудню. Когда мы поравнялись с Джеффом, он с удовлетворением отметил, что Шварцкопф удачно приурочил свое выступление к кульминации сезона регби. Через пару дней в Твикенхэме они с ним разберутся, а потом начнется следующая война.

— А ты, — спросил Том, — какие у тебя планы, дружище?

Я уже собирался открыть рот, когда он остановил меня. Может быть, что-то в глазах меня выдало.

— Нет, нет, нет. Только не говори мне. Вместо того, что бы провести некоторое время с этой великолепной женщиной и восхитительной семьей, ты проведешь три первых чертовых дня в лагере, разбирая свое гребаное снаряжение, не так ли?

Я пожал плечами.

— Ты же знаешь, что это имеет смысл.

У меня есть время для административных дел и время для потехи, но я не могу веселиться, пока не разберусь с любым административным вопросом, который висит надо мной. Просто я такой, какой я есть и Том это знал.

— Да ты просто чертова дерьмошляпа, — сказал он.

Что мне оставалось делать, кроме как кивнуть? У меня было отчетливое ощущение, что он прав.

Наступила середина утра и в связи с переменой погоды мы остановились выпить чаю и чего-нибудь пожрать. Перемещение начало приобретать характер воскресного пикника за городом, когда вдруг кто-то заметил серебристый отблеск в просвете ясного неба над горизонтом. Тони не стал задерживаться. Он схватил ТАКАМ и отошел немного в сторону от машин. ТАКАМ представляет собой черную коробку примерно шести квадратных дюймов и может работать в двух режимах. Если вы оставляете чеку в верхней части, это простой приемо-передатчик на дистанции прямой видимости. Вытащите чеку и он станет тактическим аварийным маяком — отсюда его название — способным послать автоматический сигнал бедствия любому, кто случайно окажется поблизости.

Остальные с тревогой наблюдали за Тони, время от времени оглядываясь на самолет, который теперь мы отчетливо слышали. С помощью бинокля его можно было легко опознать как F-16. Не было никаких сомнений, что он видел нас. Как стервятник он сделал круг примерно в восьми километрах впереди — как раз в пределах досягаемости своих ракет "Мэверик" класса "воздух-земля". До нас донесся голос Тони.

— Неопознанный самолет, неопознанный самолет. Имейте ввиду, что мы дружественные войска в восьми километрах к северу от вашей позиции. Неопознанный самолет, как поняли, прием?

До нас с ветром донеслось легкое шипение статики.

Тони снова попытался вызвать самолет.

Я как раз думал о том, что будет ужасно, если здесь разорвется пара ракет, когда вдруг появился Роджер.

— Что тут происходит? — беспечно спросил он.

— Из нас вот-вот будет выбивать дерьмо вон тот самолет — сказал я, указывая на крошечную точку над горизонтом. — Тони пытается с этим что-то сделать.

Роджер прищурился, пытаясь найти самолет, потом сдался и подошел к Тони. Лидер мобильной группы все еще пытался связаться с пилотом.

— Какого чо-о-о-орта ты пытаешься сделать? — спросил его Роджер.

Тони попытался объяснить.

— Там, наверху, есть самолет. Я думаю, он видел нас, босс.

Роджер стоял, уперев руки в бока.

— Ну и что?

— Неопознанный самолет, неопознанный самолет, мы — дружественные войска в 10 километрах к северу от вашей позиции... — начал было Тони снова, но тут же замолчал, поняв, что сказал Роджер.

— Я пытаюсь остановить повторение того, что случилось с Эскадроном "D".

Роджер всплеснул руками.

— А, чушь собачья, — сказал он, — эта чертова штука за много миль отсюда. Хватит ссать и давайте снова отправим чо-о-о-ортово шоу в дорогу. Я не знаю как вы, а я уже почти готов ехать домой.

И с этими словами он пошел обратно к своей машине.

Тони и я переглянулись. Именно в этот момент ТАКАМ затрещал и густой американский акцент прозвучал громко и четко:

— Подтверждаю, дружественные войска. Прием и отбой.

По деловому тону этого парня, мне стало ясно, что мы были на волосок от того, что бы быть взятыми на прицел и запуска по нам "Мэверика".

Роджер, к сожалению, был слишком далеко, что бы услышать это подтверждение. Но даже если бы он это сделал, я сомневаюсь, что это имело бы большое значение.

Точка на горизонте двинулась на юг и мы направились за ней. Мы гнали изо всех сил весь день, в конце-концов добравшись до подходящего для ПДБ места, примерно в двадцати километрах к северу от границы. Мы спешились, устроились поудобнее, и стали ждать следующего пакета приказов, не сводя глаз и ушей со всего, что напоминало самолет.

Понедельник пришел и ушел странным образом. Судя по тому, что мы могли продолжить из наших радиоприемников и обрывков информации, которую мы получали из штаба полка, бои за Кувейт шли где-то к юго-востоку от нас. Больше не было необходимости маскировать наши машины — на самом деле, та штука с самолетом, которая едва не произошла и теми самолетами, что мы видели, давала единственный шанс не быть испаренными собственной стороной, это быть как можно более открытыми в том где и чем мы были.

После месяца совершенно секретных операций было крайне странно стоять лагерем в бескрайней иракской пустыне, не имея для защиты ничего более существенного, чем пара парней в карауле и чертовски большой "Юнион Джек" в середине.

Мы провели это время слоняясь, спя и сидя кружком, слушая Всемирную службу новостей BBC. Мы также разбились на банды. Каждый человек тяготел к той группе, с которой у него сложилась особенно тесная связь в ходе кампании. Крис и Кит сидели у "Унимога", пили чай и болтали о всякой ерунде. Алек и Роджер торчали возле машины Роджера, разговаривая о футболе, собачьих бегах, биллиарде, игре в кости, и любом другом виде спорта, о котором Роджер хотел бы поговорить и возможно, сделать ставку. Что касается нас, то мы, как правило, дрейфовали между машиной Таффа, Тони и моей собственной.

Контраст с нашими первыми днями по ту сторону границы не мог бы быть более заметным. Тогда порядок и аккуратность были в порядке вещей — вы заканчивали со своим спальным мешком, немедленно укладывали его в багажник и убирали в машину на тот случай, если вам понадобилось бы поспешно уехать. Сейчас не было маскировочных сетей, и не было ничего необычного в том, что бы увидеть спальные мешки и предметы одежды повсюду, что бы они могли проветриться. Со временем погода улучшилась и атмосфера стала довольно приятной. Пейзаж был почти таким же, как и во время всей кампании; плоский, каменистый и пыльный, с редким намеком на растительность. Мы конечно, выставляли часовых, но если противник пришел за нами, мы бы засекли его примерно за десять километров.

Ник, Том, Джефф и я, провели много времени с Тони, Фрэнком, Баззом, Таффом, Дином и Джорджем. Мы по очереди играли в покер единственной колодой карт Дина, рассказывали друг другу истории о безумных временах до и во время "Бури в пустыне". Мы также слушали BBC, что бы узнать новости о войне. Большинство из нас были горячими сторонниками Маргарет Тетчер и довольно часто упоминали о неудачном времени ее ухода из политики в преддверии конфликта. Мы все были уверены, будь Мэгги вместо Джона Мейджора все еще на своем месте, то мы были бы в Багдаде, прочесывая улицы — и бункеры, которые лежали под ними — в поисках Саддама и его корешей.

