-Чего так "дешево"? — нахмурился Арбузов.
Водила потряс моржовыми усами:
-Вы знаете дорогу к "Дружному"?
-Нет, — ответили друзья.
-А я знаю. Вот и весь сказ. Сегодня информация в цене. Кто ею обладает, тот и деньги загребает. А не умеешь работать головой, вкалывай руками.
Валька провернул в мозгу сомнительное высказывание "бомбилы".
-Если ты такой умный, чего же баранку крутишь?
-Я для души езжу, удовольствие получаю. Ну а коль клиент попадается, от копейки не отказываюсь.
-Ладно, жлоб, черт с тобой, вези нас в "Дружный" за десять миллионов копеек.
Мужик изобразил на усатой физиономии глубокое удовлетворение, приветливо распахнул перед мужчинами заднюю дверь "Жигулей".
На шоссе повернули не к Звенигороду, а направо.
-Нам, разве, не в сторону монастыря? — осторожно поинтересовался Федор.
-Не боись, пехота, прорвемся, — заржал автолюбитель. — Следующий причал в пансионате "Дружный". А зачем вам монастырь, грехи замаливать? — Он повернулся к друзьям, а сам продолжал лихо накручивать руль. — С вашими рожами только в ближайшем отделении милиции явку с повинной писать.
-На дорогу смотри, физиономист, — посоветовал ему в Валентин.
-Знаем, плавали. — Шофер теперь пытался найти что-то в брючных карманах, совершенно не обращая внимания на дорогу. Наконец, выудив их штанин роговые очки, нацепил их на нос и вновь обернулся к приятелям:
-Отбросьте страх, зрение у меня хорошее. Ношу для солидности.
-Ты будешь вперед глядеть, или нет? — зашипел на мужика Федор и тут заметил, что они стремительно приближаются к кузову массивного грузовика. Тормози! — закричал он во все горло.
-Знаем, пла...— хотел, было изречь, видимо, любимую фразу "бомбила", но не успел.
"Пятерка" со всего маху въехала в крюкастый бампер, заляпанного грязью ЗИЛа.
Из остановившегося грузовика, спокойно вышел недовольный шоферюга в промасленной спецовке. Сначала он осмотрел заднюю часть своей машины, но не найдя на ней никаких повреждений, постучал по сложившемуся гармошкой капоту "Жигулей".
-Все живы? — просунул голову водитель ЗИЛа в отверстие рассыпавшегося лобового стекла.
Как ни странно, но ни передние, ни задние двери "пятерки" от удара не заклинило, а потому и соратники, и "извозчик" с моржовыми усами свободно выбрались из автомобиля. Никто из них сильно не пострадал. Только Федор ушиб колено о переднее сиденье, да "бомбила" расквасил нос о руль.
С минуту потаращившись на вырывающийся из разбитого радиатора пар, он понес полушизофренический бред:
-Я ехал не больше пятидесяти. На другой стороне "Икарус" красный. Не больше пятидесяти. А грузовик резко затормозил. Затормозил. Вы же видели. Будете свидетелями. Свидетелями.
-Пошел ты, морячок, знаешь куда?! Нас с другом чуть не угробил, теперь хочешь, чтобы мы честного работягу дерьмом измазали? — взвился Валька. — За рулем на дорогу нужно смотреть, а не по карманам шариться. — И уже спокойно спросил у водителя грузовика, — До "Дружного" далеко?
Пребывающий в прекрасном расположении духа оттого, что его ЗИЛ цел и он абсолютно не виновен в аварии, шофер с радостью дал исчерпывающий ответ.
-Метров через двести повернете в лес и пойдете по грунтовке, никуда не сворачивая. Прямо в ворота пансионата и упретесь.
-Бинокль себе морской купи, — крикнул напоследок усатому частнику лесник. — А лучше телескоп, Агамемнон быстрокрылый.
Федор немного помялся, затем подошел к владельцу покореженных "Жигулей", сунул ему в карман сто тысяч.
— На новый радиатор, хоть ты и не заработал.
Лесная дорога была настолько разбита тяжелыми колесами, размыта дождями, что Валька усомнился — смогла бы по ней проехать "пятерка". Об этом он и сообщил Арбузову. Но Федора заботило совсем другое.
-Как бы Молочкова в запой не вдарилась. Кто тогда за Федором Ивановичем присмотрит?
-Не переживай, — успокоил друга лесник. — Молочкова, конечно, баба пьющая, но добрая. Про животину не забудет. Да и через неделю вернешься.
-Думаешь, мы так быстро найдем Любатович?
— Пилюгин свое дело знает. Мимо него муравей не проскочит. Так что дыши полной грудью и отдыхай. Мы на тропе приключений и это прекрасно.
-А если заряйки не существует и все записки старца Иорадиона, просто бред сумасшедшего?
-Радость не в самом счастье, а в его ожидании. Может, и нет заряйки, скорее всего, нет. Но ведь важен сам процесс поисков. А мы ищем, значит живем! Это гораздо лучше, чем бессмысленно сидеть в деревне и жрать горькую. Кто знает, вдруг мы попутно отыщем еще что-нибудь интересное или даже исторически ценное?
Километра через полтора, ушибленная нога Арбузова дала о себе знать. Он подобрал сухую палку, стал опираться на нее как на клюку.
-Где же этот... " Дружный"?
-Не успел Брусловский выругаться, как среди елок показались облезлые, с перекрученными прутьями, ворота пансионата. На них блестел совсем новый навесной замок. Калитка у ворот была распахнута настежь.
Неровная бетонная дорожка вела к пятиэтажному кирпичному корпусу, с многочисленными ячейками балконов, покрытых желтыми козырьками. В таких типичных для советского времени пансионатно-санаторных постройках, как правило, на первом этаже располагалась администрация.
Не сговариваясь, друзья двинулись вперед по бетонке. Мимо них пролетела стайка темненьких, коротконогих пацанят с кривыми носами. Тут же Федор получил по лбу неспелой сосновой шишкой.
Стайка приземлилась на безопасном расстоянии от соратников, принялась строить рожицы и обзываться: " Русский, в жопе узкий! Русский свин ленив, как пингвин! Москаль водки нажрался, утром обосрался!"
-Ух, я вам! — погрозил палкой Федор.
Кривоносая стайка вспорхнула, радостно перечирикиваясь на непонятном языке, скрылась в березовой роще.
-Что это было? — моргал глазами Брусловский.
-А черт его знает? — Федор переломил о колено палку и выбросил в кусты. — Пошли в администрацию.
В просторном холле, за стойкой, сидел мужчина с зеленой повязкой на голове, смотрел телевизор.
Брусловский вежливо поздоровался, спросил где здесь начальство. Мужчина обернулся, и парни вздрогнули. Его необычайно красное, широкое лицо напоминало исклеванное воронами яблоко. Было оно не то что не симпатичным, а страшным.
Видно твоим личиком, подумал Федор, черный порох в ступе толкли. А порох-то и взорвался. Но вот карие глаза некрасивого мужчины оказались на удивление добрыми.
-Я за начальство. Мария Ильинична заболел. Ангин с бронхитом. Спрашивал ее — где летом ангин можно получить, в такую жару? А она не знает.
Только теперь миткэмпферы заметили у страшилы в руках длинный кавказский кинжал, лезвие которого он пробовал большим желтым пальцем.
-Меня Муслим зовут, — мужчина поправил на голове зеленую тряпку, исписанную какими-то иероглифами. — Чего желаете, ребята?
— Чьи это дети на улице? — Федор потер подбитый шишкой лоб.
-Дэээти,— протянул кавказец.— Дикий совсем. Каждый день в Буденовск играют. Вы беженцы?
Валентин раскрыл было рот, но по лестнице начала спускаться шумная ватага цыган. Босые, чумазые, с грудными детьми за спиной, они не стали приставать к молодым людям, а молча вывалились на улицу.
Проводив цыган удивленным взглядом, Брусловский, наконец, перешел к делу.
-Нам нужен номер на пять человек.
-На пять? — заблестел глазами исполняющий обязанности начальника. — Тогда зачем номер, дом бери. Бунгалом называется. Как раз один есть, в лесу стоит.
-Дорого?
-А что дорого? Двести пятьдесят долларов в месяц.