После постоянной жизни на грани, наш аппетит к балагану и дурачествам в значительной степени себя исчерпал. Едва ли не единственная шутка, на которую у нас еще оставались силы и время, это были розыгрыши с новостями. И всегда это проделывалось с экипажем Таффа, в котором ни у кого не было радиоприемника, что в итоге сделало их принимающей стороной.

Типичный розыгрыш с новостями выглядел примерно так. К месту, где сидела большая часть из нас, попивая чай или играя в карты, подбегал Базз и говорил:

— Черт! Вы никогда не догадаетесь, что только что сказали в новостях.

На что мы отвечали (большинство было в курсе):

— Что? Давай, выкладывай.

— Джон Мэйджор только что был пойман с поличным на какой-то элитной шлюхе. Правительство вот-вот падет. Коалиция рушится, а все потому, что Джон не мог удержать свой фитиль сухим.

В этот момент Тафф поднимал голову и говорил:

— Нет! Я в это не верю!

Базз энергично кивал:

— Вот прямо сейчас, дружище. Это абсолютная правда.

Он выглядел таким серьезным, что даже я, несмотря на то, что был вовлечен в этот жалкий розыгрыш, почти в него поверил.

Те, кто не был вовлечен в этот номер, разделились во мнениях между теми, кто думал что премьер-минстр был полным идиотом, что бы подвести свою сторону в этот критический момент истории и теми, кто думал, что он был не таким уж плохим типом, в конце-концов.

— Ну и черт с ним — подводил итог Тафф. — Старина Джон. Я и не подозревал, что он способен на такое.

Просто удивительно, как много вариантов этой шутки мы могли сыграть с Таффом и все же заставить его поверить вам.

После тридцати шести часов, когда все еще не было никаких признаков что о нас помнили, мы начали сходить с ума. Желание что-то сделать, или просто вернуться домой, убивало нас. Удивительно, но единственный человек, который, как мы думали, придет в бешенство от всей этой бездеятельности, как раз этого не сделал. Роджер обходил машины, дружелюбно болтая о том, как проходит командировка, и рассказывая бесконечный поток забавных историй. Когда ему не нужно было возглавлять балансирующую на острие ножа кампанию сил специального назначения против коварного и изощренного врага, он был отличной компанией; хороший парень, что бы быть рядом.

К началу среды, когда наземная война получила впечатляющий размах, мы получили последние новости с ПОБ. Мы должны были оставаться на месте до тех пор, пока военные действия не будут завершены официально, с чем-то вроде надлежащего заявления о капитуляции. Без этого никто не знал, на какие трюки может пойти Саддам. Штаб полка хотел, что бы по крайней мере один эскадрон был размещен за границей, готовый к непредвиденным обстоятельствам. Этим эскадроном были мы. Так что, пока все не будет стерто в пыль, все что мы могли сделать, это продолжать сидеть и ждать. Хуже всего было то, что оба полуэскадронных конвоя эскадрона "D" уже переправились на ту сторону.

Даже не смотря на то, что мы не хотели этого признавать, большинство из нас понимало причины, по которым штаб полка нас удерживал на месте. У Саддама еще осталось несколько "Скад". И он имел арсенал химического оружия, которым он еще не воспользовался. С повальным отступлением иракской армии, его режим был подобен тяжело раненому зверю. Он мог попытаться сделать что-нибудь. Этот ублюдок обещал миру дать Матерь всех битв и у него это не получилось. А мы тем временем уже достаточно насмотрелись — мертвые козы и антенное поле, впридачу — что бы знать, что угроза "Скад" еще существовала. Пара ракет с химическими боеголовками могла ударить по Тель-Авиву и все могло еще измениться. А тогда нам придется тряхнуть стариной и снова начать все сначала. В тот день, когда я только вернулся к своей машине от Тони, Том передал мне, что Алек искал меня. Он послал меня к машине Тони, но по дороге мы как-то разминулись.

— Черт возьми — сказал я, — я как раз собирался туда вернуться. Может быть, я останусь тут и подожду, пока он свалит.

— Это тебя гложет, да? — сказал Том.

Я повернулся к нему и кивнул.

— Это был чертовски фантастический опыт, все это путешествие — ответил я. — Я ни о чем не жалею, черт возьми. Конечно, есть несколько ценных уроков, которые мы все можем извлечь из этого, и я надеюсь, мы это сделаем. Но самым большим проклятым разочарованием — по крайней мере для меня — был Алек. Я никогда больше не отправлюсь на войну с этим человеком.

Том предложил мне закурить.

— Черт меня побери, ты просто завелся.

Я взял его самокрутку и закурил.

— Ну да, конечно. Ты бы слышал, как он пытался подставить Тони, что бы возвыситься в глазах Роджера.

— Послушай — сказал Том, — почему бы тебе не пойти туда и не поговорить с ним. Ты не можешь позволить этой штуке загноиться.

Я затянулся соломенно тонким дымом, и посмотрел на горизонт.

— Да, — сказал я наконец, — может быть, ты и прав.

Как бы то ни было, мы столкнулись на полпути. Может быть, Алек также сильно желал этого, как и я. Может быть, это было простой случайностью. Мы отошли немного вглубь пустыни, достаточно далеко, что быть вне пределов слышимости остальной группы и сели.

— Я собираюсь предупредить тебя об этом — начал я. — Я никогда больше не буду с тобой работать. И более того, как только мы вернемся в лагерь, я собираюсь послать рапорт командиру эскадрона.

Алек даже не спросил меня, почему. Я думаю, он уже знал, как все произошло. Но в глубине его глаз, я видел, как его мозг работает на повышенных оборотах над тем, как он сможет обернуть этот бардак в свою пользу. Это будет большой скандал по возвращению в Стирлинг-Лайнс. Мы с Алеком были старшими сержантами в одном отряде — фактически, он даже был старше меня. ЗА мои семь лет в SAS, я ни разу не слышал, что бы двое "штабных" открыто враждовали друг с другом. Но тут я сказал ему, что потребую разговора с командиром эскадрона, для объяснения почему я никогда больше не буду работать с этим человеком. И именно так, как я теперь говорил об этом Алеку, что бы он ни в чем не сомневался. Я старался говорить ровным голосом — мы оба это делали — но под этой маской я кипел.

— Ты вероломно поступил с Тони и подыгрывал Роджеру, что бы позаботиться о своей собственной карьере, даже когда знал, что он ведет себя не так, как нас следовало бы. Черт, Алек, ты продался, дружище. И за это я тебя должным образом предупреждаю о своих предстоящих действиях.

С этими словами я встал и пошел обратно к Тони. Это были последние слова, которые я ему сказал за рамками совещаний "штабных" на оставшуюся часть кампании.

В четверг утром, в 5 часов, кто-то разбудил нас новостью: президент Буш вышел в эфир, что бы объявить о приостановке всех наступательных действий, начиная с 8 часов утра по местному времени. Последние этапы бегства иракцев из Кувейта, по свидетельству большинства очевидцев, превратились в охоту на уток. Шоссе, ведущее из Эль-Кувейта в Басру, было забито машинами иракцев, пытавшихся бежать к берегам Ефрата. Поскольку большую часть транспорта состояла из танков и других военных машин, вертолеты и самолеты союзников атаковали раз за разом, превращая дорогу на Басру в кровавую бойню. К концу дня — раннему вечеру среды по вашингтонскому времени — президент США счел, что этого достаточно. Два часа спустя Шварцкопф приказал остановить убийство.

Четверг плавно перетек в пятницу. Радио гремело о необычайном успехе сухопутного наступления. В целом, за всю войну, потери были не более 150 солдат и летчиков, против 100 000 иракцев. Даже мы были вынуждены признать, что это была ошеломляющая победа. Но, несмотря на все это, о нашем возвращении по прежнему не было ни слова. Группа офицеров союзников, пытавшаяся договориться об официальном прекращении огня, все еще вела переговоры с иракскими генералами в пустыне. В частности, по сообщениям радио, речь шла о возвращении десятков тысяч кувейтцев, которые, как считалось, были похищены иракцами после вторжения в августе. А потом, внезапно, во время нашего утреннего "штаба" в субботу, Роджер сообщил нам новость, что мы должны начать наш выход обратно. Никаких фанфар, никакой шумихи. Просто заходи, все забыто.

Поскольку почти никто не знал, что мы отправились в Ирак первыми, возвращение было не таким простым делом, как нам казалось. Нам дали конкретную цель — точку на границе, координаты, рядом со старым фортом. Там нас должен был встретить один из наших офицеров связи, что бы все уладить с саудовцами.

И это было очень хорошо. Переводя взгляд с одного лица на другое, я только сейчас понял, как плохо мы все выглядели. Наша одежда была выцветшей и изношенной. Некоторые из нас были одеты как арабы, некоторые воняли как свиньи. Мы все отрастили волосы ниже ушей и бороды, которые бы выиграли конкурс "Самый сумасшедший лесник года в Алабаме". "Лендроверы", которые так нам великолепно служили, выглядели так, будто прошли через какое-то апокалиптическое разрушительное дерби. Без кого-то. кто мог сказать саудовцам что мы на их стороне, они могли подумать что мы банда смертников-иракцев на самоубийственном задании или высокомобильные джинны, злые духи пустыни, которые стали ездить на "Лендроверах". В любом случая, я почти ожидал, что они обрушат на нас артиллерийский огонь. В назначенное время мы выехали и направились к границе. Мы вышли к месту, расположенному в нескольких километрах к западу от назначенного нам пункта пересечения границы, затем поехали на восток, держась в пяти километрах от границы, пока не достигли форта. Таким образом, по крайней мере, мы полагали что саудовцы смогут хорошо рассмотреть нас и наши "Юнион Джеки", которые трепетали на антеннах наших машин.

Затем, на расстоянии, мы бросили наш первый взгляд на форт. Было бессмысленно пытаться вызвать их по рации, так как мы знали, что они нас не услышат. Мы ехали по небольшому склону ведущему к воротам, еще не вполне уверенные, что гарнизон внутри не готовят нам какой-нибудь враждебный прием. Однако, когда мы добрались туда, ворота были открыты и мы въехали внутрь. Небольшая делегация сбитых с толку иракских пограничников подошла и проверила нас. Судя по выражению их лиц, мы могли бы с тем же успехом прилететь с Марса. Ну, по крайней мере, они посчитали нас дружественными. Мы болтались вокруг в течении десяти минут, охраняя машины и вообще, поглядывая за всем вокруг. Следующее, что мы увидели, был командир форта с кучей его подчиненных, сжимавших в руках банки с прохладительными напитками. Я бы вообще предпочел выпить пива, но этот жест был оценен.

Пока мы сидели, потягивая "Кока-колу", "Фанту" и "Севен Ап", саудовский офицер сказал нам, что они давно нас ожидали. Офицер связи был там днем раньше, что бы проложить нам дорогу. Однако у меня сложилось впечатление, что ничто не могло подготовить его к встрече с бандой отщепенцев, которая теперь занимала его форт.

Мы вышли на связь и запросили штаб полка о дальнейших инструкциях. К трем часам дня мы снова двинулись в путь, на этот раз к месту под названием Арар. План состоял в том, что бы там остановиться и загрузиться топливом на складе армии США, прежде чем продолжить путь к нашей передовой горной базе. В течении следующих трех часов ничего не изменилось. Небо было таким же, как и пейзаж, которые мы оставили в Ираке. За бортами машин все выглядело как обычно. Надо было щипать себя каждые пять минут или около того, что бы напомнить себе о том, что война закончилась, что мы не собираемся сойтись в бою с Республиканской гвардией или устроить налет на какую-нибудь важную для разведки цель.

Остаток дня мы перебирались через дюны, пока не добрались до дороги, шедшей вдоль саудовского нефтепровода. Мы повернули налево и отправились в Арар. Солнце уже садилось за нами и я повернулся взглянуть на парней. Том ухмыльнулся мне из ра руля, а Ник выдавил из себя улыбку между выбоинами, из-за чего выглядел, будто сам дьявол пинал его сапогом по ребрам.

Это был момент, когда что-то невысказанное прошло между нами. Мы выдержали последнее испытание и вышли с другой стороны. Все мы в конвое изменились за пять недель непрекращающихся операций. Для кого-то это означало более глубокое понимание мелочей жизни; для других поиск длиной в жизнь возможности вырваться из парка отдыха в Ираке. Тогда я понял, что принадлежу к первой категории — и мне это нравится. Опыт говорил мне, что парни, которые попали в другую категорию, могли обнаружить этот выход только за секунду до того, как их мозг выносило очередью пуль калибра 7,62 мм.

На данный момент я не зацикливался ни на чем из этого. Изнеможение настигло меня, словно удар лопаты по лицу. Я откинулся на спинку сиденья и прислушался к пению шин на асфальте и хлопкам "Юнион Джека" над нашими головами. Легкий моросящий дождик начал падать из облаков, тяжелых от нефтяного дыма из горящих скважин Кувейта, я даже не замечал этого. Впереди лежала совершенно прямая дорога, на которой почти не было движения; позади — конвой, который без ведома тех немногих машин, что проезжали мимо нас "кое-что сделала" на той стороне границы. Так как командировка подходила к концу, я подумал, что эта прошла довольно неплохо.

Глава четырнадцатая

Мы добрались до ПОБ в пять утра, следующего дня после быстрого пит-стопа в Араре. Нас приветствовал Фил, полковой квартирмейстер, но большинство из нас были слишком измотаны, что бы даже говорить. Мы припарковали машины за столовой, которой пользовались американцы и тут же вывалились наружу. Не знаю, что янки подумали о этих бомжах, разбивших лагерь у их порога. К счастью, это была не наша забота. После трехчасового пересыпа мы снова были на ногах и готовились к разбору полетов. Мы вошли в большую палатку и направились вперед, где у кого-то хватило порядочности поставить на стол несколько фляг с обжигающе горячим чаем и кофе — и даже настоящим молоком. Атмосфера была довольно неформальной, когда мы расположились вокруг пары столов с разложенными на них картами. Никто из нас не сел. Учитывая, что мы болтались у границы и семнадцать часов ехали до базы, мы все достаточно примяли свои задницы.

Вскоре туда ввалилось несколько человек. Командир был вместе с несколькими офицерами, но основной контингент состоял из Зеленых Соплей — разведкорпуса. Можно было почувствовать, как температура упала на одну-две ступеньки.