Федор со стремительностью японского калькулятора принялся подсчитывать имеющиеся в наличности деньги. Если рубли перевести в "зеленые", то получается сто пятьдесят.
-Сколько за неделю?
Кавказец покраснел еще больше.
-Зачем на неделю, слушай? Воздух, пруд, тихо, как в рай попал.
-Монастырь далеко?
-Почему далеко? Кругом монастырь.
-Так почем неделя?
-Ай! Давай пятьдесят баксов.
-Пятьдесят на четыре недели — двести. А ты за месяц двести пятьдесят хочешь.
Воткнув кинжал в стул, Муслим заулыбался.
-Не огурец предлагаю, дом, а ты считаешь. Вас двое, а вы хоть всех родственников приводите, слова не скажу.
-С кормежкой?
-Какой кормежка? Сюда приходи, тут кухня есть, готовь хоть плов, хоть чебуреки.
Приятели лишь сейчас учуяли, что в корпусе воняет жареной селедкой и протухшими помидорами.
-Ладно, — согласился владелец шотландского производителя, — держи паспорта.
-Ай! Не надо паспорта. И так верю, вон в книжку запишись.
Нацарапав в толстой ученической тетради свои фамилии, друзья взяли ключи, направились к выходу. В дверях лесник-филолог задержался.
-А чего у тебя, Муслим, за повязка на голове?
Тот уже вновь припал к телевизору и, не оборачиваясь, ответил:
-Газават объявил.
-Кому?
-Сам не знаешь? Неверным. Сколько время?
Валентин достал из кармана старинный хронометр.
-Без одной минуты...
-Ох, ох! — подскочил "красавец".— Шамиль, Ахмат, на салат пора!
Откуда-то из соседних комнат выползли еще два лица кавказской национальности. Возле стойки расстелили циновки, плюхнулись на них коленями. Муслим выключил телевизор, щелкнул кнопку на магнитофоне. "Алллааа — а-а Акбар!",— разнеслось по всем коридорам корпуса. Заместитель неведомой, заболевшей ангиной начальницы, устроился рядом с единоверцами, принялся бить поклоны, высоко задирая вверх задницу.
-Ну, попали!— вытер со лба пот Федор.— Ваххабитский притон.
-А-а,— легкомысленно махнул рукой лесник-филолог, — не все ли равно. Главное, монастырь рядом. Завтра Владимир Семенович с Вашим преподобием пожалуют. Если что, разберутся.
-Конечно, они разберутся, — ухмыльнулся Арбузов, припоминая, как капитан со святым отцом первыми драпали от дурака Гаврилы.
Домик, с крашенным в зеленый цвет резным крыльцом, понравился друзьями. Был он небольшой, но очень аккуратный — не успел еще обветшать за смутное постперестроечное время. С противоположной от крыльца стороны, имелся даже гараж с крепкими воротами, но на нем висел замок. Внутри тоже прилично — маленькие сени с вешалками и опрятная, с двумя солдатскими кроватями комната. Возле печки-голландки — несколько стульев, а в углу штук пять раскладушек.
Приятели повалились на скрипучие кровати, стали обдумывать дальнейший план действий. Было очевидно, что сегодня Федор не ходок и ему следует остаться в пансионате, подлечить ногу. Брусловскому же придется одному сходить на станцию, повесить возле касс объявление для соратников. Ну и купить чего-нибудь, пожрать.
-Может, мне сначала к монастырю сходить? — Валька листал древний, как рукопись старца Иорадиона, журнал "Огонек".
-Зачем? Пилюгин не велел.
-Если монастырь рядом, нужно же узнать к нему дорогу! Не бойся, я без самодеятельности. Гляну и сразу на автобус, в город. Бабки на станции говорили, что от него до центра всего пятнадцать минут езды.
-Хочешь, иди, — Федор снял штаны, принялся рассматривать темный синяк под коленом. — Только день сегодня не наш.
-Я мигом, — обрадовался согласию друга Валентин.
-Водки не покупай. Пока ни к чему.
-Сам знаю, не дурак, — обиделся Брусловский.
Он снял куртку, повесил ее на стул.
-Больно жарко, так легче будет.