Парень, который вышел вперед, был хорошим другом Эскадрона, парнем, с которым мы работали на нескольких контртеррористических учениях, под именем Спаркс. Сегодня я не слишком завидовал его работе. Он сел и сразу же перешел к рассказу о том, чего добились британские силы специального назначения в Ираке. Вскоре стало ясно, что то, во что мы были вовлечены, было не какой-то второстепенной игрой, а неотъемлемой частью того, как шла война. Все четыре полуэскадронных конвоя, отправленных полком через границу, добились поставленной Полком цели. Мы сократили пуски "Скадов" по Израилю в достаточной степени, что бы не допустить участия в войне Армии Обороны Израиля. Если бы все было иначе, сообщил нам Спаркс, тщательно организованная кампания Шварцкопфа остановилась бы почти сразу же, как только началась.

— Когда Саддаму стало ясно, что вы, парни, в значительной степени рулите в его пустыне на западе, он перевел много своих "Скадов" на северо-запад и оттуда стрелял ими по израильтянам, — сказал Спаркс по сути дела.

— Но у них не было ни дальнобойности, ни точности, что бы нанести сколько-нибудь большой урон — в той мере, что бы израильтяне ввязались в войну. И во всяком случае, янки вскоре послали своих парней из ССО вглубь страны, что они сами немного потрепали "Скады". Основываясь на вашем опыте, мы смогли дать им довольно полный брифинг о том, чего ожидать.

В другой день и в другом месте, мы могли бы немного поплакать по этому поводу. А так никто ничего не говорил. В течении нескольких неловких секунда единственными звуками были хлопанье парусины и шелест карт, когда поднялся ветер и прошелся по палатке.

Спаркс кашлянул и продолжил свой рассказ о войне, о том, как она прошла в более общем смысле. Теперь уже никто из нас не слушал слишком внимательно. Атмосфера накалялась с каждой секундой. Дело было не только в нас. Это было видно по лицам офицеров, сидевших по другую сторону стола.

Именно Ливерпулец нарушил напряжение. Спаркс был в середине речи, когда его на полуслове оборвал ливерпульский акцент.

— Что случилось на Викторе Два, дружище?

Спаркс поднял голову. На его лице была такая усталость, какой я раньше не замечал. Я думаю, он некоторое время ожидал этого вопроса. Теперь, когда он прозвучал, казалось, Спаркс испытал почти облегчение.

— Это была важная цель.

Он сделал паузу, глядя на некоторых из нас по очереди. Его тон, когда он снова заговорил, был определенно оборонительным.

— Вы же там были, парни. Вы же видели, что это было за место. Его нужно было взять.

— Я не говорил о его тактической ценности — сказал Ливерпулец. — Расскажи нам о проклятом противнике.

— Что ты имеешь ввиду?

— Скажите нам, сколько иракцев, по вашему мнению, было на Викторе Два, — сказал Базз, принимая эстафету.

— Вы получили об этом информацию еще перед атакой...

— В том смысле, что их было тридцать человек, — сказал Тафф.

— Попробуй представить в десять раз больше — добавил Фрэнк.

Спаркс нахмурился и покачал головой. За его спиной другие офицеры разведкорпуса обменялись несколькими озадаченными взглядами.

Затем в разговор вступил Тони, как всегда невозмутимый.

— Смотрите, вы сказали нам, что на цели будет тридцать парней. То что говорят ребята, это правда. Это было больше похоже на триста.

— Тридцать? — переспросил Спарки. — Не может быть. Мы знали что Виктор Два будет хорошо защищен. Насколько я помню, хотя у меня нет перед собой цифр, мы думали что там было около 300 человек. Возможно, с вашей стороны произошла ошибка при расшифровке.

— Ошибка в расшифровке? Это же чушь собачья! И более того, ты сам это знаешь. — сказал Фрэнк.

Прежде чем все присоединились к драке, командир полка сделал шаг вперед и поднял руки вверх. Через несколько секунд громкость стихла. Он сказал нам, что когда мы вернемся в Херефорд, то проведем полный разбор операции.

— Мы не собираемся повторять то, что произошло после Фолклендских островов — добавил он. — Полк извлечет пользу из уроков этой кампании. Ничего не будут заметать под коврик, ясно?

Он обвел нас взглядом. Этого было достаточно, что бы изгнать безумие. Я думаю, если бы не были так утомлены, этот вопрос вообще бы не был поднят — по крайней мере, сейчас, и не таким образом.

Здравомыслящие головы знают, что на войне разведкой совершаются ошибки. Если бы мы могли сократить вероятность того, что нечто подобное произойдет в следующий раз, то мы бы внесли свою лепту. По словам же тех, кто там побывал, послефолклендское умывание рук было просто издевательством. Теперь, командир полка сообщал нам, что все будет пересмотрено и если необходимо, будут приняты меры. Я не думаю, что кто-то из нас мог бы требовать большего.

Как раз тогда, когда мы собирались уходить, командир полка призвал нас к вниманию. Мы посмотрели вверх. Большинство из нас знали, что будет дальше. Комполка был тем самым парнем, который заставил нас "ожидать худшего", прежде чем мы покинули Херефорд. Теперь он собирался рассказать нам, как сбылось это предсказание.

— Думаю, некоторые из вас уже знают, что случилось с Браво Два Ноль. — сказал он. — Вы наверное не знаете, что трое из этих парней не выжили.

Он зачитал их имена. Мы знали их всех, но не лучше Винса Филлипса, который изначально был одним из нас, сержантом Эскадрона "A". Это были чертовски плохие новости.

Именно тогда нам рассказали о Шуге, убитом в перестрелке после нападения на его полуэскадронный конвой в конце войны. Его будет очень не хватать. Как и всех их.

— Хорошие новости — сказал комполка, после нескольких секунд молчания.

Он взглянул на часы.

— Пока мы говорим, более или менее уцелевшие члены Браво Два Ноль передаются Красному Кресту. Энди Макнаб и остальные члены его команды в порядке. Судя по тому немногому, что мы знаем, это чертовски интересная история, но сейчас не время и не место. Достаточно сказать, что они прошли сквозь ад и обратно, но они живы.

Он еще не закончил. Было еще одно имя, которое он не упомянул.

— Последняя хорошая новость заключается в том, что сержант-майор выжил.

Я готовился к самому худшему. А так я едва мог в это поверить. Я вдруг понял, что радуюсь и что я не один. Как и все мы.

Командир подождал, пока все утихнет. Затем он продолжил.

— Как мы уже слышали ранее, Роберт был ранен — ужасно ранен — когда его "Лендровер" был разорван на куски при пересечении позиций иракских траншей. Иракцы подобрали его и доставили обратно в Багдад, где хирурги прооперировали его и оттащили от края пропасти. Он все еще был в плохом состоянии, но уже вне списка критических, и должен был быть немедленно передан Красному Кресту.

Через несколько секунд, мы все вышли. Наши головы все еще кружились от этой новости. Было так много всего, что я не знал, что чувствую. Радость и печаль боролись, оставляя нас дезориентированными. Я справлялся с этим так же, как и все мы — теряя себя в работе.

В конце-концов, машины должны были быть дегангированы, а ни одной проклятой бутылки "Доместоса" не было на многие мили вокруг.

Официально мы все еще были готовы вернуться в Ирак. Мир был хрупким и все это чувствовали. Но на самом деле, мы всем своим существом знали, что идем домой. Вопрос был в том, когда именно.

Мы были в гарнизонном городке — военном городе. Здесь нет кинотеатров, нет магазинов, вообще ничего; там где мы стояли, не было даже телевизора и ни у кого не было книг. Итак, вычистив машины и залив их маслом и водой, готовые вернуться обратно, если понадобится, мы вернулись к тому, что делали всю предыдущую неделю: ничего, кроме как слушать Всемирную службу новостей BBC. Мы даже не могли позвонить своим женам или подругам, что бы сообщить, что у нас все в порядке. Однако мы верили, что другие сделали это за нас.

Шел уже третий день этой нескончаемой рутины, когда по линии пронесся слух, что прилетает сам Шварцкопф. Он специально изменил свое безумное расписание, что бы увидеть нас. Это было приятно, но несколько болезненно. Внезапно, все должно было быть вылизано, отполированно и готово немедленно. Несколько дней назад мы подстриглись и подстригли бороды, но теперь нам предстояло пройти все девять ярдов. Том даже подумывал о маникюре. Через пару часов мы уже выстроили машины на летном поле и стали ждать. Через несколько минут самолет Медведя уже кружил над полем и заходил на посадку. Наконец, бело-голубой "Гольфстрим" подрулил к нашему маленькому строю и заглушил двигатели.

То, что произошло потом, заставило большинство из нас обоссаться со смеху, но из-за важности нашего гостя, мы отчаянно старались не показывать этого.

Мы думали что Норм или кто-то из его адъютантов первым спустится по лестнице, но мы не рассчитывали на его телохранителей.

Первый бодигард высунул нос из двери, весь такой в маске, очках и наушнике. Затем он спустился по лестнице и проделал обычный распорядок действий: навел "Узи", занял позицию Старски и Хатча, осмотрел горизонт в поисках неприятностей, а затем повторил эту галиматью опять. Через несколько мгновений к нему присоединились двое или трое его товарищей, и все они проделали то же самое. Единственное, что они не делали, так это не бегали кругом с криками "вперед-вперед-вперед". Я не совсем понимаю, чего они ожидали. На передовой оперативной базе SAS, учитывая гарнизон, было наиболее безопасное место, которое вы можете найти на Ближнем Востоке. Может быть, учитывая дерьмовое состояние нашего внешнего вида, у них была какая-то информация от разведки, что иракские эскадроны смертников проникли на саудовские базы, одетые как SAS. Или может это было Норм — фильм, а мы не заметили камеры.

Когда наконец сочли, можно выпускать Медведя, он спустился по ступенькам и пожал руки нашему начальству, а затем двинулся вдоль шеренги, разговаривая с каждым из нас и пожимая руку. Он был таким же впечатляющим, каким его показывали по телевизору; в общем, замечательный парень, который заслуживает своего места в учебниках истории.

Когда подошла моя очередь, он посмотрел мне прямо в глаза, крепко пожал руку и сказал "Спасибо".

Это был простой, но многозначительный жест и я почувствовал, что должен ответить ему тем же. Тем не менее, случилась какая-то заминка между моим мозгом и моими губами.

— Всегда пожалуйста, дружище. — ответил я.

Он улыбнулся и двинулся дальше по линии.

Через несколько минут все было кончено и Норм снова отправился в путь. Мы вернулись в наш ангар и стали гадать, что же будет дальше. Короткий ответ был — с этим все.

Прошла еще почти неделя, прежде чем с трудом добытый войсками специального назначения самолет КВВС C-130 прибыл к нам для доставки нас обратно, на нашу передовую базу в Объединенных Арабских Эмиратах. Эскадрон вывозили в два рейса, наша машина, конечно, была на втором. Незадолго до полудня, наша старая добрая Таракиви, богиня войны маори, была закачена на трап самолета и надежна закреплена. Несколько мгновений спустя, мы взлетели и повернули на юго-восток, к теплым берегам залива, наш полетный план аккуратно обходил обугленную адскую дыру недавно освобожденного Кувейта.

В "Викторе" полк приветствовал нас в лице Пола, подполковника, сдавшего на право носить эмблему примерно двадцать пять лет назад, который управлял лагерем. Он вкратце описал нам это место, хотя, по правде говоря, с тех пор как мы были здесь в последний раз, ничего особенно тут не изменилось. Пол тут же выдал нам две крупицы своей великой мудрости. Во-первых, если мы хотели сбросить пар, то в тот же вечер был автобус, отправлявшийся в Дубай — первым пришел, первым обслужили. Во-вторых, если нам нужно было свести счеты после шести недель непрерывных операций, то сейчас самое время это сделать, а не потом, когда мы зальемся по самые зенки в злачных местах в Дубае.

После пяти недель, проведенных в тылу врага, между различными членами группы было много кипящего напряжения, но — кроме Алека и меня — ничего такого, что нельзя было бы решить за чаем и парой сигарет, и Полом, стоящим рядом в качестве арбитра. Я знаю, что несколько человек действительно воспользовались этим средством. Когда я подошел к нашему ангару, я понял, что Пол был прав. Если кому-то и нужно было что-то снять с груди, то гораздо лучше сделать это здесь и сейчас, если понадобится, без перчаток, чем там, где вокруг полно гражданских. Это нормально для двух солдат, обученных смертоносным формам ведения войны, убивать друг друга, если это именно то, что они чертовски хотят сделать, но не так хорошо, если при этом присутствуют невинные свидетели.

К счастью, Алек знал, что лучше не идти с нами.

Я вошел в ангар и огляделся по сторонам. Опять же, ничего особенного не изменилось, со времени нашего отъезда. Даже наше снаряжение лежало там, где мы его оставили, на краю наших походных кроватей. Это было похоже на пребывание в искаженном времени. Мелочи становились чрезвычайно значимыми. Во время еды моя тарелка наполнялась забавными малеькими зелеными дугами, нарезанными оранжевыми кусочками и большими круглыми белыми штуками; кажется, они назывались овощами. В Ираке, когда мы находили время что мы сделать то, что мы эвфемистически называли "рагу", все овощи были перемешаны с мясом, что бы получить отвратительно выглядящую коричнево-зеленую пасту. Это была не совсем высокая кулинария, но она помогала нам выжить.

По сравнению с ПОБ, "Виктор" был роскошным. У нас были кровати, душ, телевизор, видео, книги — и доступ к цивилизации. Я сгреб свою почту с большого стола в центре ангара и побежал к автобусу. Во врем поездки в Дубай я читал письма от друзей и родственников, все они желали мне удачи в преддверии "Бури в пустыне". Ничего другого через цензуру не прошло. Никакого письма от Джейд не было, но ведь из-за нашего соглашения я его и не ждал.

Дубай был нереален. Мне не нужно было заливать себе в глотку пиво, что бы расслабиться. Я обнаружил, что иду по его ярко освещенным улицам, словно во сне. Вокруг меня люди занимались своими повседневными делами, как будто ничего не случилось. Магазины торговали, клиенты делали покупки, как будто ничего не случилось. Мне пришлось несколько раз повторять себе, что всего неделю назад я был на бескрайней плоской равнине иракской пустыни, гадая из какой части горизонта появится Республиканская гвардия.

По мере того, как возвращалась реальность, это было странно.

На следующее утро жизнь продолжалась. На Эскадронной Молитве, стоя посреди зеленых лиц и налитых кровью глаз моих товарищей, я вспомнил, как отступала "Буря в пустыне", словно ее никогда и не было. Группы, которые мы сформировали, что бы отправиться в Ирак, были распущены. Мы больше не следовали ордеру конвоя, а вернулись в свои отряды — лодочный, десантный, горный и мобильный.

Мы даже лишились Роджера. Он снова был с начальством в другом ангаре, став снова полковым сержант-майором. Без сомнения, он давал им "чо-о-о-ортову фо-о-ору".