Федор выделил другу несколько купюр и тот, не задерживаясь, направился к Муслиму, узнать ближайший путь до Саввино-Сторожевской обители.
Через минуту в дверь домика постучали. Арбузов решил, что зачем-то вернулся Валька и штанов надевать не стал. На крыльце стояли две женщины южного типа, а вместе с ними несколько чумазых, крючконосых парнишек. Из тех, что запулили в него шишкой и кричали обидные для любого русского человека слова.
-Здравствуйте, извините, — заговорила самая высокая женщина со смешным, перетянутым черной резинкой хвостиком на затылке и бегающими глазами. — Мы сами беженцы из Нагорного Карабаха. Дом из пушек расстреляли, вещи все погорели. Пешком сюда добирались, — южанка всплакнула. — Дети не читать, ни писать не умеют.
-Так вы извиняться пришли? — догадался Федор. — Я все понимаю и зла не держу.
-Нет, — завращала еще шустрее глазами беженка. — Помогите чем можете. Дом сгорел, отец, мать, братья погорели.
-Чем же я могу?
-Вижу сердце у вас доброе, ласковое. Дайте на хлебушек, дети голодают.
Федор затоптался на крыльце, словно жеребец у водопоя. Жалко, конечно, беженцев, да деньги не его, Пилюгина. Впрочем, как не дать на хлеб погорельцам?
Не закрывая двери, он вернулся в комнату, достал из брючного кармана несколько банковских ассигнаций.
-Вот двадцать тысяч, больше не в силах.
Высокая женщина с не устающими бегать глазами, схватила деньги обеими руками и, не поблагодарив, пошла прочь. За ней ринулись все остальные.
Вот времена наступили, горько размышлял Федор, растянувшись на солдатской койке, ни один народ беда не обошла.
За дверью вновь раздался стук. Теперь Арбузов все же надел штаны.
С порога на него хлопал глазенками коренастый, широкоплечий мужчина с длинными, будто пейсы, бакенбардами и ухоженными, квадратными усиками. За его плечом маячила тоже плотная и низкорослая тетка в цветастом платке и в зеленом, с жабо, платье. Она без конца облизывала ярко накрашенные красной помадой губы.
— Клим Кацапко, — представился коренастый. — А это моя супруга Мила Кацапко. Мы беженцы.
Сглотнув слюну, Федор довольно неприветливо пробурчал:
-Больше денег нет. Вернее, есть, но они не мои. Обратитесь к кому-нибудь еще.
-Вы не поняли, — Клим Кацапко нагло сунул в дверной проем ботинок, — Мы не попрошайки. Хоть и беженцы, но сами готовы предложить вам денег.
— За что? — удивился Арбузов.
-Всего пару минут внимания. Позвольте попросить у вас сигарету?
-Я не курю.
-И правильно. Не переставая, твержу жене, чтобы она тоже бросила курить, но Милочка ни в какую.
Милочка покрутила бородавчатым носом, ничего не сказала.
-Так вот. Мы готовы предложить вам хорошие деньги за небольшую услугу. До политического апокалипсиса мы жили, не поверите, в селе Звенигород Львовской области. Во времена Киевской Руси наше село было городом и называлось Звенигород Галичский. От него-то и пошло название вашего Звенигорода. После распада Союза, я открыл в области два продуктовых магазина. Однако националисты разграбили и предали их огню. И знаете за что? За фамилию Кацапко. Кацапами обзывают на Украине русских. Но я-то чистокровный хохол. Милочка не могла пройти по улице, в нее бросали камнями. Словом, пришлось бежать в Россию. Теперь мы здесь хохлы, а на родине кацапы. У вас водички нет? — Клим распахнул дурно пахнущий рот, показывая Федору, что там все пересохло.
-Не знаю, мы только вселились.
-Нет и не надо, — закрыл пасть хохол.— Мы с Милочкой живем здесь, в соседнем домике, видите, за сосенками синеет? Раз в две недели в пансионат привозят гуманитарную помощь. А что это за помощь, спросите меня. И я вам отвечу. Просроченные сникерсы, крупа и сахар. Вот мы и решили открыть семейную похмельный трактир.