Наш новый командир эскадрона, капитан из лодочного отряда, сказал что мы можем пробыть в "Викторе", ожидая чего угодно в течении двух недель. Это был большой чертов облом, но необходимый, из-за того, что происходило в Ираке. Проиграв большим мальчикам, Саддам, такой храбрый парень, как он есть, стал доставать людей из которых, как он знал, он мог выбить все дерьмо: курды на севере страны и болотные арабы на юге. Вполне возможно, что нас вызовут обратно, что бы убрать этого ублюдка. Честно говоря, это было бы очень приятно.

К счастью, было много работы, что бы отвлечься от всего этого Все машины — не только наши, но и эскадрона "D" надо было де-укомплектовать, то есть, все сколько-нибудь стоящее на них, надо было снять, законсервировать и упаковать. Оружие, тепловизоры, ПНВ, все оборудование, которое мы видели за последние шесть недель было упаковано и отправлено на склад. Идея заключалась в том, что бы оставить все это вместе с "Лендроверами" на театре действий, просто на случай, если все снова взорвется и нам придется возвращаться и проделывать все это снова.

Именно в это время мы узнали обо всех боеприпасах, которые лежали вокруг нас. Некоторые из них были еще в ящиках, даже пломбы не сорваны. Но большинство уже не было. Офицеры технической службы бегали вокруг них как сумасшедшие, пытаясь найти что-то, что еще можно было спасти, но по выражению их лиц можно было сказать, что большая часть из них была бесполезна, во всяком случае, с точки зрения армии. Слишком нестабильные для перевозки, они должны были быть собраны и сброшены в море. Что за чертовщина.

Прогуливаясь по складу боеприпасов, можно было увидеть, сколько всего предназначалось рыбам. Там были 60-мм противотанковые ракеты, мины, патроны, гранаты — даже ракеты "Стингер" и "Милан" — все это было предназначено для уничтожения.

Представьте себе нашу радость, когда однажды днем, на собрании "штабных", новый комэск рассказал нам о своем плане. Мы все направлялись на полигоны, что бы немного потренироваться в стрельбе по мишеням. На следующий день, мы отправились в путь в 5 утра. Дорога вниз заняла у нас добрых шесть часов. Боеприпасы ушли вперед, на четырехтонных грузовиках. Все мы с нетерпением ожидали следующие несколько дней.

Нам было обещано изобилие пиротехнического беспредела. На полигонах нас поджидало почти пять тонн боеприпасов для нашего личного пользования. Нас было пятьдесят человек, плюс-минус несколько парней, что означало чертовски много боеприпасов на человека, чтобы избавиться от них. Официально это были учебные упражнения — и это была хорошая тренировка. Но прежде всего мы знали, что это будет просто весело. Наша идея о хорошем способе расслабиться после небольшой командировки.

Мы разделились по отрядам и разошлись по разным углам полигона, таща в руках столько боеприпасов, сколько могли унести. Первое что мы сделали, это выпустили все ленты .50-го калибра, стреляя так много, что я боялся, как бы эта чертова пушка не расплавилась.

— Заполучи это, ты капризный сукин сын — вопил Ливерпулец, перекрикивая .50-й, как будто он действительно мог это услышать, выпуская еще один залп по разрушенной лачуге в нескольких сотнях метрах от нас. Эта была месть Ливерпульца за задержку, из-за которой у всей группы огневой поддержки чуть не случился сердечный приступ на "Викторе Два".

Мы проделали то же самое с Mk 19, выпуская выстрел за выстрелом в дюны, пока в квадрате, в который мы целились, не осталось больше никаких дюн, только плоская пустая пустыня, затуманенная легкой кордитной дымкой.

Дальше последовали гранаты. Мы уже давно избавились от всего, что хотя бы отдаленно напоминало мишень, поэтому начали раскладывать предметы, которые могли дать нам подобие для точки прицеливания: старое ведро, колпак от колеса, ящик из-под боеприпасов, даже палки.

Конечно, мы не были связаны теми же строгими правилами безопасности, которые соблюдались на британских стрельбищах. Там у вас есть настоящие бетонные стены, за которыми можно спрятаться, когда вы бросите свою гранату. В башнях также есть парни с биноклями, которые скажут вам, когда возникнет проблема, если что-то, что вы только что бросили, не взорвалось. Это не значит что мы тут не были в безопасности, мы были... в некотором роде. Мы всегда кричали, когда что-то находилось в воздухе и любой, кто был слишком глуп, что бы не спрятаться за насыпью из песка, которую мы использовали как базовый лагерь, вскоре получал сообщение. Том, который трудился над странным впечатлением того, что он был кем-то вроде дамского угодника, потом несколько дней жаловался, что вытряхивает из волос осколки шрапнели.

Три часа спустя, я страдал от самого близкого к "локтю теннисиста" состояния, которое когда-либо испытывал. Поэтому, когда кто-то заглянул в ведро с гранатами и объявил, что оно опустело, я почувствовал облегчение. Зеленому армейскому пехотинцу повезет, если он за год успеет бросить три гранаты. Я только что бросил семьдесят.

На следующий день наступила очередь минометов. Поскольку ни один из конвоев ни разу не выстрелил из минометов за всю войну, мы должны были использовать все — 81-мм, 51-мм, целую кучу. Пустыня звенела от грохота минометного огня и взрывов далеко за полдень. В итоге, мы израсходовали то количество снарядов, которое бригада обычно использует для тренировок за год, в течении нескольких часов.

На третий день, этот эксперимент поднялся на ступеньку выше того, где начиналась нирвана. Сегодня был день, когда мы начали избавляться от "Миланов" и "Стингеров". Опять же, средний пехотный батальон стреляет пятью противотанковыми "Миланами" за год. Мы должны были избавиться от сорока. Учитывая стоимость этих штук, мы полагали что было бы ужасно расточительно просто отстреливать их без разбора. Мы огляделись вокруг мыча и ахая, пока мы не нашли решение: минометные осветительные снаряды. Восьмидесятимиллиметровые и 51-мм осветительные снаряды, будут гореть в течении 75-80 секунд. Вы пихаете один из них в трубу, а затем ждете, пока он не взорвется над вашей головой, в начале снижения. Факел с белым фосфором спускается на маленьком парашюте, пока не сгорит или не упадет на землю.

Идеальный выбор.

Мы все попробовали. Некоторые даже несколько раз. Наши "Миланы" стояли на дугах "Лендроверов", что бы не совсем обычно, но работало хорошо. Когда подошла моя очередь, я подождал, пока осветительный снаряд взорвется высоко в воздухе в середине дистанции, и начнет лениво снижаться, направляясь к земле. Затем, я поймал в перекрестье прицела MIRA факел с фосфором и нажал на спусковой крючок.

Быть рядом со стартующей ракетой это опыт который даже у нас случается не так часто и в какой-то момент вспышка запуска ослепляет вас. Однако в течении нескольких секунд вы перенастраиваетесь и убеждаетесь, что все еще удерживаете направление на цель. "Милан" имеет полуавтоматическое наведение, что означает, что для того, что бы поразить цель, вы должны удерживать прицел на цели в течении всего полета ракеты. Компьютеры внутри MIRA и ракеты сделают все остальное. "Милан" это противотанковое оружие, но мы попадали почти каждый раз. Нескольким людям удалось даже перебить стропы между парашютом и факелом — и это с расстояния в пару километров. Настолько это оружие точное.

Когда нам надоело стрелять из "Милана", мы решили пустить его наперегонки со "Стингером". Поскольку "Милан" дозвуковая ракета, а "Стингер" сверхзвуковая, мы сначала запускали "Милан", ждали пять секунд, а потом запускали "Стингер". Шансы были пятьдесят на пятьдесят, кто из них двоих первым доберется до осветительного снаряда, но в девяти случаях из десяти, один из них попадал в цель. Если бы всей британской армии было позволено тренироваться таким способом, никто бы никогда не осмелился пойти на войну с нами. Беда в том, что страна обанкротится еще до того, как кому-нибудь представится такая возможность. Примерно сорок "Стингеров" было уничтожено этим и иными подростковыми методами. Это была великая охота. Но самое лучше мы приберегли напоследок. Предмет занятия представлял собой груду взрывчатки — примерно 400 фунтов — которая считалась слишком нестабильной для перевозки. Из-за отсутствия мишени, мы начали с того, что проверили, как далеко мы можем закинуть валун размером с автомобиль с большим количеством разумно размещенной пластиковой взрывчатки. Когда кто-то напомнил нам, что все это должно было иметь какую-то образовательную ценность, мы принялись обучать не владеющих подрывным делом специалистов тому, как устраивать различные виды ловушек. Одни полагались исключительно на убойную силу самой взрывчатки, другие — на осколочное действие предметов, которые вы к ней прикрепляете. Здесь, конечно же, мы не имели недостатка в вещах, которые усиливали взрывной эффект пластиковой взрывчатки. Фактически, мы просто купались в них. Мы закончили тем, что построили самую сложную, но эффективную взрывную засаду из всех, которую я когда-либо делал, состоящую из 66-мм и 94-мм противотанковых выстрелов, мин, зажигательных и обычных гранат, все были размещены в разных местах, но все были направлены в одну точку. Эффект был потрясающий. На случай, если Саддам, или какой-нибудь другой псих планирует еще одно событие, подобное Кувейту, и читает это: предупреждаю, дружище, оно того не стоит. В следующий раз мы вернемся с новыми трюками в рукаве.

И вот так проходили дни, с перерывами на сон, еду и межкомандные футбольные матчи — вид спорта, в котором у меня обе ноги левые — пока не осталось ничего, что можно было бы взорвать и не пришло время садится в наши машины и возвращаться обратно в "Виктор".

С этого момента и до момента нашего отбытия, который мог произойти в любой из десяти дней, нам объявили свободное время. Нам ничего не оставалось делать, как надеть шорты с "Юнион Джеком" и сидеть, впитывая солнечные лучи, пока мы не вернемся в залитую дождями Англию. На "Викторе", куда ни глянь, парни уже вовсю загорали. Особенно плохо было на участке меду ангаром и столовой. Это была тепловая ловушка, забитая от стены до стены позерами и ящерицами.

Однажды мы с Томом проходили мимо, надеясь чего-нибудь пожрать, когда мы увидели Таффа, в комплекте с отражателем из алюминиевой фольги вокруг лица.

— Эгей, Тафф, ты пойдешь за жратвой, дружище? — завопил Том.

— Неа — ответил Маленький Валлиец, — мне еще надо впереди довести до ума.

Он помахал нам, перевернулся на другой бок и принялся втирать еще одну пригоршню дорогого на вид лосьона для загара в свой волосатый торс.

Два часа спустя он еще был там.

— Господи Иисусе — сказал Том, — он должно быть уже поджарился.

Очевидно, нет.

Мы посмотрели друг на друга и в наших мозгах зародился план. Пока Том бегал за главным ингредиентом, я подошел к Таффу и завел с ним беседу. Судя по тому, с какой скоростью он закидывался "Кока-колой", скоро у нас появится шанс воплотить свою стратегию в жизнь. И в самом деле, когда Том снова появился, Тафф уже поднялся со своего пляжного ложа, что бы пойти отлить. Вот тогда-то мы и начали действовать.

Пока я был на страже, Том вылил три четверти "Амбре Соляр" Таффа в канализацию. Затем он долил туда оружейной смазки.

Вскоре Великолепный Валлиец снова занял свое место под солнцем. Наступил тревожный момент, когда он взял бутылку и налил себе в ладонь еще немного жидкости. Однако, из-за того что в смеси содержалось и первоначальное вещество, ей все же удалось сохранить достаточно своего оригинального экзотического кокосового запах, и Тафф ничего не заподозрил. Он решительно размазал его по всему телу.

Если бы я попытался заговорить, мое лицо треснуло бы в тысяче мест. Но Том был великолепен. Он подбадривал Таффа короткими замечаниями вроде: "ты тут немного промахнулся, дружище" или "черт возьми, это должно быть хреновый лосьон для загара, ты же все еще белый как полотно" — и все это время сохранял невозмутимое выражение лица. Тафф заглотил и крючок и леску и грузило. Он обляпался маслом так, будто завтра уже не наступит.

Теперь Том сменил стратегию.

— Эгей, осторожнее, дружище. Ты себе что-нибудь докрасна сожжешь, если будешь загорать так много.

— Чушь собачья — сказал Тафф, блестя как маленькая, волосатая, но очень хорошо смазанная порнозвезда, — я ведь родился для солнечных ванн, не так ли?

Ну, мы его предупредили.

В девять часов вечера, Тафф, прихрамывая, вошел в столовую, похожий на вареное, но очень живое и злое ракообразное. Раздался хор смешков от парней. Тафф изо всех сил старался быть выше этого, притворяясь, что ситуация нормальная. Однако, он не помогал делу, покраснев до корней волос, отчего выглядел так, будто вот-вот взорвется.

Без малейшего раскаяния, Том просто продолжал смотреть на него.

— Господи, дружище — сказал он — тебя здорово надули с этим лосьоном для загара. Ты выглядишь просто чертовски ужасно.

Бедный Тафф. Я думаю, он вернулся на то место, где купил на базаре свой "Амбре Соляр" и обвинил владельца ларька в том, что тот в него нассал. Это могло стать причиной небольшого дипломатического инцидента. Он так и не узнал секрет своего загара. Так что, это останется на моей совести.

Тридцать шесть часов спустя, мы уже летели на C-130 обратно в Лайнхэм, в Уилтшире. Мы прибыли так же, как и убыли — тихо, без суеты, после наступления темноты. Именно так, как нам нравится. Единственными встречавшими нас людьми, были таможенники Ее Величества. В качестве первого намека на благодарность, которую питали к нам люди, они проверяли наши сумки и махали нам, несмотря на то, сколько у нас было с собой блоков сигарет или выпивки. То, что эти люди, относятся к вам с некоторым уважением, действительно отрезвляло.

Верный себе, дождь моросил не переставая, когда мы вышли с другой стороны. Несколько автобусов без опознавательных знаков ждали нас, что бы отвезти обратно в Херефорд. Мы поднялись на борт и приготовились к возвращению домой.

По дороге на север не было ни песен, ни шуток. В темноте я почувствовал присутствие людей, которых мы оставили позади. И по тишине, которая окружала меня, я понял, что и остальные тоже.

Эпилог

"Буря в пустыни" по праву вписана в учебники истории. Полное поражение превосходящих сил противника, с такими незначительными потерями, это обеспечило. Этот и другие факторы — не в последнюю очередь, роль средств массовой информации по доставке ее в наши гостиные — сделали ее странной войной, но ее феноменальный успех уже определил повестку дня следующего конфликта. Умное оружие, скрытность, информационная война, молниеносные маневры и пси-операции будут в самом его центре. Так же будет и с SAS.

Откуда я знаю? Потому что точно так же, как изменилась политическая карта со времен Холодной войны, изменился и Полк. Наш враг — уже не Советский Союз, а множество противников. Западные службы разведки объявили открытую войну политическим режимам-изгоям, международным террористам, наркоторговцам, мафии и другим королям организованной преступности. Оружие, выбранное для искоренения этих угроз, которые в совокупности являются столь же хитрыми и изощренными, как и старая советская военная машина, это все те же чертовы силы специального назначения, которые направлялись на кухню Саддама в 1991 году.

Только, как и противник, силы специального назначения тоже эволюционируют. Они должны это сделать. Некоторые аспекты научно-фантастических войн двадцать первого века будут однажды читаться как "Миссия невыполнима". Я только надеюсь, что ответственные люди не позволят всем этим высокотехнологичным штучкам ударить им в голову.

Пятьдесят лет отделяли нашу деятельность в Ираке от деятельности Пустынных Групп Дальнего Действия, наших выдающихся предков, в Северной Африке во время Второй мировой войны. Если не считать отдельных предметов снаряжения, наша вылазка через границу показала, что мало что изменилось. Коалиция союзников имела в своем распоряжении огромное количество оружия, что бы стереть с лица земли "Скады" и "Виктор Два", вплоть до самолетов-невидимок и ядерного оружия. Но в конце-концов, их судьба была решена горсткой парней с автоматами и некоторой смекалкой. До тех пор, пока этот аспект Полка не изменится, ни один плохой парень не будет спокойно спать по ночам. И так оно и должно быть.

Я ушел из SAS в 1996 году. В армии я провел время настолько же хорошо, как и надеялся. Мои двадцать два года истекли и пора было возвращаться на Цивви-стрит. Конечно, я скучаю по некоторым аспектам этой жизни, но, как и Полк, я должен был двигаться дальше. Я устроился на хорошую, кошерную работу, которая позволяет использовать некоторые навыки, полученные в Херефорде. Жизнь продолжается во внешнем мире и я ей доволен. Несколько ночей под звездами, когда Республиканская гвардия дышала нам в затылок, дали мне достаточно времени, что бы сосредоточиться на том, что в этом мире важнее всего. Трое из них находятся прямо здесь, под моей крышей.

Многие из тех, вместе с кем я сражался в той пустыне зимой 1991 года, сегодня служат. Большинство, я знаю, смотрят на это как на завершающее приключение.

Грэхем вернулся в свою родную часть, и насколько мне известно, остается там и по сей день, его карьера, казалось, не изменилась из-за его прошлого в Ираке. Некоторые люди дрейфуют через вооруженные силы в бомбоустойчивой броне, и невольно добиваются продвижения по службе вплоть до самого верха. Грэхем, я думаю, один из этих парней. Удачи ему.

Роджер все еще служит. Несмотря на все свои причуды на поле боя, он, как полковой сержант-майор является костяком Полка и очень популярным человеком на Стирлинг-Лайнс. Конечно, он все еще остается бичом размазней и лицемеров. Если в ближайшем будущем произойдет еще один большой конфликт, Роджер будет там, фыркая как бык и готовый задать им жару.

Газза, как и Грэхем, тоже вышел из "Бури в пустыне" невредимым, к большому всеобщему удивлению. Он вернулся через два года, в качестве командира нашего Эскадрона. Это было не самое удачное время для подразделения, и многие ключевые парни ушли. Он все еще служит в полку и вероятно, когда-нибудь будет им командовать. Я не могу объяснить, как тефлоновые люди вроде него умудряются избегать дерьма. Я думаю, это что-то изначально присущее этому миру.

Джефф ушел из полка и перевелся в "зеленую" армию, где научился летать на вертолетах. Теперь он полноправный пилот в Армейском Авиационном Корпусе; Том и Ник все еще служат. После падения БФГ не пострадал, если не считать шуток, которые ему пришлось пережить, когда ребята узнали, как он, с апломбом Бастера Китона спрыгнул с машины в чернильную пустоту внизу. Они отличные ребята. Несмотря на разошедшиеся пути в наших карьерах, мы регулярно встречаемся, что бы поболтать. У Тома все такой же отвратительный вкус в одежде, а Нику удается избегать сахара в чае, несмотря на все наши усилия в Ираке.

Тони и Алек остались в SAS. После "Бури в пустыне" я решил прервать все контакты с Алеком вне работы. Но даже тогда комэск делал все, что бы держать нас порознь. В таком тесном подразделении как наше, обязательно возникнут разногласия, но иметь двух "штабных", готовых вцепиться друг другу в глотки — это большая редкость. Тони, я уверен, пойдет дальше к великим свершениям. Как человек, который вероятно сделал больше всех, чем кто-либо другой, что бы удержать нас в Ираке вместе, он безусловно, заслуживает этого. Фрэнк, Базз и Джордж ушли из армии и занялись карьерой, я не знаю где именно. Я только надеюсь, ради мировой гармонии, что они не решили объединится и пойти в бизнес по сносу зданий. В дерегулированном мире спутникового телевидения, вероятно, найдется место для шоу меньшинств с Фрэнком и Баззом в качестве звезд. Когда это произойдет и станет культовым зрелищем, не забывайте, что впервые вы прочли о них тут. Я тогда потребую свои десять процентов.

Тафф и Дин также все еще служат в SAS — еще одна веская причина, что бы мировая преступность и терроризм выбросили на ринг полотенце. Фотография призовой какашки Дина — благодаря любезности Странной Парочки — была отправлена в Книгу Рекордов Гинесса, но, к счастью, в этом выдающемся томе нет категории для этого поистине гротескного зрелища и она была невежливо возвращена.

Что касается Гарри Тейлора, парня, который помог мне сохранить рассудок, когда я застрял в Гималаях, после вторжения в Кувейт, то он продолжил восхождение на Эверест без кислорода — замечательное достижение по любым меркам. Может быть, когда-нибудь я пойду по его стопам.

Касательно того, что произошло на "Виктор Два", мы так и не выяснили, сколько солдат противника находилось на объекте и кто и когда знал об этом. Мы, бывшие там, отвергаем возможность ошибки при раскодировании, поскольку все сообщения были проверены и перепроверены многими различными членами конвоя. Без первоначального сообщения это навсегда останется загадкой. Пока люди извлекают из всего этого инцидента уроки, вероятно, лучше оставить все как есть. Главный злодей этой пьесы, "Скад", все еще очень жив и бодр, хотя и не в Ираке, где, по данным ООН, ракетный арсенал Саддама был в значительной степени уничтожен, по крайней мере на время.

После войны страны-изгои, которые еще не обладали ракетами, изо всех сил старались их заполучить. Они также работают над химическими, биологическими и ядерными боеголовками, которые обещают превратить их в поистине разрушительную технологию. Спустя полвека, после того как нацистские ракеты "Фау-2" впервые поразили Лондон, "Скад" и его дальнобойные преемники все еще находятся там. Некоторые из них вполне способны снова ударить по столице, на этот раз с пусковых столов по всему Ближнему Востоку. До тех пор, пока они хранятся глубоко под землей, все фантастическое оружие Запада не может их уничтожить. Это тревожная мысль. К счастью, как обнаружил генерал Шварцкопф в 1991-м году, существует противоядие.

Иллюстрации


236


 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх